Югъ. Картины изъ историческаго прошлаго южныхъ славянъ чешскаго писателя, Прокопія Хохолоушка. I. «Послѣдній король Босніи». Съ чешскаго перевелъ Г. И Гилякъ, съ портретомъ автора по заграничному клише. Цѣна 1 р. Москва. 1881 г.
Русская публика слишкомъ мало знакома съ литературой славянъ вообще и съ чешской въ частности. Оно и понятно. Если мы не вполнѣ успѣваемъ передавать на русскій языкъ все, что появляется хорошаго у высоко развитыхъ въ литературномъ отношеніи народовъ Запада, то гдѣ же найти времени и силъ слѣдить еще за литературой славянъ? Казалось, мы взяли у нихъ то, что представляла самаго лучшаго и оригинальнаго ихъ литература: мы взяли ихъ пѣсни. А больше что же?…
Но вотъ г. Гилякъ рѣшается познакомить публику съ однимъ изъ чешскихъ романистовъ, П. Хохолоушка (1814—1864 г.). По словамъ переводчика, это одинъ «изъ лучшихъ писателей Чехіи, вся жизнь котораго служила страстнымъ выраженіемъ убѣжденій, составляющихъ основу всѣхъ его литературныхъ трудовъ». Онъ умеръ въ нищетѣ, гонимый врагами славянъ.
«Югъ» представляетъ картины страданія южныхъ славянъ. Одну изъ этихъ картинъ: «Послѣдній король Босніи» — и перевелъ г. Гилякъ.
Предпослѣднимъ королемъ Босніи былъ Стефанъ Томашъ, женатый на Екатеринѣ Косаревнѣ, дочери властителя Герцоговины. Не имѣя отъ нея дѣтей, Стефанъ привязался всею силой отцовской любви къ своему незаконному сыну, рожденному отъ очень умной и энергичной женщины, напоминающей своей энергіей нашу Марѳу Посадницу, отъ нѣкоей Воякціи. Король далъ мальчику свое имя Томашевичъ и объявилъ его законнымъ наслѣдникомъ престола. Жену короля, Екатерину, сильно любилъ воевода боснійскій, Радичъ. И вотъ, когда королю оставалось уже недолго жить, Томашевичъ и Радичъ рѣшаютъ покончить съ нимъ. Томашевичъ — изъ боязни, что вдругъ родится законный наслѣдникъ и ему придется потерять корону; Радичъ — чтобы вернуть къ себѣ Екатерину, сдѣлаться ея законнымъ мужемъ.
Венгрія нашла для себя выгоднымъ помочь заговорщикамъ и обѣщала сдѣлать на Боснію фальшивое нападеніе. Въ то время, когда всѣ воины и даже тѣлохранители короля, перянники, бросились отражать нападеніе венгерцевъ, Радичъ и Томашевичъ вбѣжали въ палатку короля, и Томашевичъ задушилъ отца шнуркомъ, на которомъ всегда носилъ кинжалъ.
Дѣло было кончено, короля не стало. Убійца и его сообщникъ думали, что ночь скрыла отъ всѣхъ ихъ преступленіе. Но у короля былъ вѣрный перянникъ Илья. Давно казался ему Томашевичъ подозрительнымъ, и онъ зорко слѣдилъ за каждымъ шагомъ наслѣдника. И въ этотъ разъ онъ шелъ по его пятамъ и тайно проскользнулъ въ палатку въ то время, когда умирающій король простоналъ: «Илья, Илья, отмсти за меня»! Вѣрный слуга рѣшилъ отомстить во что бы то ни стало, — отомстить непремѣнно, еслибы даже пришлось пожертвовать родиной, соотечественниками… Съ затаенною местью и забытымъ въ попыхахъ Томашевичемъ шнуркомъ онъ вышелъ изъ палатки.
Убійца между тѣмъ достигъ своего. Послѣ одержанной побѣды надъ мнимымъ врагомъ, Венгріей, войско горячо расположилось къ побѣдителю — Томашевичу и даже спокойно отнеслось къ извѣстію о внезапной смерти Стефана. Оно тотчасъ охотно провозгласило Томашевича королемъ.
Радичъ тоже былъ у цѣли. Благодаря ловкимъ манёврамъ теперь возвысившейся Воякціи, Екатерина дала Радичу надежду на будущее счастье. Ободренный, онъ поѣхалъ къ турецкому султану, которому Боснія уже давно платила дань, чтобы сохранить съ нимъ и при новомъ правителѣ прежнія дружескія отношенія.
На возрастающее счастье преступниковъ мстительнымъ окомъ смотрѣлъ Илья. Его душа просила мести. И вотъ, когда все королевское семейство жило въ монастырѣ, гдѣ недавно происходили похороны Стефана, Илья ночью потаеннымъ ходомъ проникъ къ женѣ покойнаго короля. Здѣсь онъ явился нарушителемъ уже зародившихся мечтаній Екатерины о будущемъ счастьи съ Радичемъ. Онъ показалъ ей снурокъ Томашевича, поднятый въ палаткѣ покойнаго короля, повелъ ее въ склепъ, гдѣ помѣщалась гробница Стефана, и тамъ показалъ ей на шеѣ покойнаго рубецъ, явный признакъ удушенія. Передъ гробницей умерщвленнаго короля онъ заставилъ ее дать клятву, что она будетъ мстить. И они оба въ эту же ночь пустились въ бѣгство, въ Герцеговину…
Томашевичъ сильно струсилъ, узнавъ о побѣгѣ. Онъ догадался, въ чемъ дѣло, и поспѣшилъ какъ можно скорѣе короноваться… По месть гналась за нимъ… Илья уже явился къ турецкому султану съ доносомъ на Томашевича, какъ на убійцу. Султанъ пожелалъ воспользоваться такимъ положеніемъ дѣлъ: потребовалъ ради сохраненія мирныхъ отношеній вторичной дани. Венгрія тоже не хотѣла упустить благопріятный моментъ, чтобъ окончательно разорить Боснію, и потребовала отъ убійцы Томашевича войны съ султаномъ. Тѣснимый со всѣхъ сторонъ, король-убійца началъ войну. Благодаря Воякціи, въ войнѣ ему сталъ помогать и Радичъ, который былъ сильно огорченъ бѣгствомъ Екатерины… А месть между тѣмъ не дремала…
Илья явился въ станъ боснійцевъ, внушилъ имъ чувства ненависти къ обоимъ предводителямъ, какъ къ преступникамъ… При сознаніи, что ими предводительствуютъ убійцы, боснійцы не вѣрили въ успѣхъ войны: вѣдь самъ Богъ теперь долженъ быть противъ нихъ. И они проигрывали сраженіе за сраженіемъ… Радичъ рѣшилъ лучше погибнуть, чѣмъ сдаться живымъ. Томашевичъ, напротивъ, сдался. Его взяли въ плѣнъ, войдя съ нимъ въ извѣстныя соглашенія. Когда же было побито и остальное войско, предводительствуемое Радичемъ, когда, наконецъ, былъ убитъ и самъ Радичъ, то, вмѣсто исполненія обѣщанныхъ плѣнному королю условій, турки совершили самую звѣрскую казнь надъ Томашевичемъ:
«Съ него съ живого содрали кожу, чтобы въ цвѣтахъ пурпура скончался послѣдній король Босніи — Стефанъ Томашевичъ»! (стр. 197).
Но не на этомъ оканчивается романъ. Вмѣсто эпилога, представлена картина разрушенной и разоренной Босніи. Не осталось и слѣда отъ прежняго богатаго монастыря, гдѣ находилось тѣло убитаго короля. Сюда-то, къ этимъ развалинамъ, пришелъ искать его могилу вѣрный Илья. Когда онъ, угрюмый, блуждалъ по развалинамъ, мимо проѣзжало нѣсколько уцѣлѣвшихъ отъ битвы перянниковъ… И послали они проклятіе Ильѣ за то, что, увлекшись местью за одного человѣка, онъ погубилъ весь народъ, всю страну! Илья умеръ тутъ же на развалинахъ монастыря, мучимый угрызеніями совѣсти…
Мы привели только канву романа, на которой мѣстами вышиты довольно недурныя, даже эффектныя картины. Такова первая картина: ночь въ лагерѣ. Неподалеку отъ царской палатки, окруженной перянниками, сидитъ Томашевичъ, погруженный въ глубокую думу. Огонь, разведенный передъ королевскою палаткой, освѣщаетъ его темную фигуру. «Подперши рукою голову, онъ лишь изрѣдка встряхивалъ шапкой, безъ чего можно было бы подумать, что его одолѣла дремота. Этотъ мужчина казался очень крѣпко сложеннымъ; на немъ висѣла львиная шкура, украшенная у плечъ орлиными крыльями, что составляло принадлежность знатнаго вождя»… (стр. 2).
Не менѣе эффектна вышла и сцена у рѣки, когда Томашевичъ колеблется, пербиравляться ли ему на тотъ берегъ, чтобы вступить въ заговоръ съ Венгріей для достиженія короны; или, напримѣръ, сцена убійства, сцена между Ильей и Екатериной въ склепѣ, у гробницы короля… Всѣ онѣ происходятъ подъ таинственнымъ покровомъ ночи и по своей декоративной красотѣ такъ и просятся на театральныя подмостки… И какая бы вышла эффектная драма изъ этого романа! Тутъ есть и нѣсколько монологовъ, полныхъ драматизма и сценичности…
Романъ сильно отражаетъ на себѣ не только вліяніе Шекспира, а прямо подражаніе, мѣстами доходящее до мелочей. «Послѣдній король Босніи» детально напоминаетъ драму Макбетъ. Сперва намѣреніе убить, чтобы добыть корону, — убить человѣка, который его крѣпко любитъ… Начинаются колебанія. Честная юная душа возмущается, не въ силахъ совершить злодѣйства. Радичъ, занимающій въ данномъ случаѣ мѣсто леди Макбетъ, подбиваетъ на убійство перспективою короны и разсѣиваетъ колебаніе… Но вотъ убійство совершено. Чистая юная совѣсть Томашевича, до сихъ поръ не совершившаго еще ничего дурного, потрясена, возмущена, и Томашевичъ, подобно Макбету, заговаривается, видитъ тѣни ит. д.
Несмотря на это несомнѣнное подражаніе Шекспиру, все же чувствуется, что Хохолоушка не заурядный копіистъ; все съ болѣе и болѣе возрастающимъ интересомъ заставляетъ онъ слѣдить за событіями и лицами, хотя, правда, мало развивая характеры послѣднихъ…
Чтобы познакомить съ манерой писать этого нелишеннаго дарованія чешскаго писателя, мы приведемъ одно изъ очень недурныхъ мѣстъ его «Юга» — король въ плѣну.
«Пасмурная ночь. На небесномъ сводѣ тускло мерцаютъ звѣзды, и ихъ туманный тусклый свѣтъ все-таки выдѣляетъ изъ темноты дальній лагерь, вьющійся вокругъ горы. На вершинѣ этой горы, какъ сотканныя, высятся гигантскія башни и бастіоны крѣпости. Въ одной изъ палатокъ лежитъ на своемъ ложѣ Стефанъ Томашевичъ, бывшій король Босніи, погруженный въ крѣпкій сонъ… Сонъ?… Возможно ли спать человѣку, который такъ внезапно упалъ съ высоты земной славы и власти? Придетъ ли сонъ къ тому, всѣ блестящія надежды и великія намѣренія котораго разлетѣлись, какъ мыльный пузырь, такъ что изъ всей его власти, изъ всего его блеска не осталось ничего, кромѣ внутренняго червя, гложущаго его совѣсть?… Если можетъ спать такой человѣкъ, то спалъ и король Томашевичъ… Но нѣтъ, истощеніе тѣла и духа, оцѣпенѣніе на развалинахъ своего престола, съ обломками королевской короны подъ головой, нельзя назвать сномъ!…» (стр. 185).
Какой драматизмъ чуется въ душѣ короля, когда прислушиваешься къ этимъ размышленіямъ автора надъ развѣнченнымъ и измученнымъ убійцею! Декорація опять изображаетъ ночь, какъ и во всѣхъ другихъ эффектныхъ сценахъ романа…
Мы привели это мѣсто съ цѣлью не одного знакомства съ манерой писать г. Хохолоушка, а также и дать обращикъ перевода, который если мѣстами и страдаетъ, то больше съ корректурной стороны.