ЭПИЗОДЪ ИЗЪ СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРІИ СРЕДНЕЙ АЗІИ.
правитьГеографическій терминъ «Средняя Азія» часто встрѣчается въ настоящее время въ русской печати; но для большинства нашей публики — это, весьма естественно, terra incognita, хотя дѣло и идетъ о близкихъ теперь къ намъ сосѣдяхъ, съ которыми Россія издавна ведетъ значительную торговлю.
Населенныя осѣдлыми жителями, хотя и окруженныя кочевниками, ханства Средней Азіи: Хива, Бухара и Коканъ, расположены въ бассейнахъ двухъ большихъ рѣкъ, Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, вытекающихъ изъ нагорной площади Памиръ и впадающихъ въ Аральское Море. Безконечныя степи, прилегающія къ нимъ съ сѣвера и востока, служатъ кочевьями киргизовъ, племени монгольскаго, нѣкогда столь грознаго при Чингис-ханѣ и Тамерланѣ; по западную же сторону Хивы и Бухары, начиная съ прибережьевъ Каспійскаго моря и почти до горъ Гинду-Куша, кочуютъ туркмены, которыхъ главный промыселъ разбои, ловля людей и торговля ими. Въ недавнія еще времена, туркмены, равно какъ и киргизы, хватали русскихъ рыболововъ и мореходовъ, и пограничныхъ жителей оренбургскихъ и западно-сибирскихъ селеній, и продавали въ неволю въ Хиву и Бухару; но съ 1840 г., послѣ хивинскаго похода покойнаго Василія Алексѣевича Перовскаго, и прочнаго водворенія нашего въ киргизской степи, это прекратилось: теперь главный живой товаръ туркменовъ составляютъ персіяне, захватываемые изъ прилегающихъ къ степямъ областей Персіи.
Жители всѣхъ этихъ трехъ ханствъ, равно какъ и кочевники — магометане сунитскаго толка: не признавая магометанами еретиковъ-шіитовъ, персіянъ, они не считаютъ грѣхомъ держать ихъ въ рабствѣ, вопреки велѣніямъ Корана. Одно бухарское ханство, самое производительное, населенное и могущественное изо всѣхъ трехъ, благодаря благоразумному, хотя и звѣрскому деспотизму своихъ эмировъ, покойнаго Насеръ-Уллы и сына его Музаффара, воцарившагося въ концѣ 1861 года, пользуется благоустройствомъ, на сколько оно возможно при исламизмѣ; остальныя же раздираются постоянными кровавыми смутами.
Хлопокъ, шелкъ, сушеные плоды (изюмъ, миндаль, урюкъ или абрикосы), рисъ, халаты, бумажныя одѣяла, ковры и грубыя бумажныя ткани — вывозятся изъ этихъ ханствъ караванами въ Россію; отъ насъ они получаютъ кожи (юфть), суда, ситцы, желѣзныя, мѣдныя и чугунныя издѣлія, сахаръ и разныя незатѣйливыя произведенія нашихъ мануфактуръ.
Хивинское ханство — оазисъ низовьевъ Аму-Дарьи. При жаркомъ и бездождномъ континентальномъ климатѣ, оно превосходно воздѣлано помощью искуственнаго орошенія изъ канавъ, наполняемыхъ рѣкою Аму-Дарьею. Сѣверная часть ханства, Кунградская область, граничащая къ сѣверу съ Аральскимъ моремъ, заключается между рукавами, на которые раздѣляется Аму-Дарья передъ своимъ впаденіемъ въ море; кромѣ нѣсколькихъ маленькихъ крѣпостишекъ, служащихъ опорами хивинскому владычеству, въ ней одинъ городъ Кунградъ, при рукавѣ Тальдикѣ, главный базаръ для всѣхъ жителей области.
Въ Кунградѣ отъ семи до восьми тысячъ жителей: узбековъ, потомковъ завоевателей тюркскаго племени, пришедшихъ съ Надиръ-Шахомъ въ 1780 г., и составляющихъ родъ аристократіи; сартовъ или таджиковъ, потомковъ древнихъ персовъ, занимающихся торговлею и почти слившихся съ узбеками; наконецъ, каракалпаковъ и киргизовъ. Вся же область имѣетъ отъ 80 до 90,000 жителей, которыхъ большинство составляютъ каракалпаки, мирные и трудолюбивые, преимущественно занимающіеся хлѣбопашествомъ, жившіе прежде на низовьяхъ Сыр-Дарьи, вытѣсненные оттуда киргизами во второй половинѣ прошлаго столѣтія, и расположенные теперь вдоль рукава Улькуи-Дарьи; и киргизы, кочующіе около крайнихъ рукавовъ Аму-Дарьи, живущіе скотоводствомъ, а самые бѣдные изъ нихъ — хлѣбопашествомъ. Я уже имѣлъ случай упомянуть (въ описаніи средняго теченія рѣки Сыр-Дарьи, читанномъ мною 2-го декабря 1864 въ «Русскомъ Географическомъ Обществѣ»), что весьма многіе изъ киргизовъ и нѣсколько каракалпаковъ перекочевали на вашу сыр-дарьинскую линію, подъ защиту русскихъ.
Предлагаемый разсказъ можетъ дать понятіе о происшествіяхъ, самыхъ обыкновенныхъ въ ханствахъ Средней Азіи, и о томъ, каково тамъ живется.
До 1814 года, нынѣшняя Кунградская область Хивинскаго ханства, занимающая дельту рѣки Аму-Дарьи, была впродолженіе 18-ти лѣтъ независимымъ владѣніемъ, которымъ управлялъ узбекъ Тюря-Суфи, постоянно враждовавшій съ хивинскимъ ханомъ Мухамед-Рахимомъ. Подъ конецъ своей жизни Тюря-Суфи ослѣпъ. Мехтеръ его, Мендыгаске, подкупленный хивинскимъ ханомъ, много разъ напрасно пытавшимся снова покорить себѣ Кунградъ, убилъ старика и послалъ его голову въ Хиву. Съ тѣхъ поръ Кунградъ снова подпалъ подъ власть Хивы и былъ управляемъ сначала Мендыгаской, а потомъ, до осени 1858 года, сыномъ его, Кутлы-Мурадомъ. Во время умерщвленія стараго Тюря-Суфи, дочь его была беременна Мухамедомъ-Фана, которому было суждено отмстить за смерть дѣда.
Уцѣлѣвшіе родственники Тюря-Суфи жили въ Хивинскомъ ханствѣ въ совершенной бѣдности; внукъ его, Мухамедъ-Фана, придя въ возрастъ, нанимался въ работники то къ тому, то къ другому изъ кунградскихъ жителей, чтобъ не умереть съ голоду.
Кутлы-Мурадъ управлялъ кунградскою областью подъ нѣкотораго рода надзоромъ хивинскаго чиновника, есаулъ-баши Мамета, родомъ калмыка. Теперешній хивинскій ханъ Сеидъ-Мухамедъ — «Отецъ величія», какъ онъ себя титулуетъ — поставилъ себѣ за правило не облекать своею довѣренностью въ отдаленныхъ отъ столицы мѣстахъ чиновниковъ изъ природныхъ хивинцевъ, въ особенности изъ людей значительныхъ: онъ посылаетъ туда людей безродныхъ, выведенныхъ имъ самимъ изъ ничтожества и всѣмъ обязанныхъ ему одному, а потому имѣющихъ прямой интересъ не измѣнять своему благодѣтелю; притомъ, если понадобится казнить такого выскочку, то нечего опасаться за него кровной мести или возмущенія его родственниковъ.
Кутлы-Мурадъ и есаулъ-баши-Маметъ были ненавидимы до нельзя кунградскими узбеками, каракалпаками и киргизами, за свою жестокость, жадность и неумолимую строгость при собираніи податей въ пользу хана и свою собственную. Кутлы-Мурадъ былъ въ ссорѣ со многими изъ своихъ родственниковъ; ропотъ въ народѣ противъ него усиливался; многіе изъ узбековъ поджигали эту ненависть; въ особенности старались о томъ Мухамедъ-Фана и Кулманъ-бій, приходившіеся ему также сродни. Наконецъ, лѣтомъ 1858 года, когда посольство флигель-адъютанта Игнатьева было въ Хивѣ, составился заговоръ, человѣкъ изъ сорока, съ цѣлью убить Кутлы-Мурада и есаулъ-баши Мамета, отложиться отъ Хивы и сдѣлать кунградскимъ ханомъ Мухамедафана, какъ старшаго изъ потомковъ Тюря-Суфи. Въ заговорѣ участвовалъ киргизскій бій Азбергень, убѣжавшій въ Хиву изъ русскихъ предѣловъ, послѣ убійства въ 1856 г. султана-правителя западной части Малой Орды, Арслана.
Мухамедъ-Фана говорилъ бію Азбергеню, что такъ-какъ кунградцевъ немного и имъ однимъ не устоять противъ Хивы, то онъ намѣренъ вступить въ союзъ съ туркменскимъ ханомъ Ата-Мурадомъ и призвать на помощь туркмевъ-ямудовъ, кочующихъ около западной окраины хивинскаго ханства. Азбергень возсталъ противъ этого всѣми силами, утверждая что имъ послѣ не развязаться съ туркменами, буйными, хищными и вѣроломными разбойниками, которымъ ни въ чемъ нельзя вѣрить, которыхъ онъ давно знаетъ и съ которыми не хочетъ имѣть никакого дѣла. Азбергень увѣрялъ, что кунградцы вмѣстѣ съ киргизами всегда могутъ отстояться безъ посторонней помощи. Мухамедъ-Фана согласился съ нимъ послѣ краткаго спора, а самъ воспользовался временемъ, когда Азбергень въ августѣ ѣздилъ по требованію хана въ Хиву, пробрался тайно въ кочевья туркменовъ и уговорился съ ихъ ханомъ, Ата-Мурадомъ.
Есаулъ-баши жилъ въ такъ-называемомъ ханскомъ дворцѣ — обширномъ строеніи подлѣ базара и караванъ-сарая, а Кутлы-Мурадъ за городомъ, въ своемъ саду. Разъ, въ половинѣ августа, заговорщики нарочно подняли на базарѣ шумъ и драку, и потомъ человѣкъ двадцать отправились гурьбою къ есаулъ-баши съ громкими жалобами, съ тѣмъ чтобъ вслѣдъ за ними втѣснились къ нему другіе и чтобъ убить его во время разбирательства. Они однако не посмѣли напасть на него и разошлись. Вскорѣ потомъ есаулъ-баши поѣхалъ въ Хиву.
Въ то время, когда аральская флотилія, привезшая для нашего посольства подарки, предназначенные хивинскому хану и бухарскому эмиру, стояла передъ Кунградомъ, Кутлы-Мурадъ и есаулъ-баши принялись тесьма дѣятельно исправлять полуразрушенную городскую стѣну, чтобъ не пропустить русскихъ судовъ вверхъ по Аму-Дарьѣ, еслибъ они пришли туда въ другой разъ. Это было въ началѣ іюля. Главный строитель Кутлы-Мурада и весьма приближенный къ нему узбекъ, былъ имъ какъ-то обиженъ, а потому также присоединился въ заговорщикамъ.
Въ исходѣ сентября, когда суда наши давно уже ушли и всѣ крѣпостныя работы были кончены, строитель поѣхалъ къ Кутлы-Мураду и просилъ его осмотрѣть работы, сказать такъ ли онъ исполнилъ данныя ему приказанія и не нужно ли чего передѣлать. Кутлы-Мурадъ велѣлъ осѣдлать себѣ лошадь. Персіянинъ-невольникъ, искренно къ нему привязанный, совѣтовалъ ему хорошенько вооружиться и взять съ собою нѣсколько человѣкъ; но тотъ обругалъ его, говоря что ему бояться нечего, и поѣхалъ къ городу вдвоемъ со своимъ инженеромъ.
На мосту передъ въѣздомъ въ Кунградъ стояли Мухамед-Фана и Кулман-бій. Оба они подошли въ Кутлы-Мураду и Кулмаи-бій сказалъ, что имѣетъ жалобу; между тѣмъ, инженеръ спѣшился, а Мухамед-Фана подошелъ еще ближе.
— Какая у тебя жалоба? спросилъ Кутлы-Мурадъ.
— Теперь скоро будутъ собирать подати, отвѣчалъ Кулман-бій: — а изъ насъ много бѣдныхъ, которымъ нечѣмъ платить.
— Да мнѣ какое дѣло, нечѣмъ платить? — ну, продавайте вашихъ дѣтей!
— Какъ, намъ продавать своихъ дѣтей! воскликнулъ Кулман-бій и ухватился за саблю Кутлы-Мурада; въ то же мгновеніе инженеръ сдернулъ его съ лошади, а Мухамед-Фана перерѣзать ему горло и выпилъ его крови, въ знакъ удовлетворенія кровной мести за смерть дѣда, старика Тюря-Суфи.
Заговорщики, слѣдившіе за этой сценой, бросились тотчасъ же въ городъ, убили шестерыхъ хивинскихъ таможенныхъ и сборщиковъ податей, и провозгласили Мухамеда-Фана кунградскимъ бекомъ. Узбеки Юсеп-бій и Палван-бій, родственники Кутлы-Мурада, главные его приверженцы и помощники, ненавидимые народомъ наравнѣ съ нимъ, были въ день убійства въ Хивѣ. Сообщники Мухамеда-Фана умертвили немедленно старшаго сына Юсеп-бія, а на другой день его младшаго сына и сына Палван-бія. Старшихъ женъ біевъ не тронули, а младшихъ, равно какъ и женъ сыновей біевъ, послали въ подарокъ туркменскимъ старшинамъ. Разсказываютъ, что изъ злобы на біевъ, заговорщики заставили ихъ родственниковъ, угрожая смертью въ случаѣ отказа, быть палачами этихъ несчастныхъ молодыхъ людей.
Послѣ умерщвленія Кутлы-Мурада, Мухамед-Фана послалъ гонца къ туркменскому хану Ата-Мураду съ извѣстіемъ о происшедшемъ и требованіемъ обѣщанной помощи.
Киргизскій бій Азбергень узналъ объ этомъ, и, негодуя на обманъ Мухамеда-Фана, обѣщавшаго ему не призывать туркменовъ, немедленно со всѣми своими киргизами изъ окрестностей Кунграда, гдѣ у него былъ садъ, подаренный хивинскимъ ханомъ, откочевалъ на 30 верстъ ниже по рукаву Аму-Дарьи, Талдику, гдѣ немедленно выстроилъ себѣ крѣпостцу.
Недѣли черезъ три послѣ умерщвленія Кутлы-Мурада, прибыли въ Кунградъ 25 почетныхъ туркменскихъ старшинъ и батырей, съ небольшою свитой. Первымъ дѣломъ ихъ было провозгласить Мухамеда-Фана ханомъ; всѣ кунградцы признали его въ этомъ званіи. Потомъ, такъ-какъ Азбергень рѣшительно отказался призвать Мухамеда-Фана ни бекомъ, ни ханомъ, туркмены вмѣстѣ съ кунградскими узбеками сдѣлали набѣгъ на его аулы, захватили и убили нѣсколько киргизовъ и угнали значительное количество скота. Азбергень, однако, успѣлъ оправиться и собрать своихъ, ударилъ на хищниковъ и, послѣ сильной схватки, въ которой послѣдніе лишились 60 человѣкъ, воротилъ свой скотъ и выручилъ захваченныхъ людей. Возвратясь въ Кунградъ, туркмены забрали всѣхъ бывшихъ тамъ по своимъ дѣламъ киргизовъ, и держали ихъ какъ невольниковъ. Черезъ нѣсколько времени послѣ этой неудачи, туркмены съ кунградцами, въ числѣ около 500 человѣкъ, снова напали на Азбергеня, но также безуспѣшно.
Черезъ мѣсяцъ послѣ прибытія въ Кунградъ туркменскихъ старшинъ, пріѣхалъ туда ихъ ханъ Ата-Мурадъ, подтвердилъ ханскій титулъ Мухамеда-Фана и возвратился въ свои кочевья, оставя своему союзнику около 500 туркменскихъ наѣздниковъ.
Сначала туркмены вели себя довольно скромно и жили дружно съ кунградцами; но потомъ, утвердившись между ними, стали мало по малу своевольничать, обижая однако преимущественно киргизовъ, подчинившихся Мухамеду-Фана.
Въ серединѣ зимы съ 1858 на 1859 годъ, человѣкъ сорокъ родственниковъ и прежнихъ приверженцевъ Бсеп-бія и Палван-бія, сговорились убить Мухамеда-Фана. Одинъ изъ участниковъ заговора измѣнилъ своимъ товарищамъ и предалъ ихъ; Мухамед-Фана, при содѣйствіи туркменовъ, перехваталъ всѣхъ заговорщиковъ и повѣсилъ ихъ. Исполнителями казней были большею частью туркмены. Жестокость хана возбудила противъ него всеобщую ненависть: онъ же, со своей стороны, сдѣлался подозрителенъ, всюду видѣлъ измѣну, заговоры, и совершенно предался туркменамъ, предоставя имъ полную волю хозяйничать въ Кунградѣ и его окрестностяхъ, грабить и угнетать жителей, отнимать женъ и дочерей и т. п.
Не имѣя никакой казны, чтобъ платить жалованье своимъ союзникамъ, Мухамед-Фана распредѣлилъ ихъ по домамъ или кибиткамъ жителей, которые были обязаны выдавать по раскладкѣ каждому туркменскому всаднику по двѣ серебряныя теньги (90 коп. сереб.) въ день и по стольку же на лошадь. Какъ ни разорителенъ былъ подобный налогъ, тяжесть его усугублялась злоупотребленіями: придетъ, напримѣръ, въ Кунградъ туркменскій старшина или батырь съ 50-го или съ 70-го человѣками, а объявляетъ Мухамеду-Фана, что привелъ 150 или 200 всадниковъ и требуетъ на нихъ жалованья. Безсильный и безхарактерный ханъ, не смѣя повѣрять слова своихъ союзниковъ, назначаетъ извѣстное число кибитокъ жителей, которые должны издавать старшинѣ деньги или припасы по числу объявленныхъ, а не наличныхъ туркменовъ.
Мухамед-Фана перечеканилъ всѣ бывшія въ Кунградѣ хивинскія деньги своимъ штемпелемъ, уменьшивъ ихъ вѣсъ; туркмены отыскали между своими рѣзчика, который поддѣлалъ штемпель кунградскаго хана, и перечеканили его монету въ половинный вѣсъ; этими деньгами, собственной фабрикаціи, они расплачивались на базарѣ, требуя, чтобъ ихъ принимали за настоящія, и бѣда тому, кто осмѣливался отказываться! Туркмены пришли въ Кунградъ безъ женъ; тамъ они отняли женщинъ и дѣвушекъ у узбековъ, киргизовъ и каракалпаковъ, и обзавелись женами. Нѣкоторые, чтобъ придать этому законный видъ, платили за жевъ по червонцу или по два калыма, заставляя мужей и отцовъ силою довольствоваться этимъ; но такихъ деликатныхъ было очень немного: большинство распоряжалось безъ подобныхъ церемоній. Когда жители Кунграда были доведены до совершенной нищеты и имъ уже не изъ чего было платить жалованья туркменамъ, тѣ отнимали у нихъ дѣтей и отправляли къ себѣ на продажу. Ничтожный и запуганный Мухамед-Фава не осмѣливался возставать противъ такихъ вопіющихъ поступковъ. Жалобы на туркменовъ не принимались, да и къ кому было обращаться обиженнымъ, гдѣ искать правосудія? Туркмены ставили ни во что нетолько слабаго Мухамеда-Фана, но и своихъ собственныхъ старшинъ и хановъ; они необузданно буйны, своевольны, вѣроломны, жестокосерды и крайне алчны; они говорятъ съ гордостью, что они батыри (наѣздники) и не подчиняются никому на свѣтѣ, а служатъ по доброй волѣ только тому, кто имъ платитъ. Главный ихъ промыселъ: торговля людьми и человѣческими головами — враговъ того, кому они служатъ — не располагаетъ къ мягкосердечію; зарѣзать человѣка — для нихъ бездѣлица.
Лѣтомъ 1859 года Кунградъ и окрестные жители были разорены такимъ хозяйничаньемъ туркменовъ донельзя; торговли не было почти никакой; всякій боялся привезти что-либо на базаръ; въ будущемъ представлялся голодъ, потому что туркмены скормили своимъ лошадямъ большую часть посѣвовъ, да хивинцы, приходившіе подъ предводительствомъ самого хана покорять Кунградъ, вытоптали значительную часть окрестныхъ пашенъ. Домы кругомъ были разрушены, сады вырублены, жители въ нищетѣ и подъ самымъ дикимъ, необузданнымъ гнетомъ.
За бѣдныхъ и притѣсняемыхъ, въ особенности изъ киргизовъ и каракалпаковъ, вступался одинъ только узбекскій старшина Кулмаг-бій, главный участникъ въ умерщвленіи Кутлы-Мурада. Онъ убѣждалъ Мухамеда-Фана, что такъ править нельзя; что онъ долженъ останавливать своеволіе туркменовъ и защищать своихъ подданныхъ, иначе ему самому не уцѣлѣть: всѣ его убѣжденія не производили никакихъ послѣдствій. Желая избавиться отъ докучнаго совѣтника, Мухамед-Фана послалъ его съ какимъ-то порученіемъ къ туркменскому хану Ата-Мураду, у котораго онъ и жилъ довольно долго и съ которымъ вмѣстѣ пріѣхалъ въ Кунградъ въ началѣ іюля.
Ата-Мурадъ, убѣдившись, что разоренный Кунградъ не представляетъ уже никакой поживы, уѣхалъ недѣли черезъ двѣ въ свои кочевья; съ нимъ отправилось большинство туркменовъ. Изъ нихъ осталось при Мухамедѣ-Фана человѣкъ 60, изъ числа которыхъ десятеро жили при немъ, въ качествѣ тѣлохранителей и соглядатаевъ, а остальные сорокъ размѣщались по кибиткамъ. Кулман-бій остался въ Кунградѣ.
Онъ послалъ отъ себя письмо къ киргизскому султану Истляу, бывшему заодно съ Азбергенемъ, но оставшемуся въ хивинскихъ предѣлахъ, приглашая его соединиться съ кунградцами противъ Мухамеда-Фана и туркменовъ. Истляу отвѣчалъ, что и онъ и всѣ его киргизы охотно присоединятся къ Кулман-бію и готовы признать его своимъ начальникомъ, если онъ только убьетъ Мухамеда-Фана. Около того же времени Кулман-бій получилъ письмо изъ Хивы, въ которомъ ханъ, черезъ одного изъ своихъ приближенныхъ, обѣщалъ ему свои особенныя милости и убѣждалъ доставить ему голову Мухамеда-Фана.
Насилія оставшихся въ Кунградѣ туркменъ превзошли всякую мѣру: они отнимали послѣднее имущество у разоренныхъ жителей, и пуще прежняго хватали попадавшихся имъ на встрѣчу дѣтей и посылали въ себѣ въ аулы на продажу. Ожесточеніе противъ нихъ и рабски-покорнаго имъ Мухамеда-Фана дошло до послѣдней крайности, а потому Кулман-бію стоило небольшого труда подвигнуть на возмущеніе узбековъ, киргизовъ и каракалпаковъ. Главными соучастниками его были узбекскіе старшины Аманъ Кильдибай, Ильтезаръ Аталыкъ и Экимъ, кушбеги (сокольничій) Мухамеда-Фана, самый близкій изъ его чиновниковъ, спавшій постоянно въ его домѣ.
Рано утромъ 1-го августа было у Мухамеда-Фана, подозрѣвавшаго замыслы Кулман-бія, тайное совѣщаніе, на которомъ присутствовало человѣкъ десять ближайшихъ его приверженцевъ: рѣшили напасть на Кулман-бія внезапно, только что они отопьютъ чай, которымъ угощалъ ихъ тогда Мухамед-Фана. Кушбеги, втайнѣ измѣнившій своему хану, хотя и присутствовавшій на совѣтѣ, успѣлъ сообщить обо всемъ Кулман-бію, а тотъ рѣшился, не откладывая, предупредить готовившійся ему ударъ.
Кулман-бій мигомъ собралъ толпу и направился къ ханскому дому, отдѣливъ часть своихъ сообщниковъ къ кибиткамъ сорока туркменовъ, которые были тотчасъ же окружены, обезоружены и связаны. Туркменамъ, составлявшимъ почетную стражу Мухамеда-Фана, было объявлено, чтобъ они не вмѣшивались ни во что, если хотятъ быть живы, и тѣ вышли безъ всякаго возраженія, сѣли на лошадей и ускакали.
Тогда толпа ворвалась въ ханскій домъ. Ее встрѣтилъ двоюродный братъ Мухамеда-Фана, Бій-Тюря, съ нѣсколькими слугами: всѣ они были изрублены, но Бій-Тюря защищался отчаянно и положилъ на мѣстѣ троихъ. Послѣ этого вышелъ самъ Мухамедъ-Фана и сталъ укорять узбековъ, говоря, что они сами сдѣлали его ханомъ, а теперь хотятъ его смерти; ему не дали кончить и тотчасъ же убили безъ всякой пощады.
Киргизъ-очевидецъ этого происшествія разсказывалъ, будто ненависть въ Мухамеду-Фанй дошла до такого неистовства, что толпа не хотѣла допустить, чтобы кровь его пролилась на землю; люди бросились одинъ за другимъ къ трупу и съ жадностью пили кровь изъ его ранъ!
Вмѣстѣ съ Мухамедомъ-Фана былъ убитъ киргизскій бій, недавно выдавшій за него свою дочь, и человѣка четыре его слугъ и ближайшихъ чиновниковъ. Женъ и дѣтей его, равно какъ и задержанныхъ туркменовъ, заперли подъ караулъ. Кулман-бій послалъ голову Мухамеда-Фана къ хивинскому хану съ верховымъ, при письмѣ, въ которомъ выражалъ покорность Кунграда и испрашивалъ повелѣнія, какъ поступить съ семействомъ умерщвленнаго самозванца-хана?
Хивинскій ханъ немедленно прислалъ своего чиновника Метмурадбія (родомъ калмыка) со 100 человѣками войска каракалпаковъ, чтобъ снова принять Кунградъ въ свое подданство; вслѣдъ за нимъ прибылъ туда на лодкахъ другой хивинскій чиновникъ съ сарбѣзами (пѣхотными солдатами) изъ персіянъ, чтобы забрать и доставить въ Хиву семейство Мухамеда-Фана и арестованныхъ туркменовъ; потомъ хивинскій ханъ потребовалъ въ себѣ трехъ главныхъ соучастниковъ Кулман-бія въ убійствѣ Мухамеда-Фана; они не были главными сообщниками его въ умерщвленіи Кутлы-Мурада, а потому имъ очень не хотѣлось отправляться въ Хиву; но дѣлать было нечего, ихъ принудили къ тому силой. Самъ Кулман-бій, зная какъ онъ былъ виновенъ передъ ханомъ и какъ тотъ мстителенъ, сильно побаивался за свою голову; но за него просили киргизскіе и каракалпакскіе старшины, притомъ же онъ былъ покуда нуженъ хану и такъ недавно еще оказалъ ему такую важную услугу — и его не тронули.
Сначала были слухи, что хивинскій ханъ казнилъ всѣхъ вытребованныхъ имъ въ Хиву и истребилъ все семейство Мухамеда-Фана; впослѣдствіи, однако, узнали, что онъ взялъ себѣ женъ его, но сыновей велѣлъ зарѣзать; приведенныхъ туркменовъ принялъ въ свою службу, а всѣхъ остальныхъ помиловалъ. Въ Кунградъ же онъ посадахъ прежняго есаул-баши Мамета; воротилась туда также Юсеп-бій и Палван-бій. Мало-по-малу все вошло снова въ прежнюю колею.
Такъ кончилъ свое поприще Мухамедъ-Фана и это — образчикъ событій, самыхъ обыкновенныхъ въ ханствахъ Средней Азіи.
Производя въ 1859 году изслѣдованіе дельты Аму-Дарьи, я имѣлъ случай быть въ Кунградѣ въ концѣ іюня и видѣть Мухамеда-Фана. Онъ былъ человѣкъ лѣтъ сорока-пяти, весьма высокаго роста и сильнаго тѣлосложенія, красивой, но незначительной наружности, невыражавшей ни ума, ни энергіи; глядя на него, трудно понять, какимъ образомъ онъ могъ составить себѣ партію, достаточно сильную чтобъ умертвить Кутлы-Мурада и его приверженцевъ.
Мнѣ пришлось также видѣть вблизи туркменовъ, и признаюсь, я въ жизнь свою не встрѣчалъ такого букета самыхъ звѣрскихъ и разбойничьихъ физіономій. Желая показать мнѣ особое уваженіе и, безъ сомнѣнія, разсчитывая получить богатый подарокъ, нѣсколько батырей явилось ко мнѣ на пароходъ чтобъ поднести мнѣ хивинскую голову, будто-бы только что добытую съ боя; они были крайне удивлены, когда я не принялъ этого отвратительнаго подарка и велѣлъ имъ объявить, чтобъ они не смѣли являться во мнѣ съ подобными приношеніями. Ужаснѣе всего было то, что голова эта была даже не мужская: они бросились на первую несчастную каракалпачку, работавшую на пашнѣ, отрѣзали ей голову и выщипали волосы, чтобъ сдѣлать ее похожею на бритую мужскую! Мои матросы видѣли даже нѣсколько оставшихся клочковъ длинныхъ волосъ.