Эмбер (Дорошевич)/ДО
| Эмберъ : Интервью съ Парижемъ |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ V. По Европѣ. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 79. |
«Avez vous vu m’dame Humbert?"[1]Парижская пѣсенка.
Это было этимъ лѣтомъ.
— Mesdames! Messieurs![2] Посторонитесь! Посторонитесь! Дорогу г. министру!
Проходилъ удивительно похожій на В. И. Сафонова, «маленькій аббатъ» — г. Комбъ.
— Вотъ бы спросить у него, гдѣ теперь m-me Эмберъ? — засмѣялся въ толпѣ господинъ.
— А развѣ Комбъ знаетъ? — спросила стоявшая рядомъ хорошенькая женщина.
— Tiens[3]!
Онъ только презрительно оттопырилъ губу и свысока взглянулъ на хорошенькую собесѣдницу.
«Стоитъ съ такой дурочкой разговаривать?!»
Меня это, чортъ возьми, заинтересовало.
Я рѣшилъ проинтервьюировать Парижъ. Что думаетъ Парижъ, весь Парижъ, все населеніе о дѣлѣ Эмберъ?
— А что, правительство знаетъ, гдѣ теперь m-me Эмберъ? — спросилъ я у извозчика.
Извозчикъ даже остановилъ лошадь.
— Правительство?
Онъ повернулся ко мнѣ на козлахъ съ раздраженнымъ, почти бѣшенымъ лицомъ.
— Прежде всего у насъ теперь нѣтъ никакого правительства! Есть банда измѣнниковъ: Комбъ и К°. Знаютъ ли они, гдѣ теперь m-me Эмберъ? Ха-ха-ха! Знаю ли я, гдѣ теперь вы? Должны знать, если m-me Эмберъ заплатила Комбу 5 милліоновъ, мошеннику Валле 3 милліона…
— Откуда, citoyen[4], вы знаете такія подробности?
— Отъ Рошфора! Старикъ Рошфоръ, повѣрьте мнѣ, не станетъ даромъ говорить въ своей газетѣ. Старикъ Рошфоръ знаетъ, что печатаетъ! Старикъ Рошфоръ всегда знаетъ, за сколько, когда, кѣмъ продана Франція! Когда Андрэ продалъ насъ Германіи…
— Когда же онъ продалъ?
— А на слѣдующій день послѣ назначенія его военнымъ министромъ!
— Въ 24 часа?
— Разъ существуетъ телеграфъ! Рошфоръ сейчасъ же написалъ: продалъ и за сколько. За 20 милліоновъ. Старикъ Рошфоръ…
— Citoyen[4], ѣдемъ!
— Старикъ Рошфоръ…
— Citoyen[4], ѣдемъ!
— Старикъ Рошфоръ…
Съ извозчикомъ, говорившимъ о «Московскомъ Листкѣ» Парижа, мы остановились у редакціи «Temps[5]», «Русскихъ Вѣдомостей» Франціи.
«Temps[5]» — офиціозный органъ министерства.
Мнѣ надо было видѣть политическаго редактора газеты.
Поговоривъ о дѣлѣ, я спросилъ этого всезнающаго офиціоза:
— Ну, а скажите, правительство-то знаетъ, гдѣ находится m-me Эмберъ?
Онъ улыбнулся той самой улыбкой, про которую говоритъ Гамлетъ:
«Не улыбайтесь такъ, словно вы хотите сказать: „Мы могли бы многое сказать, но мы молчимъ“… „Конечно, если бы хотѣли, мы могли бы“…»
Было рано для палаты, и я заѣхалъ напротивъ въ клубъ «Capucines[6]», — самый крупный изъ игорныхъ клубовъ.
Партія баккара была въ самомъ разгарѣ.
Я обратился къ одному изъ всевѣдущихъ бульвардье.
— А что, какъ вы думаете? Правительство знаетъ, гдѣ теперь m-me Эмберъ?
Онъ отвѣчалъ, продолжая игру:
— Правительство? Сто франковъ первое табло! Оно не хочетъ скандала! Довольно скандаловъ! Бито? Сто франковъ a cheval[7]! Правительство? Франціи необходимо дать время успокоиться. А то что это? Кражи, скандалы, разоблаченія! Второе табло дано! Крупье, передвиньте мои деньги на второе табло! Скоро стыдно будетъ называться французомъ. Что за страна! Разоблаченіе за разоблаченіемъ! Дано? Остается! Не снимаю! «Хороши вы, — скажутъ, — господа!» Франція хочетъ покоя. Опять дано? Половину снимаю. Остальное остается! Покоя! И правительство избѣгаетъ скандала! Оно хочетъ затушить скандалъ. Оно не желаетъ арестовывать! А знаетъ ли оно? Дано? Оставьте, оставьте всю ставку.
Изъ «Capucines[6]», по дорогѣ въ палату, я заѣхалъ въ «Automobile[8]».
Клубъ свѣтскій. Члены — націоналисты, роялисты.
— Знаетъ ли правительство, гдѣ m-me Эмберъ? — съ запальчивостью воскликнулъ молодой человѣкъ съ громкой фамиліей, съ такою же запальчивостью онъ только что разсказывалъ о послѣдней дуэли, на которой былъ секундантомъ, — знаетъ ли «это правительство»? Оно готовитъ скандалъ! Оно хочетъ сдѣлать скандалъ! Оно ни о чемъ не думаетъ, кромѣ скандала! Оно держитъ Эмберовъ! Это камень за пазухой! Оно даетъ время, чтобъ накричали: «у Эмберовъ были связи съ націоналистами!» И тогда арестуетъ m-me Эмберъ! Арестовать сейчасъ — вдругъ все окажется пуфомъ. А пока пусть газеты накричатъ этой идіотской толпѣ: у Эмберовъ связи съ націоналистами! Правительство придерживаетъ Эмберовъ ради скандала! Оно дѣлаетъ этимъ скандалъ! Оно ничего не хочетъ, кромѣ скандала!
Въ палатѣ меня представили старику Бодри д’Ассону, знаменитому депутату Вандеи.
Онъ не заговорилъ, — онъ закричалъ, какъ всегда, отчаянно жестикулируя, размахивая кулаками, весь багровѣя, дергаясь, вотъ-вотъ покатится въ припадкѣ падучей.
— Знаетъ ли правительство? Хо-хо-хо! Оно знаетъ! Оно не смѣетъ сказать! Не смѣетъ! Не смѣетъ! Не смѣетъ! Тогда подъ судъ всѣхъ Комбовъ, всѣхъ Валле! Всѣхъ подъ судъ! Эмберъ давала имъ денегъ на республиканскую пропаганду! Она давала имъ денегъ на выборы. Эмберъ и радикалы, — это одно и то же! Они знаютъ! Но они не смѣютъ сказать, гдѣ m-me Эмберъ! Не смѣютъ! Я кричу это громко! Слышите ли? Не смѣютъ! Не смѣютъ! Не смѣютъ!
Одинъ изъ сторонниковъ министерства, депутатъ, близкій къ министерству, отвелъ меня въ сторону, когда я задалъ ему вопросъ:
— А какъ, по вашему мнѣнію, знаетъ правительство, гдѣ m-me Эмберъ?
— Видите ли, мой молодой другъ, правительство должно быть мудро и предусмотрительно. Правительство Комба таково. Это продолженіе правительства Вальдека-Руссо! Правительство должно имѣть въ рукахъ нити отъ всего. Но только имѣть въ рукахъ, — а дергать за эти нитки только тогда, когда это будетъ нужно! Какъ говорилъ Фушэ: «Полиція всегда должна имѣть наготовѣ, въ запасѣ, заговоръ». И открывать, когда надо! Нужный моментъ, — и открылъ. Предусмотрительное правительство должно знать гдѣ m-me Эмберъ. Но мудрое правительство должно беречь этотъ эффектъ до необходимаго момента. Пришелъ нужный моментъ сдѣлать «cour[9]» — арестовали Эмберъ! Такъ должно поступать мудрое и предусмотрительное правительство! Это диктуютъ политическія соображенія! А наше правительство, правительство Комба — мудрое и предусмотрительное правительство.
Обѣдалъ я на Монмартрѣ.
Въ артистическомъ ресторанчикѣ «полковника Лисбонна», полковника коммуны, человѣка, который былъ помилованъ за десять минутъ до разстрѣлянья, человѣка, три раза въ своей жизни приговореннаго къ смертной казни, бѣжавшаго съ каторги, — обѣдало обычное общество: художники, музыканты, непризнанные геніальные поэты.
Ругали знаменитыхъ художниковъ, «мэтровъ».
— Идіоты! Разжирѣвшіе скоты! Не принимать произведенья, — oeuvre’a! oeuvre’a![10] — только потому, что у женщинъ тѣло нарисовано зеленое! Придирка! Зависть! Рутинеры! Подлецы!
Ругали «мэтровъ»-музыкантовъ.
— Идіоты! Болваны! Чиновники! Снимать копіи съ Вагнера — больше ни на что не способны! Не исполнять произведенья только потому, что оно сразу написано въ разныхъ тонахъ! Обскуранты! Балбесы! Ослы!
Ругали «мэтровъ»-литераторовъ.
— Формы имъ! Содержаніе! Шарлатаны! Зажирѣвшіе буржуа! Боятся конкуренціи! Скоты.
Кто-то попробовалъ было сказать:
— А въ Мартиникѣ-то, говорятъ, цѣлый городъ провалился…
На него цыкнули со всѣхъ сторонъ:
— А провались хоть полміра! Ну, ее къ чорту, эту политику!
Говорили только о художественныхъ новостяхъ:
— Иксъ хотѣлъ лѣпить группу женщинъ. Фурій! Но увлекся первой же натурщицей!
— Живутъ теперь вмѣстѣ!
— И она запрещаетъ, чтобъ передъ нимъ кто-нибудь еще раздѣвался!
— Вмѣсто группы женщинъ вылѣпитъ только одну!
— Вмѣсто фурій — фурія!
— Зато — настоящая!
— Погибъ теперь для искусства! Будетъ лѣпить теперь всю жизнь одну и ту же бабу!
— Раздѣвать передъ всѣмъ міромъ свою жену!
— Какое удовольствіе для міра!
— Ты какой сыръ жрать будешь? — спросилъ меня патронъ, «полковникъ».
— Бри!
— Кто нынче жретъ бри! Дать ему Комбъ-Эмберъ.
И это произношенье слова «комамберъ» вызвало всеобщій хохотъ.
— Сюда Комбъ-Эмберъ!.. Сюда… Сюда… И мнѣ Комбъ-Эмберъ!.. Да здравствуетъ полковникъ Лисбоннъ!
— А развѣ Комбъ знаетъ, гдѣ m-me Эмберъ? — воскликнулъ я.
Это вызвало новый взрывъ хохота.
— Дважды два четыре!
— Знаете новость; въ Парижѣ выстроена Эйфелева башня!
— Послѣднее извѣстіе; на свѣтѣ былъ всемірный потопъ.
Посыпалось на меня со всѣхъ сторонъ.
Въ этотъ вечеръ я ужиналъ въ компаніи артистовъ.
— Вотъ, господа, одинъ вопросъ, который меня мучитъ весь день. Что вы думаете объ этомъ, господа? Знаетъ правительство, гдѣ m-me Эмберъ?
— Tu cs bête, mon vieux![11] — отвѣтила мнѣ одна лирическая артистка, взглянувъ на меня съ удивленьемъ. — Comment non?[12]
Остальные не отвѣтили даже этого.
Я возвращался домой пѣшкомъ.
Жалкое и несчастное существо, бродившее по тротуару, обрадовалось, когда я протянулъ два франка.
— Какъ вы думаете, mademoiselle[13], знаетъ правительство, гдѣ m-me Эмберъ?
По ея усталому больному лицу скользнула улыбка:
— Какъ вонъ тотъ полицейскій, который стоитъ здѣсь, чтобъ гнать такихъ женщинъ, какъ я, съ тротуара, — знаетъ, чѣмъ я занимаюсь. Pardon[14], я васъ оставляю. Изъ 2 франковъ, которые вы мнѣ дали, я должна пойти и дать ему одинъ.
Я позвонилъ къ себѣ въ Grand-Hôtel[15].
— Не пріѣзжала m-me Эмберъ? Не остановилась у насъ въ отелѣ? — спросилъ я отворявшаго дверь консьержа, опуская ему въ руку франкъ.
За франкъ онъ сказалъ:
— Merci[16].
А на вопросъ отвѣтилъ улыбаясь:
— Объ этотъ надо спросить у monsieur[17] Комба.