Фортификация, наука об укреплениях, имеющая целью изучение методов и приемов укрепления в зависимости от обстановки и средств разрушения и морального состояния бойцов, а также выработку соответственных форм укреплений и материалов, из которых они возводятся. Ф. имеет задачей споспешествовать воину в его борьбе с противником, создавая ему обстановку, при которой он наиуспешнейшим образом может поражать врага своим оружием, будучи сам в возможной мере укрыт от средств поражения противника. Ф. есть вместе с тем и искусство, выражающееся в уменьи и находчивости применить и использовать различные выработанные наукой методы и формы в данной боевой обстановке и, как таковое, требует таланта и творчества от применяющих его на деле и пользующихся им. Поэтому с тех пор как существует человек, т. е. с первобытных времен, существует и Ф. Частокол, которым ограждал свою пещеру доисторический человек, или свайное жилище на воде, спасавшее его от диких зверей, суть элементы первобытной Ф., соответствующие и тогдашнему оружию — дубине, камню и стреле с каменным наконечником. Вскоре к этим элементам прибавляется щит, первоначально обтянутый кожей. С дальнейшим усовершенствованием приемов борьбы и оружия совершенствуются и приемы укрепления и, видоизменяясь, настолько усложняются, что в научном отношении приходится разделить Ф. на 3 главных вида: Ф. долговременная, Ф. полевая, Ф. смешанного типа, или полудолговременная, ныне именуемая также позиционной.
1) Ф. долговременная изучает методы и формы укреплений, возводимых заблаговременно еще в мирное время в предвидении войны. Это позволяет пользоваться для ее сооружений любым строительным материалом, неограниченным числом рабочих и всеми средствами, соответствующими времени, технике, свойствам оружия и тактическим приемам борьбы. Естественно, что возведенные сооружения получаются стойкими и хорошо сопротивляющимися разрушительным влияниям времени и атмосферы и, ремонтируемые своевременно, могут сохраняться веками (напр. московские Кремль и Китай-город), т. е. быть „долговременными“.
2) Ф. полевая изучает методы и формы укреплений, возводимых в период борьбы, т. е. самих войн, возводимых не только на полях сражений в ожидании боя, но даже и во время самого боя, т. е. под огнем.
Естественно, что для соответственных фортификационных сооружений возможно пользоваться только подручными материалами (земля, камень, дерево), число рабочих поневоле будет ограничено, в большинстве случаев ими будут сами войска, а сопротивление таких построек разрушительному действию оружия будет весьма невелико. Следствием этого является то, что полевые фортификационные постройки служат короткое время, зачастую лишь на время боя, ибо, сами по себе, быстро разрушаются от непогоды и времени.
3) Ф. полудолговременная представляет собою нечто среднее между первыми двумя, и формы этого рода Ф. могут найти себе применение как во время войны, так и в период подготовки к ней. Так, военная обстановка может сложиться таким образом, что представляется много времени для фортификационных работ: не часы и дни, а целые месяцы. Так, напр., в мировой войне противники на всех фронтах заняли прочное друг против друга положение и могли укреплять свои позиции местами в течение всей войны, точно так же как имели достаточно времени для укрепления запасных позиций (рубежей) в тылу на случай потери передовых. Естественно, что на ряду с элементами и формами полевой Ф., с которых начиналось укрепление, можно было прибегать к постройкам более солидным, способным противостоять сильнейшим средствам разрушения, т. е. бомбам крупнейшего калибра, для чего было время подвозить с тыла и металлы (балки, рельсы, броню), камень и цемент, из которых создавать бетон на месте работ. Материалы эти использовались для обеспечения от уничтожения самых ценных элементов обороны, как то: убежищ для пехоты, пулеметов и траншейных орудий, и для создания прочных наблюдательных постов. Таким образом, на ряду с слабыми элементами полевой Ф. использовались и прочные и стойкие элементы Ф. долговременной. В виду того, что подходящую для того обстановку могла дать лишь война позиционная, ныне явилось возможным понимать под полудолговременной Ф. — Ф. позиционную.
Однако, можно пользоваться подобной позиционной Ф. также и в мирное время, при подготовке к войне, когда является необходимость закрепить за собою заранее некоторые пункты в пределах предвидимого театра войны, т. е., вообще говоря, в приграничной полосе. Но подобное укрепление, разумеется, не может и итти в сравнение с долговременным, ибо названные убежища, наблюдательные посты и капониры по сопротивлению своему не могут и итти в сравнение с таковыми же, устроенными по правилам долговременной Ф. Первые едва можно создать сопротивляющимися бомбам 6 дм. калибра, тогда как вторые способны выдерживать бомбардирование не только наикрупнейшей сухопутной и судовой артиллерией, но и бомбами, метаемыми с аэропланов. Полевых укреплений, составляющих главный боевой остов такой позиции, и совсем возводить нельзя, ибо они разрушаются от времени, и таковые должны возводиться только в мобилизационный период.
Чтобы понять смысл и сущность Ф. необходимо проследить развитие ее за те тысячелетия, что она существует. Историческое изучение искусства укрепляться, выявляя нам основы, на которых оно базируется в разнообразных условиях обстановки, определяется свойствами бойцов, оружием и состоянием тактики ведения боя, присущими разным эпохам. Характерными эпохами в этом отношении отмечаются:
1) Эпоха каменного века. 2) Эпоха холодного оружия и метательных машин для стрел, дротиков и камней. 3) Эпоха средних веков, с VI века нашей эры до изобретения черного пороха и огнестрельного оружия (половина XV века) и период веков после него: XVI и XVIII века (Вобан). 4) Эпоха огнестрельного гладкого оружия, конец XVIII и первая половина XIX века. 5) Эпоха огнестрельного нарезного оружия с середины XIX века. 6) Эпоха фугасных бомб большого калибра с конца XIX века, совпадающая с открытием сильно действующих взрывчатых веществ: нитроглицерина, пироксилина, меленита, тола и др. и 8) Современная нам эпоха, которую можно характеризовать развитием военной техники вообще, особой дальнострельностью артиллерии, мощностью ее калибров и вместе с тем подвижностью всех средств борьбы.
Если первые эпохи тянутся тысячелетиями, то последующие лишь столетиями, а ближайшие к нам эпохи всего десятилетиями. Развитие Ф. шло одновременно с усовершенствованием метательного оружия и методов борьбы, и в этом развитии отмечается неизменное постоянство фортификационных идей на ряду с непрерывным изменением форм, в которые они влиты.
Укрепление в древнейшие времена выражалось в приемах обеспечения себя от нечаянных нападений зверей и людей (пещерные и свайные на воде постройки), а с развитием оружия (холодного из металлов: бронзы, железа и стали) и общественности стали окружать поселения и города прочными земляными, деревянными и каменными оградами. Вот в этих-то оградах и выразились те начала, неизменные в течение дальнейших веков и по наши дни, которые лежали и лежат в основе Ф., т. е. науки об укреплениях. Поэтому только исторический метод изучения Ф. дает ясные и прочные понятия о том, какими путями и приемами является возможным поддерживать укрепления на уровне средств разрушения и борьбы. Эта вечная борьба дает преимущество то одной, то другой стороне, что в свою очередь способствует дальнейшему непрерывающемуся усовершенствованию этих средств, а вместе и методов борьбы, ставящих и те и другие в зависимость от развития общей и специально военной техники.
Одним из могущественнейших средств защиты служат укрепления, т. е. Ф. Основные идеи, лежавшие и лежащие в основе укрепления, следующие: 1) преимущественная выгодность позиции в смысле поражения врага. 2) Активность обороны, т. е. наличие возможности путем повторных вылазок и переходов в частичное нападение на врага причинять ему постоянное беспокойство и уничтожать его главнейшие средства нападения, дабы продлить возможно долее осаду, а вместе и оборону. 3) Непрерывность ограды, т. е. крепостной позиции. 4) Сильное препятствие штурму, не уничтожаемое издали. 5) Расчленение ограды позиции на ряд опорных пунктов, способствующих обороне ее по частям. 6) Расположение этих пунктов во взаимной связи, допускающей поддержку друг друга. 7) Фланкирование (продольный обстрел, поражающий цель сбоку, вдоль ее длинной стороны), препятствия и доступов к позиции. 8) Упорство в обороне, выражающееся в повторности оград, т. е. оборонительных позиций. 9) Наличие безопасных укрытий от средств поражения, какими обладает противник. 10) Общий редюит (внутренний укрепленный опорный пункт крепости, из которого м. б. обстрелян противник, занявший участки оборонительной позиции) обороны, способствующий крайнему упорству ее до истощения последних средств борьбы. 11) Соответствие материальных средств обороны таковым же атаки.
Древнейшие городские ограды представляли собою многоугольник высоких (до 100 фут.) каменных стен, преграда и закрытие с еще более высокими башнями во много этажей (непрерывность и опорные пункты). Защитники располагались на верхней площадке стены за прикрывающими их зубцами и оттуда, командуя противником, метали стрелы и камни, бросали бревна и лили горящую смолу (командование, как преимущественное положение бойца для поражения врага и наблюдения за ним). Башни располагались не более двойного полета стрелы одна от другой (взаимная поддержка и фланкирование) и выступали за пределы ее в плане, что позволяло видеть основание стен и оборонять (фланкировать) ближние доступы к ней. Весьма ограниченное число ворот для сообщения с внешним миром и для вылазок (в Иерусалиме их было только 4). Повторность оград следующих одна за другою. Тайные лазы в стенах для вылазок: редюиты в виде храмов и дворцов, построек того же типа, но более мощных и сильных. Таковы были городские ограды Вавилона, Иерусалима, Рима, Византии, Карфагена, Платеи и множества других населенных пунктов древнего мира в Азии, Африке и Европе. В эти эпохи Ф. и искусство укрепления достигли высокой степени развития и превосходили средства поражения и осады, которые длились годами (Троя, Платея, Карфаген, Иерусалим).
С падением Западно-Римской империи в V веке и началом феодализма развивается искусство построения замков феодальными владетелями, но в этой новой форме укрепления Ф. целиком и неизменно сохраняет древние основы науки, как и в укрепленных городах рассматриваемой эпохи. Укрепленный замок (см. зàмки) имеет в основе ту же идею и те же формы, что укрепленные города: непрерывность и повторность оград и редюит, „донжон“ — место пребывания владельца и охрана всего имущества и продовольствия, запасы коего обеспечивали долгую и упорную оборону. Это упорство в обороне доходило до проявления крайнего мужества и самопожертвования, как и в древние эпохи, ибо с падением твердынь городов и замков связано было почти поголовное истребление их защитников, т. е. налицо были стимулы борьбы: честь и чувство самосохранения и защита жен и дочерей от поругания.
С изобретением пороха в половине XIV века и введением огнестрельного оружия лишь в конце XIV века, само собою разумеется, каменные сооружения городов и замков стали более уязвимы, но нужно было еще столетие для того, чтобы принять решительные меры к видоизменению форм укреплений. Постепенно башни заменяются „бастеями“, или „ронделями“ (черт. 1) пятисторонней формы, и стенки прикрываются земляными валами, а преграда, представляемая высокой стеной, заменяется глубоким рвом с каменными эскарпом и контр-эскарпом, т. е. укреплением внутр. и внеш. отлогостей поверхности рва. Преграда как-бы выворачивается на изнанку, позицию же образует земляной высокий вал с бруствером, прикрывающим „валганг“, на котором ставится крепостная артиллерия, — тяжеловесные мало подвижные гладкие пушки, стрелявшие сначала ядрами, а потом и бомбами и картечью (дальность до 300 саж.). Бастеи эти располагаются в исходящих углах многоугольника ограды и прикрывают собою ворота, давая начало „равелинам“, и образуется фронт: две полубастеи с прямолинейным участком между ними — „куртиною“. Постепенно развиваются те части бастей, которые фланкируют ров, получаются „фланки“ открытые, пониженные, отступные, казематированные (на самом дне рва), ярусные, один над другим, и, наконец, вогнутые. Бастеи переименовываются в „бастионы“ (черт. 2), а фронт в бастионный; внутри бастионов создают для лучшего командования над местностью возвышенные постройки — „кавальеры“, иногда создавая их и на куртине (воспроизведение древних башен). Для прикрытия стен эскарпа возвышали местность над гребнем контр-эскарпа, подводя поверхность ее под выстрелы с вала; эта насыпь получила название „глассиса“.
Затем в 1556 г. итальянец Тарталья отодвигает глассис от гребня контрэскарпа, образуя „прикрытый путь“ за рвом и охранную стрелковую позицию, способствующую также производству вылазок (активности обороны). Катанео в 1567 г. дает во входящих углах прикрытого пути, изломав его внаружу острым углом, начало „плацдармам“ этого пути, где могут удачно собираться вылазки. Равелин, как постройку в форме исходящего угла (обращенного вершиною в поле) со рвом, соединяющимся со рвом фронта, прикрывающую собою сообщение через ров с прикрытым путем и с полем через входящие плацдармы, усовершенствовал и описал итальянский инженер Флориани (1654 г.). Так были укреплены Верона, Турин, Милан, Вена, Ла Валетта, Антверпен и многие другие города. Целый ряд инженеров, кроме названных, работали над детальным усовершенствованием бастионных оград крепостей в рассматриваемый период.
Особенно и с большим талантом потрудился Даниил Спэкле (1536—1589), который построил крепости Шлетштадт, Гагенау, Ульм, Кольмар и Страсбург. Спэкле был одним из талантливейших инженеров, внесшим много усовершенствований в конструкцию бастионного фронта итальянской системы, из которых особенно надо отметить: устройство пехотной позиции впереди артиллерийской (главного вала), т. наз. фосебреи, увеличение размеров бастионов, хорошую оборону прикрытого пути, готовые частные и общие ретраншаменты (внутренняя оборонительная ограда) и укрытые от взоров противника каменные одежды, так что брешь в них осаждающий мог сделать только по занятии прикрытого пути, после „венчания“ глассиса; казематированные пороховые погреба под валгангом. С. рекомендовал частые вылазки, т. е. оборону активную. Инженер Римплер (убит при осаде Вены турками в 1683 г.), участник многих осад, в том числе знаменитой осады Кандии. Его предложения сводились, главным образом, к развитию внутренней обороны и помещению орудий в казематы (чертежей не оставил). Лансберг младший (1712) обращает внимание на необходимость развития фланков бастионов и постепенно переходит к фронтам тенальным, способным дать по местности, в сущности, только ближний перекрестный огонь (теналь — входящий угол).
В Нидерландах, в силу длительной борьбы (за испанское наследство и независимость), где каждый город был укреплен, выявились особые формы Ф. в зависимости от высокого уровня грунтовых вод, влияния приливов и отливов в прибрежных районах и чрезвычайного упорства в борьбе (напр. при осаде Антверпена). Естественным следствием подобной обстановки явились ограды с водяными рвами, часто с вододействием, нередко без каменных одежд, наводнения при помощи плотин, шлюзов и батардо, и последовательное нагромождение придаточных оборонительных построек, в особенности наружных, конечно, при все том же бастионном фронте.
Во Франции лишь граф Паган внес в бастионный фронт своеобразные изменения, способствующие применению к местности и усилению обороны: контр-гарды, аквелоны, кувр-фасы — постройки во рвах, параллельные главному валу и вооруженные иногда артиллерией (контр-гарды). Но развитие Ф. получило огромный толчок, благодаря Вобану.
Вобан (1633—1707) уже с 20 лет участвовал в постройке крепостей, а в 1658 г. руководил осадою Гравелина, и первые его работы касались именно усовершенствования приемов осады; крепости сдавались ему, как волшебнику (из 40 осад, коими он руководил, только 1 неудачна, именно Валансьена). Вобан имел огромный боевой опыт (130 сражений и стычек). Разумеется, у Вобана, при исключительном его таланте и знании всех слабых сторон современных ему способов укреплений, должны были выработаться весьма верные теоретические и применимые на практике взгляды на способы устранить недостатки в устройстве оград бастионного начертания, кои особенно характерно и поучительно выявились в 3-ей его системе, усиленной против первых двух, сравнительно простых (черт. 3). Не вдаваясь в подробное изложение хороших сторон этой системы и ее недочетов, необходимо обратить внимание на общую схему или на идейную сторону этой 3-ей системы, примененной Вобаном при постройке крепости Ней-Бризак.
Три линии обороны: 1-ая — прикрытый путь, 2-ая — главная ограда, 3-я — ретраншамент.
А) Прикрытый путь — это стрелковая позиция, назначенная для охраняющих войск и для наблюдения, и вместе исходная позиция для вылазок и контр-атак. Она имеет своим опорным пунктом равелин, самостоятельную, независимую от стрелковой позиции постройку.
Б) Главная ограда, с ее бастионами и куртиной в виде тенали, являет сильную позицию с солидными фланкируемыми преградами штурму, состоящую из обширных самостоятельных (отдельные бастионы) узлов сопротивления, находящихся во взаимной огневой связи.
В) Общий ретраншамент, также бастионного начертания с т. наз. тур-бастионами в форме каменных пятиугольных редутов большего командования, чем прочие части ретраншамента, представляет позицию особенно сильную и хорошо прикрывающую сообщения вдоль фронта, обстреливающую внутренность впереди расположенных опорных пунктов. Дальнейшее сопротивление после овладения противником какой-либо части этого ретраншамента может быть продлено лишь контр-атаками, стремящимися выбить противника из занятых построек, и путем создания за время обороны новых частных ретраншаментов.
Система эта замечательна в том отношении, что являет собою образец (по идее) состава современной укрепленной позиции в полевом бою, где также за время войны 1914—1918 гг. выработался тип укрепленной позиции для упорной обороны, состоящий из трех линий: линии 1-ой охранения и наблюдения, главной линии сопротивления (почти всегда — 2-ой) и линии 3-ьей — линии резервов и базы контр-атак. Все три линии, как и у Вобана, прерываются прочными узлами сопротивления, обладающими самостоятельной обороной и сильно фланкирующими и поддерживающими друг друга. К тому же все части современной полевой позиции, как и у Вобана, обладают сильными преградами штурму по фронту и в глубину. Между тем нельзя и сравнивать состояния и качеств огнестрельного оружия во время Вобана (конец XVII века) и теперь. И тем не менее идея организации обороны осталась в течение трех веков в полной неприкосновенности, изменились лишь строительные материалы и фортификационные формы.
После Вобана наступает длительный период падения Ф., когда мертвые формы и кабинетные измышления берут верх. Вывел ее из этого состояния француз Марк Рене Маркиз де-Монталамбер (1713—1799); он кладет начало новому периоду в ее развитии и с большой прозорливостью схватывает возрастающее значение артиллерийской борьбы при осаде и обороне крепостей и проектирует верки, специально приспособленные для развития сильнейшего артиллерийского огня по впереди лежащей местности, такого огня, который не допускал бы по своей мощи атакующему даже приступить к постройке своих батарей. Вместо десятков орудий, которые можно было установить на валах бастионного фронта, он требовал их сотни, а для возможности вмещения их, естественно, искал других фортификационных форм и предпочитал тенальные фронты и, наконец, полигональные с обороною рвов из капониров (каменных, обсыпанных землею построек, расположенных на дне крепостного рва для обстрела продольным огнем штурмующего противника). Первоначально проектируя переделку бастионных фронтов, он затем перешел непосредственно к фронту капонирному и тенальному (черт. 4). В последнем он заботится и об обеспечении артиллерии от поражений и ставит ее в казематы нередко многоярусные и, наконец, впервые дает установку для кругового огня, предлагая помещать артиллерию в многоярусные каменные башни (прототип будущих стальных башен и куполов нашего времени), которые служили в качестве редюитов и ретраншаментов. Идеи Монталамбера, выраженные в его сочинениях (10 томов, 1776—1796 гг.), встретили отпор современников во Франции, но быстро были схвачены в Германии и России, которую он посетил, где применили массовое расположение артиллерии в казематах и гигантские оборонительные (с массивными стенами и амбразурами и бойницами с внешней стороны) казармы.
В рассматриваемом вопросе важны не многообразие форм, какие рекомендовал с убедительным увлечением Монталамбер, но идея, воплощенная в эти формы: идея первенствующего значения артиллерийского огня при обороне и атаке крепостей и возможность воплотить ее и осуществить соответственным подбором фортификационных форм. Это значение артиллерийского огня сохранилось и усилилось к нашему времени, особенно в течение последней мировой войны, но, осудив некоторые формы крепостей (бельгийских), павших под ударами новой могущественнейшей артиллерии, подчеркнуло формы иные, наших русских крепостей (Осовец, Брест, Новогеоргиевск) и также французских (Верден), устоявших против ее всесокрушающего влияния. Монталамбер был новатором и в другом весьма важном вопросе: о форме крепости в целом, и предложил впервые усиление существующих крепостей вынесенными вперед на 2—3 км. фортами, чтобы отстаивать от поползновений противника позиции, выгодные для размещения его осадной артиллерии, и тем обеспечить крепости и от бомбардирования. Вместе с тем, с вынесением фортов вперед, увеличивается плацдарм, образуемый крепостью, и получается укрепленный лагерь, способный дать значительному, введенному в него гарнизону необходимые условия для успешного маневрирования. Эпоха наполеоновских войн вполне подтвердила взгляды Монталамбера. Последователи Монталамбера — Шасслю граф де Лобау и Бусмар, инженеры времен Наполеона, придерживались, однако, бастионного фронта, но внесли в его конструкцию существенные и аналогичные изменения, касавшиеся рационального использования казематированной артиллерии; особенно ценна в научном и практическом смысле система (3-я) Шасслю (черт. 5), в коей замечательно вынесение равелина вперед, отчего из казематированного редюита этого равелина получилась возможность обстреливать артиллерийским огнем во фланг и даже тыл атакующего, пытающегося атаковать бастион. Эта идея родоначальна тем, какие я лично положил в основу проектирования так наз. „промежуточных капониров“ в фортах современных крепостей (см. ниже). 3-ю систему свою Шасслю применил на практике при укреплении Александрии. Он строил также крепости Пескнеру и Мантую в Италии.
Таким образом, конец XVIII и начало XIX века, одухотворяемые полководческим гением Наполеона, породили и новые идеи в долговременной Ф., а вместе и соответствующие им формы как в деталях, так и в общем устройстве крепостей. Сам Наполеон на обширной территории Европы, служившей в его время сплошным театром войны, использовал крепости для стратегических своих операций в полной мере, поучая, однако, что „необходимо, чтобы крепости надлежаще употребляли (стратегия) и хорошо ими управляли“ (тактика). Однако, частые случаи быстрой сдачи крепостей побудили его обратиться к Л. Карно (см.) с просьбою представить ему соображения свои о причинах этого явления и с поручением ему составить руководство для комендантов крепостей. Неодносторонний военный мыслитель и обладавший широкими взглядами, Карно в ответ на поручение Наполеона издал в 1810 г. сочинение „Оборона крепостей“, в котором рекомендует использовать навесный огонь из мортир и производить постоянные вылазки, для чего требует назначения в крепости соответственной численности гарнизона. Сообразно с этими требованиями он видоизменяет бастионный фронт, а именно: для облегчения выхода вылазок отказывается от контр-эскарповой стены и делает контр-эскарп пологим, зато помещает во рву главного вала кувр-фас, а эскарповую стену делает отдельной с бойницами и дозорным путем за ней. Для мортир, группируемых за горжей бастионов, устраивает безопасные от бомб казематы. В общем у Карно можно отметить, однако, ряд недочетов, но предложения его жизненны и обнаруживают в какой мере гибки формы долговременной Ф., видоизменяясь сообразно с требованиями тактики. Одним из крупных недочетов в расположении верков бастионного фронта было обычаем и веками установленное стремление боевые валы и рвы, как препятствие, делать параллельными. Само собою разумеется, что рвы, требующие продольной обороны, ломать было нельзя, и они должны были быть прямолинейны, но, чтобы заставить сделать вал по начертанию независимым от рва, нужно было много труда и энергии со стороны другого блестящего и талантливейшего французского военного инженера Шумара, который в сочинении своем (Т. Choumara, „Мémoire sur la fortification“, 1827 г. 1-ое изд. и 1847 г. 2-ое изд.) не дал какой-либо системы или шаблона, но выявил всю гибкость фортификационных форм при надобности удовлетворить тем или иным требованиям тактики, подчеркивая основные: сильное развитие артиллерийского огня по всем направлениям, глубокое расположение позиций и особо могущественное фланкирование как рвов, так и доступов к позициям по местности. В общем же образец бастионного фронта, на котором развивает свои идеи Шумара, напоминает 3-ю систему Вобана (черт. 6).
Одновременно с Карно и Шумара, в Германии Брезе и Притвиц (1844), опираясь на идеи их, а также Монталамбера, разрабатывают формы капонирных и полигональных фронтов и кладут основания к конструированию крепостей средины XIX века как у себя на родине, так и у нас в России, где одним из лучших и талантливых инженеров того времени был император Николай I, через руки которого прошли все проекты вновь возводимых крепостей — Ивангорода, Новогеоргиевска, Брест-Литовска и проектированных: Замостья, Проскурова и др. Особенно замечателен по рациональности расположения капонирный фронт с равелином, вынесенным за глассис (как у Шасслю) в крепости Новогеоргиевск 1835 г. Но в то же время развитие военного дела и техники, отметившие эпоху наполеоновских войн и мирный период после 1815 г., позволившие связать крепости и поле и выявить их маневренное (стратегическое) значение, привели к необходимости изменить общую форму крепостного расположения в целом. До того времени крепости являли собою полный идейный сколок с древних укрепленных городов, но с более развитыми и соответственными состоянию оружия, техники и тактике формами. Но появление на театрах войн массовых армий и народившееся требование от крепостей содействовать их маневренной силе заставило расширить крепостные плацдармы, их внутреннюю и внешнюю „оборонительные зоны“, тем более что явилась возможность увеличить постоянные гарнизоны крепостей и придавать им временные, для расширения и усиления активного их влияния на ход операций на театре войны. Вместе с тем усиление артиллерии и увеличение дальности и мощности ее огня заставляло расширять пределы внутренней „оборонительной зоны“ или „крепостного плацдарма“, дабы обеспечить жизненные части крепости от разрушения издали путем систематического бомбардирования.
Как указано было выше, еще Вобан провидел насущность этого приема (укрепленный лагерь при Дюнкирхене), а затем Монталамбер развил идею крепости, состоявшей из центральной ограды и пояса фортов-батарей, вынесенных вперед на 2—3 км. и вмещавших каждый от 20 до 50 орудий, обеспеченных от захвата штурмом общепринятыми тогда приемами. Ему следовал наполеоновский генерал Ронья (1816 г.). Германские инженеры этой эпохи осуществили указанное требование времени на деле, и появился целый ряд крепостей нового типа: Минден, Ульм, Ингольштадт, Кельн, Кобленц. В последнем, например, вокруг ограды у слияния Рейна и Мозеля образовано было 3 „укрепленных лагеря“, как тогда называли, способных к активной обороне переправ. Общий обвод достигал 13 клм. Гарнизон определен был: в 5000 для охраны от штурма и нечаянного нападения, в 15 тыс. для обороны в случае осады. Крепость могла, кроме того, вместить армию тысяч в 45 чел. для активных операций. Таким образом, Кобленц облегчал армии как наступление, так и отступление через Рейн и Мозель, образуя тройной тет-де-пон. Примеру Германии последовали другие государства, и созданы были укрепленные лагери: Верона в Италии, Лион и Париж во Франции, Севастополь 1853 г. в России (Тотлебен, редуты Селенгинский, Волынский, Малахов Курган). Эти последние, хотя и построены были в период осады, но, как следствие боевых, реальных требований, создание этих, вынесенных вперед от ограды, опорных пунктов тем более подчеркивало назревшую в них необходимость, как составных частей крепости.
Наконец, мы подходим к эпохе нарезного оружия (2-ая половина XIX века), которая богата и другими усовершенствованиями в области военной техники, как-то: скорострельные орудия и ручное оружие, заряжаемые с казенной части, новые, сильно действующие взрывчатые составы (динамит, пироксилин, меленит, тол), развитие навесного огня (мортиры и гаубицы), придание орудиям большого калибра подвижности, введение во всеобщее пользование железных дорог, облегчивших перемещение войск и грузов, наконец, применение в военном деле электрической энергии, — все это не могло не отразиться на формах Ф. как полевой, так и долговременной, но, как увидим из нижеследующего, не затронуло их идейной стороны, тех законов Ф., какие выявились с древнейших времен и прошли через все эпохи (см. выше). Особенно резко видоизменение общих форм коснулось Ф. полевой.
Эта последняя начальные свои формы заимствовала от долговременной, т. е. от древних оград городов и, неиспользуемая вовсе в древнейшие эпохи, кроме завалов из камня и дерева (засек) в эпоху расцвета Греции и Рима, применялась в форме, аналогичной с городскими оградами, при чем естественно камень заменялся материалом подручным, т. е. землею и деревом. Весьма характерны поэтому блокадные линии, устроенные (в 51 г. до н. эры) Юлием Цезарем вокруг г. Алезии, защищаемой гальским предводителем Верцингеториксом. Блокадные линии состояли из двух позиций: одной внутренней, обращенной к городу и называемой контр-валационной, и другой внешней — циркумвалационной; эта последняя прерывалась сомкнутыми лагерями и назначалась для отбития нападений противника при попытках его выручить Алезию атаками извне (Комминий с 240.000 галлов).
Не трудно видеть, что по идее и формам полевая Ф. подражала долговременной, и что формы ее сохранились почти до наших дней с их наружными рвами, засеками, шахматными кольями и волчьими ямами. Что касается до плана позиций, то башни играли роль опорных пунктов, а лагери узлов сопротивления.
В период огнестрельного оружия, когда деревянные части укреплений легко подвергались сожжению, укрепления стали исключительно земляными, и при линейных построениях войск для боя были использованы как опорные, сомкнутые пункты: редуты (черт. 7), или открытые с горжи люнеты, реданы и флеши (черт. 8). Подобными укреплениями пользовался Вобан при атаке крепостей в XVIII веке, их же с таким искусством использовали Петр Великий в сражении под Полтавой в 1709 г., Фридрих Великий и Суворов; такими же укреплениями был усилен наш боевой порядок на Бородинском поле сражения в 1812 г.: Шевардинский редут, Семеновские флеши, батарея Раевского и др.; они же, эти формы, главенствуют в прусско-датской войне (Дюпельские укрепления 1864 г.), австро-прусской (1867), в кавказской войне и русско-турецкой 1877/78 гг. (Плевна, Горный Дубняк, Шипка, Шеиново и др.), не исключая и ахал-текинской экспедиции в 1882 г. Таким образом, формы полевых укреплений проявили чрезвычайную стойкость в течение многих столетий. В них главенствовала форма земляных сомкнутых укреплений возвышенной профили со рвом впереди, дававшем землю для насыпки бруствера и служившем препятствием, усиливаемым рядом засек и волчьих ям, как в линиях Цезаря при Алезии. Для защиты от фугасного действия снарядов стали прибегать к устройству блиндажей, т. е. помещений под валами укреплений, безопасных от гранат полевой артиллерии, стены коих образовывались или прочными стойками с запущенными за них досками, или бревенчатыми срубами, на коих покоились покрытия из толстых бревен, усиленных иногда слоем камней (собственно блиндаж) с присыпкою сверху земли настолько, чтобы такой блиндаж не пробивался снарядом. Особенно типичными и сильными, как полевые постройки, были редуты-форты Ляоянского тет-де-пона, сооруженные в 1904 г. по проектам военного инженера Величко, способствовавшие отбитию повторных атак японцев. Особенность их заключалась в фланкируемых рвах и препятствиях, в прочных блиндажах из китайских „гробин“ и в вооружении артиллерией и пулеметами, назначенными для фланкирования промежуточных между редутами пехотных позиций („промежуточные полукапониры“, см. ниже).
Однако, в формах полевой Ф. произошел крупный перелом со времени с.-американской войны за независимость (1865—67 гг.), когда там впервые появились легкие формы „окопов“ и „траншей“, дававших стрелкам и удобную позицию для стрельбы и закрытие, а благодаря малой представляемой ими цели и низким профилям мало заметными, а следовательно трудно уязвимыми для противника. Эти благие для бойца результаты достигнуты были благодаря тому, что высота закрытия достигалась не путем возвышения бруствера, а путем врытия в землю, т. е. устройством не наружного, а внутреннего рва. Необходимый для успешного поражения противника обстрел достигался при этом не путем придания стрелковой позиции большого командования как раньше, а путем применения окопов к местности; сопротивление разрушительному действию полевой артиллерии достигалось не увеличением толщины брустверов, а малой заметностью для неприятельского наводчика или наблюдателя цели, какую представлял ничтожный по высоте (1½—2 фт.) бруствер окопа (маскировка) и, наконец, препятствие, какого лишалось укрепление, за отсутствием наружного рва, с успехом заменялось теми же волчьими ямами, засеками, шахматными кольями и, впервые, — рядами кольев, забитых в шахматном порядке и густо заплетеных проволокой, сперва гладкой, а потом снабженной колючками (проволочная сеть). Эти последние, как одно из сильнейших препятствий, стали достоянием полевой Ф. лишь с конца XIX века, когда с усовершенствованием железной индустрии стало возможным массовое производство колючей проволоки.
Стрелковый окоп настолько прост по своему устройству, что возведение его стало по плечу любому солдату, лишь бы был у него подходящий инструмент: лопата и кирка, иногда лом (для очень твердого грунта).
На европейском континенте впервые на полях сражений такие окопы были применены во франко-прусскую войну 1870—71 гг., при чем опорными пунктами и узлами сопротивления служили, главным образом, приведенные в оборонительное состояние местные предметы (селения, рощи, каменные ограды поместий и кладбищ и т. п.), дополненные группами стрелковых окопов.
Подобные же стрелковые окопы обнаружили свои высокие боевые качества также и в русско-турецкую войну (Плевна, Шипка, Чаталджинские позиции), что подало повод Скобелеву заявить, что „солдату нужна лопата в той же мере, как и ружье“.
Однако, тяжелая большая лопата, назначенная для землекопных работ, любого из существующих образцов, не могла войти в снаряжение солдата, как слишком обременяющая его, и вот австриец Линнеман предложил малую лопату с малым железным лотком и с коротким деревянным черенком, весом в 2¼ фн. Таковая и вошла с 80-ых годов в снаряжение пехоты. Имея такую лопату всегда при себе, воин может начать создавать себе упор для ружья и вместе — закрытие, даже лежа, и постепенно совершенствовать окоп, если есть время. В русско-японскую войну 1904—5 гг. укрепление полевых позиций, при подготовке к бою оборонительному или наступательному, нашло себе самое широкое применение.
Весьма характерно и достойно отметки то обстоятельство, что некоторыми военными писателями из среды преимущественно русских (Драгомиров, Елчанинов) проигрыш нами кампании 1904—5 гг. приписывался, между прочим, обилию укрепленных рубежей в тылу нашего боевого фронта. Эти укрепленные позиции сковывали будто бы наступательный дух войск и, заставляя их оглядываться назад, побуждали или соблазняли на отступление. Это зловредное и безосновательное умозаключение в истории Ф. не ново. Оно имеет прецеденты в истории. Так, ост-готы в VI веке, неискусные в осаде и обороне укр. городов, предпочитали уничтожать городские стены, дабы искусный противник, — византийцы — не могли, легко овладевая ими, использовать для закрепления в стране. То же проделывал в XII веке сарацинский султан Саладин в борьбе с рыцарями в Палестине и Сирии во время крестовых походов. Тем не менее, подобно тому как крепости не переставали строить и использовать на театрах непрекращающихся войн с архаических времен и по наши дни, так и полевые укрепления не только не принесли вреда, но оказывали огромную помощь и приобрели еще вящее значение ныне, в течение мировой войны, когда получили столь широкое развитие, какого еще не имели никогда (позиционная война). Наполеон по поводу полевых укреплений говорил: „Они никогда не вредны, всегда полезны, а иногда необходимы“. Добавлю, что использовать их, конечно, по плечу не философствующим на поле сражения бездарностям, но талантливым полководцам, которые умели и пользоваться ими и покидать без сожаления. Так, Юлий Цезарь под Алезией при приближении Комминия сопротивлялся в своих циркум-валационных линиях, пока было нужно, а затем, совершив необходимые маневры под защитой этих укреплений, бросил их и, выйдя в поле, разбил Комминия с его вчетверо превосходящими силами (активная оборона).
В конце XIX века усовершенствования в военной технике особенно шагнули вперед, сокращая тем до десятилетий те эпохи, какие были отмечены выше и длились, ретроспективно, столетиями и тысячелетиями. Но повлияли ли они на изменение идейной, принципиальной стороны Ф. в ее целом? Нет, но они дали начало целому ряду соответственных усовершенствований фортификационных форм. Действительно. Особенно шагнула вперед артиллерия: скорострельные дальнобойные, — мощные по калибру орудия, навесный огонь, стрельба по невидимым для наводчика целям с закрытых позиций артиллерии, крайнее увеличение разрушительной силы взрывчатых веществ, а следовательно и бомб. С 80-ых годов прошлого века Ф. тотчас же приступила к видоизменению своих форм на основании, главным образом, опытов 1886 г. во Франции в Мальмезоне, когда снаряд 8 дм. калибра обрушал существовавшие до тех пор сводчатые покрытия с 12 футами земли на них. Прежде всего и естественно обратились к мысли утолщать своды и вместо кирпича и естественного камня найти другой, лучше сопротивляющийся материал. Таковым оказался бетон (см.), с тех пор получивший самое широкое применение в Ф., как строительный материал, сами же формы (фронты и форты) остались прежние.
Первоначально бетон применялся для усиления существующих казематированных построек путем помещения над сводами кирпичными слоя бетона в 5 фт. (тюфяка), на песчаном слое в 3 фута, и слоя земли на бетоне, фута 4, для предохранения его от атмосферических влияний, ведущих к растрескиванию его с поверхности. Подобным же образом усиливали и стены, подверженные неприятельскому огню. Но затем (особенно при усилении малых по площади построек, каковы, напр., капониры) предпочли ломать их целиком и возводить сплошь из бетона, при чем толщина бетонных сводов определялась 5—8—10 фут. (Бриальмон), смотря по важности назначения постройки и площади ее.
Одновременно обратились и к металлам: железу, закаленному чугуну и стали. Относительная сопротивляемость определялась в равенстве сопротивления действию бомбы 1 дм. металла и 1 фута бетона. Таким образом, покрытие в 10 фут. бетона можно бы заменить 10 дюймами стали. Однако, дороговизна металлов позволила применить их только к закрытиям для артиллерии. О подобном закрытии думал еще Густав Адольф. Д’Арсон (1782) предложил блиндировать свои плавучие батареи, Пексан в 1809 г. составил проект казематов с железной броней. Но только в 1845 г. производятся обширные опыты с броней в Англии, Франции и Америке, и броня появляется прежде всего во флоте (во Франции, 1855 г.). На суше она нашла себе применение сперва в береговых батареях в форме брусчатых или плитных брустверов или лицевых стен казематов, а в 1867 г., по предложению немецкого заводчика Грюзона, в виде батарей из закаленного чугуна, металла легкоплавкого, коему можно было придавать любую форму. Фугасные, тонкостенные снаряды разбивались при попадании в такие плиты, посему изобретены были особые бронебойные снаряды (сплошные или с очень малыми разрывными зарядами), и началась та борьба между бронею и снарядом, которая длится и по настоящее время, в особенности в военном флоте. В применении к сухопутным фортификационным постройкам броня вскоре (1886) приняла форму так наз. броневых башен, преимущество коих заключалось в доставлении орудию (обычно двум с параллельными осями) кругового обстрела. Первоначально башни имели или железную цилиндрическую броню, черт. 9, как башня француза Мужена, или чугунную, как башни Грюзона, черт. 10, или стальную купольной формы, как башни немца Шумана, черт. 11.
Таким образом, к концу столетия осуществились идеи Монталамбера касательно массирования артиллерии, но не в каменных многоэтажных башнях, а в более совершенной форме, при чем большое число орудий заменялось отчасти их скорострельностью, отчасти же более совершенными их качествами и, наконец, малой вероятностью поражения их вследствие очень малой цели ими представляемой по сравнению с массивными каменными башнями.
Башенные броне-установки, испытанные в Тегеле (1870), Кунерсдорфе (1882) и около Бухареста (1886), не дали, однако, вполне положительных результатов и требовали дальнейшего усовершенствования в видах упрощения механизмов башен и наводки орудий, очень чувствительных к ударам снарядов, хотя бы и не пробивающих брони. Кроме того, не исключались попадания в тело орудия и даже в амбразуры и разрушение бруствера того гнезда, в коем вмещалась башня. Всевозможные внутренние крепления при помощи болтов и гаек страдали от ударов и давали внутри башен дождь осколков от ударов снарядов по броне, остающейся целой. Наконец, ядовитые газы — продукты разрыва бомб — проникали внутрь башен и отравляли прислугу. Эти усовершенствования быстро следовали одно за другим, и в течение каких нибудь 25 лет бронеиндустрия достигла наисовершеннейших образцов в Германии, Франции и Бельгии.
Бруствер, обрамляющий гнездо башни, стали делать вместо закал. чугуна из литой стали высокого качества (брустверное кольцо). Дульная часть орудия не выступала за амбразуру и заделывалась в броню при помощи обтюрированного яблочного шарнира, что исключило обычные цапфы на теле его. Башни стали делать скрывающимися, и в опущенном состоянии купольная броня, состоящая всего из 2—3 сегментов, вплотную опиралась на кольцевой бруствер. Броня эта крепилась на особой тонкой стальной подкладке при помощи нарезанных болтов, не сквозных, и с головками, утопленными, в толще подкладки, наз. рубашкою. Сильная искусственная нагнетательная вентиляция облегчала дыхание, препятствуя проникновению газов извне и выталкивая те, что проникали внутрь при открытии затворов. Подобные башни устраивались как для тяжелой артиллерии — пушек, гаубиц и мортир, калибр. от 6 до 8 дм., так и для легкой 3 дм. и менее, с целью действия ими при отбитии штурма.
Башни тяжелой артиллерии, назначаемой для артиллерийской борьбы, стали избегать ставить под прицельный огонь осадной артиллерии, а размещали маскировано за гребнями впереди лежащих брустверов и действовали из них приемами стрельбы по закрытым целям при посредстве особых броневых наблюдательных постов.
Еще начиная с 80-ых годов прошлого века бельгийский инженер генерал Бриальмон, строитель крепости Антверпена, в целом ряде сочинений своих, как то: „La fortification du temps présent“, 1885 г. „Influence du tir plongeant et des obus torpilles sur la fortification“, 1888 г. „Les régions fortifiées“, 1890 г. „La défense des États et la fortification à la fin du XIX siecle“, 1895 г. „La défense de côtes et les têtes de ponts permanents“, 1896 г., провидя успехи артиллерии, стал талантливо, горячо и с присущим ему авторитетом проповедывать о необходимости введения броне-башенных установок для артиллерии в крепостях, коими и заменить открытые установки ее, до тех пор принятые на фортах, и дал многообразные проекты таких фортов из бетона с вкрапленными в него броневыми башнями для тяжелой артиллерии.
До тех пор форты, возводимые в крепостях Европы и Азии, были следующих типов: германский форт, черт. 12, с тяжелой артиллерией (20—24 ор.), стоящей открыто на напольных и боковых фасах, и легкой противуштурмовой в исходящих углах. Горжевой фас имел лишь стрелковую позицию. Форт обильно снабжен казематами для жилья (в горже) и порохо-хранилищами и зарядными и снарядными погребами под артиллерийской позицией. Вместо примкнутого эскарпа — отдельная стенка; контр-эскарп с двух-этажными арками и контр-эскарпными стрелковыми галлереями, обеспечивающими надежную оборону рва. Перед головным капониром готовые участки контр-минной системы. Французский форт (черт. 13) отличался бо́льшим совершенством, заключавшимся в разделении стрелкового вала от артиллерийского (20—30 оруд.). Первый, в форме фосебреи, понижен и окружает второй, вследствие чего возможен ярусный огонь, и возрастает противуштурмовая сила форта. Капониры с выпускными арками лучше укрывают орудия фланкирования. Обилие казематов и закрытых ходов сообщения — потерн. Бельгийский форт (Бриальмон), черт. 14, резко отличается от первых двух тем, что его тяжелая артиллерия помещена в броневые башни на 2 ор. каждая, всего 6 орудий (в любом направлении стреляет не менее 4 орудий), размещенные в центре форта, сам же форт имеет лишь стрелковую позицию, но почти без казематированных построек, главная масса коих, жилых и охранительных, сосредоточена под горжевым фасом. Главное усовершенствование и новость в этом типе составляет способ фланкирования рвов. Фланкирующие рвы полукапониры перенесены за контр-эскарп (получивший название „кофр“), вследствие чего стали совершенно неуязвимы для огня с осадных батарей. Сообщение с ними должно было поддерживаться по к.-эск. галлерее и потернами под дном рва. Противоштурмовые легкие пушки вывозились из казематов на барбеты в исходящих углах форта в минуту надобности. Оригинальна и уступная форма дна рва, при которой эскарп, сохраняя свою высоту, лучше укрыт от поражений перекидным огнем. Этот начальный тип бриальмоновского форта отличался, кроме кофров, большими недостатками: огромной возвышенной мишенью, какую образует группа башен, малой обеспеченностью от поражения стрелковой позиции, удаленностью казематов дежурных частей от их позиций. Русский форт, современный означенным типам, ближе всего подходил к типу французскому с двумя валами (таков был первоначально, напр., форт Дуомон в кр. Верден, черт. 13), и такими фортами были усилены наши крепости Новогеоргиевск, Брест-Литовск и Ивангород.
Резкие изменения в устройстве фортов последовали за усовершенствованием навесного огня и фугасных бомб большого калибра (первоначально до 8—9 дм.), названных бомбами-торпедо (bombes torpilles). Все открытые позиции фортов, особенно артиллерийские, были дискредитированы, бомбы эти превращали их в бесформенные массы земли, ибо осадной артиллерии легко было сосредоточивать свой огонь по резко выдающимся и легко наблюдаемым массам возвышенных фортов-батарей и быстро обезоруживать их. Ф. должна была прибегнуть к решительным мерам обеспечения артиллерийского вооружения крепостей и усиления безопасности казематированных помещений.
В этот именно период: конец 80-ых и 90-ые года прошлого столетия, в Ф. выявились два весьма отличные между собою течения, а военные писатели специалисты разделились на два лагеря: последователей школы Бриальмона и последователей русской фортификационной школы, в состав которой вошли такие военные инженеры писатели и профессора Инженерной академии, как: Кюи, Плюцинский, Энгман, Буйницкий, Мясковский, Яковлев, Клокачев, Полянский, Каханов, Ипатович-Горанский, Фриман, Голенкин, Лихачев, П. Ставицкий, Колосовский, Величко, имевшие своим общим учителем и вдохновителем Э. И. Тотлебена.
Особенно резко на борьбу со школой Бриальмона выступил русский военн. инженер К. И. Величко. В своих трудах: „За и против броневых закрытий“ 1884 г., „Исследование новейших средств осады и обороны сухопутных крепостей“ 1887—89 гг., „Испытание стрельбою броневых башен в Бухаресте“ 1887 г., „Оборонительные средства крепостей против ускоренных атак“ (à la Zauer) 1894 г. и др., он, придерживаясь принципов Тотлебена, указал на новые пути и методы, следуя которым Ф. может справиться с поставленной трудной задачей не при помощи увеличения сопротивления мертвых масс материала против разрушительного действия осадной артиллерии, а тактическими приемами организации обороны крепостей и соответственными им фортификационными формами без нарушения основных и веками освященных вышеприведенных начал (принципов). Исходя из положения, что все, что видит артиллерия, то может быть разрушено ею, прежде всего надо прибегнуть к увеличению и содействию подвижности и маскировки всех средств обороны и такой организации крепостной позиции, при которой вся мощь той же артиллерии (крепостной) и современного огня пехоты (магазинные и автоматические ружья и пулеметы) могла быть проявлена в полной мере, а веками испытанное воздействие „фланкирующего огня“ могло быть надлежащим образом обеспечено и способствовало бы продлению периода ближней борьбы. Все эти меры должны были быть приняты при полном содействии со стороны Ф. активным действиям гарнизона и контратакам резервов.
Само собою разумеется, что мощь преград штурму должна была возрасти в той же мере, как и сопротивление разрушению казематированных построек.
Школа Бриальмона искала непрерывного совершенствования броневых установок для тяжелых и легких орудий, клонящегося к устранению обнаруженных недостатков и уточнению стрельбы, с тем, чтобы сохранить эту артиллерию в фортах, которые при относительно слабом развитии стрелковых позиций явили собою, в общем, бетонные массивы с вкрапленными в них башнями преимущественно с тяжелой и частью легкой артиллерией, — 15 см. пушка, 12 и 15 см. и 21 см. гаубицы и 75 и 57 м.м. скорострельные пушки. Примером может служить один из типов фортов Бухареста, проекта Бриальмона, аналогичный с фортами Льежа и Намюра в Бельгии, позднее усовершенствованными (1908 г.), но лишь в проектах, полк. Дегизом (в мировую войну — комендант Антверпена). Это были своего рода „броненосцы“ на суше. В промежутках между фортами (2—3 версты) не имелось никаких долговременно подготовленных позиций, и, таким образом, все сопротивление пояса крепостных фортов основывалось на мощи башенной артиллерии, успех которой в борьбе с неприятельской артиллерией якобы обеспечивался неуязвимостью брони.
Русская школа положила в основу своих взглядов и требований совсем иные соображения, как указано выше, и прежде всего потребовала выноса всей тяжелой артиллерии из фортов на позиции в промежутках между фортами, где на местности, разбросанно, укрыто и маскированно, она, сохраняя способность сосредоточить свой огонь по любой точке впереди лежащей местности, сама оставалась мало уязвимой. Что касается до самих фортов, то они сохранили свою стрелковую позицию и легкую противоштурмовую артиллерию и пулеметы, которые могли до боя сохраняться в безопасных от бомб казематах тут же на позиции и вывозиться в минуту надобности для стрельбы по штурмующему или же помещаться в малых броневых скрывающихся башенках. Первоначальный тип такого форта показан на черт. 15. Таким образом, форт-батарея бриальмоновской школы превратился в форт-редут русской школы. Но основным требованием этой русской школы было обеспечение от всяческих поражений тех орудий, которые назначены для фланкирования промежуточных между фортами позиций и поддержки друг друга. Эти орудия помещались в прочных казематированных постройках за горжей форта, получивших название „промежуточных капониров“ (по проекту полк. Величко 1887—88 гг.) или таких же полукапониров, если они помещались раздельно. Промежуточные капониры эти могли быть и отделенными от форта и помещенными за ним, под защитою его и примыкающих к нему позиций, маскированно и хорошо примененными к местности. Пока не уничтожены подобные фланкирующие батареи, атака промежутка проблематична и вызовет огромные потери, а так как издали разбить такой капонир очень трудно, то приходится обезоружить его непосредственным захватом, для чего предварительно надо овладеть штурмом фортом. Поэтому форты русской школы отличались особой противоштурмовой силой и имели очень серьезные фланкируемые преграды.
К идеям русской фортификационной школы примкнули иностранцы, что явствовало из трудов и проектов немца Schott, отчасти Schröter и Schwarte, голландца Vorduin, французов Laurant, Sandier, Legrand, Plessiex, бельгийца De Guise, испанца Lo Forte, австрийцев Brunner и Leitner, итальянца Borgatte и англичан Cool, Levis и Klarke.
Таким образом, идеи русской фортификационной школы взяли верх, и ко времени мировой войны, с начала нынешнего столетия, приступили к переделке старых и постройке новых фортов во всех странах Европы уже применительно к этим идеям, и лишь Бельгия и Румыния не успели исправить недочетов своих систем к 1914 г. (Ср. четырехлетняя война, XLVI, 208: роль крепостей в связи с операциями полевых армий).
Неудивительно поэтому, что, ранее почитавшиеся сильнейшими, бриальмоновские форты Льежа и Намюра были разрушены, и крепости лишены своей артиллерии в несколько дней, тогда как сравнительно слабые форты Перемышля (по Бруннеру) и форты Вердена выдержали бомбардирование, и долговременная Ф., по словам французских генералов Бенуа, Декурсис и др., выдержала экзамен, несмотря на участие в бомбардировании новых и невиданных до того орудий, употребленных германцами, а именно 16 дм. (42 см.) мортир. В той же мере выдержали бомбардирование и укрепления кр. Осовец и Новогеоргиевск. В той же мере влияли идеи русской школы и на организацию собственно крепостной позиции, которая слагалась из главной позиции, позиции 2-ой линии и укреплений ядра крепости, т. е. центральной ограды, или редюита, по большей части представлявших собою старые ограды, т. е. комбинацию разного рода фронтов типов середины прошлого столетия (черт. 16).
Главная крепостная позиция слагалась из фортов-редутов, как опорных пунктов позиции на промежутках, где развертывалась крепостная артиллерия, имея часть батарей долговременными, такими же расходные погреба 1-ой линии и частью же и позиции прикрывающей ее пехоты, усиленные искусственными фланкируемыми препятствиями.
Внутренний плацдарм крепости, т. е. ее внутренняя „оборонительная зона“ снабжалась развитой сетью шоссейных и железных дорог, кольцевых и радиальных, пользуясь коими, облегчалось развертывание артиллерийских и пехотных сил на угрожаемых фронтах. Эти силы находили себе закрытие в импровизуемых полевых и временных сооружениях, хорошо примененных к местности, укрытых и маскированных, чем обеспечивалась более длительная их боевая работа под всесокрушающим огнем осадной артиллерии. Так как таковой огонь не мог быть одинаково силен по всей территории крепости, то вместе с тем допускалась возможность ослабления вооружения неатакованных фронтов и перемещение его (в 1 ночь) на атакованные.
Такой метод борьбы позволял надеяться с успехом бороться с осаждающим, не допуская его до прорыва промежутков или штурма фортов — опорных пунктов. Но, если бы местами атакующему удавалось бы овладеть одним двумя фортами и утвердиться на промежутке между ними, дальнейшее продвижение вперед, т. е. прорыв главн. креп. позиции мог быть локализован сопротивлением 2-ой линии обороны и отсеками позиций, созданных во время обороны между фортами 1-ой линии и уцелевшими 2-ой линии, что создавало противнику огневой мешок и благоприятное для обороны охватывающее положение, столь способствующее контр-атакам резервов во фланг и тыл прорвавшемуся, чем положение обороны могло быть восстановлено и утраченные позиции возвращены обратно. 3-я линия обороны, т. е. центральная ограда крепости, обеспечивала все жизненные элементы обороны в ней, сосредоточенные от всяких случайностей, нечаянного нападения и „захвата“, подобно тому как это случилось в 1914 г. в Льеже и Намюре, не имевших таких укреплений ядра крепости. Таким образом, глубина крепостной позиции обеспечивала упорство обороны и одновременно ее упругость. Тому же способствовала, как явствовало из истории осад, оборона активная с начала до конца, а следовательно и заблаговременная в военное время подготовка передовых позиций для возможно долгого удержания за собою „внешней оборонительной зоны“. Однако эта борьба на впереди лежащей местности должна производиться с большим расчетом, дабы преждевременно не растратить сил гарнизона, которого ни в материальном, ни в моральном отношении может не хватить на борьбу за внутреннюю зону, на „ближнюю борьбу“, которая обычно, как учит история осад, может отличаться особым упорством и длительностью. Активная оборона внешней зоны может распространяться на весьма значительные расстояния от главной позиции лишь в том случае, когда по соображениям высшего командования в крепость вводятся специально для того назначенные части полевой армии; но и тогда части эти должны не позволять отрезать себя от крепости. Таким образом, проявляется влияние крепости на театре войны, и устанавливаются взаимоотношения крепости и полевой армии и большее или меньшее ее стратегическое значение.
Стремление обеспечить центральную зону крепости от бомбардирования привело к необходимости удалять линию фортов от центра (до 6 км.) соответственно дальности осадной артиллерии конца XIX века, что привело в свою очередь к значительному расширению гл. креп. позиции до 30—40 км. Таковы были почти все большие крепости на европейском континенте ко времени войны 1914—1918 гг. Исходя из расчета необходимого для упорной обороны таких крепостей гарнизона и полагая по 1000 чел. на версту позиции, получались цифры в 30—40 тыс. чел., т. е. до 2 дивизий пехоты, не считая крепостной артиллерии и технических и вспомогательных войск. Подобный гарнизон мог проявлять значительную активность сам по себе и приковывать к крепости для обложения ее или наблюдения за нею значительные силы противника. Но совершенствование артиллерии в смысле дальности стрельбы развивалось непрерывно, достигая 12—15—17 км., и для использования крепостей, как плацдармов для активных операций целых армий, как двойных тет-де-понов на больших реках, как защищающих большие населенные центры, важные не только в военном, но и в экономическом и политическом отношении (Париж, Петроград), стало необходимым еще более развить крепостные позиции, для чего линию фортов стали усиливать особыми „группами“ фортов, вынесенными вперед на соответственное расстояние от этой линии. Получились „групповые крепости“ с диаметром до 20 км. и более.
Идея подобного группирования укреплений и батарей с той целью, чтобы, придав им большую самостоятельность, располагать их на больших интервалах, до 6 км., выявилась в литературе впервые во Франции (Сандье, 1897 г.), но в ней же она и осуществлена впервые при усилении крепости Туль, в которой еще в 1895 г. уже существовала такая группа Lucey, а также Charmes и Viley le Sec. Затем немцы при превращении кр. Мец в большой наступной плацдарм также применили группы, названные „Feste“ (крепостцы), выдвинутые в сторону французской границы км. на 10 от центра. Такова, напр., группа мецских укреплений, состоящая из форта, как основного опорного пункта, и ряда броневых батарей тяжелых орудий и безопасных от бомб фланкирующих построек, наблюдательных пунктов и казарм для резерва группы, занимающего пехотные позиции с проволочными препятствиями, окружающими группу со всех сторон. Подобные же группы проектировались бельгийским инженером Дегиз, австрийским — Бруннер и нашими инженерами Буйницким, П. Ставицким и Колобовским. Подобным групповым крепостям служил прообразом Париж, усиленный после 1870 г. группами значительно выдвинутых вперед фортов. Однако, удовлетворяя обеим задачам: предохранить ядро крепости от бомбардирования и доставить обширный плацдарм для активных операций полевых армий собственных гарнизонов, подобные крепости, фактически, для своей собственной обороны в случае нужды требовали бы больших гарнизонов, коим неминуемо пришлось бы сомкнуть огромные интервалы между группами помощью импровизации пехотных и артиллерийских позиций, но уже полевого характера. В мировую войну 1914—1918 гг. так и случилось с Мецом, и немцы принуждены были возвести в течение войны ряд долговременных дополнительных фортов между группами и связать их полевыми позициями.
Долговременная Ф. в отношении устройства крепостей по опыту войны 1914—18 гг. „выдержала экзамен“, и имеются все исторически обоснованные данные к тому, чтобы, используя новые усовершенствования техники, поддержать достигнутое равновесие между Ф. и артиллерией, и именно артиллерией сухопутной, ибо толщины сводов и сопротивление материалов далеко еще не достигли предела, а пещерного и туннельного характера постройки мало еще использованы. Но воздушная артиллерия, — вернее так наз. „бомбовозы“, народившиеся в войну 1914—18 гг., — начала лишь свое развитие и грозит долговременной Ф. в более серьезной степени, чем артиллерия сухопутная, имея возможность бросать бомбы с зарядами до 50 пудов взрывчатого вещества, способные вызывать в грунте нечто схожее по своему эффекту с землетрясениями.
Но пока бомбардирование с бомбовозов по интенсивности своей едва ли может стать „ураганным“. Бомбовозные эскадры в виду того, что каждый самолет-бомбовоз везет всего одну бомбу, а чтобы сбросить вторую должен возвращаться для погрузки новой к своей базе, должны стать огромными по числу и усилить свой состав еще эскадрами разведчиков и истребителей; не трудно заключить, что операции с подобными воздушными орудиями не легки. Эти орудия найдут врага не только в сухопутной „зенитной“ артиллерии, но и в артиллерии воздушной же, принадлежащей обороне, в воздушных самодвижущихся минах, в воздушных минных заграждениях, в применении радио для производства взрывов на расстоянии. Действительным средством против воздушной артиллерии, пока мало меткой (ок. 4% попадания), вместе с тем и против наблюдения, является маскировка во всем разнообразии ее применения, столь ярко выявившегося в течение мировой войны на всех фронтах.
Намечаются уже крепости будущего, как „крепости лесные“ (в. инженер Белинский), т. е. такие, в коих внутренняя и ближайшая внешняя зоны борьбы прикрыты естественной и дополняющей ее искусственной растительностью.
Таким образом, для содействия защите государства и для образования больших территориальных плацдармов, имеющих задачей облегчение наступательных операций массовых армий, Ф. имеет основания и может дать те же по существу и по идее „крепости“, что давала в древние времена.
Для образования подобных больших плацдармов необходима группировка крепостей, стоящих в связи одна с другою. Такие группы крепостей больших и малых образуют т. наз. „укрепленные районы“, использованные уже в истории войны. Таковы: укрепленный район Шумла — Варна — Рущук на Балканском п-ве (1877), Мантуя — Пескьера — Верона — Леньяго в Верхней Италии (1799, 1848) или Варшава — Новогеоргиевск — Згерж у слияния р. Вислы и Буга — Нарева, укр. район Мазурских озер в Восточной Пруссии, Мец — Тионвиль в Германии, Ла-фер — Лаон и Реймс, также Безансон — Лангр — Дижон и районы у крепостей Верден (Hauts de Mense), Туль, Эпиналь и Бельфор — во Франции. Не допуская обложения ни одной из крепостей в отдельности, ни всего района в целом и заключая огромные, обеспеченные от вторжения территории, а вместе затрудняя бомбардирование, такие укрепленные районы, усиленные позициями между крепостями, получают особенную стратегическую ценность в настоящее время, как стратегические узлы государственной обороны.
Что касается до деталей фортификационных форм, то и в этой области достигнуты достаточные успехи в смысле противодействия современным и предвидимым средствам разрушения. Покрытия казематов, выработанные русскими военными инженерами, обеспечивают от 42 см. бомб. Эскарпы и к.-эскарпы, образующие совместно преграду, делают ее неодолимой даже и после бомбардирований в более совершенной степени, чем с успехом сопротивлялись ему казематы и стены в мировую войну. Для образования требуемых опорных пунктов и узлов сопротивления в современной крепости можно комбинировать подобным образом устроенные казематы оборонительного или охранительного назначения и долговременные преграды в форме ли фортов, фронтов или связной системы их, дополненной сетью полевых фортификационных построек и таких же препятствий с использованием броневых башен, где то необходимо.
Таким образом, Ф. выдержала с успехом тяжкое испытание в мировую войну, и, подобно тому, как служила одной из важнейших отраслей военного дела во все исторически познаваемые времена, останется таковою и в будущем.
Обычно посылаемый крепостям упрек в том, что они дорого стоят, имеет под собою весьма шаткие основания, ибо стоимость большой современной крепости не превосходит стоимости для государства одного дня войны и стоимости одного дредноута; но последний в морском бою гибнет со всем своим экипажем в несколько часов, тогда как крепость может выполнять свое боевое назначение в течение не только дней, но многих месяцев (Севастополь, Бельфор, Порт-Артур, Верден) и, как Льеж в 1914 г., который сопротивлялся всего 6 дней, но долее, чем рассчитывали германцы, привести к краху весь план молниеносного разгрома Франции.