Стоглав, или „Стоглавник“, сборник, содержащий описание деяний и постановления собора 1551 г., созванного Иваном Грозным.
Подлинный акт „соборного уложения“ до нас не дошел, мы располагаем лишь целым рядом списков сборников, являющихся систематической выборкой, „изборниками“ постановлений и материалов, извлеченных из подлинного „уложения“. Извлечения эти, повидимому, делались духовными лицами для руководства в делах церковного управления и соответственных справок. Отсюда, с одной стороны, разнообразие редакций отдельных списков, с другой — подбор самого материала, т.-е. постановлений, касающихся почти исключительно церковных вопросов, хотя программа самого собора далеко не исчерпывалась только этими последними. Обычно различают три редакции списков С.: пространную, среднюю и краткую (XVI в.). Все эти редакции имеют в основе своей один общий им текст, придерживаются деления на 100 глав (по примеру Царского Судебника 1550 г.), — откуда произошло и самое название памятника, а также и собора, — и отличаются однородностью своего состава. Отмеченный характер С. дал повод некоторым исследователям не только отрицать подлинность и всякое официальное юридическое значение памятника, но даже существование самого собора, а след. и каких-либо его „постановлений“. Впрочем, подобного рода крайние взгляды и теории нашли должную оценку в новейшей исторической литературе. Стоглавый собор есть несомненный исторический факт, несомненно также и его официальное значение. Последующие историч. документы правительственного характера подтверждают законную и обязательную силу постановлений собора, а на большом московском соборе 1667 г. последовала торжественная официальная отмена постановлений С.: „и что писаша о знамении честного креста, сиречь о сложении двою перстов, и о сугубой аллилуии, и о прочем, что писано нерассудно, простотою и невежеством в книге С.… тую неправедную и безрассудную клятву Макариеву и того собора разрешаем и разрушаем, и той собор не в собор и клятву не в клятву и ни во что же вменяем, яко же и не бысть, занеже той Макарий митрополит и иже с ним мудрствоваша невежеством своим безрассудно“. Так совершилось формальное аннулирование соборных постановлений 1551 г., благодаря которому С. приобрел особое значение в глазах старообрядчества (см.). С. превратился как бы в библию русских раскольников.
Но значение собора 1551 г. было значительно шире. И по своему составу, и по программе он представлял явление более сложное. Правда, собор оказался первой наиболее яркой демонстрацией московского теократического абсолютизма, поскольку москов. царь торжественно дебютировал на нем в качестве верховного ревнителя православия, церковного благочестия и пастыря душ своих „от Бога повинных рабов“, явив соборным „отцам“ небывалое „чудно видение и всякого ужаса исполнено“, однако, истинные цели Грозного были иные. Нельзя, конечно, отрицать, что в процессе москов. централизации, государственн. строительства, вопросы церковного управления так же привлекали к себе внимание новой власти, как и задачи управления государственного, в собственном смысле этого слова, тем более, что московская „иосифлянская“ церковь в свою очередь сделалась церковью государственной под скипетром „нового царя Константина“, священного главы „третьего Рима“, „благочестивого“ „божиею милостью“ московского царя. Поэтому параллельная и почти одновременная кодификация „царского судебника“ 1550 г. и „соборного уложения“ 1551 г. была делом естественным и своевременным. Тем не менее есть все основания полагать, что действительная причина созыва собора 1551 г. была не чисто церковная, а государственная, политическая, — интересы не церковного, а именно земского строения и, в первую очередь, интересы военные, занимавшие в то время первое место в ряду вопросов государственных. Иван Грозный первоначально имел в виду открыто поставить на соборе вопрос о секуляризации церковных земель в виду крайнего оскудения государств. земельного (поместного) фонда, а также привлечь богатую церковно-монастырскую казну к участию в таких расходах, как выкуп пленных. С означенной целью царь очень ловко воспользовался аргументацией идеологов старой, т. наз. „нестяжательной“ удельной церкви, представители которой, отстаивая независимость церкви от светской власти, выдвинули учение о недопустимости для духовных учреждений владения „вотчинами“, населенными землями, резко обличая „богатолюбивую“ иосифлянскую церковь (см. иосифлянство и Иосиф Волоцкий, XXII, 668, 671/72), продавшую свое духовное первородство светской власти за „церковные стяжания“. Из уст этой церковно-политической партии (представленной также и на соборе) вышла обличительная критика развращенных нравов обмирщившегося белого и черного духовенства. Вывод был ясен, надо водворить строгость нравов среди духовного чина, вернуть его к „постническому житию“ и лишить его источника порчи его нравов — его земель и богатств. В обличительных речах Грозного на соборе и его вопросах соборным чинам нетрудно установить несомненные позаимствования из писаний, обращенных к царю из лагеря нестяжателей (игум. Артемия, еп. Кассиана, Сильвестра), которые, м. б., в этих целях и были приглашены на собор, а вскоре после собора были подвергнуты гонению со стороны представителей государств. церкви и обвинены в том, что наущали царя „села отымати у монастырей“. Однако, план Грозного не удался. Еще накануне собора митр. Макарий вручил царю обширный „ответ“ в защиту вотчинных прав церкви, „неотчуждаемости“ церковных имуществ. Царю пришлось уступить, тем более, что иосифлянская церковь была ближайшим союзником москов. царей в деле утверждения их „божественных“ прав. Тайный тактический союз царя с „нестяжателями“ был, конечно, непрочен, тем более, что политически нестяжатели были антагонистами моск. царей и союзниками его заклятых врагов: феодального боярства и удельных княжат. Поэтому Грозный не задумался выдать нестяжателей после собора их врагам иосифлянам, найдя временный выход из положения в опричнине (см.), с помощью которой он произвел конфискацию боярских и княжеских вотчин, которые затем и перешли в руки поместного дворянства. Неудивительно, что вопрос о церковных имуществах сделался предметом особого внимания собора 1551 г., и в целом ряде статей С. торжественно подтверждает, чтобы „никто не смел вступаться в церковные пошлины, ни в земли, ни в воды, и блюл бы ся казни и св. правил проклятия“. Столь же решительно отклонил собор и попытку царя позаимствоваться средствами из церковной казны на выкуп пленных. При таких условиях интерес царского правительства к собору значительно был ослаблен, и все дело в конце концов свелось к ряду мероприятий и формальных предписаний, направленных к улучшению внутренних церковных порядков. На собор, помимо „святых святителей и преосвященных отцов“, были приглашены и царская „братия“, и „князи, и бояре, и воины“, т.-е. высшие правительств. чины и дворянство, государевы помещики. При этом в своих речах, обращенных к соборным людям, царь далеко вышел за пределы чисто церковных вопросов. В особенности носит политический характер его вторая речь, в которой Иван Вас. резко изобличает „бояр и вельмож“ в „самовластии“ и заявляет твердое намерение взять в свои руки власть, „яко же лепо есть благочестивым царем быти“. В четвертой речи царя мы находим не только подтверждение летописного известия о земском соборе 1549—50 г., на котором был утвержден „Судебник“, но также указание, что царь имел в виду предложить на рассмотрение и благословение Ст. собора как самый „Судебник“, так и „уставные грамоты“, вводившие „по всем землям“ государства органы местного и выборного управления. Наконец, в „сборнике Евфимия“ мы имеем еще 13 вопросов, предложенных царем собору, вопросов общегосударственного характера (о местничестве, о поместьях, вотчинах и кормлениях, о новых пригородных слободах и т. д.). Все эти факты говорят, что собор 1551 г. был собором церковно-земским по тем заданиям, какие ему первоначально были поставлены царским правительством. Возможно, что частично Грозному пришлось снять с обсуждения собора наиболее интересные для правительства вопросы, дабы не ссориться с представителями государств. церкви, в поддержке которых он так нуждался в момент наиболее острой борьбы за принцип „царского самодержавства“. Дошедший до нас соборный „изборник“, б. м., как раз и является собранием важнейших разрешенных собором и вошедших в действие его постановлений. Одно несомненно: фактическое содержание С. уже его официальной программы.
Содержание же это в основных чертах сводится к следующему. Первые 4 главы С. воспроизводят четыре речи Ив. Грозного. В 5 гл. изложены первые 37 вопросов царя собору. Ответы собора на эти вопросы занимают главы 6—40. В гл. 41—98 вторые 32 вопроса царя собору и ответы на них. Последние главы (99 и 100) содержат отзывы о соборе духовных лиц Тр.-Серг. монастыря, на заключение которых было отправлено „царское и святительское уложение“. На соборе „нестяжатели“ столкнулись с партией Иосифа Волоцкого (см. XXII, 671/72), идеолога государственной церкви. Победа осталась за последней, которая была в большинстве. Общее значение собора было более чем скромно. Для правительства собор не дал желательных результатов, что же касается духовенства, то оно также мало было заинтересовано в том, чтобы со всей строгостью проводить внутреннюю церковную реформу, которая была поставлена на соборе Грозным ради специальных государственных интересов в связи с вопросом о секуляризации церковных имуществ. А потому „почти все узаконенное собором было забыто, и все пошло по-старому, как бы совсем и не бывало собора“.
Но ценность С., как исторического памятника, не подлежит сомнению. В нем драгоценнейший материал для изучения быта и нравов эпохи москов. государства и общества середины XVI в.: состояния церкви, народных обычаев, просвещения, борьбы политич. партий и внутрен. политики правительства Грозного. Так, самое происхождение собора 1551 г. до последнего времени приписывали влиянию т. н. „избранной рады“, действовавшей как бы за спиной молодого царя. Между тем правильнее было бы говорить об иных влияниях, исходивших из обществ. среды, которая была представлена автором знаменитых „челобитий“ (политич. писем), Ивашкой Пересветовым, идеологом москов. дворянства и теоретиком „вольного самодержавства“, подсказавшего москов. царю всю программу его царствования (опричнину, издание Судебника, отмену кормлений и т. д.). В обличительных речах Грозного на соборе против бояр мы слышим как бы повторение памфлетов Пересветова. С указанной точки зрения самый созыв собора 1551 г. является актом по преимуществу политическим, а потому и историческое значение этого собора понятно лишь в связи с той борьбой, которой придала такой драматич. характер правлению Грозного и которая запечатлелась в деяниях собора и его историч. судьбах.
Литература. „С.“, простр. ред. (Лонд. 1860, Казань 1862, Н. Субботина 1890); средняя (Кожанчикова 1863); краткая (Архив истор. и практич. свед. 1860—61, кн. 5); Беляев, „Об истор. значении деяний моск. собора 1551 г.“ (Рус. Беседа, 1858, № 4); И. Жданов, „Сочинения“, т. I (1904); Митр. Макарий, Ист. р. церкви“, т. VI; Е. Голубинский, „Ист. р. ц.“, т. II; А. Шпаков, „C.“ (Собр. статей, посвящ. М. Владимирскому-Буданову, 1904); В. Бочкарев, С. и история собора 1551 г.“ (Юхнов, 1906).