II. Социализм научный[1]. Неизбежность превращения капиталистического общества в социалистическое Маркс выводил всецело и исключительно из экономического закона движения современного общества. Обобществление труда в тысячах форм, идущее вперед все более и более быстро и проявляющееся за те полвека, которые прошли со смерти Маркса, особенно наглядно в росте крупного производства, картелей, синдикатов и трестов капиталистов, а равно в гигантском возрастании размеров и мощи финансового капитала — вот главная материальная основа неизбежного наступления социализма. Интеллектуальным и моральным двигателем, физическим выполнителем этого превращения является воспитываемый самим капитализмом пролетариат. Его борьба с буржуазией, проявляясь в различных и все более богатых содержанием формах, неизбежно становится политической борьбой, направленной к завоеванию политической власти пролетариатом („диктатура пролетариата“). Обобществление производства не может не привести к переходу средств производства в собственность общества, к „экспроприации экспроприаторов“. Громадное повышение производительности труда, сокращение рабочего дня, замена остатков, руин мелкого, примитивного, раздробленного производства коллективным усовершенствованным трудом — вот прямые последствия такого перехода. Капитализм окончательно разрывает связь земледелия с промышленностью, но в то же время своим высшим развитием он готовит новые элементы этой связи, — соединение промышленности с земледелием на почве сознательного приложения науки и комбинации коллективного труда, нового расселения человечества (с уничтожением как деревенской заброшенности, оторванности от мира, одичалости, так и противоестественного скопления гигантских масс в больших городах). Новая форма семьи, новые условия в положении женщины и в воспитании подрастающих поколений подготовляются высшими формами современного капитализма: женский и детский труд, разложение патриархальной семьи капитализмом неизбежно приобретают в современном обществе самые ужасные, бедственные и отвратительные формы. Но, тем не менее, „крупная промышленность, отводя решающую роль в общественно-организованном процессе производства, вне сферы домашнего очага, женщинам, подросткам и детям обоего пола, создает экономическую основу для высшей формы семьи и отношения между полами. Разумеется, одинаково нелепо считать абсолютной христианско-германскую форму семьи, как и форму древне-римскую или древне-греческую или восточную, которая, между прочим, в связи одна с другой образует единый исторический ряд развития. Очевидно, что составление комбинированного рабочего персонала из лиц обоего пола и различного возраста, будучи в своей стихийной, грубой, капиталист. форме, когда рабочий существует для процесса производства, а не процесс производства для рабочего, зачумленным источником гибели и рабства, — при соответствующих условиях неизбежно должно превратиться, наоборот, в источник гуманного развития“ (Кап., I, кон. 13 гл.). Фабричная система показывает нам „зародыши воспитания эпохи будущего, когда для всех детей свыше известного возраста производительный труд будет соединяться с преподаванием и гимнастикой не только, как одно из средств для увеличения общественного производства, но и как единственное средство для производства всесторонне развитых людей“ (там же). На ту же историческую почву, не в смысле одного только объяснения прошлого, но и в смысле безбоязненного предвидения будущего и смелой практической деятельности, направленной к его осуществлению, ставит социализм Маркса и вопросы о национальности и о государстве. Нации — неизбежный продукт и неизбежная форма буржуазной эпохи общественного развития. И рабочий класс не мог окрепнуть, возмужать, сложиться, не „устраиваясь в пределах нации“, не будучи „национален“ („хотя совсем не в том смысле, как понимает это буржуазия“). Но развитие капитализма все более и более ломает национальные перегородки, уничтожает национальную обособленность, ставит на место национальных антагонизмов классовые. В развитых капиталистических странах полной истиной является поэтому, что „рабочие не имеют отечества“ и что „соединение усилий“ рабочих, по крайней мере цивилизованных стран, „есть одно из первых условий освобождения пролетариата“ (К. Маниф.). Государство, это организованное насилие, возникло неизбежно на известной ступени развития общества, когда общество раскололось на непримиримые классы, когда оно не могло бы существовать без „власти“, стоящей якобы над обществом и до известной степени обособившейся от него. Возникая внутри классовых противоречий, государство становится „государством сильнейшего, экономически господствующего класса, который при его помощи делается и политически господствующим классом и таким путем приобретает новые средства для подчинения и эксплоатации угнетенного класса. Так, античное государство было прежде всего государством рабовладельцев для подчинения рабов, феодальное государство — органом дворянства для подчинения крепостных крестьян, а современное представительное государство является орудием эксплоатации наемных рабочих капиталистами“ (Энгельс в „Происхождении семьи, частной собственности и государства“, где он излагает свои и Маркса взгляды). Даже самая свободная и прогрессивная форма буржуазного государства — демократическая республика — нисколько не устраняет этого факта, а лишь меняет форму его (связь правительства с биржей, подкупность — прямая и косвенная — чиновников и печати и т. д.). Социализм, ведя к уничтожению классов, тем самым ведет и к уничтожению государства. „Первый акт, — пишет Энгельс в „Анти-Дюринге“ — с которым государство выступает действительно, как представитель всего общества — экспроприация средств производства в пользу всего общества — будет в то же время его последним самостоятельным актом, как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения будет становиться в одной области за другой излишним и прекратится само собой. Управление людьми заменится управлением вещами и регулированием производственного процесса. Государство не будет „отменено“, оно „отомрет“. „Общество, которое организует производство на основе свободных и разных ассоциаций производителей, поставит государственную машину туда, где ей тогда будет место: в музей древностей, рядом с веретеном и бронзовым топором“ (Энгельс в „Происх. семьи“).
Наконец, по вопросу об отношении социализма Маркса к мелкому крестьянству, которое останется в экспроприации экспроприаторов, необходимо указать на заявление Энгельса, выражающего мысли Маркса: „Когда мы овладеем государственной властью, мы не будем и думать о том, чтобы насильственно экспроприировать мелких крестьян (все равно, с вознаграждением или нет), как это мы вынуждены будем сделать с крупными землевладельцами. Наша задача по отношению к мелким крестьянам будет состоять прежде всего в том, чтобы их частное производство и частную собственность перевести в товарищескую, но не насильственным путем, а посредством примера и предложения общественной помощи для этой цели. И тогда у нас, конечно, будет достаточно средств, чтобы доказать крестьянину все преимущества такого перехода, преимущества, которые и теперь уже должны быть ему разъясняемы“ (Энгельс, „К аграрному вопросу на Западе“, изд. Алексеевой, стр. 17, русск. пер. с ошибками. Оригинал в „Neue Zeit“, Jahrg. 13, 1894—5).
Тактика классовой борьбы пролетариата. Выяснив еще в 1844—5 г. один из основных недостатков старого материализма, состоящий в том, что он не умел понять условий и оценить значение революционной практической деятельности, Маркс в течение всей своей жизни, на ряду с теоретическими работами, уделял неослабное внимание вопросам тактики классовой борьбы пролетариата. Громадный материал дают в этом отношении все сочинения Маркса и изданная в 1913 г. четырехтомная переписка его с Энгельсом, в особенности. Материал этот далеко еще не собран, не сведен вместе, не изучен и не разработан. Поэтому мы должны ограничиться здесь лишь самыми общими и краткими замечаниями, подчеркивая, что без этой стороны материализма Маркс справедливо считал его половинчатым, односторонним, мертвенным. Основную задачу тактики пролетариата Маркс определял в строгом соответствии со всеми посылками своего материалистически-диалектического миросозерцания. Лишь объективный учет всей совокупности взаимоотношений всех без исключения классов данного общества, а следовательно, и учет объективной ступени развития этого общества и учет взаимоотношений между ним и другими обществами может служить опорой правильной тактики передового класса. При этом все классы и все страны рассматриваются не в статическом, а в динамическом виде, т.-е. не в неподвижном состоянии, а в движении (законы которого вытекают из экономических условий существования каждого класса). Движение в свою очередь рассматривается не только с точки зрения прошлого, но и с точки зрения будущего и притом не в пошлом понимании „эволюционистов“, видящих лишь медленные изменения, а диалектически: „20 лет равняются одному дню в великих исторических развитиях — писал Маркс Энгельсу — хотя впоследствии могут наступить такие дни, в которых сосредоточивается по 20 лет“ (т. III, с. 127 переписки). На каждой ступени развития, в каждый момент тактика пролетариата должна учитывать эту объективно неизбежную диалектику человеческой истории, с одной стороны, используя для развития сознания, силы и боевой способности передового класса эпохи политического застоя или черепашьего, так наз. „мирного“ развития, а с другой стороны, ведя всю работу этого использования в направлении „конечной цели“ движения данного класса и создания в нем способности к практическому решению великих задач в великие дни, „концентрирующие в себе по 20 лет“. Два рассуждения Маркса особенно важны в данном вопросе, одно из „Нищеты философии“ по поводу экономической борьбы и экономических организаций пролетариата, другое из „Ком. Манифеста“ по поводу политических задач его. Первое гласит: „Крупная промышленность скопляет в одном месте массу неизвестных друг другу людей. Конкуренция раскалывает их интересы. Но охрана заработной платы, этот общий интерес по отношению к их хозяину, объединяет их одной общей идеей сопротивления, коалиции… Коалиции, в начале изолированные, формируются в группы, и охрана рабочими их союзов против постоянно объединенного капитала становится для них более необходимой, чем охрана заработной платы… В этой борьбе — настоящей гражданской войне — объединяются, развиваются все элементы для грядущей битвы. Достигши этого пункта, коалиция принимает политический характер“. Здесь перед нами программа и тактика экономической борьбы и профессионального движения на несколько десятилетий, для всей долгой эпохи подготовки сил пролетариата „для грядущей битвы“. С этим надо сопоставить многочисленные указания Маркса и Энгельса, на примере английского рабочего движения, как промышленное „процветание“ вызывает попытки „купить рабочих“ (I, 136 переп. с Энг.), отвлечь их от борьбы; — как это процветание вообще „деморализует рабочих“ (II, 218); — как „обуржуаживается“ английский пролетариат — „самая буржуазная из всех наций“ (английская) „хочет, видимо, привести дело в конце концов к тому, чтобы рядом с буржуазией иметь буржуазную аристократию и буржуазный пролетариат“ (II, 290); — как исчезает у него „революционная энергия“ (III, 124); — как придется ждать более или менее долгое время „избавления английских рабочих от их кажущегося буржуазного развращения“ (III, 127); — как недостает английскому рабочему движению „пыла чартистов“ (1866, III ,305); — как английские вожди рабочих создаются по типу серединки „между радикальным буржуа и рабочим“ (о Голиоке, IV, 209); — как, в силу монополии Англии и пока эта монополия не лопнет, „ничего не поделаешь с британскими рабочими“ (IV, 433). Тактика экономической борьбы в связи с общим ходом (и исходом) рабочего движения рассматривается здесь с замечательно широкой, всесторонней, диалектической, истинно-революционной точки зрения.
„Ком. Манифест“ о тактике политической борьбы выдвинул основное положение марксизма: „Коммунисты борются во имя ближайших целей и интересов рабочего класса, но в то же время они отстаивают и будущность движения“. Во имя этого Маркс в 1848 г. поддерживал в Польше партию „аграрной революции“, „ту самую партию, которая вызвала краковское восстание 1846 г.“. В Германии 1848—49 г. Маркс поддерживал крайнюю революционную демократию и никогда впоследствии не брал назад сказанного им тогда о тактике. Немецкую буржуазию он рассматривал, как элемент, который „с самаго начала был склонен к измене народу“ (только союз с крестьянством мог бы дать буржуазии цельное осуществление ее задач) „и к компромиссу с коронованными представителями старого общества“. Вот данный Марксом итоговый анализ классового положения немецкой буржуазии в эпоху буржуазно-демократической революции, анализ, являющийся, между прочим, образчиком материализма, рассматривающего общество в движении и притом не только с той стороны движения, которая обращена назад: „…без веры в себя, без веры в народ; ворча перед верхами, дрожа перед низами;… напуганная мировой бурей; нигде с энергией, везде с плагиатом;… без инициативы;… окаянный старик, осужденный на то, чтобы в своих старческих интересах руководить первыми порывами молодости молодого и здорового народа“… („Нов. Рейнск. Газ.“ 1848 г., см. „Лит. Наслед.“, т. III, 212 стр.). Около 20 лет спустя в письме к Энгельсу (III, 224) Маркс объявлял причиной неуспеха революции 1848 г. то, что буржуазия предпочла мир с рабством одной уже перспективе борьбы за свободу. Когда кончилась эпоха революций 1848—49 г., Маркс восстал против всякой игры в революцию (Шаппер-Виллих и борьба с ними), требуя уменья работать в эпоху новой полосы, готовящей якобы „мирно“ новые революции. В каком духе требовал Маркс ведения этой работы, видно из следующей его оценки положения в Германии в наиболее глухое реакционное время в 1856 г.: „Все дело в Германии будет зависеть от возможности поддержать пролетарскую революцию каким-либо вторым изданием крестьянской войны“ (переп. с Энг., II, 108). Пока демократическая (буржуазная) революция в Германии была не закончена, все внимание в тактике социалистического пролетариата Маркс устремлял на развитие демократической энергии крестьянства. Лассаля он считал совершающим „объективно измену рабочему движению на пользу Пруссии“ (III, 210), между прочим именно потому, что Лассаль мирволил помещикам и прусскому национализму. „Подло“, писал Энгельс в 1865 г., обмениваясь мыслями с Марксом по поводу предстоящего общего выступления их в печати — „в земледельческой стране нападать от имени промышленных рабочих только на буржуа, забывая о патриархальной „палочной эксплоатации“ сельских рабочих феодальным дворянством“ (III, 217). В период 1864—70 г., когда подходила к концу эпоха завершения буржуазно-демократической революции в Германии, эпоха борьбы эксплоататорских классов Пруссии и Австрии за тот или иной способ завершения этой революции сверху, Маркс не только осуждал Лассаля, заигрывавшего с Бисмарком, но и поправлял Либкнехта, впадавшего в „австрофильство“ и в защиту партикуляризма; Маркс требовал революционной тактики, одинаково беспощадно борющейся и с Бисмарком и с австрофилами, тактики, которая не подлаживалась бы к „победителю“ — прусскому юнкеру, а немедленно возобновляла революционную борьбу с ними и на почве, созданной прусскими военными победами (переп. с Энг., III, 134, 136, 147, 179, 204, 210, 215, 418, 437, 440—I). В знаменитом обращении Интернационала от 9 сент. 1870 г. Маркс предупреждал французский пролетариат против несвоевременного восстания, но, когда оно все же наступило (1871 г.), Маркс с восторгом приветствовал революционную инициативу масс, „штурмовавших небо“ (письмо к Кугельману). Поражение революционного выступления в этой ситуации, как и во многих других, было, с точки зрения диалектического материализма Маркса, меньшим злом в общем ходе и исходе пролетарской борьбы, чем отказ от занятой позиции, сдача без боя: такая сдача деморализировала бы пролетариат, подрезала бы его способность к борьбе. Вполне оценивая использование легальных средств борьбы в эпохи политического застоя и господства буржуазной легальности, Маркс в 1877—8 г., после того как издан был исключительный закон против социалистов, резко осуждал „революционную фразу“ Моста, но не менее, если не более, резко обрушивался на оппортунизм, овладевший тогда на время официальной с.-д. партией, не проявившей сразу стойкости, твердости, революционности и готовности перейти к нелегальной борьбе в ответ на исключительный закон (письма Маркса к Энгельсу IV, 397, 404, 418, 422, 424. Ср. также письма к Зоргэ).
В. Ленин.
- ↑ Статья эта написана В. И. Лениным одновременно со статьей „Маркс“ (см. XXVIII т.) и первоначально составляла заключительную часть ее, но по цензурным условиям отнесена была в свое время к статье „Социализм“ в ожидании изменения политических условий после войны.