ЭСГ/Сомов, Константин Андреевич

Сомов, Константин Андреевич, живописец, р. в 1869 г. в Петрограде, сын известного писателя по художественным вопросам А. И. С-ва. Детство он провел в спокойной семье тихого уклада. Отец, большой любитель и знаток живописи, был собирателем коллекций, и С-а с ранних лет окружали старые интимные голландцы и любовное отношение к искусству. Уже к 1881 г. у С. ясно выстудила любовь к искусству. В 1888 г. С. поступил в Академию художеств. Но пребывание его там дало немного. С. больше прислушивался к себе и шел своей дорогой. Путешествие в Италию подействовало возбуждающе. Венецианцы с сияющим колоритом и трогательно-подробные изображения улиц и садиков у умбрийцев произвели на него особенно сильное впечатление. Характеристическое и колористическое дарование сказалось в портретах и пейзажах, где он выступил художником, любящим скромную нежную линию, прозрачную акварель и милые простые наблюдения. Таковы портреты Обер, его матери, „Облака“, вечернее розовое небо и „После дождя“. В это же время С. начинает отходить от жизни в область ретроспективных созданий — видений из XVIII в. и начала XIX века. Под влиянием увлечения музыкою Рамо, чтения Гоффмана и Готье и „Опасных связей“ Шодерло де Лакло он любуется XVIII в. Его начинает увлекать Обри Бердслей. В 1897 г. Париж усилил его тяготение к мастерам XVIII в. и к Версалю. В Париже С. бодро работает маслом, акварелью и карандашом, появляются „В августе“ (1897), „В былые времена“, „Волшебство“, „Поэты“ (1898). Навеянные прошлым мечтательные фигуры и заколдованные сады получают у С-а привкус пряности. Они полны необычайного, грешного, пленительного очарования; они далеки от чистых и простодушных радостей „Прогулки“ и „Радуги“. В эти же годы С. делает первые опыты графики и прикладного искусства, виньетки для Мира Искусства, „Гр. Нулина“ и ряд плакатов. Вьющиеся линии, томные создания с загадочными взорами, сверкающие краски сливаются в гармоническое волшебство. В то же время С. пробует работать из глины, пластилина небольшие группы. На этом кончаются годы ученичества. С. возвратился в Петербург и с 1900 г. отдается работе над „Вечером“, „Дамой в голубом“, „Островом любви“ и „Мигренью“. За этим следует „Кокетка“, „Эхо прошедших времен“, „Спящая женщина в синем“, „Дремлющая женщина в черном платье“, „Спящая молодая женщина“, „Влюбленные“, „Осмеянный поцелуй“. Здесь уже мастерство и чуткая передача волшебности сновидения, умение выявить в нежном горячем румянце грешность сна и тонкая нюансировка многогранности любезничания и его забавности. В серии „Фейерверк“ 1904—8 годов С. дает мастерское решение красочной темы. С 1911 г. наступает для С. пора завершенности. Техника углубляется, делается четкой и успокоенной. Краски — простые, ясные, зрелые, гармоничные. Таковы портреты Гиршман, Носовой, Карповой. Он пишет сильно и спокойно с холодным благородством. Таковы „Итальянская комедия“, „Волшебный сад“. С. разносторонен. Работает в портрете, в пейзаже, в ретроспективном жанре, графике и скульптуре. Портрет не главная его стихия. Реалистический портрет 1900-х гг. сменяется портретом 1905—10 гг., в которых он ищет выявить то единственное, что принадлежит человеку, его тайну. Пейзаж С. радостный, насыщенный, с лазурью неба, радугой, с светлыми золотистыми облаками и изумрудною зеленью луга открывает новые мотивы чувствования. Но главное своеобразие С. в графике и ретроспективном жанре. В графике он сыграл видную роль возродителя. Виньетки его, сплетенные из тонких и изящных линий, богаты замыслами и грацией. Главнейшая его работа — „Книга маркизы“ — две сюиты иллюстраций, одна галантного, другая эротического содержания. Первая издана, вторая по цензурным условиям не выпущена. Здесь выступает с страшной силой болезненная изощренная эротика. Но это эротизм не грубого чувства, a почти сверхчувственный.

С. любит и превосходно, тонко чувствует прошлое. Но он не копирует его, он не бытописатель старины, a острый, чуждый тому миру исчезнувшего прошлого, наблюдатель XX века. Шумливое и беззаботное веселье XVIII века не увлекает задумчивого мастера, который смотрит на него с иронией нашего времени. Язык старинных костюмов и причесок, все старинное убранство пропитано у него современностью. Нарядные дамы, влюбленные Арлекины, освещенные меркнущим заревом ракеты; модницы, задремавшие на маленьких диванах, улыбки томные и грешные, фигуры, преломленные под острым углом, вычурно изгибающаяся фигура вырывающейся из объятий кавалера дамы — все это вскрывает сложное, утонченное, капризное искусство понимания нашего века. К этому еще присоединяется две характерные для С. черты. Первая черта — это эротическая основа. Она представляется художнику „трагическим курьезом духа, накопляющего великие и благодатные силы, чтобы растратить их на мелкую похоть“. Другая черта — это ирония усталой души, созерцающей пошлость и скуку жизни. Картина „На даче“ полна едкой иронии над мещанским счастьем, где даже высшая поэзия жизни — любовь, чахлая и робкая, протекает в грязном углу среди давящих стен, в непосредственном соседстве с самыми прозаическими явлениями. Все это С. рассказывает, реально, но в этом реальном он не дает жизни, как она есть, a свою мысль о ней и мечту. В этом особенность С. Он не повторяет никого, он всегда свой, но и его нельзя повторить. Он индивидуален, он уединенно-замкнуто работающий художник; у него нет учеников. О С. см. К. С-в в издании Современное Искусство кн. Щербатова, 1903; „Золотое Руно“, 1906, № 2 (произведения), Ettinger, C. S. Kunst für Alle. 1913, № 4. Дмитриев, „Опыт исторического определения К. С.“ и Курошев, „Художник радуги и поцелуев“. „Аполлон“, 1913, № 9. Barchan, „Somow und seine Erotik.“, Kunst u. Künstler. 1914. Март. Bie, „C. S.“ 1907; Эрнст, „C.“ 1918.

Н. Тарасов.