Семилетняя война (1756—1763), крупнейшая из европейских войн XVIII стол., между Англией и Пруссией с одной стороны, Францией, Австрией, Россией, Саксонией и Швецией с другой (в самом конце войны к союзникам присоединилась еще Испания, зато Швеция, фактическое участие которой в военных операциях было ничтожно, и Россия, участие которой было, наоборот, решающим, вышли из коалиции годом раньше заключения общего мира). Осью войны был конфликт между Англией и Францией из-за северо-американских колоний, хотя главным ее театром была Германия, а главными событиями — столкновения прусской армии с австрийскою и русскою. Аахенский мир 1748 г. (см. IV, 340) оставил границы французских и английских владений в Сев. Америке весьма неопределенными. Между постоянными поселениями той и другой стороны лежала обширная, никому не принадлежавшая, лесистая полоса, редко заселенная племенами краснокожих, которые не были подданными ни Англии ни Франции, но являлись чаще всего клиентами последней. Эта лесная полоса была главным источником пушного товара, добывание которого было, в свою очередь, главным промыслом французских поселенцев Канады. В погоне за мехами французские охотники все глубже и глубже проникали в спорную полосу, а франц. правительство для защиты их строило ряд фортов и укрепленных постов, все более и более приближавшихся к английским колониям. Уже в 1754 г. из-за захвата французами нейтральной полосы произошло вооруженное столкновение на верхнем Охайо, кончившееся удачно для французов. Англия ответила на это в следующем году отправкой целой экспедиции (ген. Браддока), которая была совершенно уничтожена французами и их краснокожими союзниками. В то же время английские каперы стали хватать французские торговые суда — без объявления война была в полном разгаре. Обе стороны искали союзников. Традиционными были союз Франции с Пруссией и Англии с Австрией. Россия по „субсидному“ договору (19/30 сент. 1755 г.) только-что поступила на английскую службу, обязавшись за полмиллиона ф. ст. в год выставить корпус войска для защиты континентальных владений Георга II. Казалось бы, из этого должна была получиться война России, как союзницы Англии, с Пруссией, как союзницей Франции; этого, м. прочим, ожидали и в Петербурге. Вышло как раз наоборот: опасение войны с Россией заставило прусск. короля, Фридриха II, пойти на сделку с Англией, что было для англ. прав-ства тем приятнее, что Пруссия была ближайшим и самым опасным соседом Ганновера. Сделка (т.-наз. Вестминстерский договор 16 янв. 1756 г., гарантировавший нейтралитет Германии в англо-французской войне) произвела ошеломляющее впечатление и в Версале и в Петербурге. Отношения между франц. и русским дворами были до тех пор самые плохие: внешним поводом были придворные компликации начала елизаветинского царствования (см. Шетарди), а реальной основой — столкновения интересов России и Франции в Турции и в Польше. В Петербурге и теперь не расставались с надеждой „сосредоточить всю левантскую торговлю в своих руках“, но ближайший шаг к этому видели в укреплении за Россией восточного берега Балтийского моря (захват Курляндии с ее гаванями). А на берегах Балтики со времени Северной войны (см.) выросла на смену Швеции, новая большая держава — Пруссия: поперек дороги русским планам стояла здесь, прежде всего, она, а не Франция. Разгромить Пруссию, из ее остатков вознаградить за союз или, по крайней мере, „благожелательный“ нейтралитет, Польшу, а самим забрать Курляндию, а м. б., и часть королевской Пруссии с Кенигсбергом — такой план начал складываться у русской дипломатии с 1753 г. Опасения Фридриха имели под собою вполне реальные основания, хотя он и ошибался относительно подробностей русского плана. В этот последний входило, прежде всего, сближение с Францией, дипломатические сношения с которой Россией и были возобновлены усилиями Шуваловых (см.), несмотря на противодействия „молодого двора“ в. кн. Петра Феодоровича, обожавшего Фридриха II, и его жены, будущей Екатерины II, находившейся в те дни на английск. жаловании. Англ. послу Ульямсу было заявлено, что Россия понимает „субсидный“ договор, как обязательство России помогать Англии против Пруссии, а не против кого другого; вслед за тем английские субсидии в русск. казначействе сменились австрийскими. Австрия была вторым союзником, которого Вестминстерский договор дал Франции. Правительство Марии-Терезии (см.) не могло примириться с потерей Силезии, по договору 1742 г. перешедшей к Пруссии, что давало последней огромные экономические (на силезской шерсти держалась вся австр. текстильная промышленность) и стратегические преимущества над Австрией. Возвращение Силезии было руководящей идеей политики Кауница (см. XXIII, 637/8), который уже давно с этою целью стремился положить конец традиционной, еще с XVI в., вражде Австрии и Франции. Но в Версале были верны Фридриху II, и Кауниц уже отчаивался в успехе, когда Вестминстерский трактат сразу изменил картину. Правительство Людовика XV бросилось теперь навстречу австрийской дипломатии, которой еще недавно не хотели слушать, и маркиза Помпадур (см.) сделалась душою нового союза, гораздо более выгодного Австрии, чем Франции (Версальский договор 1 мая 1756 г.). Так сложилась совершенно непривычная для современников коалиция Франции, Австрии и России против Пруссии (Англия, оберегая свои торговые интересы, не объявляла войны России). Экономической базой коалиции были Франция, гарантировавшая Марии-Терезии 12 миллион. гульденов ежегодной субсидии, из которых Австрия миллион рублей выплачивала России (русско-австрийский договор 22 янв. 1757 г.). Хотя ни Вестминстерский ни Версальский трактаты, официально, не имели наступательного характера, а ставили своей задачей „охранение мира“, тем не менее стороны деятельно готовились к открытию военных действий. Раньше всех, в апреле 1756 г., начала свою мобилизацию Россия, которая была готова позже всех, к следующему лету. Австрия начала сосредоточение войск в Богемии и Моравии в июне 1756 г., а Пруссия, приступившая к мобилизации в июле, была готова уже в августе. Номинальный перевес коалиции был громаден: по спискам во франц. армии числилось 148.000 чел., в русской даже 331.000, в австрийской не менее 80 тыс., тогда как Фридрих II насчитывал у себя не более 120.000 ч. Фактически в разгар войны он имел до 200 тыс., а союзники никогда не могли выставить в поле сразу более 300 т. Если принять в рассчет выгоды центральной позиции, которую занимал Фридрих, и солиднейшую финансовую базу, в виде английских субсидий, надо будет признать, что положение Пруссии отнюдь не было отчаянным. Качественное же превосходство прусской армии делало то, что и полная победа ее короля не представлялась безнадежной. Главное преимущество армии Фридриха II над ее противниками заключалось в необыкновенной быстроте ее действий. Армии того времени, связанные „магазинной“ системой довольствия, обусловленной плохими путями сообщения и невозможностью, вследствие этого, доставлять во-время съестные и боевые припасы из отдаленной базы, отличались крайней неповоротливостью. Французские стратегические руководства не допускали удаления армии от своих магазинов далее, чем на 5 переходов, т. е. давали ей радиус действия всего в 150 верст. При существовавшей тогда „линейной“ тактике развертывание походной колонны в боевой порядок было сложной и деликатной операцией, которая у русского полка, напр. (русская армия из тогдашних была самой неповоротливой), брала час времени. Фридрих, благодаря целому ряду остроумных приспособлений (подвижные хлебопекарни и т. под.), имел с собою припасов на 22 дня, т. е. имел радиус действия, по крайней мере, тройной, сравнительно с французами. При этом войска, в особенности конница, специально тренировались для длинных и тяжелых переходов, что и давало пруссакам возможность, как из земли вырастать перед неприятелем. А развертывание из походного порядка в боевой армия Фридриха производила в 8—9 минут. Все было приноровлено к достижению максимальной быстроты: с этою целью, напр., тяжелая кавалерия, составлявшая ранее главный вид этого рода оружия, была, на бо̀льшую часть, заменена легкой (знаменитые „черные“ и „желтые“ гусары); полевая артиллерия, тогда крайне редко менявшая место в бою, была сделана возможно подвижной и могла, не отставая, следовать за конницей и пехотой. Огонь этой последней был доведен до быстроты, изумительной при ружьях, заряжавшихся с дула: прусский пехотинец легко мог сделать из своего кремневого ружья 3 выстрела в минуту. Словом, прусская армия была идеальной машиной для атаки; в обороне она была гораздо слабее, и раз отбитая атака легко превращалась в поражение (Колин, Кунерсдорф).
Инициатива войны, как мы видели, принадлежала России и Австрии: англо-французское столкновение явилось для обеих лишь чрезвычайно удобным случаем осуществить свои давно задуманные планы. Но инициативу военных действий с самого начала взял себе Фридрих II. Его план заключался в том, чтобы одним ударом вывести из строя ближайшего и потому наиболее опасного противника, Австрию. Объектом „внезапной атаки“ была выбрана Богемия; разгром на ее полях главной австрийской армии должен был открыть перед ним дорогу на Вену и принудить Марию-Терезию немедленно заключить мир. Судьба позднейшей австро-прусской войны (1866 г.) показала, что, стратегически, Фридрих был прав. Чтобы еще лучше обеспечить успех „внезапной атаки“, решено было вести ее не через Силезию, где австрийцы были готовы, а через Саксонию. Эта последняя не принадлежала к коалиции, была нейтральной, что не помешало Фридриху предъявить ей ультиматум и, после того, как он не был принят, занять Саксонию своими войсками (август — октябрь 1756 г.). Печать союзников сейчас же использовала это нарушение саксонского нейтралитета, и даже „Петербургские Ведомости“ возмущались поступками прусских „варваров“. Сам Фридрих использовал его гораздо меньше. Тогдашняя стратегия не допускала зимних кампаний, и „внезапную атаку“ пришлось отложить на весну 1757 г. Это дало австрийцам время приготовиться. Фридрих вступил в Богемию беспрепятственно, разбил одну из австрийских армий под Прагой, но был сам разбит другой (фельдм. Дауна) при Колине (18 июня 1757 г.). Тем временем к театру войны стали медленно подвигаться французская армия Субиза и русская Апраксина, с ее обозом, в 30 тыс. телег при 60 тыс. фактического состава. Фридрих (приведенный уже в совершенное отчаяние неудачей „внезапной атаки“) выбрал себе французов, как более серьезного противника, оставив против русских 30-тысячный корпус Левальда. На самом деле французы были с чрезвычайной легкостью разбиты при Росбахе (ноябрь 1757 г.), русские же сами разбили Левальда (при Гросс-Егерсдорфе, 19/30 авг.), и только отступление Апраксина, связанного по рукам и по ногам своим колоссальным обозом, и к тому же поминутно оглядывавшегося на петербургский двор (Елизавета была уже смертельно больна, пруссофильское же настроение ее наследника ни для кого не было тайной), сделало это поражение стратегически безвредным для пруссаков. Тем временем австрийцы вторглись в Силезию, а отдельные кавалерийские отряды их доходили до Берлина. До наступления зимы Фридрих как раз имел время защитить главный объект борьбы: при Лейтене, недалеко от Бреславля, австрийцы потерпели одно из самых классических поражений, какие только знает военная история (5 дек. 1757 г.). Их главная армия не существовала более — но, вместо того, чтобы итти на Вену, Фридрих расположился на зимние квартиры. Зато зиму использовали русские, занявшие в янв. 1758 г. Кенигсберг. Когда весною Фридрих возобновил наступление против австрийцев и осадил Ольмюц, русская армия двигалась уже к Одеру, угрожая Берлину. Фридриху снова пришлось бросить австрийцев и форсированными маршами итти к Кюстрину, около которого стал новый русский главнокомандующий, Фермор. При Цорндорфе (14 авг. 1758 г.) русские потерпели поражение, но армия Фермора не была уничтожена, а наступление австрийцев в Саксонии помешало Фр. ее преследовать. Саксонская кампания осени 1758 г. ознаменовалась событием, еще небывалым в этой войне: австрийцы атаковали Фр. и разбили его (при Гохкирхе, 14 окт.). Это ободрило союзников, и на следующий год было решено вытеснить пруссаков из Силезии комбинированными действиями русской и австрийской армий. Первая (под командою теперь Салтыкова) летом 1759 г. снова была на Одере и заняла Франкфурт, где соединилась с австр. корпусом Лаудона. Фр. снова пришлось прервать свое наступление против австрийцев на юг и итти защищать Берлин. Он дал сражение армии Салтыкова при Кунерсдорфе, в виду Франкфурта, и был разбит на голову (1/12 авг. 1759 г.). Прусская армия после этого почти так же не существовала, как австрийская после Лейтена, но Салтыков, на счастье Фр., и не думал итти к Берлину, а двинулся медленно на юг, к Силезии, где остальное время года прошло в пререканиях с австрийскими генералами. Кампания 1759 г. обнаружила всю стратегическую беспомощность союзников, но она показала также, что тактически прусская армия не непобедима более, что Гохкирх не был случайностью. С этого времени война отчетливо принимает, со стороны Фр., оборонительный характер. Он удачно отбрасывает иногда противника то там, то сям, наносит ему иногда жестокий удар (австрийцам под Лигницем, в Силезии, и Торгау, в прусск. Саксонии, осенью 1760 г.), но железное кольцо смыкается вокруг него все теснее, и дело доходит до того, что в сент. 1760 г. Берлин попадает на несколько дней в руки русских партизанов, уничтоживших там все военные склады и фабрики и взявших с города милл. талер. контрибуции. Пруссию выручило, во-1-х, экономическое истощение союзников, а во 2-х ликвидация основного спора между Англией и Францией. Уже в 1758 г. последняя „многократно представляла, что тягость войны становится для нее несносною, и потому надобно думать о мире“. В самом деле, на практике от своих союзников Франция не видела никакой пользы. Неудачи Фридриха не помешали англичанам уничтожить, в ряде сражений, франц. флот и завладеть франц. колониями: после сраж. при Квебеке (13 сент. 1759 г.) Канада была бесповоротно в руках англичан, из Индостана французы также были почти совершенно вытеснены. С другой стороны, и Англия, достигнув главной цели войны, потеряла к ней интерес. Новый франц. министр иностр. дел, герц. Шуазель (см.), и новый англ. премьер, лорд Бют (см. VII, 432), оказались на одной дороге; 3 ноября 1762 г. в Фонтенебло были подписаны прелиминарии англо-франц. мира. К этому времени континентальная коалиция уже несколько месяцев как была расстроена; 25 дек. ст. ст. 1761 г. умерла имп. Елизавета, смерти которой ждали с начала войны, и ее наследник, Петр III, заключил с Пруссией не только мир, но и союз. Событие это не было таким катастрофическим, каким его иногда представляют. Уже весной 1760 г. петербургская конференция находила, что теперь „одно из двух: или действовать в нынешнюю кампанию со всею силой и ожидать честного мира, или уже лучше и короче, не входя в новые убытки, принять такой мир, какой неприятель дозволит“. В янв. след. года новому главнокомандующему, Бутурлину, был отправлен секретный рескрипт, где рекомендовалось не щадить более Пруссии (восточн. Пруссия рассматривалась уже как одна из русских губ-ий); иными словами, занятой территории не надеялись удержать. Несмотря на австр. субсидии и случайн. доходы, в роде берлинской контрибуции, армии платили лишь половинное жалованье и содержали ее так, что результатом было массовое дезертирство. Мир все равно пришлось бы заключить, и на долю пруссофильства Петра III приходится отнести разве лишь то, что прусские провинции были очищены безо всякого вознаграждения. Оставленная Россией и Францией, Австрия не могла продолжать борьбы; но и Фридрих лишился англ. субсидий, a его собственная казна была истощена не меньше, чем казна его противников. Окончательные мирные трактаты были подписаны почти в один день (Парижский, между Англией и Францией, 10 февр. 1763 г., Губертсбургский, между Австрией и Пруссией, 15 февраля того же года).
С. война не изменила карты Европы, a лишь закрепила те изменения, которые явились результатом предшествовавших войн; Силезия навсегда осталась за Пруссией. Крупнее были изменения вне Европы: Англия окончательно стала величайшей колониальной державой мира, a колониальная история Франции прервалась на долгие годы. Для России С. война получила значение, главн. обр., как школа русской армии: из этой школы вышли, между прочим, Румянцев и Суворов.
Библиография: Соловьев, „История России“, т. XXIV; E. Н. Щепкин, „Русско-австр. союз во время С. войны“ („Журн. Мин. Нар. Просв.“, 1900); Масловский, „Русская армия в С. войну“ (М. 1886—1891); Koser, „König Friedrich d. Grosse“ (Stutg. 1893—1903, 2 тт.); Waddington, „Louis XV et le renversement des alliances“ (P., 1896); его же, „La guerre de sept ans“ (P., 1899—1914, 5 тт.); Corbett, „England in the seven years war“ (L., 1908, 2 тт.).