Савонарола, Джироламо, религиозный и политический реформатор во Флоренции, род. в 1452 г. Дед его был врачом в Падуе, отец занимался торговлей в Ферраре. Там и родился С. С детства будущий „пророк“ был мечтателем, любил уходить в себя и твердо противостоял притягательной силе блестящего двора Борсо д’Эсте. Душевная буря, бывшая следствием неразделенной любви, впервые породила в нем мысль о монашестве. Он бросил занятия медициной, которым никогда не отдавался с увлечением, тайком ушел в Болонью и там поступил в доминиканский монастырь. Шесть лет, проведенных под сенью тихой обители, дали ему достаточно досуга, чтобы передумать и перечувствовать многое. Он писал стихи, полные аскетического пафоса, приводил в умиление старших подвижническим рвением и пробовал свои проповеднические силы. Ему стали поручать ответственные командировки. В 1482 году он побывал в Ферраре, но успеха не имел и в том же году попал во Флоренцию. To было время полного расцвета языческой культуры, веселых празднеств, в центре которых был двор Лоренцо Медичи. Аскетическая душа С. воспламенилась гневом, но проповедь его была как колокол в пустыне: его не слушали. Любимым проповедником был другой, фра Мариано да Джанаццано, строивший свои элегантные „слова“ по классическим образцам и привлекавший толпы эстетов в старый монастырь Сан Спирито. С. опять ушел в себя, но экстаз уже стал сильнее: его стали посещать видения. В 1485 году он был командирован в Сан Джиминиано, крошечный городок, затерявшийся в горах Тосканы; там он пожал первые успехи и впервые по-настоящему нашел себя. За городом, один среди бесконечной цепи зеленых холмов, таинственно уходивших в даль, погруженный в тихое созерцание, он сливался с природой, чуял Бога вокруг себя и внутри себя. И в душе его зрели революционные пророчества. Во Флоренцию С. попал вновь лишь в 1490 году. Ему теперь предшествовала слава, добытая в Сан Джиминиано, окрепшая в Брешии и Реджьо (Эмилия). Его первая же проповедь произвела потрясающее впечатление. И чем дальше, тем больше росла его популярность. Слушателей стало у него так много, что монастырская церковь Сан-Марко уже не вмещала всех желающих. В 1491 г. он был избран приором монастыря. Вскоре Лоренцо предложил ему перенести свои проповеди в собор, и С. согласился, но его резкие нападки на Лоренцо и на распущенность, им поощряемую, заставили правителя забеспокоиться серьезно. Через близких людей он просил буйного монаха быть сдержаннее. С. отверг всякие соглашения и предрек быструю смерть папы Иннокентия VIII, неаполитанского короля и самого Лоренцо. Лоренцо попробовал выставить против С. фра Мариано, но старый соперник на этот раз был блистательно побежден. Лоренцо сдался и, лежа на смертном одре, пожелал получить отпущение от монаха, которого молва уже называла святым. С. пришел, но потребовал, чтобы Лоренцо предварительно обещал ему три вещи: покаяться и уверовать в Бога; вернуть общественные деньги, им присвоенные, и возвратить Флоренции свободу. Услыша последнее требование, Лоренцо отвернулся к стене, и С. ушел, мрачный и непреклонный. Лоренцо умер, а слава С. стала еще больше. Наследники Лоренцо, Пьеро Медичи, не обладал ни талантами ни обаянием отца, и борьба с ним была для С. несравненно легче. В 1492 году он поведал в одной из самых потрясающих проповедей свое видение: руку с огненным мечом и с надписью: „меч Божий над землею стремительно и быстро“. Он толковал это видение, как предсказание скорого нашествия иноплеменников на Италию в воздаяние за ее грехи. Впечатление от этой и других проповедей С. было так велико, что Пьеро стал хлопотать об удалении опасного монаха: через генерала ордена он добился отозвания С. из Флоренции. С. попал в Болонью, обличал там грехи и распущенность двора Бентивольо, едва не был убит подосланными женою тирана людьми и в конце концов вернулся самовольно в Сан-Марко. Больше Медичи его не беспокоили, и он продолжал свои боевые пророчества. В 1494 г. сбылось худшее из них: иноплеменники, в лице Карла VIII французского, пришли в Италию. Во Флоренции весть о нашествии была искрой, воспламенившей накопленный годами взрывчатый материал. Медичи были изгнаны, республика восстановлена, и в последовавших затем переговорах с французами С. играл очень крупную роль. Он произвел такое глубокое впечатление на простодушного французского короля, что Флоренция отделалась от нашествия довольно благополучно.
В новом устройстве (см. Флоренция) С. не занимал никакого официального поста, но его влияние было так велико и направлено так определенно в одну сторону, что эти годы (1494—1498) с полным основанием называют временем теократической республики. Власть свою С. поддерживал постоянными проповедями, в которых нападал на Рим и на распутства Борджия, призывал свою паству к нравственному очищению и требовал признания прав народа. Успех его был неслыханный. Веселая, легкомысленная Флоренция стала неузнаваема. Затихли звуки музыки и песен, исчезли с улиц процессии и потешные огни. Зазвучали скучные, монотонные церковные гимны, загорелись очистительные костры, на которые сносились отовсюду „суеты“, т. е. предметы светского обихода и мирской культуры: маски, роскошные одежды, непристойные книги, рисунки. В пламени погибло и некоторое количество произведений искусства[1], которые приносились на костры мальчиками, организованными С. для слежки за проявлениями ненавистного ему духа мирского легкомыслия.
С. был настоящим диктатором Флоренции, но положение его не было очень прочно даже во времена наибольшего расцвета его власти. Могущественные враги были на-стороже, чтобы нанести удар в удобный момент. Во главе их были папа Александр и Медичи. Борджия, прежде чем поразить неукротимого монаха, пробовали привлечь его на свою сторону предложением кардинальской шапки. С. отвечал: „единственная шапка, которой я жажду, — мученический венец, обагренный моей собственной кровью“. Тогда ему было прислано приказание явиться в Рим. С. отказался; оно было дважды повторено, последний раз с угрозою отлучения, но так же безуспешно. Наоборот, в проповедях на пророка Амоса С. с новой силой обрушился на папу. В ответ Александр отнял у флорентийской доминиканской конгрегации дарованную ей перед тем самостоятельность. Внутренняя прочность положения С. обусловливалась тем, что его сторонники, пьяньони (piagnoni — плаксы), все время были у власти. В начале 1497 г. однако начала усиливаться противная партия (arrabiati — буйные), и натиск из Рима стал находить поддержку внутри цитадели С. Тогда-то (13 мая 1497 г.) было выпущено папское бреве с отлучением С. С. не подчинился. В июле его сторонники вновь вернулись к управлению, а его друг Франческо Валори стал гонфалоньером. Но уже безраздельная власть пророка была поколеблена. Приходилось все время вести борьбу в самом городе, где интриговали Борджия и Медичи. Один из медичейских заговоров, имевший целью восстановление Пьеро, был раскрыт в такой момент, когда он был близок к успеху. Положение становилось тревожно. Весною 1498 г. один францисканский монах предложил С. испытание огнем. С. отвечал уклончиво; „испытание“ кончилось ничем (7 апреля), и этот вздорный на первый взгляд факт не только сразу похоронил все влияние С., но сделал неминуемой и близкой его гибель. Аррабиати подняли город, и на другой день монастырь Сан-Марко подвергся нападению. С., несмотря на мужественную защиту монахов и сторонников, был арестован и отведен в Palazzo Vecchio. Суд тянулся долго, были допущены апостолические комиссары. С. неоднократно пытали, приговорили к смерти за ересь, и 23 мая 1498 года он был повешен, потом сожжен вместе с двумя монахами: фра Доменико и фра Сильвестро.
С. был глубоко искренний человек. В нем совсем не было ни лицемерия ни иезуитизма. Он говорил и действовал, как велела ему его чистая душа. Он любил Бога и любил народ, любил по-своему, нескладно, но пламенно и буйно, как уже не любили Бога, как еще не любили народ. Мистическая окрыленность, которая была такой действенной у Иоахима Флорского, у Якопоне Тоди, у Данте, даже у Екатерины Сиенской, у С. — после пышного расцвета рафинированного классицизма и языческого культа красоты, после опустошений, произведенных в верующей душе критической мыслью и скептицизмом, — и должна была повиснуть бессильной. Порыв должен был остаться без отклика. Самым большим из чудес, свершонных С., — было то, что он сумел всколыхнуть в вольнодумной Флоренции давно дремавшие залежи настоящей горячей веры. Это он сделал. Но он думал, что это будет длительно. То была уже чистая утопия. С. — утопист-практик, тип крайне редкий в истории общественных движений. А в практической утопии мистика тесно и нераздельно сливается с демократизмом. С. не просто любит народ. В его любви к народу что-то неизмеримо большее, чем простая гуманность. Он разбирался в экономическом положении трудящихся классов. Он нападал на предпринимателей. В его проповедях мелькают зарницы-предвестницы далеких еще учений о праве на труд и о прибавочной ценности („богачи присвоивают себе заработную плату простого народа“; „тираны претендуют, чтобы бедные и крестьяне работали на них даром, или терпят такие претензии в своих чиновниках“). И если было удивительно, что вера, им пробужденная, держалась так долго, то не менее удивительно, что его республика, несшая угрозу господствовавшему экономическому порядку, просуществовала три-четыре года. У Флоренции был опыт, произведенный сто лет назад: восстание чомпи. Люди, которым принадлежала социальная власть, знали, чем могут кончиться огненные речи о заработной плате.
Ахиллесовой пятой С. было то, что мысли, рождавшиеся в его душе, никогда не были приведены в систему и додуманы до конца. Ибо где царят видения, там плохо разрешаются вопросы о заработной плате и о налогах. A их нужно было разрешать не только практически, но и теоретически. Пламенная душа, порывы величайшего благородства; необъятные вместилища любви, нечеловеческое напряжение энергии, словом, такое соединение, которое творит великого человека, — пришлось не ко времени, и работа, из которой могла бы выйти мировая реформа, кончилась вульгарной трагедией. — Лучшая книга о С. — P. Villari, „La storia di fra G. S. e di suoi tempi (посл. изд. 1887, 2 т.; есть плохой русск. пер., 1913); там же подробн. библиография.
- ↑ Преувеличивать, впрочем, не следует. Действительно ценных вещей при С. утрачено немного. С. ценил книги и любил искусство и не позволял истреблять зря что бы то ни было.