Приказы, центральные органы общего или областного управления в Московском государстве, находившиеся в самой Москве и являвшиеся непосредственными предшественниками петровских коллегий (см.). Зарождение приказной администрации относится еще к удельному периоду, когда несложные потребности княжеского „вотчинного“ управления обслуживались ограниченным штатом как „вольных“, так и несвободных слуг, исполнявших различные поручения князя по заведыванию теми или иными „путями“ (ministeria), т. е. отраслями его скромного государственного хозяйства, в котором так тесно тогда были слиты воедино частные, владельческие, и публичные, владетельные, права и интересы государя-помещика. Подобного рода единоличные поручения, даваемые князем его отдельным слугам (минестериалам) — дворецкому, чашникам, конюшим, казначеям, спальникам и т. д., облекались первоначально в форму определенного индивидуального „приказа“ или уполномочия. В этом смысле в те времена обычно и говорили, что такое-то лицо находится „в приказе“ у князя или „от приказу отставлено“[1]. Так. обр. приказные люди явились у нас исторически ранее П., в смысле учреждений. С этой точки зрения приказная система пережила в древней Руси две эпохи в процессе своего развития: древнейшую (удельную), когда все княжеское управление было распределено между отдельными приказчиками князя („путными“, „введенными“ боярами, дьяками или просто слугами), и позднейшую (московскую), когда эти единоличные органы администрации, под влиянием усиленного роста государственной территории и правительственной власти, превращаются в настоящие государственные учреждения со сложным составом присутствия и канцелярией (подьячие). Это превращение приказного человека в целое учреждение было естественным последствием процесса объединения или „собирания“ Московского государства. С ростом массы текущей правительственной работы возрастал и штат приказных людей по каждому „пути“ или „повытью“. С увеличением делопроизводства приходилось придавать в помощь введенному боярину или дьяку то или иное число „товарищей“ для совместного „вершенья“ дел, предоставляя вместе с тем в их распоряжение соответствующее количество „писарей“, канцеляристов[2]. При таких условиях приходилось озаботиться также и особым помещением для каждого подобного „управления“, т. е. приходилось ставить, глядя по обстоятельствам, особую „приказную избу“, или „палату“. Таким путем происходило в Москве выделение самостоятельных приказных ведомств, локализация и дифференциация отдельных отраслей управления, которые постепенно распределялись по особым учреждениям и во 2-й пол. XVI в. образовали целую систему П. Но те же самые причины, которые вызвали появление московских П., в известной мере обусловили также как порядок их образования (сначала дворцовых, затем государственных П.), так и различные основания их организации (П. центральные, областные). Ранее других возникли П. дворцовые, во главе с П. Большого Дворца (см. дворец). Объяснялось это тем, что в удельном периоде, когда частное и государственное хозяйство и управление князя были смешаны, как это повсюду наблюдается в эпоху раннего феодализма, княжеский „дворец“ являлся центром всей правительственной системы княжения. Дворцовое управление князя в одно и то же время служило тогда целям вотчинного и государственного управления, личные же „дворовые“ слуги князя вместе с тем являлись и агентами публичной власти удела. Поэтому удельное дворцовое управление послужило прототипом приказной системы Московского государства. Единоличные управления „путей“ превратились так. обр. постепенно в дворцовые П., которые, в свою очередь, с одной стороны, обратились сами в учреждения государственного характера, с другой — послужили образцами для самостоятельного возникновения новых П. Так, напр., из Казенного П., или „Казенного Дворца“ во 2-й полов. XVI в. выделились П. — Поместный (1556), Ямской (1555), Холопий (1571) и др. Сам же этот П. сложился в практике управления ведомства княжеских казначеев, игравших вообще весьма видную роль при дворе князя. В указанном процессе образования П. не малую роль сыграла также и Боярская Дума удельного времени, представлявшая первоначально единственное правительственное учреждение в означенном периоде. Под влиянием усложнения работы Боярской Думы при ней постепенно образовывался целый ряд канцелярий и комиссий, которые впоследствии развились в отдельные П. Так возник, напр., Посольский П., ведавший иностранные дела, всегда составлявшие предмет особого внимания князя и его Думы. Однако нарастание П. в столице Московского царства совершалось не только путем органического образования их на первоначальном корню „Большого“ московского „дворца“, но и механически, путем переноса в столицу удельных „дворцов“ вновь присоединенных к Московскому государству княжеств. Так появилась в Москве целая группа областных П. и „дворцов“, в отличие от которых коренные московские П. и получили наименование „больших“ (Б. Приход, Б. Дворец, Б. Разряд, Б. Казна и т. д.). К типу таких же центрально-областных П. следует отнести Казанский дворец, Смоленский и Сибирский П. Наконец, под влиянием превращения Московского удельного княжества в великое Московское государство „всея Руси“, с развитием чисто государственных нужд и интересов, один за другим появляются на Москве новые П., особенно военного, финансового и судного характера (Разбойный, Разряд и т. п.). Таким путем число московских П. чрезвычайно умножается, их приходится считать десятками, и Котошихин для своего времени, напр., насчитывал до 42 отдельных П., „кроме городовых и патриарших“. Такое нагромождение ведомств, можно сказать, приказное столпотворение, объяснялось тем фактом, что московское государственное здание строилось без всякого плана, совершенно стихийно, от случая к случаю. Являлась какая-нибудь новая потребность, являлся и новый П., о согласовании деятельности которого с другими, нередко совершенно аналогичными П., правительство совершенно не заботилось. В результате получался целый лабиринт учреждений, в которых все ведомства были перепутаны, все начала управления перемешаны. Одно и то же дело или разряд населения ведался нередко в нескольких П. сразу (напр., торговые, посадские люди — в П. Большого Дворца, Б. Казны, Б. Прихода и т. д.), и, наоборот, один и тот же П. вершил самые разнообразные дела, ничем между собой не связанные (напр., П. Б. Казны ведал торговых людей, горное дело, пушечный тульский завод и пр.); далее одни П. ведали какую-либо отрасль управления по всему государству (центральные, напр., Поместный — „всего Московского государства земли и что кому дано поместья и вотчин“), другие заведывали, напротив, отдельными областями государства или по всем делам (напр., Казанский, Сибирский П.), или только в известном отношении (областные „дворцы“ и „разряды“). Дело осложнялось еще более тем, что приказная система не представляла из себя ничего устойчивого: отдельные П. то сливались один с другим, то распадались в свою очередь, то исчезали вовсе так же случайно, как и появлялись. Одним словом, приказная система находилась в процессе непрерывного строительства и перестройки, которая лишь в конце XVII в. обнаруживает некоторую общую тенденцию к упрощению и упорядочению приказного хаоса. Крайняя пестрота и запутанность приказного „строения“ усугублялись еще более разнообразием тех начал, на которых строилось взаимное отношение П. между собой. Так, одни П. являлись вполне самостоятельными учреждениями, другие, напротив, были „приписаны“ или стояли под начальством главных П. (так, от П. Б. Дворца зависел целый ряд областных „дворцов“ и дворцовых управлений — сытенный, кормовой, хлебный и т. п. дворцы; Б. Приходу были подчинены „чети“; Посольскому — Смоленский, Новгородский и др. П.). В зависимости от этого менялся и личный состав П., соответственно, так сказать, рангу последнего: одними П. управляли бояре, окольничие, другими думные дьяки. Последние, в качестве статс-секретарей, обыкновенно управляли теми П., которые были подчинены непосредственно Боярской Думе и государю или по важности подведомых им дел (военн. управление, иностранн. дела) или по тому интересу, какой вообще проявлял государь к тому или иному роду дел (П. Тайных дел). В этом отношении особенно следует отметить Б. Разряд, или Разрядный П., и Посольский П. Особая близость верховной власти к этим П. подготовила исторически то их исключительное положение в ряду прочих органов центрального управления, на почве которого впоследствии произошло известное обособление и возвышение так наз. „государственных коллегий“ (иностранной и военных) XVIII в. Наконец, следует отметить и еще одну характерную черту в организации П.: они всецело сохранили удельную правительственную традицию, в силу которой и в московских П. суд и управление — администрация, полиция и юстиция — были всецело смешаны, согласно старинному феодальному принципу: кто кем управляет, тот того и судит. Поэтому, несмотря на то, что в Москве были и специально „судные“ П. (Разбойный, Холопий и др.), судили тогда во всех П., при чем сами приказные по общему правилу назывались „судьями“. Удержался на ряду с этим в П. и другой удельный принцип — „кормленья“: вместо жалованья приказные судьи, как тогда говорили, „кормились“ от дел, т. е. пользовались от дел известными законными доходами („посулами“), на получение которых в определенной норме они имели право, под страхом „жестокого“ наказания за лихоимство. С той же целью к П. нередко приписывались „на приказное строенье“, т. е. на содержание П., целые города и села, управление и суд над которыми переходили при таких условиях к тому же П. — Что касается внутренней организации П., то следует признать, что она была построена на „соборном“, или коллегиальном принципе. Уложение 1649 г. в ст. 23 гл. X прямо предписывает вершить дела в П. „по суду и по сыску судьям всем вопче… и в приговор писать свои имена“. То же подтверждает и современник эпохи Котошихин. Ссылка некоторых ученых на указ Петра I от 22 дек. 1718 г., где говорилось, что в П. все дела вершил обыкновенно старший боярин, а товарищи его только исполняли его предписания, констатирует лишь установившуюся практику, фактически сводившую приказное „вершенье“ дел к единоличному управлению более влиятельного сановного „судьи“. — Помимо приказного присутствия, судей и дьяков, при каждом П. состояла канцелярия из подьячих, делившаяся иногда на „столы“ и „повытья“. Сверх того, при ней же для посылок и исполнения всякого рода служб и поручений состояли „недельщики“, или „пристава“, толмачи, пушкари и т. п. лица. Для присутствия было назначено определенное время (дни и часы). В П. велись книги для записей царских указов, постановлений суда или внесения крепостных актов, пошлин и проч. Назначались приказные судьи самим государем. Таким образом П. являлись чисто бюрократическими учреждениями, с развитым бумажным делопроизводством и преобладанием канцелярщины, быстро выродившейся при отсутствии надлежащего контроля в целую систему организованных злоупотреблений и хищений. Знаменитая „московская“ волокита, лихоимство, взяточничество и вопиющее неправосудие не раз являлись поэтому в московской Руси ближайшим поводом народных бунтов и мятежей. Крайняя запутанность приказных ведомств и хаотическое состояние московского законодательства являлись также весьма благоприятной почвой для приказного крючкотворства и всяческих вымогательств, приучая вместе с тем ловких приказных судей „играть“ царскими указами, „как в карты, подбирая масть к масти“. Злоупотребления эти облегчались тем более, что начало „кормления“ открывало „легальную“ возможность для широкого развития лихоимных „посулов“. При таких условиях проф. И. Дитятин с полным правом мог утверждать, что в Московск. государстве „суда не было, а была продажа его“. — Однако, как бы ни была несовершенна система приказного управления в древней Руси, образование ее отмечало несомненно шаг вперед по пути государственного устроения России. С появлением П., хотя и крайне грубо и далеко не выдержанно, наметилось у нас впервые обособление высшего подчиненного управления от верховного (государя и Боярской Думы), с одной стороны, и провинциального (воеводского, губного), с другой. П. образовали из себя особый ярус центральных органов управления, к которым перешла теперь масса дел текущей администрации и юстиции, которая прежде или восходила непосредственно к царю и Думе или оставалась в руках областных наместников или привилегированных владельцев. П. так. обр. устанавливали более правильное иерархическое отношение между отдельными органами государственной власти: обращение с „челобитьем“ мимо П. прямо к государю или в Думу было теперь уже воспрещено (Улож., X, ст. 20). П. являлись, следовательно, необходимой ступенью в системе государств. учреждений, то как органы первой инстанции (по важнейш. делам, администр. юстиции и т. п.), то как высшая инстанция для областных судов и установлений. С другой стороны, дела из П. могли переноситься в Думу или к царю в порядке „пересуда“ (апелляции) или же в порядке „доклада“, по инициативе самих судей, в том случае, если дело „не мощно было вершити без государева ведома“ за сомнением, отсутствием закона и т. п. причинами. Конечно, правительственная практика с трудом укладывалась в это новое русло государственного порядка (плохо подчинялось ему население, постоянно нарушала его и сама верховная власть), но все же государственный механизм мало-по-малу приобретал все бóльшую устойчивость, и Русь московская постепенно отрешалась от удельного нестроения. П. суждено было сыграть в этом процессе особенно видную роль: они явились едва ли не самыми влиятельными проводниками начал централизации и бюрократизации в сферу государств. управления, поскольку к ним стягивались все нити общей администрации и суда. В этом смысле П. поделили между собой все отрасли управления, хотя раздел этот и был произведен крайне неправильно. Поэтому все попытки создать точную классификацию П. по началам ведомственного разделения являются тщетными. Системы: реальная, по классам лиц и, наконец, территориальная пересекались самым причудливым образом в компетенции П. При таких условиях всякая классификация П. может иметь лишь весьма относительное значение.

С означенной оговоркой обозрение системы московских П. может быть представлено в следующем виде:

1) П., ведавшие государственное и дворцовое хозяйство и финансы. Сюда относится прежде всего группа дворцовых и придворных П. с подчиненными им «дворами» и царскими мастерскими (см. дворец). Во главе их стоял П. Большого Дворца (упом. с 1547 г.), постепенно поглотивший перенесенные в Москву удельные «дворцы». Под его начальством состояли различные хозяйственные «дворы»: Кормовой, Сытенный, Хлебенный, Житный. Более самостоятельные управления образовали П. — Постельный (1573 г.), Ловчий и Сокольничий (кон. XVI в.). В XVII ст. возник новый ряд дворцовых П. аналогичного характера: П. золотых и серебряных дел, Каменный (нач. XVII в.), Царская мастерская палата (1627 г.), Царицына мастерская палата (1656 г.) и, наконец, Паннихидный (1663 г.). Рядом с П. Большого Дворца следует поставить затем П. Казенный, или П. Казенного Двора (1585 г.), которым ведали государевы казначеи, и П. Конюшенный (1599 г.). Вся эта масса учреждений довольно полно охватывала «государево» дворцовое хозяйство, начиная царской запашкой, казной и гардеробом и кончая царской «потехой» и расходами на заупокойные «поминки». Далее следовал уже ряд П. государственного характера: П. Большого Прихода (1564 г.), заведывавший гл. обр. косвенными налогами и сборами с торгов и лавок. С отменой системы «кормлений» (наместничьего управления) со 2-й полов. XVI в. под управлением этого П. складывается целый ряд финансовых управлений, так наз. четей, в которые и стал поступать новый налог, «оброк за наместничь корм», уплачиваемый населением тех областей, где вводилось правительством земское самоуправление. Таковы были Новгородская, Костромская, Устюжская, Владимирская, Галицкая чети (кон. XVI и 1-я полов. XVII ст.). П. Большой Казны (1628 г.), ведавший преимущественно прямые сборы, торговых людей и монетное дело[3]. Новая четверть, или четь (1597 г.), ведению которой подлежали кабацкие сборы и вообще царское кабацкое дело (сначала только в Москве). В 1656 г. возник новый Счетный П., в качестве учреждения государственного контроля, на него же первоначально было возложено и собирание недоимок. Впрочем, с последнею целью в 70-х гг. XVII ст. возник особый Доимочный П. (см.). Сюда же можно было бы отнести и П. приказных дел, гл. обр. заведывавший разными экстренными сборами.

2) П., ведавшие военное дело и служилых людей. На первом месте здесь должен быть поставлен Большой Разряд (1535 г.), с которым также постепенно слились областные удельные «разряды» (Новгородский, Смоленский, Рязанский и др.). Разряд ведал личным составом служилых людей, должностными назначениями и вел «разрядные списки», «росписи воевод» и «боярские книги». С появлением постоянных «приборных» и «иноземных» воинских частей возникли рядом с Разрядом новые П.: Стрелецкий (1601 г.), Рейтарский (1651 г.), Казачий (1616 г.), Иноземский (нач. XVII в.) и Великороссийский (1688 г.) слободских полков. Здесь же назовем П. сбору ратных и даточных людей (1631 г.), по набору рекрут. Подобно тому, как Разряд ведал московское воинство «службой», Поместный П. 2-й пол. XVI в. ведал его «землями», сосредоточивая в своих руках дела вотчинного и поместного служилого землевладения. Далее следовал ряд П. интендантского, военно-финансового характера — П. денежной раздачи (1632 г.), Денежного и хлебного сбора (1654 г.), Немецких кормов (1636 г.) и нек. др. Все они возникали обычно на время войны и по миновании нужды закрывались, за исключением П. денежн. сбору, сделавшегося постоянным учреждением. Военным оборудованием заведывали П. — Бронный (1573 г.), Пушкарский (1627 г.), Оружейный (1659 г.) и Стволовый (1680 г.). В связи с войнами в Москве возник также еще особый Полоняночный П. (1668 г.), в который поступали специальные сборы, установленные на выкуп пленных, просуществовавший самостоятельно всего лишь 2 года.

3) П. административные, ведавшие благоустройством и благочинием, путями сообщения, народным здравием, продовольственным делом и т. п. делами внутреннего правления. Сюда должны быть отнесены: Ямской П. (1567 г.), Житный (нач. XVI в.) по сбору хлебных запасов, откуда производилась раздача хлеба населению в голодные годы, Каменный (1628 г.), заведывавший заготовкой строительного материала и каменными работами, Аптекарский (1632 г.), Строения богаделен (1670 г.), Земский (1579 г. в XVII в. их было даже два), ведавший гл. обр. Москву в полицейском и судебном отношении. Здесь же можно назвать и П. книгопечатного дела (в нач. XVI в.).

4) П. областные, ведавшие управление отдельных областей Московского государства. Сюда относятся П. — Смоленский (1654 г.), Новгородский (кон. XVI в.), Казанский (1599 г.), Литовский (1656 г.), Лифляндских дел (1660 г.), Сибирский (1637 г.), Малороссийский (1663 г.) и нек. др. В источниках упоминается еще (1620 г.) темный по своему значению Панский П., возникший в связи с военно-дипломатическими отношениями с Польшей.

5) Судные П. Среди них мы должны различать П.: 1) общегосударственной компетенции, как П. Холопий (1571 г.), Разбойный (1571 г.), возникший в связи с губной реформой, и Сыскной (1619 г.); 2) П. областные, к числу которых должны быть отнесены Московский (1598 г.), Владимирский (1593 г.), Дмитровский (1595 г.) и Рязанский (1591 г.), и 3) специальные — Дворцовый судный, Монастырский (1649 г.), П. что на сильных бьют челом (1620 г.) и несколько «сыскных» временного характера. Для конца XVII ст. можно отметить, сверх того, выделение из Боярской Думы особого судного присутствия, так наз. Расправной Палаты, явившейся в качестве высшей апелляционной инстанции. Назовем также Печатный П. (1665 г.), игравший роль нотариальной конторы по укреплению разного рода актов и грамот.

Наконец, к последней группе мы относим 6) П., имевшие ближайшее отношение к московскому царю. Таков был прежде всего Посольский П. (кон. XVI в.), через который государь вел дела иностранной политики, всегда привлекавшие к себе особое внимание московских царей. Далее следуют П. Челобитный (кон. XVI в.), своего рода канцелярия по приему прошений на Высочайшее имя, и П. Тайных дел (1658 г.), с помощью которого государь осуществлял непосредственный контроль над управлением, и в котором ведались вообще всякие дела, почему-либо особо интересовавшие царя (птичья охота, гранатное дело, политич. процессы).

Такова была эта чрезвычайно пестрая система приказных учреждений, которая чем далее, тем все сильнее давала чувствовать правительству последствия своего вопиющего неустройства. Поэтому уже в конце XVII в. при Федоре Алексеевиче, особенно в 1680 г., московск. правительство делает первые попытки некоторого упрощения приказного управления, соединяя вместе по нескольку П. или вовсе упраздняя другие. В этой попытке приказной реформы сказалось уже некоторое стремление к более правильному распределению ведомств. Однако принятые меры носили весьма паллиативный характер и не могли снять с очереди коренной реформы центрального управления, которая и последовала уже при Петре, хотя вначале и этот государь не сразу разорвал с московской традицией, продолжая учреждать новые П., или канцелярии, как их теперь стали предпочтительно называть (П. военных дел, Преображенский, Тайная канцелярия, Артиллерийская канц., Аптекарская канц., Генер.-почт-директориум и т. д.). Коренное преобразование было произведено уже после учреждения Сената (1711 г.) и особенно коллегий. Впрочем, и после введения коллежского управления далеко не все П. были уничтожены, а в том или ином виде некоторые из них даже пережили Преобразователя (напр., Сибирский П. и др.).

Литература: Котошихин, «О России в царствование Алексея Михайловича» (1906); «Древняя российская Вивлиофика», ч. XX (1791); Неволин, «Образование управления в России» (Собр. соч., т. VI, 1859); Горчаков, «Монастырский П.» (1878); Н. Загоскин, «Столы Разрядного П.» (1879); Н. Лихачев, «Разрядные дьяки XVI ст.» (1888); П. Милюков, «Государственное хозяйство России в перв. четв. XVIII в.» (1892), С. Платонов, «Как возникли чети?» («Журн. Мин. Нар. Пр.», 1892, V); Оглоблин, «К истории Челобитного П.» («Журн. Мин. Нар. Пр.», 1892, V); Ардашев, «К вопросу о коллегиальности П.» («Труды VIII археолог. съезда», 1897); Гурлянд, «Ямская гоньба в Московск. государстве» (1900); его же, «П. велик. государя Тайных дел» (1902); его же, «П. сыскных дел» (Сборн. статей в честь Владимирского-Буданова, 1904); Н. Рожков, «Происхождение самодержавия в России» (1906); Белокуров, «О Посольском П.» (1906); С. Шумаков, «Экскурсы по истории Поместного П.» (1910); его же, «К истории московских П.» («Юридич. Записки Ярослав. лицея», 1911, в. 2—3); А. Гневушев, «Новгородский дворцовый П.» (1911).

Б. Сыромятников.


  1. Слово „приказ“ так. обр. еще не предполагает наличности учреждения, и предписание Судебника 1550 г. боярину „жалобников своего приказу от себя не отсылати“ имело весьма общий смысл.
  2. Упоминания о казенных, ямских, конюших, дворцовых и т. п. дьяках и подьячих восходят ко 2-й пол. XV в. и нач. XVI в., но заключать на основании этих указаний о наличности вполне сложившихся уже П. было бы также неправильно.
  3. Впрочем, во втор. полов. XVII в. упоминается в источниках специальный П. для чеканки монеты, напр., П. денежного дела.