Прагматизм (от πράγμα, дело, действие, деятельность), современная философская теория, согласно которой критерием истинности того или другого положения является его „действенность“, его приложимость на практике (синонимы термина П.: „личный идеализм“, „гуманизм“, „инструментализм“). П. следует отличать от более общего, проявлявшегося во все эпохи стремления придавать особенно важное значение активной стороне человека, его потребностям и идеалам, как основам и целям его познавательной деятельности („активизм“, „активный эволюционизм“, „активный идеализм“, „этический энергизм“ и т. п.). В большей или меньшей степени „активистами“ были: стоики с их подчинением всяких теоретических интересов целям нравственно-практической жизни; Фр. Бэкон с его девизом „знание есть сила“; некоторые из мыслителей эпохи Просвещения (Руссо); Гёте („недостаточно знать: надо еще действовать“); Кант с его приматом практического разума; И. Г. Фихте и зависящие от него направления, в частности особенно Р. Эйкен; О. Конт („savoir pour prévoir“); К. Маркс; Фр. Ницше („воля к мощи“); A. Фулье („идеи — силы“), Э. Бутру, А. Бергсон и др. — П. явился как реакция против рационализма и интеллектуализма, против теорий абсолютного познания, а также „формальной“ и „чистой“ логики (см.). Знание, с точки зрения П., — относительно, феноменистично („агностицизм“ в отношении познания сущностей) и психологистично; оно ориентировано биологически, волюнтаристично и имманентно-телеологично. 1) В психологическом отношении П. настаивает на том, что все наше знание пропитано нашей активностью, что интересы, внимание, отбор, цели, желания, эмоции, чувства удовлетворенности и неудовлетворенности и т. д. окрашивают и направляют все наши познавательные процессы. Каждая мысль имеет личный и целевой характер: „чистая“ мысль есть фикция, а потому невозможна и „чистая логика“. Истина всегда есть объект „уверенности“, а уверенность есть в конце концов правило для действия. Вся работа нашего ума имеет целью правильное реагирование на возбуждения, приходящие из окружающей среды; и эта работа ценна, только поскольку она достигает этой цели. Такого рода психологизм, по мнению сторонников П., неизбежен. 2) В области логики П. развивает „практико-динамическое“, или „инструментальное“ понятие истины (а, след., и содержания реальности, так как „реально“ существует то, о чем мы высказываем „истинные“ утверждения). Истина не может „отражать“, или повторять трансцендентную ей реальность, а потому критерием истины может быть лишь ее приложимость на практике. Реальное различие между любыми двумя теориями по каждому вопросу состоит в различии их приложений к жизни; поэтому, если их приложения не различны, то и теории тождественны; если теории совсем неприложимы, они бессодержательны; если их приложение не достигает цели, они ложны. Джон Дьюи (Dewey) и его школа особое внимание посвятили именно логическому аспекту П., анализируя значение „истины“ в процессе систематизации опыта, в переходе от одних данных опыта к другим. 3) С точки зрения отношения между теорией и практикой П. подчеркивает то, что истина есть „ценность“ — один из видов ценностей, на ряду с ценностями прекрасного и нравственно-хорошего; вместе с истиной становятся ценностями и „реальность“, „факт“ и т. п. В силу этого исчезает дуализм между суждениями о фактах и суждениями ценности, между теорией и практикой. С другой стороны, П., признавая действенный характер мысли и реальность „выбора“, допускает и некоторую индетерминированность в ходе событий. 4) П. связан с возрождением религиозного мироощущения и миропонимания, так как он объясняет и до известной степени оправдывает „умопостроение веры“, или „волю к вере“: раз совокупность признаваемых человеком истин является выражением всей его личности, то и его вера определяется не одним „чистым разумом“, но также и его эмоционально-волевой природой. Религия человека есть в конце концов известное биологическое приспособление, коренящееся в интересах человека и в его предпочтениях между известными альтернативами. Правда, „воля к вере“ еще не есть доказательство истинности того, во что хотят верить: она лишь признает необходимость выбора и заставляет человека искать подтверждения (или опровержения). По мнению прагматистов, совершенно таково же и отношение науки к ее аксиомам: сначала аксиомы всегда бывают постулатами и принимаются ранее доказательства, тем самым „формируя“ подтверждающее их доказательство. 5) С точки зрения истории истин, или исторического развития знания, защищаемое П. „делание истины“ есть процесс прогрессивного удовлетворения запросов человечества и все большего регулирования опыта. Истина каждой эпохи соотносительна со всем строем ее познаний; это делает истину подвижной, доступной исправлению, постоянно вновь творимой. Если новая истина служит целям познания лучше прежней, то она распространяется и на прежнее время (когда признавалось истинным нечто иное): говорится, что так „было и раньше, всегда“. Старая, замененная новой, истина признается „ложной“. — Основная мысль П. дана професс. гарвардск. унив. Ч. С. Пирсом (Ch. S. Peirce, „How to make our ideas clear“ в журн. „Popular Science Monthly“, 1878); им же создан и термин, пущенный в ход У. Джемсом (см. XVIII, 308/10). С разных сторон, в живой, полемической форме П. развит английским философом Ф. К. С. Шиллером („Axioms as Postulates“ — в сборнике „Personal Idealism“, 1902; „Humanism“, 1903; „Studies in Humanism“, 1907; „Plato or Protagoras“, 1908; „Formal Logic“, 1912). См. также: John Dewey, „Studies in logical theory“, 1903; Hébert, „Le pragmatisme“ (1908, есть русск. пер.); П. Мокиевский, „П. в философии“ („Рус. Бог.“, V—VI, 1910); Берман, „П.“, и др. — П. развился первоначально в англо-саксонском мире; однако он нашел себе частью последователей, частью независимые родственные течения и в других странах: во Франции — А. Пуанкаре, Бергсон (см.), Леруа, Блондель, Дюгем и др., в Германии — Мах (см.), Оствальд, Зиммель, Иерузалем, Гольдшейд и др., в Италии — Папини, Вайлати. Сведения об аналогичных П. тенденциях прежней философии собраны у Шиллера („Plato or Protagoras“) и Пирса („Dict. of Philosophy“, II, 322). — Главные возражения, вызываемые П., таковы: 1) практически приложимым, а потому и доступным оценке с точки зрения „действенности“, может быть только реальное, предметное знание; но знание рационально-математическое принципиально независимо от проверки при помощи практического приложения, а потому и не может вместиться в рамки теории знания П.: П. игнорирует математическое знание. Действительно, как можно „проверить“ приложением к практике, положим, „мнимые числа“ (√−1 и т. п.), или „трансфинитные числа“ (Ω + 1 и т. д.), или кватернионы и т. п.? 2) И в пределах предметного знания критерий истины П. не может быть всеобщим: если все познается относительно, с одной стороны, к потребностям, чувствам и действиям человека, а с другой — к вызывающим в субъектах все эти состояния условиям среды, то сами эти потребности, чувства и действия, а также условия среды должны познаваться не относительно (ибо к чему бы они могли быть относительными?), а как-нибудь иначе. 3) Поскольку П. говорит о проверке тех или иных положений при помощи согласования их с другими теоретическими положениями, т. е. опираясь на теоретическую действенность данных положений, он, в сущности, сходит со своей основной точки зрения чистой практики, так как „деятельность познавания, или мышления“ ничем не отличается от простого „познавания“, или „мышления“, подлежащего в своих результатах уже теоретическим масштабам. 4) Вряд ли основательны такие положения П., как то, что, если приложения теорий тождественны, то и сами теории не различаются одна от другой: возможны и существуют пары теорий по одному и тому же вопросу, в совершенно одинаковой степени оправдывающиеся на практике частично или с одинаковой степенью приблизительности (поскольку такие теории доступны проверке практикой), но весьма существенно различающиеся в неприложимых сейчас (по какой бы то ни было причине) или недоступных практической проверке частях; след., возможна множественность теорий, удовлетворяющих критерию П., и выбор между ними должен происходить на основании иных критериев. Или тезис, что если теории совсем неприложимы, то они бессодержательны: с этой точки зрения „бессодержательным“ пришлось бы признать очень многое в той же высшей математике. 5) П. есть в основе своей „агностицизм“, между тем его релятивный критерий истины не позволяет ему происследовать и эту проблему: об абсолютной непознаваемости действительности, как таковой. 6) Наконец, критерий проверки теорий их приложимостью, или действенностью, неприложим еще и потому, что во многих случаях проверка теорий их „действенностью“ может быть в настоящее время невыполнимой по тем или иным причинам, не зависящим от „бесплодности“ данной теории: ее плодотворность может обнаружиться позже. Поэтому единственным исходом может быть изучение истины, как таковой, безотносительно к ее проверке практическим применением.

В. Ивановский.