Португалия. География. П. в общих своих очертаниях представляет параллелограмм, ограниченный с севера и с востока Испанией и с юга и с запада Атлантическим океаном. Будучи в географическом и геологическом отношениях непосредственным продолжением Испании, орошаемая одними и теми же главными реками — Миньо, Гвадиана, Дуэро, Тахо и частью их притоков, П. тем не менее в климатическом отношении и по рельефу почвы резко отличается от своей соседки. Отсутствие высоких горных цепей и плоскогорий, постепенное понижение всей страны к берегам Атлантического океана дает возможность атмосферическим осадкам быть в большей степени равномерными повсюду, чем в Испании, значительно смягчает климат и позволяет растительности в некоторых местах иметь почти тропический характер. Обыкновенно принято в географическом и морфологическом отношениях делить П. на четыре зоны. Первая зона содержит в себе провинции: Миньо, Трас-ос-Монтес и Бейра. Она простирается на юг до берегов Тахо и ограничивается на западе океаном. Общий характер этой зоны чрезвычайно разнообразный, рельеф почвы составлен из примитивных горных пород (гранита и проч.), климат весьма переменчивый и непостоянный, растительность роскошная и обильная, начиная от сосен, дубов, каштанов и кончая миндальными деревьями. На равнинах культивируются рожь и маис. Население здесь весьма густое. Вторая зона, заключающая в себе всю провинцию Эстремадуру, с волнистым пейзажем, массой известковых отложений, мягким, ровным климатом и равномерно распределенным населением, представляет собой самую плодородную и культивированную область страны. Третья зона, составляемая провинцией Алемтежу, за исключением маленьких горных областей Марван, Эстремос и Серра-де-Осса, носит характер монотонной печальной степи с сухой почвой, покрытой плантациями оливок и пробковых деревьев и бесконечными полями, засеянными рожью. Население здесь редкое и разбросанное. Четвертая зона заключает в себе провинцию Альгарве. Здесь, на маленьком пространстве, можно встретить наибольшие вариации в рельефе почвы, в растительности, начиная от оливок и каштанов и кончая фиговыми деревьями. Климат здесь одинаковый с прибережьем Средизем. моря, постоянное ослепительное солнце, редкие дожди и неизменно уменьшающееся вследствие эмиграции население (см. переселение за океан).
Минеральные богатства П. представляют собой непосредственное продолжение таковых же Испании, с тою лишь разницей, что в П. они гораздо менее значительны (почти совсем нет каменного угля), добывание, обработка и вывоз их по большей части находятся в руках различных бельгийских и английских компаний и поставлены еще хуже, чем в соседней стране (в 1912 г. в горном деле работало 7.529 чел., в т. ч. 3.239 в шахтах).
Общее протяжение П., включая о-ва Азорские и Мадейру, — 91.943 кв. км. Население по переп. 1911 г. — 5.957.985 чел. В административном отношении континентальная часть П. делится на 6 старых провинций, подразделенных в 1833 г. на округа. В 1910 г. Азорские о-ва разделены были на 3 округа, и Мадейра составила один округ.
Большинство жителей П. принадлежит к римско-католическому вероисповеданию. Протестантские церкви имеются лишь две на всю страну: в Опорто и Лиссабоне. Еврейская синагога — лишь в Лиссабоне. С 1834 г. в П. уничтожены монашеские ордена, но практически они продолжали в ней существовать под видом разных благотворительных обществ вплоть до государственного переворота 1910 г.
Народное образование в П. оставляет желать много лучшего. До сих пор еще число неграмотных в ней составляет от 60 до 70%; более чем 200 провинциальных округов не имеют ни одной школы, несмотря на обязательность первоначального обучения по закону 1878 г.; учителя получают нищенское жалованье, и в государственном бюджете народное образование фигурирует жалкой цифрой в 2.859 контов (конто = миллиону рейсов), тогда как Швейцария, при несравненно меньшем населении, тратит на ту же цель в четыре раза больше.
Из всей площади континентальной П. возделывается только 33,6% (26,2% — под посевами и пастбищами, 3,5% под виноградн., 3,9% под садами), под лесом находится 17,3%, и 43,1% земли остается без обработки, как негодные земли и пустоши. Развитию земледелия мешают отсутствие путей сообщения и ирригации, отсутствие кредита для мелких собственников и общая экономическая отсталость. На ю. преобладает крупное землевладение, и здесь развита денежная и половническая аренда. На с. господствует мелкая крестьянская собственность, и довольно значит. распространена вечнонаследственная аренда (aforamento), при которой размер арендной платы (canon или foro) остается неизменным, и арендатор пользуется полным правом распоряжения вплоть до продажи участка; собственнику при этом предоставляется право преимущественной покупки. Главн. предметы земледелия и животноводства: на сев. — пшеница и быки, в южной области — рожь и овцы, в центральн. полосе — пшеница и кукуруза, на юге — пшеница и свиньи. Широко ведется культура винограда, оливок, фиг, апельсинов и лимонов.
Индустрия и промышленность в П. находятся на весьма низкой ступени развития. По переписи 1907 г. общее число рабочих обоего пола, занятых в различного рода производствах, включая сюда и детей, достигает всего лишь 81.194 чел. Если прибавить сюда рабочих военных арсеналов, мелких мастерских и т. д., то общая цифра португал. пролетариата, при 6 милл. населения, все же не превысит 180.000 чел. Португальская вывозная торговля почти не варьирует в течение последних 12 лет, колеблясь все время между 27 и 31 миллионами мильрейсов, что составляет приблизительно по 28 фр. на каждого жителя, тогда как во Франции на каждого жителя приходится по 137 фр. Общая картина торговли П. представляется в следующ. виде:
Железнодорожная сеть слабо развита (см. железные дороги — статистика), что немало тормозит промышленное развитие П.
После переворота 5 окт. 1910 г. в П. в 1911 г. провозглашена республика (см. ниже), но постоянные политич. смуты и социально-экономические волнения еще не дали возможности новому режиму укрепиться окончательно, хотя, по всем данным и судя по радикально-демократическому характеру последнего переворота, весною 1915 г., возврат страны к монархическому образу правления больше навряд ли может состояться.
Литература: Angel Marvand, „Le Portugal et ses colonies“ (1912); Larousse, „Le Portugal“ (1900); M-me Adam, „La Patrie portugaise“ (1896); Balbi, „Essai statistique du royaume de Portugal“; Bergman, „Une excursion en Portugal“; Boinette, „Le Portugal“; Braga, „A Patria portugueza“; Crawford, „Portugal old and new“ (1880); Minutoli, „Portugal und seine Kolonien“ (1855); Nolhac, „En Portugal“; Salas, „Nociones geograficas“; Sines de los Rios, „Portugal“; Souza Holstein, „Le Portugal et les portugais“; Pepper, „Le Portugal et ses origines“; Pery, „Geographia e statistica de Portugal e colonias“; Willkomm, „Die Pirenäische Halbinsel“ (1884); Koebel, „Portugal: its Land and People“ (1909).
История П. До конца XI в. история П. была тесно связана с историей соседних испанских государств и ничего самостоятельного собой не представляла как в политическом, так и в культурном и экономическом отношениях. Так же, как и соседнюю Испанию, П. того периода, носившую название „Лузитании“, — по имени населявшего ее племени „лузитанов“, — открыли для колонизации и сбыта своих товаров сперва финикияне, после греки. Так же долгое время служившая ареной для Пунических войн, богатая и плодородная страна в конце концов попала в руки завоевателей-римлян, пыталась вначале восставать против них и постепенно превратилась в римскую провинцию с господствующим латинским языком и объединившей отдельные лузитанские племена суровой римской государственной культурой. В V веке, при разрушении мировой империи, П. очутилась под властью свевов, которых около 585 г. сменили новые завоеватели — вестготы; им на смену, полтора столетия позже, явились мавры, и после знаменитой битвы при Хересе в 711 г. вместе с прочими государствами Пиренейского полуострова лузитанские провинции надолго подпали под влияние мавританской государственности и культуры. Аналогичные с соседними испанскими владениями мавров причины — внутренние раздоры отдельных вождей, упадок единства и проч. — побудили и лузитанских христиан начать освобождаться от владычества мавританских эмиров и калифов. В конце XI стол. эти попытки увенчались успехом. Французскому рыцарю-авантюристу Генриху, четвертому сыну герцога Бургундского, удалось неоднократно разбить мавров. В награду за его услуги король Кастилии Альфонс VI выдал за него замуж свою дочь и в приданое последней выделил часть принадлежавших ему в нынешней П. земель в самостоятельное, хотя и находившееся под протекторатом Кастилии, графство. Новый граф рядом блестящих побед над маврами расширил свои владения почти до самого нынешнего Лиссабона. Сын его, Альфонс Завоеватель, захватил у мавров уже и Лиссабон, последовательно отнял провинции Алемтежу и Эстремадуру и после битвы на равнине Урика 25 июля 1139 г., с согласия собранных им общенародных кортесов, был торжественно провозглашен независимым от Кастилии и Леона португ. королем, положив тем начало новому королевству — П.
Бургундская династия управляла страной до 1383 г. Десять составлявших ее королей, за немногими исключениями, представляли собой счастливое сочетание наследственных способностей к пониманию политических и экономических задач своего времени с личными гуманными и благородными качествами. Постепенно расширяя границы своих владений на счет все более и более приходящих в упадок и разложение соседних мавританских государств, короли бургундской династии в то же время пытались организовать и устроить общенародную жизнь внутри страны. Еще первый португальский король Альфонс I при помощи кортесов поспешил создать конституцию вновь образованного государства, собрать свод законов и т. д. Альфонс II (1211—1223) дополнил, опять-таки при помощи кортесов, законы своего знаменитого деда, при чем некоторые из этих новых постановлений отличались необычной для того времени гуманностью. Закон о праве привлеченных к духовному суду обжаловать несправедливые решения в суд гражданский возбудил против Альфонса II негодование духовенства, и король был отлучен от церкви. Такой же участи подверглись и короли Санчо II (1223—1248) и Альфонс III (1248—1279), своими эдиктами против увеличения церковных богатств и нежеланием платить папе установленные им ежегодные подарки навлекшие на себя преследование со стороны высшего духовенства. Сын Альфонса III, король Динис (1279—1325), продолжал политику отца и деда. За освобождение крепостных рабов и свои постоянные заботы об участи и благосостоянии крестьян и о развитии земледелия в стране он получил почетное прозвище „короля-землепашца“. Его преемники: Альфонс IV (1325—1357) и Педро I Суровый (1357—1367), герой романтического эпизода с Инесой де Кастро (см.), продолжали укреплять абсолютизм и бороться с вельможами. После смерти последнего представителя Бургундской династии, короля Фердинанда (1367—1385), кортесы избрали в короли побочного брата умершего короля, дом Иоанна д’Ависа, пользовавшегося симпатиями народных масс и основавшего таким образом новую династию на португальском престоле — династию Ависов.
Последние управляли П. с 1385 г. по 1578, когда, после гибели последнего короля этой династии, молодого дом Себастиана, в битве против мавров, П. на два года сделалась добычей раздиравших ее на части претендентов на освободившийся престол и в 1580 г. подпала под мрачное владычество испанского короля Филиппа II. Правление династии Ависов отчасти совпало с экономическим и политическим развитием страны, отчасти они сами содействовали тому, являясь богато одаренными политиками и управителями, как, напр., основатель династии, Иоанн I (1385—1433), при котором были открыты Азорские острова и остров Мадейра, завоеваны Цеута в Северной Африке и Канарские острова, дом Эдуард, перенесший столицу королевства из Коимбры в Лиссабон и организовавший знаменитые морские путешествия инфанта Генриха Мореплавателя, и т. д. Дальнейшие короли из дома Ависов, повинуясь прекрасно понятым ими интересам государственности, боролись с феодальной знатью, ограничивая ее сеньориальные права и вводя повсюду в постепенно разрастающейся П. единство политического управления, и в то же время продолжали дело своих предшественников в области новых колониальных открытий и завоеваний. При Иоанне II (1481—1495) в 1486 г. Бартоломеем Диасом был открыт мыс Доброй Надежды, папой Калликстом III переданы П. все острова Гвинейского залива, и, наконец, при посредстве папы Александра VI подписан с Испанией знаменитый договор в местечке Тордесильяс в 1494 г., по которому папа торжественно разделил власть над всем тогдашним миром между П. и Испанией по линии от полюса до полюса, при чем западная часть земного шара досталась на долю Испании, а на долю П. пришлась его восточная половина. При преемнике Иоанна II, дом Эммануиле (1495—1521), прозванном за свои успехи „Счастливым“, П. достигла кульминационной вершины своего политического и экономического могущества и славы. Открытый Васко де Гамой в 1498 г. морской путь в Индию, открытие два года спустя Бразилии адмиралом Кабралем дали стране новые и неисчерпаемые источники всевозможных способов легкого обогащения, но в то же время постепенно отучили португальский народ от упорного, систематического труда. Начавшиеся при Эммануиле религиозные преследования мавров и евреев значительно пошатнули в стране торговлю и промышленность. Введение при его преемнике Иоанне III (1521—1557) в 1531 г. святейшей инквизиции окончательно поставило П. на ту же самую дорогу, по которой ее соседка Испания уже начала итти к ожидающему ее впереди политическому и экономическому упадку и моральному разложению. После инквизиции появились в П. и иезуиты. Они высадились сперва в Лиссабоне в числе лишь 2 человек — испанца Родриго де Азеведо и француза Франциска Ксаверия. Через 10 лет вся П. была уже заполнена монастырями „братьев ордена Иисуса“, и монополия воспитания португальского юношества в течение трех последующих веков находилась в их руках, равно как и косвенное, а часто и непосредственно прямое управление делами государства. Под влиянием иезуитов молодой неуравновешенный и фанатичный король дом Себастиан (1557—1578) предпринял свой неудачный крестовый поход против танжерских мавров, где в битве при Алькасаркебире погиб весь цвет тогдашнего португальского рыцарства вместе с самим королем, после чего не имевшая других организованных сил П. превратилась из независимого королевства в испанскую провинцию под тяжелой рукой Филиппа II. Владычество испанцев над П. продолжалось 60 лет, но и за этот короткий промежуток времени гибельные последствия его для лузитанского государства были неисчислимы. Прежде всего, П. потеряла значительную часть своих огромных колоний. Враждующие с Испанией голландцы и англичане постепенно отняли у нее острова Борнео и Яву, Молуккский архипелаг и Целебес, Цейлон и почти всю Бразилию. Блестящие открытия и завоевания Васко де Гама и Кабраля, таким образом, были уничтожены (ср. XXIV, 525/6, прилож. хронология колониальн. приобретений). Внутри страны царили анархия и произвол испанских чиновников, назначаемых из Мадрида. Святейшая инквизиция хватала свои жертвы повсюду, народ голодал, промышленность и торговля почти прекратились, земледелие влачило самое жалкое существование. Постепенно в разнообразных общественных слоях португальского народа появилось стремление сбросить с себя чужеземное иго. При деятельнейшей поддержке знаменитого кардинала Ришелье образовался обширный заговор с целью возвести на португальский престол дом Иоанна Браганцского и освободить П. от испанцев. 1 декабря 1640 г. в Лиссабоне вспыхнуло народное возмущение, и год спустя собранные в первый раз за все последнее время кортесы провозгласили независимость П. Из заграбленных испанцами португальских колоний под их властью осталась одна лишь крепость Цеута на африканском берегу Гибралтарского пролива. Но освобождение П. и появление в ней новой португальской династии взамен испанской не принесло стране ни успокоения, ни пользы. Прежде всего, Браганцы, начиная от основателя династии Иоанна IV (1640—1656) и кончая Браганцами наших дней, как на подбор, поражали своей неспособностью, неумением и нежеланием проникнуться если уже не интересами народа, то хотя бы интересами государства, отличались стремлением к удовольствиям и явными признаками вырождения. При них П. быстрыми и верными шагами пошла к своему окончательному политическому и экономическому развалу. Слабые попытки министра короля Альфонса VI (1656—1683), графа Эрисейры, возродить промышленную жизнь страны не привели ровно ни к каким результатам. В 1703 г., при Педро II (1683—1706), английским посланником сэром Метуэном был заключен между Англией и П. торговый договор, сохранившийся в истории под его именем и нанесший португальск. экономической жизни удар, от последствий которого она не может оправиться еще и в наше время. По этому договору Англия получила в П. монополию по ввозу съестных продуктов и шерстяных изделий в обмен на сбавку таможенного тарифа за ввозимые в Англию португальские вина. По выражению португальского историка Магалаеша Лимы, „за несколько бочек вина П. всего лишь в первой полов. XVIII века 2 миллиарда 160 миллионов франков переложила из своего кармана в карман негоциантов Лондона и Ливерпуля!“. Дальнейшая внутренняя политика страны была в таком же роде. Ни Иоанн V (1706—1750), ни его преемники не были людьми способными вывести П. из состояния упадка. Внешняя же всецело направлялась Англией, вместе с которой П. была принуждена, находясь от нее в экономической зависимости, принимать участие в целом ряде разорительных и совершенно ненужных для португальских государственных интересов войн, закончившихся в 1807 году вторжением в Лиссабон наполеоновской армии и бегством в Бразилию династии Браганцев. Один единственный человек за все это печальное для П. время пытался рядом смелых и широких реформ спасти от неизбежной гибели свою страну. Человек этот был — маркиз Помбаль (см.), министр короля Иосифа I (1750—1777). С невероятной энергией он боролся один против всех: ему удалось изгнать из пределов П. иезуитов, основать торговые компании для борьбы за бразильский рынок с англичанами, реорганизовать армию, покрыть страну бесплатными школами первоначального обучения и т. д. Но все это было напрасно! С падением Помбаля рушилось и созданное им. Королева Мария и ее супруг Педро III (1777—1786) вернулись к политике придворных интересов. П. окончательно погрузилась в анархию и разложение, в то время как французы и англичане хозяйничали в ней, как у себя дома, а сын Марии, Иоанн, назначенный вследствие психической болезни королевы регентом (1792), бежал в 1807 г. в Бразилию и после смерти матери (1816), сидя в безопасности в далеком Рио-де-Жанейро, называл себя „Божиею милостью“ португальским и бразильским королем. Но из этого положения П. снова вывела коллективная воля португальского народа. После ряда народных восстаний против распоряжавшихся страной чужеземцев, собравшиеся от всех классов населения кортесы при отсутствии всякого давления со стороны центральной власти, находившейся в Бразилии, выработали первую в стране конституцию на широких либеральных и демократических началах (1820). Было образовано временное правительство, взявшее власть в свои руки. Король Иоанн VI, хотя и предпочитавший пребывание в Рио-де-Жанейро, по настоянию окружавших его, поспешил вернуться в П. Но когда его корабль 3 июля 1821 г. остановился в виду португальских берегов, явившаяся на борт делегация от кортесов предложила королю или присягнуть выработанной в его отсутствие конституции или поворачивать обратно. Король присягнул, но с твердым намерением при первом же удобном случае нарушить свою клятву. Случай этот не замедлил представиться: младший сын короля, инфант дом Мигуэль, воспитанный иезуитами в правилах самого необузданного реакционного фанатизма, предложил отцу устроить государственный переворот и лично стал во главе недовольных конституцией. Последняя, якобы под давлением обстоятельств, была с большой поспешностью отменена Иоанном VI. Но дом Мигуэлю, кроме того, еще хотелось быть самому королем, и он устроил новый заговор, уже против своего отца. Престарелый король принужден был бежать из П., куда вернулся лишь при помощи европейской дипломатии, вмешательством своим принудившей на сей раз удалиться в изгнание самого дом Мигуэля. Таким образом было положено начало новой партии сторонников „самодержавного, Богом данного короля“, получившей название „мигуэлистов“, остатки которой существуют в П. и до нашего времени. Вступивший на португальский престол после смерти Иоанна VI (1826) его старший сын, дом Педро IV, в 1822 г. избранный отпавшей от П. Бразилией своим императором (см. VI, 429), восстановил отмененную отцом конституцию, но уже с некоторыми ограничениями и изменениями (1826). Одновременно с этим, он по настоянию бразильских кортесов отказался от португальского престола в пользу своей малолетней дочери Марии да Глория; регентом был назначен Мигуэль (1827). Образовались три партии: одна — сторонники первоначальной, выработанной кортесами либеральной конституции — „сентябристы“, другая — „педристы“, партизаны конституции дом Педро, и третья — „мигуэлисты“, деятельно работавшая над тем, чтобы освободить трон от всяких вообще конституций. Уже через год Мигуэль добился от преобразованных им по средневековым образцам кортесов провозглашения его королем. Maрия должна была бежать в Бразилию, Педро отрекся от бразильского престола, чтобы вернуть дочери португальский трон. Началась затяжная война, и только в мае 1834 г. Мигуэль, при помощи англичан, был окончательно разбит. Однако свержение Мигуэля не принесло успокоения П. Борьба партий при Марии (1834—1853) достигла крайнего напряжения, переворот следовал за переворотом, вызывая вмешательство Англии и Испании. На многие десятки лет экономическая жизнь страны была парализована, равно как и внешняя ее политика, мало-по-малу сделавшая П. покорным и безропотным вассалом английского кабинета. В начале шестидесятых годов, в царствование Педро V (1853—1861) и Людовика (1861—1889), часть более умеренных „сентябристов“ постепенно слилась с менее консервативными элементами „педристов“, образовав новую политическую партию „регенедоров“. От нее впоследствии откололась группа левого направления, принявшая название „прогрессистов“. С этого момента борьба партий уже принимает более парламентское направление, а с 1879 г. и прогрессисты и регенедоры, пришедшие между собой к полюбовному соглашению, начинают сменять друг друга у власти с правильностью часового механизма. Но пользы для страны от этого не получается ни малейшей. Каждая партия спешит, очутившись у власти, использовать момент как можно более выгодно в своих интересах. С 1851 г. по 1896 сумма ежегодного дефицита возрастает до 1.562.000.000 фр., в 1892 г. П. принуждена объявить себя банкротом для двух третей своего внешнего долга, который в настоящий момент, при 6 миллионах жителей, представляет собой 750 фр. на человека. Главный пример бесцеремонного обращения с народным достоянием давала, конечно, сама верховная власть при установившейся системе так называемых „adeantamentos“ — авансов якобы в счет цивильного листа, совершенно утратившая способность различать, где кончаются личные суммы королевского двора и начинаются деньги государственного казначейства. В виду полной невозможности дождаться внимания к народным интересам со стороны обеих, сменяющих друг друга в управлении монархических партий, дело обновления страны взяли на себя португальские республиканцы. Зарождение идей последней партии относится приблизительно к пятидесятым годам прошлого столетия, сформирование ее в значительное и органическое целое — ко второй половине восьмидесятых годов, когда постановка памятника поэту Камоэнсу в Лиссабоне возбудила в широких массах португальского народа воспоминания о былой славе и величии родной страны, и когда в рядах республиканцев уже находился весь цвет мыслящей, ученой и литературной П. Но первое активное выступление новой партии закончилось неудачей. Попытка к восстанию 31 янв. 1891 г. была раздавлена, и П. снова на долгие годы подпала под гнет самой беспросветной политической реакции и правительственного террора. Постепенно республиканцы начали оправляться от нанесенного им удара. Повсюду на выборах в кортесы, несмотря на противодействие правительства, их кандидаты одерживали победу за победой, страна покрылась сетью республиканских обществ и организаций. В фев. 1908 г. заговорщиками-республиканцами были убиты король Карлос (1889—1908) и наследник. Второй сын короля, дом Мануэль, принес присягу конституции, но продержался недолго: государственным переворотом 5 окт. 1910 г. П. свергла Браганцев и монархический строй.
Однако испытания несчастной, богато одаренной природой страны и ее трудолюбивого, талантливого, но поставленного ходом исторических событий в крайне невыгодные условия народа далеко еще не кончились вместе с переменой образа правления и началом привлечения к общественной самодеятельности демократических широких масс. До сих пор умышленно оставляемый в пренебрежении социальный вопрос грозной тенью появляется на пороге новой жизни. Идеалистически настроенные, но неспособные проникнуться интересами чуждого класса, руководители переворота 1910 г., волею судеб очутившиеся теперь на вершинах государственной власти, покамест видят еще в требованиях португальских трудящихся масс лишь посягательство на спокойствие и безопасность только что установившегося и еще не успевшего окрепнуть республиканского режима. Монархические элементы, конечно, тоже стараются использовать положение в своих целях, подымая восстания, агитируя, хотя до сего времени и без особого успеха. Стачечная волна уже несколько раз прокатилась по всей П. Некоторые требования рабочих были удовлетворены, но только самые минимальные. Остается еще бесконечное множество в высшей степени запутанных и сложных вопросов социально-экономического характера, которые необходимо разрешить, без чего „обновление“ современной П. будет поверхностным и абсолютно бесполезным. Но данные последнего времени позволяют все же надеяться на благополучный исход: все возрастающая организованность и сознание своих интересов в трудящихся массах, с одной стороны, и неизбежность уступок ныне правящих классов — с другой, мало-по-малу помогут ликвидировать печальное наследство павшей монархии, и духовные и материальные богатства П. станут развиваться без помехи, подготовляя для ее народа наступление новой, лучшей жизни.
Литература: Raymond, „L’Espagne et le Portugal“; Vézelay, „Le Portugal politique“; Pourcelle; „Essai historique sur le Portugal“; Mac Murdo, „The History of Portugal“ (3 т., 1888—1891); Herculano, „Historia de Portugal“ (4 т., 5 изд., 1868); Ennes, „Historia de Portugal“; Coquelle, „Aperçu historique sur le Portugal et la maison de Bragance“; Salisbury, „Portugal and its People“; Cunha, „Eight centuries of Portugueze monarchy“ (1911); Tavares de Medeiros, „Le Mouvement social de 1885—1897“; Silvereruys, „Le Portugal depuis les Carthaginois jusqu’au règne de dom Carlos I“; Schepeler, „Geschichte der Revolution Spaniens und Portugal“; Soriano, „Historia da guerra civil. 1866—1882“; Oliveira Martins, „Historia de Portugal“ (2 т., 4 изд., 1901); Пискорский, „История Испании и Португалии“ (1902); А. Деренталь, „Современная Португалия“ (в III томе „Истории нашего времени“, изд. т-ва Гранат).
Португальская литература. Португальская литература, в противоположность испанской, представляющей собой описание сильных и ярких порывов, титаническую борьбу страстей и т. д., вся точно соткана из нежных, мягко и изящно переплетающихся нитей. Меланхолические нюансы в ней преобладают. Описываются глубокие душевные стремления, серые сумерки неудавшейся жизни, неудовлетворенность, тоскливое стремление к чему-то далекому и неопределенному, к какому-то прекрасному в своей недостижимости, заоблачному идеалу. Характернейшей особенностью ее является „caydade“ — слово непереводимое, приблизительно означающее собой: „горькое наслаждение своим страданием“. „Caydade“ проходит неизменным, основным мотивом через всю португальскую литературу со времен легендарного короля-трубадура Диниса и до наших дней. Этим грустным лиризмом, часто беспредметным и монотонным, проникнута и героическая эпопея Камоэнса — „Лузиада“, и бытовые комедии — „autos“ основателя в XVI столетии португальского национального театра Жиля Висенте (см.), и драмы Антонио Ферейры, из которых „Инес де Кастро“ и сейчас еще способна трогать и волновать читателя своей лирической, глубокой красотой, и стихи Бернардино Рибейро и Иоанна де Барруса, и даже обличительные исторические хроники „вольнодумца“ XVI в. Дамиана де Гоесса, за которые святейшая инквизиция приговорила автора к 70-летнему тюремному заключению. Наибольшей концентрации эти отличительные черты португальского национального творчества достигли в „Лузиаде“ Камоэнса, венце наиболее славного периода истории страны, когда открытие знаменитым мореплавателем Васко де Гамой морского пути в Индию, открытие Бразилии адмиралом Альваресом Кабралем и завоевание Зондского архипелага лучшим стратегом своего времени Альбукерком вознесли П. на небывалую степень могущества и высоты. „Лузиада“ состоит из 10 песней, написанных октавами. Главная цель поэмы — показать величие и геройство духа португальского народа (см. Камоэнс). „Лузиада“ была для П. ее последней героической эпопеей. В 1580 г. в битве при Алькасаркебире погиб молодой король дом Себастиан и с ним весь цвет тогдашнего португальского рыцарства. Страна, после нескольких неудачных попыток сохранить независимость, подпала под тираннию Филиппа II, испанского короля (см. выше). По преданию, умирающий Камоэнс, получив известие о гибели дом Себастиана, воскликнул: „Жизнь моя кончается! Пусть видят все: я настолько любил мою родину, что умираю вместе с ней!..“. Падение португальской литературы, начавшееся после смерти Камоэнса и потери страной независимости, идет crescendo в продолжение двух с лишним столетий. За это время — печальное время сперва господства испанцев, затем укрепления инквизиции, гонения свободной мысли и окончательного порабощения народа — творческие силы его как будто иссякают. Немногие поэты и писатели или рабски копируют иностранные, преимущественно французские образцы, или же, настроив свою лиру на придворный лад, слагают напыщенные „патриотические“ оды. Даже неизбежный и необходимый „caydade“ и тот в этой чуждой ему обстановке понемногу утрачивает свой прежн. колорит, становится бледным и бесцветным.
Начало XIX в. вместе с национальным возрождением, народной войной против Наполеона, борьбой за провозглашенную кортесами конституцию против абсолютистских поползновений короля Мигуэля знаменуется также новыми веяниями и в давно, казалось бы, омертвевшей, безжизненной португальской литературе. Бурная волна романтизма, промчавшаяся по всей Европе, докатилась также и до отдаленной П. Родоначальником там этого движения явился Альмейда Гаррет (1799—1854), писатель, проведший полжизни в политическом изгнании. Из „прекрасного далека“, из Франции, родная страна казалась ему еще дороже и еще несчастнее со всеми ее междоусобиями, неспособным правительством и угнетенным народом. И взоры Гаррета невольно обращались назад, в те далекие времена, когда, как ему казалось, португальцы были счастливы и великий национальный поэт воспевал их могущество в „Лузиаде“. Гаррет выбирает для своей первой большой поэмы жизнь самого Камоэнса. Он пытается воскресить перед П. ее славное прошлое, дать снова национальный характер ее литературе. Драмой „Луис де Суза“ Гаррет окончательно устанавливает новое литературное направление. Господствовавший до сих пор псевдоклассицизм разбит и больше уже не встанет, а молодое литературное поколение отныне будет черпать образы и содержание для своих произведений лишь в источнике национальной, народной жизни. Гаррет первый дает в „Путешествии по моей стране“ тип настоящей португальской девушки, не списанный, как раньше, с иностранных и чуждых образцов. „Девушка с соловьями“ становится классическим изображением молодой португалки на фоне меланхолического деревенского пейзажа, полного воскресшего снова „caydade“. Ученый историк и патриот Александр Геркулано (1810—1877), подобно Гаррету, принужденный покинуть П. из-за своих либеральных убеждений, первый вводит в португальскую литературу исторический роман. За ним Камилло Бранко (1826—1890) в ряде талантливых романов рисует картины повседневной жизни современного ему общества, „раздевает морально“, по выражению одного критика, всю П. начала XIX в. И до настоящего времени многие выведенные им типы, особенно женские, не утратили ни свежести своей, ни значения. Но с исчезновением с литературной сцены этих трех китов португальского романтизма, там остаются одни лишь мелкие рыбешки, из которых поэт Кастильо (1800—1875), ослепший шести лет и ставший знаменитостью в 16, довел заветы своих предшественников до абсурда. Целых 50 лет держал он под гипнозом трескучих фраз и quasi-романтических тенденций литературную П. Ученики и последователи Кастильо образовали целую школу, своего рода привилегированное учреждение, откуда все писатели и поэты выпускались не иначе, как со штемпелем неограниченно властвующего Кастильо. Наконец, против гегемонии старого вождя обветшавшего романтизма поднялась небольшая, но тесно сплоченная „коимбрская группа“ во главе с молодым историком и поэтом Теофилом Брагой (см.). Эта группа, давшая первый идейный толчок развитию португальской революции, состояла из бывших питомцев коимбрского университета: ученых, философов и поэтов, поклонников немецкой критической философии и строго реалистического направления в литературе. Они переводили иностранных мыслителей на португальский язык, знакомили португальское общество с совершенно неведомыми до сих пор в П. идеями материалистов и дружно восставали против отживающего свой век романтизма, который постепенно все больше склонялся в сторону прославления „доброго старого времени“ и реакционного направления. Талантливый поэт и „первый (по времени) португальский социалист“ Антеро де Кенталь (см.), покончивший жизнь самоубийством в эпоху наиболее мрачной правительственной реакции 90-х годов, первый же придал беспредметному до сих пор лирическому „caydade“ вполне определенное выражение „гражданской скорби“. Отныне португальская литература вступает в дальнейшую фазу своего развития, становится учительницей жизни, предвозвестницей светлых и высоких идей, a португальские писатели превращаются в граждан, ищущих не только новых форм и красок для своего творчества, но и новых путей для своего народа. Из их числа необходимо отметить три наиболее выдающихся таланта: Эса де Кейроса (1843—1900), Тексейра де Кейроса (род. в 1848 г.) и Герра Жункейро (род. в 1850 г.). Эса де Кейрос в ряде замечательных по тонкости психологического анализа романов то рисует спокойным беспристрастным пером вдумчивого, слегка иронического наблюдателя картины жизни современной П. (преимущественно ее высших классов), как, напр., в „Los Mayas“, „El primo Bazilio“ и др., или, превращаясь в беспощадного по меткости определений сатирика, выводит целую галлерею типов людской пошлости, ханжества, погони за обогащением, как, напр., в знаменитом романе „El Mandarin“ или в „La Reliquia“ — ядовитой, полной горечи сатире на напускное внешнее благочестие „благонамеренной П.“ при ее бесконечно грубом и фривольном внутреннем содержании. Тексейра де Кейрос — основатель португальского критического и социального романа в тесном смысле этого слова. Произведения его зачастую написаны à thèse, но всегда с огромным знанием изображаемой автором среды и с яркостью и подкупающей искренностью изложения. Третий представитель „коимбрской группы“, настоящий певец португальской „эпохи бури и натиска“ и общепризнанный бард португальского освободительного движения — Герра Жункейро — в своих социальных поэмах, как, например, „Смерть дон Жуана“ или „Старость Господа Бога“, атакует то грубую чувственность людей, то губящий П. клерикализм, то воспевает в знакомых наизусть каждому португальцу „Родине“, „Смиренные“ и т. д. жизнь простого португальского народа, его бесхитростное смирение перед судьбой, его тяжелую, нищенскую долю. В стихотворениях Герры Жункейро старый португальский лирический „caydade“ возрождается с новой силой, но уже облагороженным и углубленным гуманными общественными чувствами, волнующими поэта. Несколько в стороне от этих трех главных представителей „коимбрской группы“, но так же принадлежа к ней и даже являясь до некоторой степени ее предшественником, стоит Иоанн де Деус (1830—1896), натура глубоко религиозная, но свободная от всяких предрассудков догмы, певец, „влюбленный в любовь“, считающий ее единственным двигателем в человеческой жизни. Наиболее характерное его произведение — „Ночи любви“ — нежная и странная смесь религиозного мистицизма с ярко выраженной чувственностью, по характеристике одного португальского критика, „поцелуй любви, который тайно и незаметно переходит в молитву“. Дальнейшие этапы португальской литературы, — этапы скорее параллельного характера, ибо натуралистический реализм коимбрской школы продолжается в ней и в настоящее время, — это: символизм и идеалистические искания. Целая плеяда молодых и талантливых поэтов и писателей представляет собой все эти литературные направления. По недостатку места приходится отметить из них лишь впервые введшего в португальскую поэзию „белый стих“ талантливого, но, к сожалению, крайне изломанного и манерного Еуженио де Кастро (род. в 1869 г.), Леаля Гомеса (см.), поэта „социальных тем“ и яркого политического памфлетиста, и Антонио Нобре, сборником своих пессимистических стихов „Одиночество“ сразу выдвинувшегося в первые ряды современных португальских поэтов. Из романистов необходимо указать на молодого Малейро Диаса, прямую противоположность описывающему „трагичность повседневности“ Антонио Нобре и вместе с другим молодым романистом Абелем Ботельо являющегося представителем все более и более охватывающей молодое литературное поколение современной П. жажды жизни и деятельной, творческой работы.
Литература: Braga, „Historia da litteratura portugueza“; Formont, „Le mouvement littéraire en Portugal“ (14 тт., 1870/80); Loiseau, „Histoire de la littérature portugaise“; Da Silva, „La littérature portugaise“ (1866); Joâo de Barros, „La littérature portugaise“; Rèis, „Curso de litteratura portugueza“.