Гэккель (Häckel), Эрнст, знаменитый немецкий зоолог, составивший себе громкое имя в широкой публике в качестве популяризатора в Германии идей дарвинизма, к сожалению, не всегда правильно понятых Г. и еще чаще слишком свободно переданных. Г. родился в 1834 г. и изучал (с 1852 г.) медицину и естествознание в вюрцбургском и берлинском университетах. Слушал лекции и работал у Иоганеса Мюллера, Генриха Мюллера, Вирхова, Кёлликера и Лейдига. В 1857 г. защитил диссертацию на степень доктора медицины и хирургии, в 1862 г. сделан проф. иенского университета. Много путешествовал по Европе, посетил Египет, Цейлон и Малайский архипелаг и благодаря своим поездкам к морю имел возможность хорошо познакомиться с морскими животными. Одной из первых работ Г. была монография радиолярий (1862), низших животных организмов, по большей части с сложным кремневым скелетом, непосредственно перед Г. исследованных И. Мюллером. Работа была сделана очень тщательно и настолько подвинула вперед наши сведения о радиоляриях, что имя Г. сразу заняло одно из первых мест между современными ему зоологами. В конце восьмидесятых годов XIX в. Г. еще раз возвратился к изучению этой группы, когда ему было предложено обработать материал по радиоляриям, собранный экспедицией Challenger. Затем следуют работы по гидромедузам (1865) и сифонофорам (1869), над которыми Г., двадцать лет спустя, также пришлось снова работать по материалам Challenger, исследования над низшими организмами (1870), монография известковых губок (1872) и многие другие. К сожалению, все эти работы отличаются все меньшею и меньшею тщательностью в их производстве и, кроме того, страдают от самого метода исследования: Г. избегал реактивов и ограничивался изучением живых или консервированных объектов, не прибегая к их покраске. С 60-х годов XIX в. начали появляться труды Г. общего содержания, из которых особенной популярностью пользовались „Generelle Morphologie d. Organismen“, „Natürliche Schöpfungsgeschichte“, „Anthropogenie“. Кроме того, Г. читал большое количество популярных лекций, посвященных общедоступному изложению его основных взглядов на природу, интересовался вопросами преподавания в средней школе и, наконец, с любовью отдался изучению животных с точки зрения художника, найдя как в самих животных, так и в их выделениях (напр., скелет многих низших животных) примеры, достойные подражания для искусства человека.
Усвоив себе идею Дарвина о кровном родстве организмов, Г. поставил себе задачею построить генеалогическое древо всего животного царства, которое начиналось бы самыми низшими животными организмами и кончалось человеком. С тех пор построение генеалогических древ в пределах групп разного объема и таксономического значения сделалось излюбленной темой морфологов, и во многих случаях им, без сомнения, удалось более или менее приблизиться к пониманию истинного соотношения разных животных (как и растений). Но все подобные попытки были тем плодотворнее, чем более была сужена область исследования. Чтобы понять взаимные отношения животных разных групп и составить себе хотя некоторое представление о генеалогическом древе всего животного царства, нужны были многочисленные частные исследования. Даже и теперь, 50 лет спустя после появления первых работ Г. в этом направлении, мы не можем считать генеалогическую классификацию животных и иллюстрирующее развитие животного царства генеалогическое древо иначе, как за провизорные, соответствующие современному состоянию наших сведений о том и другом, — и только. В будущем и то и другое изменится под влиянием дальнейших исследований. Следовательно, идя научным путем, мы должны переходить от частного к общему, между тем как Г. в течение всей своей деятельности шел обратным путем. Строя генеалогическую классификацию, он не только распределял в известном порядке известные группы животных, но устанавливал между ними связь путем внесения в классификацию групп воображаемых. Таким образом, Г. как бы хотел предсказать будущие открытия палеонтологии и иногда шел в этом отношении так далеко, что не стеснялся наметить целый ряд таких воображаемых этапов, давал им определенные имена и рисовал перед неопытным читателем такую картину полноты наших сведений о развитии животного царства, какой нет и какая едва ли может быть когда-нибудь. Главным основанием при построении своих родословных Г. брал не строение взрослых организмов, а их историю развития. Признавая происхождение каждого животного от того или другого прародича и признавая в более широком размере происхождение современных групп животных от других более или менее отдаленных, мы признаем длительное развитие животных во времени, и такое развитие можем назвать филогенией, или историей развития типа. В противность ему, развитие особи, или онтогения (индивидуальное развитие), занимает лишь сравнительно непродолжительное время, в течение которого из простой клетки — яйца, после оплодотворения, развивается более или менее сложное животное. Индивидуальное развитие проходит тем больший путь, чем сложнее взятое животное, и при этом не только можно сказать, что в течение развития зародыш постепенно осложняется, но можно заметить сходство между особенностями зародыша известного животного на его различных стадиях и строением взрослых животных, принадлежащих к тому же типу, но имеющих более простую организацию. Если, следуя Дарвину, признать, что животные того или другого типа произошли от общих прародителей, тогда сходство между зародышевыми стадиями одного животного и взрослыми животными более простой организации может быть объяснено наследственностью или происхождением высших животных от низших и наследственной передачей особенностей последних первым (на тех или других зародышевых стадиях). Таковы факты, но Г. пошел далее их: сравнивая онтогению и филогению, он пришел к заключению, что онтогения представляет собою ничто иное, как повторение в сокращенном виде филогении, т. е. что индивидуальное развитие повторяет собою вкратце историю развития типа. Г. назвал это свое положение основным биогенетическим законом, а развивая его далее, высказал ту мысль, что при развитии органического мира мы имеем всегда дело с двумя началами: наследственностью, которая сохраняет те или другие особенности организации и передает их в неизменном виде из поколения к поколению, и приспособляемостью к окружающим условиям, которая вызывает изменение тех или других особенностей. Найдя или, как он выражается, „установив“ основной биогенетический закон, Г. совершенно подпал под его влияние и как в своих работах, так и в работах других ученых стал искать только подтверждение его справедливости. Так, исходя из того соображения, что все животные произошли от общего предка, он ищет для многоклеточных животных общую им всем зародышевую стадию, будто бы находит ее в т. наз. стадии „gastrula“ и создает свою Gastraeatheorie, или теорию происхождения многоклеточных животных от общего прародича, соответствующего двуслойной gastrula. Под влиянием уже этой теории он недостаточно внимательно изучает ранние зародышевые стадии разных животных, а между тем в руках других исследователей накопляются фатальные для нее факты. Равным образом, Клаус, исследовавший ракообразных, доказывает, что личинки ракообразных, сходные по внешней форме, получаются разными путями и далеко не всегда могут быть сравнены между собою. Наконец, другой ряд исследований доказывает, что приспособляемость животного в зародышевом состоянии не менее, а может быть и более, нежели его приспособляемость в взрослом состоянии, и все это вместе взятое подрывает в корень самое существование основного биогенетического закона Г. То же стремление дать фактическое основание своему генеалогическому древу заставляет Г. установить „царство протистов“, т. е. низших организмов с нерезко выраженными особенностями животных и растений, и отнести к нему целый ряд исследованных им существ. Но было указано, что, если растения и животные произошли от общего корня и если действительно были организмы со смешанными признаками, выделение их в особое царство протистов только затруднило бы проведение границы между животными, растениями и протистами, и вместо одной плохо намеченной демаркационной линии появилось бы две таких же. Так теоретически, а на практике оказалось, что изучение Г-вских протистов с биологической стороны всегда дает возможность отнести то или другое существо к растениям или животным. То, чего не дает изучение взрослого организма, дает изучение его жизненного цикла.
Желая обосновать свою теорию наследственности, Г. выпускает в 1876 г. брошюру под заглавием: „Perigenesis der Plastidule“, в которой излагает свою теорию, прибегая к таким туманным объяснениям и такой игре словами, какой трудно ожидать от действительно много наблюдавшего и много знающего натуралиста. От этой брошюры пахнуло старой натурфилософией, и вместе с ее выходом в свет влияние Г. в Германии заметно пало. Главными противниками Г. явились Семпер, Клаус и Вирхов, из которых первый дал учению Г. название „гэккелизма“. Однако, признавая все увлечения и недостатки Г. как ученого, нельзя не оставить за ним одной огромной заслуги: он пробудил в немецком обществе интерес к биологическим наукам и тем самым создал огромный контингент молодых ученых, с гордостью называвших себя учениками Г. Из них в свою очередь вышли десятки крупных биологов, оказавших большие услуги науке. Г. обладал таким пылом человека, глубоко уверенного в своей правоте, что его влиянию подпадали не одни неспециалисты: близость к Г. сказалась на работах такого крупного анатома, как Гегенбаур, и, пожалуй, даже временно на самом Дарвине, который, вероятно, благодаря Г. не с такой объективной критикой относился к полноте доказательств происхождения человека от низшей формы, как это ему было свойственно. Равным образом влияния Г. нельзя не заметить на работах покойного А. О. Ковалевского, в их теоретической части, хотя К. был образец точного исследования.
Все направление деятельности Г. и особенно некоторые его работы, как напр., „Natürliche Schöpfungsgeschichte“, вызвали против него даже в Германии ожесточенные нападки клерикалов. Но их поход в конце концов оформился не только в преследование Г., но и в преследование дарвинизма, проповедником коего называл себя Г. Этим и объясняется, что на ряду с полной свободой преподавания, царящей в германских университетах, один из них сохранил за собою незавидную привилегию замещать кафедру зоологии непременно антидарвинистом. О миросозерцании Г., монизме, которое он пытался обосновать в своих книгах „Der Monismus. Glaubensbekenntniss eines Naturforschers“ (1-ое изд. 1892) и „Die Welträtsel“ (1-ое изд. 1899, деш. изд. 1906; рус. перев.), см. монизм. В русском переводе произведения Г. появлялись лишь отрывочно и случайно.