Грамматика. Г. есть наука правильно писать и говорить — так определяли Г. в старое время. Этим определением обозначается и содержание этой „науки“: разделение и изменение частей речи, частей предложения, употребление тех или других букв в слове, взаимоотношение, т. е. сочинение или подчинение предложений, — составляют до сих пор содержание Г. Слово может рассматриваться само по себе как часть, как составной элемент известного языка; оно является в таком случае частью речи; как часть речи, слово может изменяться в форме склонения или спряжения, но его собственное значение, как слова, от этого не изменяется. Учение о частях речи, т. е. словах, взятых независимо одно от другого, называется этимологией. В состав ее входит также учение о правильном написании того или другого слова, суффикса, окончания и т. д., или правописание (орфография). Разумеется, эта правильность орфографии устанавливается искусственно: иногда она основывается на историческом принципе (как наше написание до́брого, заимствованное из церковно-слав. языка, но чуждое даже древнерусскому), иногда на требованиях произношения (зло́го, свято́го, по Гроту, хотя в великорус. яз. слышится не зло́го, свято́го, а зло́ва, свято́ва), иногда на соображениях о происхождении слова (по Гроту стклянка от сткло, стекло и т. п.). Поэтому, правописание никогда не является чем-нибудь окончательным и общепризнанным, и в самом „Руководстве“ акад. Грота не мало колебаний между разными изданиями. Слово в его отношениях к другим словам того же предложения является частью предложения; в зависимости от того, покоится ли на нем главное содержание предложения, или же им выражается лишь побочная мысль, дается ближайшее определение предмета или указывается на обстоятельства, сопровождающие действия и т. п., части предложения разделяются на главные и второстепенные. Вследствие этого, слово, как часть предложения, неизменно. Учение о предложении составляет синтаксис. Кроме правил о частях предложения, в область синтаксиса входит также учение о взаимоотношении предложений: о развитии основной мысли с помощью предложений подчиненных, составляющих как бы разросшиеся части речи, или о соединении нескольких самостоятельных предложений по способу сочинения. Правила о расстановке знаков препинания выводятся из синтаксического учения о взаимоотношении подчиненных или сочиненных предложений: так, запятой отделяется главное предложение от придаточного, двоеточие указывает на причинную связь между предложениями и т. д. Однако, в этой области, как и в правописании слов, чрезвычайно много спорного и искусственного. Так, напр., различие в употреблении двоеточия и точки с запятой совсем невыяснено нашими грамматиками.
Как этимология, так и синтаксис пытаются исходить в определении своих правил из наблюдений над живой речью, но, в общем, всегда вынуждены расходиться с ней, так как живой язык развивается не по правилам Г., а по собственным законам аналогии, слияния нескольких форм (контаминации) и т. под. Отсюда исключения из правил, столь обычные во всякой Г. Но, устанавливая однообразную схему спряжения, склонения, сокращения придаточных предложений и т. д., Г. создает единство литературного языка. Даже искусственные, никогда не жившие в народной речи категории ее входят через посредство школы в общий литератур. язык: таково, напр., многими произносимое ея (для род. пад., т. е. ц-слав. нѧ = jeję, соответствующее древ.-рус. еѣ, ныне ее, вин. пад. ед. ч.). В прежнее время полагали также, что Г. учит правильно мыслить. Действительно, если преподавание синтаксиса основывается на точном разграничении частей предложения и взаимоотношении главного и придаточных предложений, то оно приучает разбираться в логической связи мыслей. Но изучение Г. мертвых языков, которому посвящается большая часть школьного времени, воспитывает привычку мыслить заученными, чуждыми формами и формулами, а вследствие этого представляет прямой вред для учащихся, которые должны знакомиться с языком, как с живым, вечно изменяющимся организмом, имеющим свои, не школьно-грамматические правила. Т. обр., в современной школе Г. все более стушевывается перед изучением живой речи учащимися. А в науке она вытесняется лингвистикой, сравнительным языкознанием, философией языка, сравнительной Г., которые не создают законов для развития языка, но лишь выводят их на основании изучения живой речи или памятников письменности.
Только в древней Индии и в Греции Г. получила самостоятельное возникновение. В этих странах с развитым философским интересом образовались школы, изучавшие язык и составившие Г. Индийские грамматики чрезвычайно тонко разложили слово на его составные части и изучили функции каждой из этих частей; они выяснили, что корень слова состоит, по большей части, из одного слога, что этот корень получает различные оттенки значения от суффиксов и префиксов; они исследовали с замечательной точностью систему флексии в санскритском языке и определили законы изменения звуков. Изучение Г. основывалось на ведийских гимнах и началось с разделения их на отдельные слова (вне обычной звуковой зависимости их одно от другого) и с составления к ним толкований, глосс, так как уже в V в. до Р. X. ведийские тексты становились непонятны браминам. Уже в V в. жил знаменитый санскритский грамматик Яска, составивший грамматическое объяснение вед, но самым знаменитым индийским грамматиком был Панини (в IV в. до Р. X.), составивший руководство санскритского языка из 4.000 правил, изложенных в виде коротеньких формул (грамматика Панини издана в немец. переводе с коммент. Бетлингка в 1886—87 г.). И после Панини вплоть до позднего средневековья не прекращалась грамматическая деятельность индийских ученых (см. Т. Benfey, „Geschichte der Sprachwissenschaft“, 1869; другая литература у L. Schröder, „Indiens Literatur und Kultur in historischer Entwicklung“, 1887). Из Индии изучение Г. перешло вместе с буддизмом в Китай, где, однако, не расцвело вследствие изолирующего характера китайского языка, не знающего спряжения и склонения. Однако, китайцы внимательно изучали свои диалекты и соседние языки (монгольский, манчжурский) и составили громадные словари китайского языка, обнимающие сотни томов. Наша европейская Г. основывается на греческой, которая была разработана (по словам Штейнталя, „Geschichte der Sprachwissenschaft bei den Griechen und Römern“, 1863) „с той пластикой, которая бросается в глаза повсюду в умственном развитии греков“. Начатки грамматических изучений замечаются у предшественников Аристотеля (у софистов, у Платона), но философское учение о языке в его отношении к мысли было разработано Аристотелем (IV в. до Р. X.) и его последователями. Блестящая эпоха развития грамматических трудов в Греции приходится на последние 2 века до Р. X. и первые 2 в. по Р. Х., при чем центром грамматических изучений была Александрия. Исторические условия, падение старой Греции и стремление сохранить в неприкосновенности ее литературу и язык, благоприятствовали развитию Г. и литературы комментариев. Это было тем более необходимо, что в народе и среди многих инородческих племен, которые восприняли эллинизм, греч. язык подвергался всевозможным искажениям. В Александрии же было сосредоточено изучение эллинских классиков, и прежде всего Гомера, язык которого становился уже малопонятным. Зенодот, Аристофан, Аристарх восстановляли правильный гомеровский текст и изучали его грамматику, придерживаясь принципа аналогий. Против этого принципа восстала школа противника Аристарха Кратеса, которая доказывала, что восстановлять грамматические формы путем аналогии неправильно, ибо в языке много исключений. Этот спор, принявший характер ожесточенной партийной борьбы, был очень полезен для науки, заставив самым внимательным образом вникнуть в строй языка. Ученик Аристарха Дионисий Фракийский составил уже руководство, которое названо „грамматикой“ (от греч. γράμμα, письменность), и в 25 параграфах развивает учение о Г. Оно содержит этимологию (фонетику, разделение на части речи, глагол, имя) и представляет основание для дальнейшего развития, которое Г. получила в Греции и Риме. Дионисию не хватало общего плана и схематичности. Аполлоний Дискол восполнил эти недостатки в своем „Синтаксисе“ и, вообще, был основателем схематической этимологии и синтаксиса в греческой литературе. В Риме Г. получила дальнейшее развитие после 189 г. до P. X. Варрон, Элий и Квинтиллиан разрабатывали ее в зависимости от александрийских школ. Под влиянием греческой Г. возникли восточные: сначала сирийская (Иосиф Хузистанский VI в., Анан Ишо VII в., Иаков Эдесский VII—VIII в. и др.) (Merks, „Historia artis grammaticalis apud Syros“, 1889; K. Duval, „La littérature Syriaque“, 1907); потом арабская (Flügel, „Die grammatischen Schulen der Araber“, 1862). Изучение грамматик народных европейских языков началось со времен гуманизма, когда литература обратилась к народным наречиям. A у славян православных первые грамматические труды возникли под влиянием Византии (cp. В. Ягич, „Рассуждения южно-славянской и русской старины о церковно-славянском языке“ в „Исследованиях по русскому языку“, т. I и С. Булич, „Очерк истории языкознания в России до 1825 г.“, 1904). В конце XVIII в. возникает сравнительная Г. индо-европейских языков, которая с начала XIX в. в трудах Боппа принимает вполне научное направление, создав несколько школ в сравнительном языкознании. Сравнительный метод настолько утвердился в Г., что начинает входить с большой пользой для дела уже в школьные учебники. Другой метод, который также дал научный характер грамматике, — исторический. И он возник в XIX в. (Я. Гримм в „Исторической грамматике немецкого языка“, у нас Буслаев). Лишь в самое последнее время на научную почву стала философская или психологическая Г., которая в старых трудах Вильгельма Гумбольдта, Штейнталя и мн. др. слишком часто вдавалась в метафизику (таково было, напр., учение о форме и материи в слове). Этим научным своим направл. она обязана Вундту, Дельбрюку, Ван-Гиннекену и др.