Вид в биологии обозначает основную единицу, которую принимают зоологи и ботаники при классификации животных и растений. О таких единицах всякий имеет некоторое представление, т. к. всякий невольно и неизбежно пользуется подобными единицами, хотя не всегда, конечно, точно совпадающими с установленными учеными специалистами. Из множества особей животных и растений, встречающихся нам в природе и представляющих вообще говоря, большое разнообразие и весьма различные степени взаимного сходства и различий, мы всегда выделяем такие, которые настолько сходны между собою, что представляют как бы повторение одного и того же; такие особи мы соединяем в одно и даем им одно общее название.
В лесах окрестностей Москвы, например, нам часто попадаются хвойные деревья с красно-бурой корой в верхней части стволов, с попарно расположенными игловидными листьями и небольшими коническими повислыми шишками; деревья эти не вполне тождественны между собою: одни из них выше ростом, другие ниже; одни прямые, стройные, другие кривые и корявые; у одних крона более округлая, у других более раскидистая; но всякий из нас признает, что все это одно и то же дерево, что это все одна и та же обыкновенная сосна. Ботаник же скажет, что все эти деревья относятся к одному В. — Pinus silvestris L. Если мы отправимся в Крым и, спускаясь от Ай-Петри к Ялте, въедем в чудный сосновый лес, то сразу заметим, что этот лес состоит из другой сосны, сосны с доверху пепельно-серыми стволами, более длинной, чем у обыкновенной сосны, хвоей и с значительно более крупными, чем у неё, шишками. Это будет другая, крымская, сосна, другой В. сосны — Pinus Pallasiana Lamb. Около наших жилищ, особенно зимою, часто мы видим довольно крупных серых птиц с черною головой и черными крыльями и хвостом. Мы не отличаем каждой из этих птиц в отдельности и не даем каждой особого названия, а всех их называем общим именем серой вороны, и эту серую ворону, по целому ряду общих всем особям признаков в форме и величине тела, окраске, в голосе, повадках, отличаем от других более или менее сходных с нею птиц, галки, грача, ворона и др. То, что все мы называем серой вороной, зоологи считают В. и дают ему научное название — Corvus Cornix L.
В природе естествоиспытатель наблюдает и исследует отдельные особи, но говорить о каждой особи отдельно он не может, т. к. количество особей слишком громадно. Чтобы разобраться в окружающей природе, он весьма схожие особи совмещает в нечто одно, обладающее всеми общими признаками этих особей, и из действительно существующих особей в уме своем создает отвлеченную особь, которую и называет В. (species). Таким образом, по существу В. есть понятие отвлеченное; он представляет, как иногда выражаются, отвлечение от особи.
Многие натуралисты, однако, понимают В. конкретно, как совокупность особей, настолько сходных между собою, что оказывается возможным рассматривать их, как одно целое, дать им общее название и отличать их от особей других подобных комплексов на основании вполне определенных и постоянных признаков.
Установив на основании изучения особей В., естествоиспытатели соединяют близко сходные между собою В. в более обширную группу — род (genus), сходные роды — в одно семейство (familia), семейства — в порядки или отряды, порядки — в классы и, наконец, классы — в отделы или типы. В науке со времен Линнея принято называть каждый В. двумя латинскими или латинизированными словами (т. наз. бинарная номенклатура); из них первое обозначает род, к которому принадлежит данный вид, второе же представляет собственно название В. Напр., Pinus (сосна) — название родовое, silvestris (лесная) — название видовое. К этим двум названиям для большей определенности прибавляют в сокращенном виде имя того ученого, который впервые дал приводимое название В.; в выше приведенных примерах L. — Linnaeus.
Различные ученые, сообразно своим взглядам, далеко не одинаково группируют В. в роды, роды в семейства и т. д. Напр., Линней ворону, грача, галку считал В. одного рода; многие же из современных орнитологов признают их представителями отдельных родов. Эндлихер рассматривал яблоню, малину и вишню как представителей трех различных семейств, а Энглер относит их к одному семейству. Но не только при установлении высших групп системы мнения различных ученых расходятся; они расходятся и при установлении В.: в том, в чём один исследователь видит несколько В., другой усматривает лишь один В.; те формы, которые один относит к одному В., другой относит к другому. Те, например, растения, которые Линней соединял в один В. Primula veris, Жакен разделил на 3 В.: P. officinalis, P. elatior и P. acaulis. Два же установленные Линнеем В. хвойника (Ephedra distachya и E. monostachya) современные ботаники признают за один В. — E. vulgaris Rich. Птиц всей Европы Блазиус делил на 490, Шинц — 520, а Бонапарт — на 530 В. Разногласия эти вызываются тем, что нет возможности точно определить ту степень сходства, которая необходима для содинения особей в один В., и потому различные исследователи в зависимости от многих обстоятельств: от полноты сведений об изучаемых организмах, от количества имеющихся в их распоряжении экземпляров, а, главным образом, в зависимости от их личных взглядов, допускают весьма неодинаковые различия между особями в пределах одного В.
Для того, чтобы выяснить, какого рода сходство, вообще говоря, требуется от особей одного В., посмотрим прежде всего, какие различия во всяком случае не препятствуют соединению их в один В. Особей, совершенно тождественных, не бывает; даже родные братья, даже растения, вырощенные из семян, развившихся в одном плоде, всегда несколько отличаются друг от друга. Присмотревшись хорошенько к детям общих родителей, которые на первый взгляд покажутся нам совершенно сходными, мы всегда найдем у каждого из них свои так называемые индивидуальные особенности, которые дадут нам возможность отличать, узнавать каждую отдельную особь. Такие индивидуальные различия, само собою разумеется, не мешают соединению особей в один В.: их-то именно мы прежде всего исключаем, составляя себе представление о каком-либо В.
Некоторые особи отличаются друг от друга, и иногда довольно значительно, только потому, что развивались при разных условиях, питались различной пищей, росли при разной температуре или влажности воздуха и т. п. Если мы знаем, что известные различия могут быть вызваны внешними влияниями в течение жизни даже у детей общих родителей, мы никогда но придаем таким различиям значения признаков видовых. Различия между самками и самцами, во многих случаях чрезвычайно резкие, не вызывают у нас никаких сомнений относительно принадлежности их к одному В. Мы без колебания относим к одному В. нарядного павлина и мало похожую на него по своему скромному оперению паву, т. к. знаем, что и тот и другая могут быть детьми общих родителей; рабочая пчела матка и трутень несомненно относятся к одному В., т. к. все эти три формы развиваются из яичек, положенных одною особью. У некоторых животных, а также растений наблюдается явление так называемого чередования поколений: дети у них никогда не бывают похожи на родителей, а лишь внуки на дедов. Напр. среди кишечнополостных животных известны полипы, которые производят совершенно не похожих на них медуз, а из яиц этих медуз развиваются опять полипы. Из споры, образовавшейся на листе папоротника, никогда не вырастает опять такой же папоротник, а развивается растение, имеющее вид маленькой зеленой пластинки; это растение (т. наз. заросток) приносить яйца, и из них развиваются крупные растения папоротника, снабженные стеблями, листьями и корнями и приносящие споры. Зная родство между представителями различных поколений у таких животных и растений, мы относим этих представителей к одному В.; разница же между ними так велика, что не знай мы этого родства, мы отнесли бы их, пожалуй, к разным классам и даже отделам.
Рассмотренные примеры приводят нас к мысли, что для соединения особей в один В. важно не столько их взаимное сходство само по себе, сколько возможность близкого кровного родства между ними. Привыкнув видеть, что живые существа производят подобных себе и сходных между собою потомков, мы сходство особей принимаем как свидетельство родства между ними. Легко допуская возможность родства между очень сходными особями, мы соединяем их в один В., если же родственные связи между особями установлены прямыми наблюдениями, то, как мы видели, никакие различия, как бы велики они ни были, не препятствуют соединению таких особей в один В. Итак, сходство, соединяющее особи в В., есть сходство родственников. Очень часто В. определяется как собрание особей, настолько похожих друг на друга, насколько бывают похожи дети на своих родителей и дети общих родителей между собою. Однако, не трудно убедиться, что такое определение не вполне точно, что мы часто относим к одному В. особей, вовсе не так уже сходных, как оно требует. Стоит вспомнить о породах наших домашних животных и сортах культурных растений. Всем известно, например, как разнообразны и как сильно отличаются одна от другой породы разводимых голубей; столь различных птиц, как дутыш, турман, трубастый, козырной голубь, никто не сочтет за детей общих родителей. Между тем все эти породы относят к одному В.; относят потому, что существует мнение, основательность которого доказана исследованиями Дарвина, что породы эти выведены из одного дикого В. — обыкновенного сизого голубя. Лиственная, кочанная, савойская, брюссельская и цветная капуста резко отличаются между собою и при размножении семенами сохраняют каждая свои особенности, но ботаники относят их к одному В., т. к. думают, что все сорта эти произошли от одного дикого вида.
Итак, мы относим к одному В. довольно различные формы, выведенные человеком, и основываемся при этом опять-таки на свидетельствах о их кровном родстве, о их происхождении от общих предков.
Но не только В., измененные человеком, обнаруживают некоторую неоднородность своего состава, подобное явление наблюдается и у диких В., и для них систематики были вынуждены установить подразделения на меньшие единицы, соответствующие до известной степени породам и сортам разводимых В. и называемые разновидностями (varietas). Одни, напр., экземпляры всюду встречающейся сорной травки, так наз. пастушьей сумки, Capsella Bursa pastoris Moench., бывают с листьями цельнокрайными, другие — с выемчато-зубчатыми, третьи с перисто-раздельными и ботаники различают эти формы в качестве разновидностей: var. integrifolia DC., var. sinuata Schl. и var. pinnatifida Sch.
Представители двух разновидностей одного В. далеко не так сходны между собою, как дети общих родителей; отличаются, однако, друг от друга разновидности настолько, вообще говоря, незначительными и несущественными признаками и бывают часто так тесно связаны переходами, что возможность происхождения их от одной первоначальной формы всегда признавалась натуралистами, и их, подобно культурным сортам и породам, причисляли к одному В. Необходимо, впрочем, заметить, что величина различий между разновидностями и степень их разобщенности в разных случаях может быть весьма различна; нередко разновидности оказываются настолько друг от друга отличными, настолько обособленными, что у систематика является сомнение, считать их за разновидности или признать за особые, самостоятельные В. Т. к. оценка величины и важности различий совершенно субъективна, то понятно, что одни исследователи решают вопрос так, другие иначе, что и ведет к указанным выше несогласиям в разграничении В. Наряду с так называемыми хорошими В., резко отграниченными и пользующимися общим признанием, бывают в систематике В. сомнительные, одними учеными признаваемые за В., другими рассматриваемые, как разновидности.
Пытались точно разграничить В. от разновидностей на основании физиологического признака, именно способности давать нормально плодущее потомство. Указывалось, что особи различных пород или разновидностей одного В. легко скрещиваются между собою и производят способное к дальнейшему размножению потомство, представители же разных В. большею частью не скрещиваются совсем, а если иногда скрещиваются и дают потомство, то потомство это оказывается бесплодным. Как ни различны между собою породы голубей, но все они легко между собою скрещиваются и дают способное к дальнейшему размножению потомство. Мулы же и лошаки, помеси лошади и осла, животных, относящихся к разным В., оказываются бесплодными. Таким образом, в определении В. рядом с положением о сходстве особей было поставлено другое положение — способность особей давать при спаривании между собою нормальное, плодущее потомство и бесплодие их или способность производить лишь бесплодное потомство при скрещивании с особями других В. Изучение помесей показало, однако, что и этот второй признак, определяющий границы В., не вполне надежен. Несомненно, способность к производительному скрещиванию находится в известной зависимости от сходства между организмами, и бесспорно, представители разновидностей одного В., вообще говоря, скрещиваются между собою легче, чем представители различных В., но степень различия, не допускающего возможности произведения плодущего потомства, далеко не совпадает со степенью различия, обыкновенно признаваемого нами видовым. Примеров, подтверждающих это, известно очень много. Кролики, живущие на острове Порто-Санто и произошедшие от привезенных туда в XV веке из Европы, бесспорно принадлежат к одному В. с европейскими; однако, они не спариваются с последними; заяц же и кролик — несомненно разные В., но между ними известна плодущая помесь, разводимая во Франции под названием лепоридов. Зоологи знают довольно много плодущих помесей, возникших вследствие скрещивания несомненно разных В., но еще гораздо больше их известно ботаникам: успешно размножаемые семенами в наших садах петуньи, примулы, вербены, анютины глазки и мн. др. садовые и другие культурные растения представляют собою такие помеси или гибриды; образование плодущих помесей между дикими В. растений (особенно склонны давать их В. ив, шиповников, ястребинок и нек. друг.) представляет настолько обычное явление, что специально занимавшийся им проф. Кернер склонен был видеть в скрещивании между В. главную причину возникновения новых форм в растительном царстве. Вообще, попытки дать общее основание для точного определения объема В. и найти определенную разницу между В. и разновидностями всегда встречали непреодолимые затруднения и не давали никогда вполне удовлетворительных результатов. Обстоятельство это, в былое время очень смущавшее натуралистов, теперь для нас понятно: с тех пор, как понятие о В. возникло и установилось в пауке, в воззрении биологов на В. произошла важная перемена.
Понятие о В. впервые было установлено английским натуралистом Рэем (John Ray) (1628—1705), но особенно упрочилось это понятие в науке благодаря трудам знаменитого шведского естествоиспытателя Линнея (Carolus Linnaeus, 1707—78), гениального классификатора, установившего, описавшего и приведшего в строгую систему множество В. животных и растений, а также предложившего для обозначения их очень удобную бинарную номенклатуру, о которой мы уже говорили. В воззрениях своих на возникновение живых существ на земле Линней так же, как и его предшественники и современники, стоял всецело на почве библейской истории творения. Он думал, что представители всех ныне существующих В. были когда-то созданы, и каждый В. является потомством этих первозданных особей; после акта творения новых В., по мнению Линнея, не возникало. „Мы насчитываем теперь столько В., говорил Линней, сколько различных форм было сотворено вначале“. По мнению Линнея, представители известного В., наблюдаемые теперь на земле, совершенно таковы же, каковы были их первоначально созданные прародители; он был убежден в строгом постоянстве В., в неспособности их сколько — нибудь значительно изменяться. С одной стороны, вследствие того, что воззрение Линнея опиралось на общеизвестное явление наследственности, с другой, благодаря личному его авторитету, учение о постоянстве В. укоренилось в науке и долго признавалось непреложной истиной. Впрочем, учение это даже в XVIII в. встречало со стороны отдельных ученых некоторые возражения, и мало-помалу рядом с ним начало развиваться другое учение, доказывавшее, что В. могут изменяться, что один В. может дать начало другому и что ныне живущие В. произошли от иных, прежде существовавших В., на смену которым они явились. Это новое учение об изменяемости В. не опиралось на прямые наблюдения над превращением одного В. в другой, но целый ряд фактов, постепенно накопившихся в биологии, косвенным образом говорил в пользу такого учения и все более и более настоятельно требовал его признания.
Близкое сходство особей одного В. всегда наводило на мысль о кровном родстве между ними, но нельзя было отрицать известного, хотя и меньшего сходства и между представителями разных В., а также разных родов и семейства. Сравнительная анатомия и морфология открывали общие черты в строении существ, весьма далеко стоящих друг от друга в системе, выясняли, что существа эти как бы построены по одному плану и что, как бы только ради осуществления этой общности плана, у некоторых из них имеются в зачаточном состоянии органы, совершенно им не нужные и не функционирующие; наука о развитии организмов, эмбриология, указывала, что зародыши существ, весьма различных во взрослом состоянии, в известной ранней стадии развития бывают поразительно сходны между собой, причём у некоторых из них возникают зачатки органов, свойственных другим организмам, но у них самих не получающих дальнейшего развития. Невольно мысль исследователей останавливалась на этом сходстве и искала объяснения его в родстве всех, вообще, живых существ между собою, в единстве их происхождения. В пользу изменяемости В. и общего их происхождения говорили данные об их распространении, собранные зоо- и фитогеографией, и особенно результаты изучения остатков вымерших животных и растений. Исследование этих остатков показало, что прежде существовавшие организмы, отличаясь более или менее от современных, все-таки в общих чертах с ними сходны и это сходство тем больше, чем ближе к нам то время, когда жило то или другое вымершее существо; являлось полное основание прежде существовавшие В. признать за предков современных. Итак, многие факты из разных областей знания наводили биологов на мысль, что ныне живущие В. не были сотворены такими, какими мы знаем их теперь, а возникли из других, прежде существовавших В., что весь органический мир, населяющий землю, не был создан целиком, а возник путем медленных и постепенных изменений от одного или немногих живых существ, когда-то появившихся на нашей планете.
Идею эту вполне определенно высказал впервые знаменитый французский естествоиспытатель Ламарк (Jean-Baptiste de Lamarck, 1744—1829) в сочинении своем „Философия зоологии“, вышедшем в 1809 г. В этом сочинении Ламарк указывал, что В. изменяются, что постоянными они кажутся нам лишь потому, что сведения о них у нас имеются за период времени ничтожный по сравнению с продолжительностью существования органической жизни на земле. Причину изменения В. он усматривал в тех изменениях во внешних условиях существования, которые приходилось испытывать обитателям земли. Изменения эти прямо влияли на форму и строение растений; у животных же они влекли за собою появление новых потребностей, что вызывало изменение в их деятельности, в их привычках; эти изменения в свою очередь влекли за собою изменения в распределении работы между органами: одни органы получали больше работы, сильнее упражнялись и развивались, другие оказывались без дела и атрофировались; возникшие таким путем изменения передавались по наследству и вели к постепенному изменению В. Толкование процесса изменения В., предложенное Ламарком, не удовлетворило его современников, и ему не удалось доказать верности основного положения об изменяемости В. и постепенном развитии органического мира. Лишь 50 лет после того, как учение это было высказано Ламарком, оно получило обоснование, обеспечившее ему в дальнейшем полное признание в науке. Этот переворот в воззрениях был вызван появлением в 1859 г. книги Чарльза Дарвина (1809—1682 г.) „О происхождении видов путем естественного отбора“. В названной книге гениальный английский естествоиспытатель не только привел множество убедительнейших доводов в пользу изменяемости В., но дал также очень простое толкование самого процесса изменения В., выясняющее те причины, которые заставляли организмы постепенно совершенствоваться и привели к той поразительной целесообразности в строении живых существ, которая является характерною их особенностью (см. дарвинизм).
Дарвин исходил из рассмотрения вопроса о том, каким путем вывел человек культурные сорта растений и породы домашних животных, при помощи какого средства изменил он их диких предков и при том изменил в определенном направлении, усовершенствовал их, придал их строению характер особого рода целесообразности, целесообразности не в смысле полезности для самого организма, а в смысле выгодности для пользующегося им человека. Как на такое средство Дарвин указал на отбор, опирающийся на два свойства организмов: изменчивость и наследственность. Из многих особей какого-либо возделываемого растения или прирученного животного, всегда немного отличающихся друг от друга в разных направлениях, человек сохранял только те, у которых особенно сильно выражены были желательные для него свойства. Только таким особям он давал возможность размножаться, остальных уничтожал. Отобранные лучшие особи, вообще говоря, передавали потомству свои особенности; потомство это оказывалось таким образом уже немного улучшенным, но среди него легко могли найтись особи, еще более, чем их родители, отвечающие требованиям человека; они в свою очередь отбирались и делались родоначальниками следующего поколения. Таким образом, при помощи отбора складывались, накоплялись небольшие индивидуальные уклонения, и в конце концов были достигнуты те значительные изменения в организации, которые наблюдаем мы у культурных растений и домашних животных. Затем Дарвин показал, что в природе происходит процесс, аналогичный такому искусственному отбору, производимому человеком. Воспроизведение у животных и растений всегда выражается размножением в геометрической прогрессии; простые подсчеты показывают, что появляется на свет живых существ во много раз больше, чем может поместиться и прокормиться на земле. На каждый сохраняющийся организм гибнут миллионы. Между организмами, несомненно, происходит постоянная конкуренция, так назыв. „борьба за существование“. Победителями в этой борьбе оказываются, понятным образом, особи, наиболее совершенно устроенные, наиболее приспособленные к условиям существования. Такие особи выживают, сохраняются, остальные гибнут. В природе, таким образом, происходит как его назвал Дарвин, естественный отбор, накопляющий у живых существ полезные для них особенности и ведущий к их изменению в смысле усовершенствования, приспособления к окружающим условиям. Т. к. различные группы особей одного В. либо могут приспособляться к различным условиям существования, либо приспособляться к одним и тем же условиям различными способами, то и усовершенствоваться они могут в разных направлениях. В., вследствие этого, может распасться на разновидности; разновидности эти первоначально будут связаны промежуточными формами; такие промежуточные формы, однако, не выдерживают конкуренции с формами, сильнее изменившимися и лучше приспособленными, и скоро вымирают; разновидности, так. обр., обособляются и превращаются в самостоятельные виды. С точки зрения теории развития разновидность есть зачинающийся, нарождающийся B., В. есть сильно обособившаяся разновидность; разница между ними как бы возрастная и поэтому, понятным образом, не поддающаяся точному определению.
Учение о постепенном развитии органического мира, так наз. эволюционная теория, принято в настоящее время всеми биологами; теперь всем одинаково ясно, что множество фактов из всевозможных областей естествознания становится доступным нашему пониманию только при свете этого учения; что, отвергнув его, мы должны отказаться от понимания чего-либо в окружающей нас живой природе. Что же касается вопроса о том, как и отчего изменяются В., то по этому вопросу взгляды современных биологов расходятся, причём замечаются два главнейшие направления. Одни ученые держатся взглядов, в общих чертах сходных с теми, которые высказаны были Ламарком, и думают, что организмы изменяются прямо под влиянием окружающих условий; не объясняя происхождения целесообразности в природе, они признают особую, присущую живым существам способность под влиянием внешних воздействий изменяться всегда в выгодном для них направлении. Другие, представляющие большинство, являются последователями Дарвина и в процессе видообразования существенное значение придают отбору; они полагают, что организмы изменяются во всевозможных направлениях, но выживают лишь те, особенности которых оказываются для них выгодными. Значение прямого влияния внешних условий некоторые из них совершенно отвергают, в чём расходятся с Дарвином, не отрицавшим значения и этого фактора.
Многие систематики в последнее время предлагают изъять из употребления термин „разновидность“, т. к. под этим названием описывались уклонения, весьма неодинаковые по своей природе, и называть подвидами, или расами такие подчиненные виду мелкие единицы, которые обнаруживают известную устойчивость, признаки которых стойко передаются из поколения в поколение, строго отличая от них уклонения, возникающие под влиянием внешних условий, по наследству не передающиеся и называемые модификациями.
Очень часто случается, что различные расы одного В. занимают определенные участки области распространения всего В. Возникновение таких, как их называют, местных или географических рас, вызывается разницей в физико-географических условиях занимаемых ими участков. При возникновении значительных различий между такими расами, они переходят в географические В., которые как бы заменяют друг друга в соседних странах и потому носят также название замещающих, или викарирующих. Некоторые расы одного В. встречаются в одном районе, но бывают приурочены к различным местообитаниям, напр., живут на разных почвах и т. п. Такие расы получили название экологических. Наконец, бывают такие расы, иногда признаваемые даже за особые В., которые совершенно не отличаются друг от друга своею внешностью и видимыми признаками внутреннего строения, а только своею способностью жить в той или другой среде, питаться той или иной пищей, паразитировать на том или другом растении или животном; их называют физиологическими, или биологическими расами или В.
Число рас, входящих в состав одного В., может быть очень значительно. Подробное изучение, напр., некоторых установленных Линнеем В. растений, как-то очанки (Euphrasia officinalis L.), анютиных глазок (Viola tricolor L.), крупки (Draba verna L.), привело к раздроблению их на множество рас; для крупки их насчитывают до 200. Богатые расами В. называют полиморфными. Некоторые из систематиков, в последнее время особенно голландский ботаник Гюго де-Фриз, предлагают такие мелкие расы, или подвиды, признать за основные единицы системы — элементарные В.; В. же, в том объеме, как понимал их Линней, считать единицами сборными — коллективными В.
Элементарные В., понятие о которых еще в 60-х годах прошл. столетия было введено в науку Жорданом, играют большую роль в мутационной теории, сравнительно недавно предложенной де-Фризом. Ученый этот полагает, что В. возникают не путем накопления при помощи отбора мелких индивидуальных уклонений, которые по его мнению не прочны и в возникновении В. никакой роли не играют, а возникают внезапно, вследствие появления отдельных особей, довольно значительно отличающихся от своих родичей и сразу дающих начало новым элементарным В. Эти уже готовые В., а не особи, подвергаются, по мнению де-Фриза, естественному отбору. Де-Фриз наблюдал и подробно изучил возникновение новых элементарных В., явление мутации, как он его называет, у одного завезенного в Европу из Америки растения Oenothera Lamarckiana. Следует, однако, заметить, что случаи появления сразу, как бы скачком, значительных уклонений уже давно были известны биологам; много примеров такого рода изменений приведено в сочинениях Дарвина, который нисколько не отрицал их значения в процессе образования В. Новым в мутационной теории является не открытие самой формы изменчивости, а признание её единственно играющей роль при образовании В. Мутационная теория отличается от учения Дарвина не тем, что считает возможным появление сразу крупных прочных изменений, а тем что не признает возможным возникновения видов путем накопления мелких индивидуальных уклонений, которым Дарвин придавал особенно важное значение. Это последнее положение мутационной теории во всяком случае не может считаться доказанным. Новейшие исследования самих приверженцев мутационной теории показывают, что-то, что они называют мутацией, производит не только ясно различимые элементарные В., но, кроме того, массу элементарных типов, настолько между собою сходных, что различить их можно только путем самых тщательных исследований. Между этими типами и наследуемыми индивидуальными уклонениями, о которых говорил Дарвин, едва ли можно найти какую-либо разницу.
Начинающим знакомиться с вопросом о В. и их происхождении укажем, что в общедоступной форме учение Дарвина прекрасно изложено в книги проф. К. А. Тимирязева: „Чарльз Дарвин и его учение“ (5-ое изд. 1905 г.). Основные труды Дарвина: „Происхождение видов путем естественного отбора“ и „Прирученные животные и возделанные растения“ вошли в состав собрания его сочинений, изданных на русском языке в 1896—1901 г. О. Н. Поповой или в 1907—1909 г. Ю. Лепковским. В русском переводе имеются также сочинения Уоллэса (Wallace) „Естественный отбор“ (пер. под ред. проф Вагнера. СПб. 1876 г.) и „Дарвинизм“ (пер. проф. Мензбира, Москва, 1898 г.). Под ред. проф Фаусека был издан сборник статей, посвященный эволюционному учению, озаглавленный „Теория развития“ и приложенный к журналу: „Вестник и библиотека самообразования“ 1904 г. Более подробные сведения о современном состоянии вопроса о В. и образовании В. могут быть почерпнуты из следующих сочинений: С. Коржинский, „Гетерогенезис и эволюция“. Зап. Имп. Ак. Наук. СПб. 1899 г. Hugo de Vries, „Die Mutationstheorie“, Leipzig, I, 1901, II, 1903. „Arten und Varietäten und ihre Entstehung durch Mutation“, Berlin, 1906. C. Detto, „Die Theorie der direkten Anpassung und ihre Bedeutung für das Anpassungs-und Deszendenzproblem“, Iena, 1904. A. Weismann, „Vorträge über Deszendenztheorie“, Iena, 1904. (Первая часть переведена на русск. яз. „Лекции по эволюционной теории“, Москва, 1905 г). L. Plate, „Selectionsprinzip und Problem der Artbildung“, Leipzig, 1908. J. Lotsy, „Vorlesungen über Deszendenztheorien“, Iena. I, 1906, II, 1908. В последних двух сочинениях читатель найдет список обширной литературы по разбираемому вопросу.