Эццелино (IV) да Романо — знаменитый полководец и владетельный князь Северной Италии XIII в., самый ранний представитель подготовлявшегося на полуострове принципата. Род его вел свое происхождение от немецкого рыцаря, в 1036 г. прибывшего в Италию с императором Конрадом II. Последний пожаловал ему замок Романо на горе близ Падуи, с землями около него. Отсюда получили начало владельческие права его потомков и само их фамильное имя. Сын его Эццелино I, внук Альберико и правнук Э. II значительно расширили родовую территорию. Э. III (около 1150—1235) одно время управлял Виченцей, как уполномоченный империи, с титулом подесты; дни свои он окончил в монастыре (почему и прозывается Ezz. il monaco). Сын его, Эццелино IV, отметил историю своего рода громкой, но мрачной славой. Вся жизнь его прошла в военных походах и смелых политических предприятиях, осуществлявшихся также силой оружия и кровавого террора. Он энергично и последовательно поддерживал гибеллинский принцип, являясь верным и твердым сотрудником императора Фридриха II, наместником его во время отсутствия, соратником и советником в совместной борьбе против гвельфов Ломбардии и в деле политического подчинения Италии. Нанесенными им ударами была заметно расшатана лига ломбардских городов; его инициативой укреплены верховные права императора над многими городами и местностями Северной Италии. Воинскими успехами Э. подготовлена была решительная победа Фридриха над гвельфами при Кортенуова (1237 г.). Благодарный император выдал за Э. свою побочную дочь Сельваджу (1238 г.). Вместе с Энцио (см.) Э. продолжал, в большинстве случаев с успехом, бороться против городов, стоявших на стороне папы (1239—1245 гг.). Позже Э. продолжал то же дело один. В 1247 г. он осадил Парму, но испытал (1248 г.) серьезную неудачу (при Виттории). Смерть Фридриха II (1250) оставила Э. главой имперской партии в Италии. Конрад IV утвердил Э. в звании главного викария императорского престола. Преемник Конрада, Манфред, не пожелал соединять своей судьбы с судьбой человека, который приобрел повсюду репутацию изверга: он избрал главнокомандующим имперскими военными силами в Ломбарды маркиза Паллавичино (1259 г.). Связь Э. с гибеллинским делом порвалась именно в тот момент, когда крушение Гогенштауфенов должно было создать для имперской политики в Италии опасный кризис. Вторая черта всего поприща Эццелино неутомимая работа над образованием сильного и сплоченного территориального княжества, где бы он мог свободно развернуть свое властолюбие в формах ничем не обуздываемого деспотизма. В сущности, самая защита гибеллинской идеи была с его стороны эгоистическим расчетом на помощь империи. Опираясь на небольшое, но крепкое владение предков и на собственное выдающееся военное искусство, пользуясь без разбора всякими средствами, начиная с бурного натиска или ловкого коварства и кончая неслыханными кровавыми насилиями, Э. сумел завладеть и упрочить за собой на всю жизнь солидный комплекс земель: Верона, Бассано, Беллуно, Тренто, Тревизо, Эсте, Фельтре, Падуя признали мало-помалу его своим господином. Его владения в конце концов простирались от границ Милана до Адриатики и от Альп до Феррары. Он чуть не захватил Мантую (1256 г.), пошел на завоевание самого Милана (вмешавшись в его внутренние распри), но в сражении при Кассано был ранен и попал в руки неприятеля (16 сентября 1259 г.). Не желая терпеть плена, ожидая, может быть, позорной для него расправы со стороны ожесточенных врагов, Э. сам отказался от пищи, сорвал перевязки, наложенные на его раны, и так покончил с собой (27 сентября), оставаясь до последней минуты полным несокрушимой энергии. «Царство» Э. после его смерти распалось на части, причем Верона, Бассано и Виченца возвратили себе городскую вольность. Брат Э., Альберико, был предательски схвачен милицией Вероны, Виченцы, Падуи и Мантуи, подвергнут пытке и замучен вместе со всей семьей.
Фигура Э. знаменует собой тревожное, еще насильственное столкновение впервые проснувшейся в личности потребности к расширению сферы своей инициативы и самостоятельности и пробудившейся в ней жажды господства над миром — с инстинктами ее еще дикой природы, легко превращающей человека в зверя, раз он освобождается от подчинения группе и сам становится господином многих других людей. «До тех пор в средние века, — говорит Буркгарт, — завоевания или узурпации мотивировались в большинстве случаев ссылкой, хотя бы фиктивной, на реальное или фантастическое право, наследственное либо иное, или санкционировались правом войны с неверными, еретиками, отлученными от церкви. Здесь мы видим в первый раз в истории основание трона при помощи массовых убийств и бесконечных ужасов, присутствуем при первом факте сознательного, обдуманного приложения (может быть, без теоретических предпосылок) понятия о допустимости всяких средств для достижения определенно поставленной личной цели. Никто из позднейших тиранов не сравнялся с Э. по колоссальности совершенных преступлений, даже Чезаре Борджиа. Опасный пример был дан, и падение Э. не оказалось ни восстановлением справедливости для народов, ни предостережением для будущих насильников». В самом деле, злодейства Э., сделавшиеся мало-помалу для него деяниями каждого дня, превосходят всякую вероятность; даже если снять с их описаний краски преувеличения, все-таки останется картина, внушающая ужас и отвращение. Так, например, когда Э. взял Фриолу, у всех жителей, без различия пола и возраста, были выколоты глаза, отрезаны носы и отрублены ноги, и затем они были выброшены на произвол стихий. Другой раз он запер в замке и уморил голодом целую соперничавшую с ним княжескую семью. В одной Падуе он устроил восемь тюрем, в каждой из которых могло быть посажено по несколько сот человек. Помимо тех ужасающих пыток, которые там практиковались, смрадные помещения уже сами по себе причиняли заключенным невыносимые муки. Как бы усердно ни работали палачи Э. для очищения этих тюрем, они всегда переполнялись новыми жертвами его жестокости. Некоторые историки даже считают Э. одержимым помешательством человеконенавистничества и кровавой манией убийств. Это вряд ли верно: зверства Э. не похожи на порывы безумной страсти, то поднимающейся, то утоляющейся. Они были постоянной, спокойно и расчетливо применявшейся системой, диким, но рассудочно избранным орудием власти, имевшим целью истребить тех врагов, которые были под руками, и запугать остальных, чтобы подавить сопротивление. В императоре Фридрихе II мы видим прообраз просвещенного автократа нового времени, в Э. — свирепого, легендарного тирана далекой старины. Народное творчество начало работать над образом Э. тотчас же после исчезновения его с исторической сцены, слагая из него героя именно демонических сказаний (см. «Cento novelle antiche», изд. 1525 г., № 31, 84). О нем появилась целая литература, начиная с летописных рассказов очевидцев и современников (см. Scardeonius, «De urbis Patav. antiquis» в «Thesaurus Grawii», VI, III, стр. 259) и кончая полумифической трагедией, где он является центральным действующим лицом (Alberto Mussato, «Eccerinis»). Живя в эпоху еще пылкой или слепой во многих веры, когда авторитет церкви сковывал еще страхом большинство людей, Э. отличался нечестием, доходившим до кощунства; это заставило папу Александра IV и духовенство проповедовать против него крестовый поход (1255) и побудило верующих совершить подвиги покаяния (самобичевания) для искупления страны от его грехов против Бога и церкви (1260). Рядом с этим он был глубоко суеверен и склонен к мистицизму. Он верил в астрологию и возил за собой целый штат предсказателей.
Литература. Кроме общих сочинений по истории раннего Ренессанса (Буркгардта, Симондса и др.), см. Verci, «Storia degli Ezzelini» (Венеция, 1844); С. Perino, «E. da Romano» (Венеция, 1864); С. Cantù, «E. IV da Romano» (Милан, 1879); Brentari, «E. da Romano nella pœsia e nella mente del popolo» (Верона, 1889); Gittermann, «E. von Romano» (Штутгарт, 1890); Mittis, «Storia d’E. IV da Romano» (1896).