Чешский язык, на котором говорят славяне Ч. королевства, Моравии, части Силезии, нижней Австрии, чехи-эмигранты в Вене, в Волынской губернии, Германии и Америке, составляет разновидность западной ветви славянских языков и ближе всего сходен с языками серболужичан и словаков. Самая характерная особенность Ч. вокализма, отличающая его от остальных славянских наречий и сближающая с аналогичным явлением немецкого языка, — процесс перегласовки (Umlaut), т. е. превращение широких гласных a и u в узкие, с сохранением первоначальной долготы или краткости: 1) a превращается в e, когда ему предшествует мягкий согласный и в то же время не сопровождается последующим твердым (св
тити — světiti; боур
— bouře, но
зыкъ — jazyk, съттъ — st’at); дальнейший процесс перегласовки ā дает последовательно ē и ī, т. е. подобен судьбе ě (пржда — préze — prize); 2) u превращается в i (пи
— piji, людъ — lid, земл— zemi и т. д.). Из них первое существовало еще в более древнее время (до XIV в.), когда в Ч. языке различались твердые согласные; превращение же u в i, при посредстве ü, как и в немецком, произошло в первой половине XIV в. и особенно заметно с XV в. Этой перегласовки совсем не знают словаки, а моравские и другие областные говоры — лишь в очень слабой степени (J. Gebauer, «Historickà mluvnice jazyka českého», т. I, 1894, стр. 116 passim). Вторая крупная особенность Ч. языка — сохранение долгих гласных, обозначаемых в письме или ударениями (á, é, í, ó), или особым знаком (ů). Главные из мелких отличий: гласные неполного образования (глухие звуки) старославянского языка не сохранились, причем ъ и ь, прояснившись, совпали в одном e (сънъ — sen, дьнь — den); если же эти глухие были минимальны и предшествовали звукам r и l, обозначая их слоговость (ŗ и ļ), то в Ч. языке глухие исчезали, а слоговые согласные сохранялись (сьрдьце — srdce, мьртвъ — mrtvý). Исключения представляют те случаи, когда лъ и ль дают то l, то lu, в зависимости от качества доисторического ударения: первое являлось при нисходящем (глътати — hltati), второе при восходящем (плъкъ — pluk). Кроме того, после шипящих вместо r иногда получается er (чрьнъ — černý). Не сохранились в Ч. языке носовые звуки: 
дает чистое и, подобно сербскому и русскому языкам (рка — ruka, дбъ — dub), причем долгота оставила свой след на дифтонге ou (cдъ — soud); дал чистое a умягчительное, подобно русскому языку, но в современном Ч. языке это a в большинстве случаев подверглось перегласовке, о которой сказано выше. На судьбу 
влияло качество ударения: краткость его обусловливает e с предшествующей мягкостью (млеко — mléko) или твердостью (пена — pjena); долгота — i при посредстве ēi (снег — snih), так как в старых текстах на месте нынешнего i было переходное ie (snieh). Подобно польскому (miara — mierny) и сербскому (биjели — бjêљи), новообразования Ч. языка, ě и í, чередуются между собой в зависимости от изменения положения их в слове (sníh — sněžný). ×то касается до других общеславянских гласных, то Ч. языку свойственны: превращение долгого ū в дифтонгическое ou, утрата y и полное слияние его с i (приблизительно после XIV в., хотя некоторые следы древней двойственности сохранились и в настоящее время), исчезновение i или переход его в неслоговое j в начале слов, и переход ō, при. посредстве дифтонга uo, в ū (ů) в слогах закрытых, главным образом перед звонкими согласными. Наконец, Ч. язык сохранил староцерковные формы плавно чистых сочетаний, давших в русском языке полногласие (градъ — hrad, млеко — mléko), и не удержал сочетаний двух гласных, разделенных j, т. е. представляет обычное стяжение
ши — děláš, драга
— drahá, злоумоу — zlému). Переходя к обзору согласных звуков Ч. языка сравнительно со старославянскими, следует отметить характерное уже для древних текстов так называемой паннонской редакции смягчение мгновенных зубных tj и dj не в шт и жд, а в ц и з (*pitja — пишта — pice, *nodja — нжда — nouze); кроме того, Ч. язык почти не знает мягких согласных (за исключением t′, d′ и ň) и смягчает губные без посредства эпентетического l (zemja — земл— země). Некоторое сходство с польским языком представляет шепелявое r (ř), получившееся из первоначального r в положении перед узкими гласными путем выделения из мягкости j и перехода его в передненебное же ž: ř—rj—rž: брегъ — břeh (J. Gebauer, «О staročeskem dvojim ř, jasném a temném» â «Listy Filol», т. V). Странное на первый взгляд отсутствие в Ч. языке взрывного или протяжного g и последовательное превращение его в h не может объясняться отсутствием его и в общей северо-западной группе славянских языков, так как поляки и нижние лужичане знают g; оно существовало и в старом Ч. языке и утратилось только в конце XII в. (J. Jireček, «Alter der czechischen h für g» в «Archiv für slav. Philologie», т. II). Важнейшие из крупных морфологических особенностей живого Ч. языка — утрата форм двойственного числа, совпадение форм винительного и родительного падежей одушевленных имен мужского рода, сохранение старого окончания для творительного множеств. числа
-y и редкого окончания специально местного падежа (в грамотах — ás) (J. Jireček, «Reste der Local-suffixes -as und -ach in deutschen Umbildungen slavischer Ortsnamen» в «Archiv für slav. Phil.», т. II) и т. д. Чешское спряжение сохранилось гораздо лучше; современный язык знает все формы церковно-славянского спряжения, со всеми простыми и сложными прошедшими; утрачено только причастие страдательное настоящего времени. Чешское ударение, экспираторное по качеству, приходится всегда на начальный слог слова, без всякого отношения к величине слова; при этом все отрицания, односложные предлоги и приставки составляют в сознании акцентирующего нечто неразрывное с самым словом. Этой чертой Ч. язык сближается с языками словацким, серболужицким и южно-кашубским. Благодаря «одноместности» чешской акцентовки, в чешском стихосложении, наряду с тоническими размерами, до сих пор удерживается и метрическая система (J. Kral, «О prosodii české» в «Listy filologické», 93—98). Исследования славистов по древнейшей истории Ч. языка привели к выводу о существовании главнейших индивидуальных особенностей чешского вокализма уже во время эмиграции предков нынешних чехов из общеславянской родины, причем в IX—X вв. общая физиономия Ч. языка, в сущности, немногим отличалась от современных говоров. О состоянии Ч. языка с древнейшей поры и до начала XIII в. известно очень немногое; но факт существования самостоятельной церкви в пределах Моравии, следы переводческой деятельности Кирилла, Мефодия и их учеников в тех же землях, рукописи с чертами Ч. языка (часть Синайского Требника, Киевские глаголические и фрейзингейнские отрывки и др.), церковно-славянские тексты несомненно моравского происхождения (академик А. И. Соболевский в «Русском Филологическом Вестнике», Варшава, 1900), «Паннонская» редакция житий братьев-первоучителей, Реймское евангелие, Пассионалы Вячеслава и Людмилы, какие то неясные традиции, жившие еще в начале XV в., о богослужении у предков на родном языке — все эти факты говорят о существовании славянской письменности и литературы в пределах Великоморавского княжества в древнейшем периоде жизни народной славянской церкви у чехов (V. Jagič, «Zur Entstehungsgeschichte der Kirchenslav. Sprache», Вена, 1901). Но одновременно почти с этим начинается латинское влияние, с западным обрядом и романо-германской культурой. Латинский язык делается языком церкви, государства, администрации, образованности, школы, письменности и т. д. Поэтому отрывочные памятники народном языке появляются только в XIII в., а раньше имеются только отдельные чешские личные и географические имена в латинских грамотах, изредка глоссы и немногие термины в актах и надписях. На основании этого материала можно сделать заключение о следующихособенностях Ч. языка до XIII в.: 1) о сохранении носовых (Zuentopulcus — Свтоплъкъ, 879 г., Wenceslaus — Вчеславъ, X—XII в.); 2) спорадическом появлении перегласовки (Konopnice stara — Конопница, 1143); 3) существовании слоговых l и r, обуславливавших неустойчивую графику старославянских ръ, лъ, рь, ль посредством er, re, ir, ur, el, le, il, ul, ol и т. д.; 4) о сохранении y, которое не смешивалось с i и передавалось через ui (Buistrice — Быстрица, 1226 г.), а также 5) g, которое не заменялось еще придыхательным h; 6) об отсутствии шепелявости при мягком r (Kuchar, 1131 г.) и 7) о сохранении оригинального местного падежа множественного числа при названиях народностей, на as (Lusas, 1152 г.). В течение следующих двух веков, XIII—XIV, Ч. язык формируется, приобретает диалектические разновидности, проникает в письменность и создает целый ряд памятников образцового книжного языка, положенного в основу современного литературного языка. Наряду с родным языком, в умственной жизни чехов все еще важную роль играет латинский, а со времени Карла IV и утверждения Люксембургской династии постепенно проникает и немецкий. Протестом против ненародных элементов в языке являются произведения Фомы Штитного, защищавшего права чехов народной язык в книге и живом слове. От этого времени сохранилось несколько десятков памятников на чешском языке, глоссы и приписки к латинским текстам, духовные песни и легенды, мистерии, книги Св. Писания, богословские трактаты, беллетристические произведения и др. К этому же периоду относится появление перегласовки, смешение y с i, переход ō в uo (ů) и т. д. Гуситское движение, религиозные войны, братские общины, перевод и издание полной чешской Библии (1487), проникновение народного языка в суды, администрацию и даже дипломатические акты, влияние Ч. культуры на польскую и отчасти на западнорусскую — все это явилось результатом сознательной борьбы Ч. общества против всего чужеземного. Иоанн Гус († в 1415 г.), реформатор литературного Ч. языка, теоретик и создатель диакритической системы в прежней латинице (ń, l’, t’, č, ž, š, ř), установил единство книжного языка, свободного от провинциализмов, отдав предпочтение пражскому говору. Петр Хельчицкий, основатель общины чешских братьев, продолжал дело Гуса по части развития языка, но вскоре затем гуманистическое движение, с возрождением авторитетной латыни, и гуситские войны несколько задержали дальнейшее движение Ч. самосознания в прежнем направлении, и только «золотой век» в литературе чехов (конец XVI в. и начало XVII в.) установил классический, вполне обработанный, чистый и стильный Ч. язык, который может служить образцом и в настоящее время (труды Карла из Жеротина, Амоса Коменского и др.). В XVII—XVIII вв. замечается падение родного языка у чехов, вызванное католической реакцией, с обычными гонениями иезуитов на все славянское и уничтожением книг, и сопровождавшееся господством немецкого языка (с утверждением Габсбургской династии), который явился отчасти необходимым при связях чешских братьев с лютеранами. После 30-летней войны Ч. речь держится только в селах; знать и духовенство онемечены; чешские книги становятся редкими. Возрождение языка начинается в конце XVIII в. Новейшие филологи продолжают разрабатывать народные начала в живом Ч. языке, одном из самых богатых и гибких среди славянских языков. Характерно, между прочим, что только в Ч. и сербском языках продолжается искусственная славянизация даже таких распространенных общеевропейских терминов, как «парламент», «президент», «газета», «журнал», «театр», «экзамен» и т. п.
Литература. J. Dobrowsky, «Geschichte der böhm. Sprache und Literatur» (Прага, 1792); J. Jungmann, «Historie literatury české aneb soustavny přehled spisů českych» (Прага, 1825); J. Safařik, «Počatkové staročeské mluvnice» (Прага, 1845); V. Šembera, «Dějiny řeči a literatury české» (1869); J. Gebauer, «Historická mluvnicé jazyka českého» (тт. I—V, Прага и Вена, 1894—1898); И. Срезневский, «Чешские глоссы к «Mater verborum». Разбор труда А. О. Патеры («Записки II отд. Академии Наук», т. XXXI); отдельные статьи Эрбена, Иречка, Гебауера, Пеликана, Опатрного, Трухляря, Черных, Менчика, Флайшганса, Вондрака, Краля, Сметанки, Ягича, Макушева, Ламанского и др. Грамматики: J. Dobrowsky, «Lehrgebäude der böhm. Sprache» (Прага, 1819); M. Hattala, «Zvukoslovi jazyka staro- i novočeského a slovenského» (Прага, 1854); V. Zikmund, «Skladba jazyka českého» (Брюнн, 1854); Fr. Miklosich, «Vergleichende Grammatik der slavischen Sprachen» (т. I, Вена, 1852; т. III, Вена, 1856; русский перевод H. Шлякова, M., 1886, ч. IV); J. Gebauer, «Mluvnice česká pro školy středni i ustavy učitelske» (морфология и синтаксис; Прага и Вена, 1890); Bartoš, «Skladba jazyka českého» (Брюнн, 1895); «Rukovět’ spravné čestiny» (V Telči, 1893); E. Kovař, «Česká mluvnice pro školy středni» (Брюнн, 1882); T. Флоринский, «Лекции по славянскому языкознанию» (часть II, К., 1897, и разбор их в отчете о присуждении наград А. А. Котляревского, «Сборник II отд. Академии Наук», т. LXVI); К. С(трашкевич), «Чешская грамматика с упражнениями, краткой хрестоматией и словарем» (Прага, 1852); И. Шрамек, «Чешская грамматика» (СПб., 1870); H. Некрасов, «Грамматика Ч. языка» (древнего и нового) при книге того же автора «Краледворская рукопись» (СПб., 1872); Р. Брандт, «Краткая фонетика и морфология Ч. языка» («Историко-филологический отдел Ученых Записок Московского университета», т. XXIX, М., 1900). Словари: J. Jungmann, «Slovnik česko-německy» (тт. I—V, Прага, 1835—39); Fr. Kott, «Česko-německy slovnik» (тт. I—VII, Прага, 1878—93); J. Rank, «Novy slovnik kapesni» (Прага); И. Ранк, «Русско-чешский словарь» (Прага, 1874); E. Hořovsky, «Deutsch-böhmisch-russisches Berg- und Hütten-mannischen Wörterbuch» (Прага, 1890); J. Vaňa, «Slovnik česko-rusky» (Прага, 1895); И. Ранк, «Чешско-русский словарь» (Прага, 1902).