Фауст. — Трудно представить себе более глубокую и популярную тему, чем история Ф. Гамлет и Дон-Жуан нередко ставятся наряду с Ф., но эволюция этих типов не так разнообразна. Ф., являющийся для современного человека символом стремлений жаждущего познаний ума, имеет своеобразную историю, и эволюция его совершалась довольно медленно. Принадлежа, в общем, новому времени, Ф. выступает на сцену во время Реформации. Можно указать три главнейшие стадии в развитии этого типа: 1) Ф. протестантской легенды, почерпающей свое содержание из разнообразных преданий о некромантах и чародеях всякого рода; к протестантской легенде примыкают и все литературные обработки до XVIII в. 2) Тип Ф. XVIII в. (созданный, главным образом, Гёте) и 3) Ф. после Гёте. Легенда о Ф. имеет историческую основу и появляется впервые в 1507 г. Аббат Тритемий пишет своему другу о каком-то некроманте Сабеллике, которого называет младшим Ф., предостерегая от шарлатанств этого мага, претендовавшего даже на восстановление затерянных произведений Платона и Аристотеля. Более обстоятельные сведения о Ф. относятся к половине XVI стол. (в сочинениях Гаста и Манлия). В Лютеровых Tischreden мы находим ряд известий о Ф. Особенно интересные рассказы о проделках Ф. встречаются в сочинении Лерхеймера «Bedenke d. Zauberey». Из отрывочных данных, заключенных в этих и других сочинениях, явствует, что полуисторический, полулегендарный Ф. учился в Кракове и заключил договор с чертом посредством расписки, написанной кровью; черт служил ему 24 года, по истечении которых умертвил его ужасным образом, причем дом, где находился Ф., был потрясен до основания. Ф. вел странническую жизнь, веселую, разгульную, вместе с чертом, сопровождавшим его в виде собаки или лошади. Под конец Ф. раскаялся в своих заблуждениях и пытался обратиться к Богу, но безуспешно. С этими чертами Ф. появляется в первой народной книге, изданной Шписом в 1587 г. во Франкфурте-на-Майне под заглав. «Historia v. D. Johann Fausten, dem weitbeschreyten Zauberer und Schwarzkkünstler, auch wie sich gegen dem Teufel auff ein beneedte Zeit verschrieben, was er hierzwischen für seltsame Abentheuer gesehen, selbs angerichtet und getrieben; biss er endlich sein wol verdienten Lohn empfangen». Уже в этой книге намечается стремление Ф. к разрешению неразрешимых проблем: «он подвязал себе орлиные крылья и стремился исследовать все основание неба и земли». Его связь с чертом имела в виду, кроме материальных благ, удовлетворение жажды знания. Ф. пристает к Мефистофелю с вопросами об устройстве вселенной, ада, его обитателей, о создании земли, планет и проч. Мефистофель дает интересные, в духе учености того времени, ответы. Книга проникнута протестантским духом и заключает много выходок против католической религии, духовенства и изображает в мрачных чертах испорченность польского двора. Книга Шписа изобилует описаниями проделок Ф., иногда весьма остроумных, заимствованных из народных швенков. После Ф. осталась речь к студентам, заключающая в себе чистосердечное признание и раскаяние в грехах. По Шпису, Ф. — ученый и умный, но самонадеянный человек с дурно направленным умом. В 1599 г. появилась вторая литературная обработка легенд о Ф., принадлежащая Видману. По объему она почти в 4 раза превосходит книгу Шписа. Видман желает дополнить Шписа, доказать учеными изысканиями и авторитетными цитатами реальность всего того, что рассказывалось о Ф. Особенное внимание Видман обратил на любовные похождения Ф. (и Елены). Богословский элемент и резонерство наполняют книгу. Особенно искажены у Видмана Ф. и Мефистофель. В Ф. мы видим только сластолюбца: «он бросил теологию, начал веселую жизнь». Вместо титана перед нами пошлый и хитрый человек, стремящийся обмануть черта и заблаговременно раскаяться и помириться с церковью. Мефистофель похож на старого, сурового капуцина. Еще больше претензий на ученость, чем у Видмана, мы находим в обработках Пфитцера и Платца (1674). Кроме обработок, легенда о Фаусте вызвала массу подражаний. В различных местностях Германии передавались из поколения в поколение интересные подробности о подвигах Ф. В новых обработках — Шписа, Видмана и «Von einem christlich Meinenden» — сказалось протестантское влияние, удержавшееся и в кукольной комедии, и в пьесе Марло, составляющей блестящую попытку драматизации сюжета. Высокоталантливый Марло, по-видимому, понял, какой богатый материал кроется в легенде о Ф., но он не сумел ни освободить свою драму от эпического элемента, ни выделить элемент анекдотический и шутливый. Одну главную мысль он провел в ущерб другим, слегка намеченным: его Ф. жаждет власти и отдает душу дьяволу, чтобы пользоваться ею. Его Ф. — человек, живущий в настоящем: он ищет наслаждений и только на краю бездны приходит в себя. Идея драмы — гибель человека из-за материальных выгод; тут нет метафизических изысканий, нет изощрения ума над тайнами бытия; это только жажда тех благ, которыми прельщаются массы. Характер Мефистофеля совершенно уклоняется от народной концепции дьявола: он грустен, исполнен раскаяния, местами даже величав и напоминает Байроновского Люцифера. У Марло, как и у большинства писателей, драма зиждется на сопоставлении временного и вечного, на недостаточности, скудости того, что дают знание, богатство и власть. Драма Марло может считаться лучшей литературной обработкой легенды о Ф. на первой стадии ее развития. Вторая стадия хронологически ограничивается XVIII ст., а по месту происхождения — главным образом Германией. Особенно замечательны попытки 2-й половины XVIII ст. Этот период в Германии знаменуется как бы всесторонним обновлением умов, попытками исследовать области, до того времени никого не интересовавшие: прокладываются новые пути в области критики, философии и поэзии. В эволюции Фауста это общее умственное оживление сказалось несколькими попытками, предшествовавшими появлению «Ф.» Гёте. Такова попытка Лессинга, оставившего лишь обломок широко задуманной драмы. Основная мысль — та же, что у Гёте: сатана хочет погубить человека, любимого Богом. Жажда знания — вот благодарный для злого духа мотив. Дьявол является к Ф. и отвечает на все вопросы, предложенные ему философом. Благодаря чудесному видению философ освобождается от искушений. Из других произведений 2-й половины XVIII в. замечательна драма Клингера, полная резкого протеста против общественного строя. Она явилась в 1791 г. под заглавием «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад». У Клингера Ф. одарен пламенным сердцем и пытливым умом; он познал всю тщету и бесполезность достигнутого и, таким образом, потерял тот путь к счастью, который дается натурам ограниченным. Добрый гений рекомендует Ф. терпение; философ с горечью отвергает его совет. Он предается дьяволу, с которым совершает странствование в ад. Его изобретение — книгопечатание — делается для человечества источником всяких лжеучений и заблуждений. Путешествия Ф. дают Клингеру возможность нарисовать яркую картину общественных неурядиц и неустройств. Вмешательство Ф. в людские отношения влечет за собой лишь ряд печальных недоразумений. Пьеса оканчивается описанием аллегорического храма, опирающегося на трех столбах (вера, надежда и любовь) и хранящего тайну бытия: но Ф. не дозволено войти в святилище. Другая попытка обработки легенды о Ф., Миллера, составляет незаконченное произведение живописца-поэта. Миллер вложил в уста Ф. собственные чувства, характерные для всей группы поэтов бури и натиска: это — громкий призыв к возвращению к природе и наслаждению ее благами. Гёте в своем «Ф.» дал лучшее выражение стремлений своего времени и объединил художественные и поэтические черты (см. Гёте). Практическое осуществление идеалов Ф. Гёте изложил в своем романе «Вильгельм Мейстер», герой которого после долгих колебаний оставляет область неопределенных стремлений, чтобы перейти в сферу практических обязанностей. Гёте своим Ф. надолго закрепил за собой право на исключительное внимание публики. Подражания ему не вызывали интереса до появления пьесы Ленау «Ф.», вышедшей в 1836 г. Ею начинается третья стадия развития Ф. Содержание произведения Ленау весьма сложно, отрывочно и запутано. Энтузиазм, вызванный появлением начала «Ф.» Ленау, сменился после выхода в свет продолжения его разочарованием публики и критики; последняя оказалась чересчур строгой к этому замечательному, во всяком случае, произведению. Оно проникнуто субъективно-лирическим характером; драматическая форма представляет только внешнюю оболочку. Мрачность общего колорита и яркость отдельных картин, страстность и глубокая грусть, колебание между верой и знанием, духом и материей, грехом и раскаянием, высокий лиризм и скептические мудрствования — вот те контрасты, которые наложили глубокий отпечаток на «Ф.» Ленау. Внешней разрозненности соответствует внутренний разлад. Глубина основных идей Ленау не может быть оспариваема. Средневековых преданий у него осталось весьма мало. Мефистофель служил поэту складочным местом для всего демонического, что накопилось в его душе. Пьеса проникнута духом пантеизма, но не радостного и ясного, как у Гёте, а колеблющегося между скептицизмом, с одной стороны, и возвращением к догматам, с другой. Неудовлетворенным стремлением к внутренней гармонии проникнут «Ф.» Ленау, являющийся после Гёте наиболее глубокомысленным и притом прямым развитием сюжета. В дальнейшей эволюции Фауст начинает воспринимать элементы родственных типов, напр. Дон-Жуана. В драме А. Толстого «Дон-Жуан» мы имеем пример такого понимания основного типа, которое может быть объяснено исключительно влиянием Ф. Это явствует из вступления пьесы: «Тот, кто ищет света, кто жаждет сам обнять что вечно и прекрасно, над тем у ада власти нет». Сатана замечает: «Мое дело благотворно; без дела праведник пожалуй бы заснул, и если б чорта не было на свете, то не было бы и святых». Дон-Жуан на пире поет: «Кто мне скажет, зачем, для чего я живу? Кто мне смысл разгадает загадки?» Дон-Жуан — искатель идеала. Любовь имеет для него мистический смысл: «Любовь меня роднила со вселенной; всех истин я источник видел в ней, всех дел великих первую причину». Очевидно, от исторической основы Дон-Жуана в пьесе Толстого осталось весьма мало. Его герой находится в ближайшей генетической связи с Ф. Попытку связать в одном произведении Ф. и Дон-Жуана представляет также трагедия Граббе «Дон-Жуан и Ф.». Автор связал своих героев любовью к одной и той же женщине, что дало ему повод сопоставить эти типы (часто смешивая их). В Ф. Граббе хотел показать дерзновенность не признающего человеческих законов честолюбца. Герои пьесы попадают во власть дьявола: «по двум различным путям вы пришли к той же цели». В фабуле пьесы Граббе держится народной легенды; его Мефистофель походит на Мефистофеля Марло. В тридцатых годах XIX ст. в Германии появилось весьма много более или менее художественных обработок сюжета о Ф. (Розенкранц, Фишер, Браунталь и друг.). Выдающейся следует считать пародию на «Ф.» Гейне, попытавшегося низвести Ф. до роли опереточного героя. Конец пьесы — саркастический: после похождений с Мефистофолией (Мефистофель) Ф. Гейне отказывается от высокомерных требований духа и упражняется в семейных добродетелях. Есть еще произведения, воспроизводящие в роли главного действующего лица страдания, искания и чаяния Ф. Наиболее удачные опыты принадлежат Браунингу и Бэли. Талантливый и чрезвычайно высоко ценимый англичанами поэт Браунинг (ум. 1891) написал драму «Парацельз», где изобразил мудреца, стремящегося разоблачить тайны природы. Историческая канва доставила Браунингу весьма любопытный материал. Основательно сближаемое с Ф. произведение Бэли «Фест» полно глубоких мыслей, но чрезвычайно причудливо по настроению. Сходство «Феста» с «Ф.» Гёте заключается в мысли, что силою стремления к добру человек должен торжествовать над злом и искушениями. Фест не передается Люциферу, не заключает с ним договора, но нравственные колебания героя то усиливают, то уменьшают власть над ним злого духа. Бэли обнимает всю совокупность явлений жизни, даже пытается решить космологические задачи. Попытка Штольте («Ф.»), несмотря на некоторые поэтические достоинства, нового элемента в развитие сюжета не вносит; автор отстаивает положение Гёте. Романские расы не знают Ф. Сближение Ф. с «Чудесным магом» Кальдерона при несомненном совпадении некоторых особенностей фабул обнаруживает и коренное различие, обусловливаемое ultra-католическим миросозерцанием испанского драматурга и ultra-протестантским характером легенды. Лишь в последние годы у некоторых французских и швейцарских писателей мы встречаем черты Фаустовских стремлений, не успевшие соединиться в одно целое. В польской литературе сагу о кудеснике Твардовском сближают (неосновательно) с легендой о Ф. Один из эпизодов саги о Твардовском обработан Мицкевичем в общеизвестной балладе.
Литература о Ф. громадна. Главные монографии: Düntzer, «Die Sage vom Doktor Faust» (1836); Sommer, «F.» («Enc.» v. Ersch u Gruber); Meyer, «Studien zu Goethe’s F.» (1847); Peter, «Die Literatur d. F.» (1851—57); Engel, «Bibliotheca Faustiana» (1874); Rosenkranz, «Ueber Calderons Wunderthätigen Magus. Zum Verständnis d. Faustschen Fabel»; Kuno Fischer, «Goethe’s F.» (1885; русск. пер. M., 1887); Creizenach, «Versuch einer Geschichte d. Volksschauspiels v. Doktor F.» (1887); Tille, «Die deutsche Volkslieder v. Doktor F.»; Ristelhuber, «F. dans l’histoire et la légende» (П., 1863); Faligan, «Histoire de la légende de F.» (1886); Шаховской, «Легенда и первая народная книга о Ф.» («Журн. Мин. нар. просв.», 1880, 10); его же «Ф. на английской сцене» («Рус. вест.», 1881, 2); Булгаков, «Иов, Прометей и Ф.» («Ист. вест.», 1884, 4); M. Корелин, «Западная идея о докторе Ф.» («Вестн. Европы», 1882, 11, 12); Фришмут, «Тип Ф. в мировой литературе» («Вестн. Европы», 1887, 7—10, и отдельно, в собрании ее статей; лучшая работа о Ф. в русской литературе), Шепелевич, «Ф. Гёте» (1900 г.; 2 публ. лекции). См. также в курсах Шахова («Гёте и его время»), Шерера (перев. под ред. Пыпина), Корша-Кирпичникова, Шерра (2 изд.) и др.