ЭСБЕ/Солнце, в мифологии, этнографии, литературе

Солнце, в мифологии, этнографии, литературе
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона

Словник: Слюз — София Палеолог. Источник: т. XXXa (1900): Слюз — София Палеолог, с. 776—777 ( скан · индекс ) • Даты российских событий указаны по юлианскому календарю.

Солнце (мифол., этногр., литер.) — в религиозных сказаниях и в поэзии древних народов имело важное значение; в современных народных поверьях, обрядах и сказках еще обнаруживается древний культ Солнца. Земледельческие народы обоготворяли С. и представляли его в антропоморфических или зооморфических образах. Пта, Ра, Озирис, Аполлон, Один, Дажьбог, Хорс — различные названия солнечного божества. В религиозно-поэтических сказаниях символами или образами С. служат око, яйцо, кольцо, колесо, чаша, щит, золото, червонец, драгоценные камни, венок, корона, дева, невеста, жар-птица, олень, дворец, лик Бога, пестрая букашка солнышко (божья коровка) и др. С. повсеместно обставляется семьей; появляются мать, жена, сестры С., солнцево царство, солнцевы кони и т. д. Более всего солнечный культ сохранился в литовских и русских песнях и обрядах, в связи с обрядовым сжиганием в поле колеса, с приготовлением на свадьбах каравая, с первым выгоном скота в поле и другими весенними обрядами и играми. В заговорах солнечный культ отразился в обращениях к С. и в мистически целебном значении утренней зари и росы. В история искусства культ С. вызвал сложную символику, охватившую бесчисленное множество произведений искусства, от египетских храмов (С. в виде крылатой птицы, глаза и др.) до пасхальных писанок современных народов, сохраняющих еще символические солнечные знаки. См. Афанасьев, «Поэт. воззр. слав. на прир.» (по указат. в конце 3 т.); Hanuš Mahal, «Nakres slov. bajeslovi» (1891 г., по указат. на стр. 214); Потебня, «О мифич. знач. некот. обр. и пов.» (1865); Сумцов, «О свадебных обрядах» (1871); Потебня, «Опыт объясн. малороссийск. и срод. песен» (по указат. в конце 2 т., стр. 800); Mannhardt, «Die Lettische Sonnenmythen» (в «Zeitschrift für Ethnol.» VII); Сумцов, «Хлеб в обрядах и песнях» (1885); его же, «Писанки»; Schwarz, «Sonne, Mond und Sterne» (Берлин, 1861); Nork, «Mythol. Wörterbuch». В начале текущего века в Германии и в середине его в России, когда в науке господствовало увлечение мифологией, и к народной поэзии было приложено крайне широкое солярное толкование, необозримое множество песен, сказок, поверий и обрядов объясняли культом С., во многих случаях с большими натяжками и преувеличениями. В новейшее время круг солярных толкований значительно сужен, и многое из мифологии изъято в область историко-литературных и историко-бытовых объяснений. При всем том осталось еще в народной словесности и в фольклоре много такого, что подлежит солярному объяснению, в одних случаях — как остаток культа С., в других — как олицетворения, художественные образы и литературное творчество, без религиозно-мифической подкладки. Далеко, однако, не всегда возможно провести границу между теми и другими, между верованиями и простыми поэтическими образами: верование, по мере его ослабления, переходило в литературное повествование. Наиболее характерны следующие сказания, поверья и обряды солярного происхождения: 1) сказки и песни о женитьбе С. встречаются у многих народов, в большом числе у болгар. В болгарских песнях С., красивый молодец, увидело красавицу девушку Грозданку и влюбилось в нее. С разрешения своей матери и Бога, оно похищает девушку; но девушка, по совету своей матери, в течение трех лет молчит. Это молчание — историко-бытовой нарост. О женитьбе С. — см. специальное исследование Матова в Х т. болгарского «Сборника за народн. умотв.», 278—322; Сумцов, «О свадебн. обрядах» (45); «Zeitschrift der Vereins für Volkskunde» (1893, II); «Сборн. матер. для изуч. Кавказа» (XV, 67, XVII, 132, 194, 202—206, XVIII, 83. 63); Потанин, «Очерки сев.-зап. Монголии» (IV, 871); «Wisła» (1890, 110). Из древних классических сказаний на тему о женитьбе С. интересны находящиеся в «Метаморфозах» Овидия, IV, 125, 205—255. Здесь Клития обращается в фиалку, с горя, что ее разлюбило С. 2) Сказания о родне С. встречаются у многих народов. Чаще всего речь идет о дочери С. («Fiahe» Питре, № 67; «Archivio», I, 65; Hahn, греческие и албанские сказки, № 108; Compareti, № 45). Иногда речь идет о сыне С. месяце, напр. в польской сказке в «Wisła», 1890, 110, в лопарской у Харузина 143, 346 и др. Родство с С. сделалось привилегией царей, князей; героев; отсюда наименование китайских богдыханов сынами С. В Слове о Полку Игореве князья названы внуками Дажьбога. 3) Песни и пляски в честь С. встречаются у многих народов. Сюда относятся весенние праздники, древние «игрища межю селы», хороводы, славянские игры в колесо, в колечко, прыганье через зажженные костры. Солярные танцы нельзя считать древнейшими. У народов, стоящих на низкой ступени культуры, преобладают грубые танцы мимические и гимнастические (см. Гроссе, «Происхожд. искусства», 193—214). Круговращательный танец солярного характера местами удержался на весенних и летних праздниках, преимущественно на Ивана Купала, на свадьбах, при первом выгоне скота в поле, иногда во время эпидемических болезней. Солярный танец получил значение очистительного и лечебного. 4) В свадебных обрядах и песнях сохранились следы почитания С. и месяца и чествования их. У калмыков гелюнг на свадьбе говорит: «Поклоняюсь а светилу моему дорогого дня С. и светилу моему дорогой ночи — Луне». У славян та же идея выражена символически и обрядно в обычае катить по столу венок, в обручении, в украшении каравая. Многие свадебные песни славянских народов имеют характер молитвенного обращения к С.; таковы болгарская песня у Миладинова, 478; чешская у Зумлорка, I, 536; великорусская в «Пенз. Губ. Ведом.», 1864, № 18; сербская в «Гласнике», 1870, XI, 176 и др. 5). В рождественских песнях (колядках и щедровках) С. часто встречается в виде колеса, дерева, венка; оно бредет по морю, тонет, купается. Колядочные солнечные мотивы подробно разобраны Потебней в 1 и 2 томах «Объясн. малорусск. и сродн. пес.» (см. по предмет. указателям, I, VII, II, 800). 6) С. часто упоминается в жатвенных песнях; но тут солнечные мотивы имеют чисто реальный и бытовой характер, в зависимости оттого, что жатва бывает всегда в ясные солнечные дни, начинается с восходом С. и оканчивается с его закатом. 7) В народных песнях С. часто служит символом красоты. Много указаний подобрано в «Zeitschrift d. Vereins für Volkskunde» (1896, I); см. также в «Журн. Мин. Нар. Просв.» (1883, I, 216 и сл.). Солнечное затмение всегда вызывало смущение. Дикие народы опасаются, что волк или злой демон проглотит С. и стараются криками прогнать волка. По свидетельству древней русской летописи, такое представление существовало в старое время и на Руси. См. «Первоб. культура», Тэйлора; у Леббока, 167, 169; Lang, «Myth. and custom»; Reville, «Religions des peuples non-civilisés»; журн. «Знание», 1877, IV, 52; Чубинский, «Труды этн. стат. экспед.» (I, 13) и др. — В новых европейских литературах солнечные мотивы встречаются редко: точная наука сократила их количественно, но подняла качественно. У новых поэтов С. прославляется, как могучая зиждительная сила. «Солнцу везде работа», — так начинается известное стихотворение Жуковского. «Привет вам, о лучи дневные, за то, что вы струи живые даете миру в добрый час!», — говорит Ришпен в одном стихотворении, всецело посвященном С. У Тютчева есть превосходное стихотворение о восходе С. («Молчит сомнительно восток»); у Гёте (в «Фаусте») и у К. Аксакова («О С., враг видений лживых») С. обрисовано, как символ истины и добра.

Н. С—в.