ЭСБЕ/Раден, Эдита Федоровна

Раден
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона

Словник: Рабочая книжка — Резолюция. Источник: т. XXVI (1899): Рабочая книжка — Резолюция, с. 67—68 ( скан · индекс ) • Даты российских событий указаны по юлианскому календарю.

Раден (баронесса Эдита Федоровна, 1825—85) — одна из замечательнейших женщин высшего русского общества. Многосторонности ее глубокого образования много содействовали частые пребывания в культурных центрах Западной Европы, личное общение и переписка с выдающимися деятелями науки, искусства и государственного управления. Великая княгиня Елена Павловна оценила светлый ум, высокий нравственный строй и благородный характер баронессы Р. и избрала ее своей фрейлиной. В этом звании Р. сделалась не только преданным и правдолюбивым ее другом, но и ближайшей ее сотрудницей во всех общеполезных начинаниях и живым посредствующим звеном между ней в замечательными людьми, которых приближала к себе великая княгиня. В конце сороковых и начале пятидесятых годов «четверги» великой княгини составляли нравственный очаг, около которого отогревались эти люди, находя симпатию и поддержку среди тогдашней общественной атмосферы, крайне неблагоприятной для самостоятельного развития личности. С воцарением Александра II здесь стали собираться деятели, которых годы задушевных желаний, серьезного труда и горячей веры в духовные силы любимого ими народа подготовили к руководящему участию в осуществлении великих реформ, встречавших содействие и сочувствие великой княгини [см.]. Баронесса Р. играла в это время значительную роль, настойчиво поддерживая стремления своего высокого друга и ободряя людей, которые, выражаясь словами одного из предсмертных к ней писем Ю. Ф. Самарина, познавали на опыте цену ее «верной, надежной руки». В скромной квартире баронессы Р., где она прожила более 30 лет, в одном из флигелей Михайловского дворца, сходились со своими планами и надеждами, тревогами и сомнениями в различные фазисы работ, предшествовавших падению крепостного права, Николай Милютин, князь Черкасский, Юрий Самарин; сюда приходили для живого обмена мыслей И. С. Аксаков, Ф. М. Дмитриев, Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин; здесь просиживал вечера Тургенев, блистал саркастическим юмором и самыми разнородными званиями Эйхвальд, внимательно приглядывался и прислушивался к окружающему Макензи-Валлас [см.]. В уютный кабинет приветливой хозяйки с ее ясной, определительной и всегда глубоко содержательной речью, с ее неправильными чертами лица, оживленными светлым и вместе строгим, как весь ее нравственный облик, взором приходили отдохнуть от работы и набраться возвышающих впечатлений выдающиеся ученые, писатели, художники и государственные люди — Рубинштейн, князь Одоевский, Пирогов, многим обязанный баронессе Р. в минуты тяжелых испытаний, и многие другие. До самой кончины Р. она с утра до ночи была доступна для людей, нуждавшихся в ней материально, ибо чужая беда, нищета и немощь всегда встречали в ней горячий и разумный отклик до самых крайних пределов ее скромных средств — и для нуждавшихся в ней нравственно, как в советнице и руководительнице. Упорная ненавистница всего лживого, неискреннего и своекорыстного, она была всегда верна девизу «Wahrheit gegen Feind und Freund» и оставалась неизменным и справедливым другом тех, в чьи хорошие нравственные стороны она уверовала. Ее обширная переписка, разнообразная по содержанию и превосходная даже в стилистическом отношении, на каком бы языке она ни писала, заключает в себе массу указаний на такое ее отношение к замечательным друзьям ее. «Одно из божественных свойств, меня всегда всего более трогавших, — пишет она, — есть непоколебимость; в основание отношений между друзьями должна именно быть положена такая непоколебимость, иначе дружба потеряла бы свое высокое значение; — я не могу изменяться в отношении к друзьям, потому что мое чувство коренится в том, что в них истинно и, следовательно, вечно; сложная природа некоторых из них, с их возвышенными порывами и падениями долу, должна быть рассматриваема и судима с той справедливостью, которая внушается искренним чувством, способным отличать случайное от существенного в человеке». Переписка Р. с Ю. Ф. Самариным (изд. в Москве, 1893) представляет драгоценный обмен мыслей, чувств и убеждений между двумя сильными и высокими духовными организациями. Старый спор их о значении особенностей общественного строя Прибалтийского края по отношению к правам русской государственности разрешился появлением «Окраин России», очень взволновавших Р. и показавшихся ей, стоявшей в значительном отдалении от местной действительности, «собранием негодных аргументов, смелых гипотез и даже клевет». В ее письмах прозвучала нота разрыва; но когда она узнала о стеснительно-карательных мероприятиях против книги и ее автора, она поспешила написать ему: «я не отрекусь от вас в часы вашей печали и испытаний; вы можете рассчитывать на мою дружбу» — и все восемь лет, протекших до кончины Самарина (в 1876 г.), полны осуществлением этого обещания. Высокая правдивость Р. заставила ее на основании личного опыта сознаться, что Самарин был в некоторых своих взглядах совершенно прав. Практически деятельность Р. — в которой она неизменно являлась сначала помощницей, потом продолжательницей вел. кн. Елены Павловны — отличалась большим разнообразием. После кончины вел. княгини она стала оберегательницей основанных ею общеполезных, санитарных и воспитательных учреждений и блюстительницей в них того духа, которому они были обязаны своими существованием. Так, напр., она приняла горячее участие в организации и развили Крестовоздвиженской общины, Елисаветинской детской больницы, Еленинского женского училища, которого она была постоянной попечительницей. Она настойчиво работала над осуществлением мысли великой княгини о создании высшего учебно-медицинского института для довершения образования уже окончивших курс врачей (он получил впоследствии название Еленинского клинического института). Назначенная в 1875 г. членом совета учреждений вел. кн. Елены Павловны, Р. своим отзывчивым отношением к нуждам этих учреждений и светлым, энергическим умом охраняла и их, и самый совет от бюрократического формализма. За этот же период своей жизни ей пришлось с крайним напряжением сил заняться организацией) санитарных отрядов и разнообразных работ для помощи раненым во время войны 1877—78 гг., причем непререкаемое уважение, которым она пользовалась в обществе, дало ей возможность сплотить на этом деле самые разнородные и подчас весьма трудные на подъем элементы. После смерти принца П. Г. Ольденбургского ей был поручен активный надзор над делом высшего женского воспитания. Новая деятельность взяла все ее время и силы; она не ослабевала ни на минуту в стремлении к постановке вверенного ей дела на рисовавшуюся ей нравственную и практическую высоту, не смущаясь неудовольствиями, возбуждаемыми ее прямолинейностью в требовании исполнения всеми своего долга, как она его понимала, — и нередко переживая тяжелые минуты. Деятельность ее в этом отношении была слишком кратковременна, чтобы дать прочные и систематические результаты, но возвышенность ее целей не подлежит никакому сомнению. «В воспитании, — писала она, — главная забота должна состоять не в том только, чтобы привести детей к порядку и ввести в известные границы; надо приложить заботу к тому, чтобы жизнь возрастала и развивалась, не обезображиваясь в лишенных гибкости рамках и не обеспложиваясь в неподвижной рутине — в этих немудреных средствах управления, столь удобных для косных натур и преданных формализму правителей…». В самый разгар ее деятельности смерть послала ей своих предвестников; но, сознав в себе роковой недуг, она продолжала жить и работать, как будто смерти нет, вовсе не заботясь, что она подходит. Дважды перенесенная с геройским терпением тепло верующей души мучительная операция не спасла для русского общества эту замечательную женщину, которая имела заслуженное право на название «государственного человека». 9 октября 1885 г. ее не стало. Холодная на вид и гордая в отношениях со светской толпой, — теплая и доступная для тех, в ком она различала дорогие ей общечеловеческие духовные черты, — она вдумчиво поняла и оценила особенности русского народа, благу которого она бескорыстно и непреклонно, не смотря на подчас трудные стороны своей обстановки, служила всю жизнь. Как и вел. кн. Елена Павловна, бар. Р. могла бы сказать русскому обществу, оглядываясь на свою жизнь, горевшую и потухшую, как нравственный маяк, словами поэта: «я больше русская была, чем многие по крови вам родные».

А. Кони.