Провансальская литература — считается старейшей между романскими, или «неолатинскими»: она первая достигла художественной обработки в руках поэтов-тробадоров (trobaire, trobador), как они назывались в Южной Франции в средние века (мы усвоили себе искусственную форму новейшего происхождения — трубадур: трувэрами назывались поэты в Северной Франции, троваторами в Италии и Испании, быть может, от германской основы, новонемецк. treffen, франц. trouver — достигать, находить, или от лат. *tropator — слагатель троп, духовных песен, позднее певец вообще). Название «провансальский» — искусственное, распространенное на всю область Южной Франции (см. Провансальский язык): древнейшие поэты обозначали свой язык по области Лимузин (из Лимузена были родом наиболее прославленные поэты XII—XIII вв.), Гасконь, Пуатвин; термин Прованс (от Provincia romana, основанной в 120 г. до Р. Х) одержал верх с XIII в. как общее обозначение населения, языка и литературы нескольких провинций Южной Франции (границы — см. Провансальский язык), именуемых окситанскими (языки, где говорят «oc», langue d’oc; с конца XIII в. Лангедок — термин географический определенной области). Время блестящего развития П. литературы — с конца XI и до XIII в. (включительно), когда в силу политических событий (религиозные войны, потом централизация власти во Франции) изменились обстоятельства жизни. Уже в XII в. многие трубадуры предпринимали путешествия в соседние страны; в XIII в. движение усилилось, и П. поэты, принятые при разных дворах в Италии, Сицилии, Англии, Испании и т. д., оказали немаловажное влияние на развитие других неоевропейских литератур. В Италии П. язык некоторое время был языком и местных поэтов; даже Данте, выводя в своей поэме тень П. трубадура Арно Даньеля («Чистилище», п. XXVI), влагает в его уста несколько строф по-провансальски. П. влиянию приписывают развитие куртуазной лирики и в Северной Франции, хотя главным источником французской лирической поэзии в средние века считается устная, простонародная песня. П. поэзия тоже, вероятно, примыкает по своим основам к народной словесности, но мы имеем об этом лишь косвенные указания. Древнейшим памятником П. поэзии является поэма (отрывок в 857 десятисложных стихов, конца Х или начала XI в.) с содержанием, заимствованным из книжного, школьного предания о римском философе Боэции (см.), утешительницей которого в темнице является философия в аллегорическом образе женщины (аллегория заимствована из сочинения Боэция «De consolatione Philosophiae», но ей придана христианская окраска). Интерес этого памятника — в форме, близкой к народно-эпическим произведениям, раннее существование которых в Южной Франции таким образом косвенно подтверждается. Однако мы не имеем непосредственных образцов древненародного эпоса по-провансальски, и самое разрешение вопроса — был ли в Южной Франции самостоятельный народно-былевой эпос — подвергалось сильным колебаниям. Прежние ученые (Фориэль) преувеличивали значение местных традиций и предполагали, что большинство французских chansons de geste представляется лишь переводами или пересказами утраченных П. оригиналов. Эта теория теперь оставлена, но и представители отрицательной критики (П. Парис, П. Мейер и др.) заходили слишком далеко, придерживаясь лишь наличных фактов, т. е. chansons de geste в древней записи французских трувэров, и оспаривая участие провансальцев в выработке эпических преданий, главным очагом которых действительно стали с раннего времени Нормандия, Иль-де-Франс и северо-восточные окраины Франции. Содержание многих chansons de geste относится к событиям, место действия которых — Южная Франция (войны с сарацинами, особый цикл сказаний о Вильгельме Оранском или Аквитанском и др.); весьма вероятно, что именно на юге впервые эти события подверглись песенной обработке; затем северные трувэры придали перешедшим к ним преданиям ту форму, в которой chansons de geste дошли до нас, с разными осложнениями и вводными эпизодами. Это напоминает аналогичное явление в истории русского народного эпоса: так называемые «южно-русские былины», т. е. былины Владимирового цикла, где Киев — главный центр действия, дошли до нас, как известно, лишь в великорусских изводах и до последнего времени живы в народном предании лишь в северных губерниях — Олонецкой, Новгородской, Вологодской и т. д. Как бы то ни было, в Провансе эпическая поэзия не пустила глубоких корней. Единственным крупным памятником южной эпики является поэма о Жираре Руссильонском (о войнах Карла Мартелла с непокорным вассалом), весьма сложное по составу произведение. Хотя герой поэмы — историческое лицо (Жирар, граф Вьеннский, живший в середине IX в.), на него перенесены рассказы о других деятелях в Южной Франции и Бургундии, как предшествующей, так и последующей эпохи. В дошедшей до нас обработке (один текст по-провансальски, другой на смешанном провансальско-бургундском наречии) заметна рука книжника, быть может, духовного лица, посетившего Константинополь и находившегося под некоторым обаянием византийской культуры. Он высказывается против междоусобных войн, вносит психологические мотивы в характеристику действующих лиц, образность выражений и субъективное освещение событий, говоря от своего лица, тогда как в народно-эпических произведениях изложение всегда объективно безличное. Внешним образом к традиционной основе Каролингского эпоса примыкает другая П. поэма (конца XII в.), о Дореле и Бетоне («Daurel et Beton», изд. Paul Meyer, 1881), но содержание ее вымышленное, скроенное по образцу других французских chansons de geste. Главная роль в поэме отведена народному певцу (Дорелю), так называемому жонглеру (см.), вследствие чего предполагают, что автором ее был какой-нибудь бродячий певец из числа тех, которые ходили по замкам и городам, выступая то в роли народных потешников, фокусников, то в роли исполнителей произведений трубадуров и «сказителей» народных преданий. В одном послании к кастильскому королю Альфонсу X Гиро Рикье (около 1275 г.) называет жонглеров древнейшими певцами «для услады и веселья знатных лиц»; на смену им явились трубадуры, которые прославляют громкие подвиги именитых деятелей, побуждая других следовать их примеру. Жонглеры — профессиональные певцы, ремесленники; трубадуры — поэты по призванью, не получающие мзды за свое творчество. По замечанию другого П. поэта, Сорделя (первая половина XIII в.), ошибочно смешивать жонглеров с трубадурами, так как первые «следуют за другими, а другие за мной следуют; я даю, ничего не получая взамен, жонглер же берет, ничего не давая (своего)» и т. д. Это строгое разграничение между поэтами — «сочинителями» и певцами — «исполнителями» чужих произведений установилось, по-видимому, лишь в более позднюю пору, тогда как в XII в. были трубадуры, вышедшие из среды простых жонглеров. Таковы два старинных трубадура — Серкальмон и Маркабрун, из которых первый известен лишь по своему прозвищу — «скиталец по свету» (Cercalmon — «cherche monde») и называется учителем Маркабруна, сироты без рода, без племени, которого первоначально называли Pamperdut (брошенное отрепье). «Не знали еще при Маркабруне, — сообщает его биограф, — что такое канцона, и распевали в ту пору лишь стихи (vers)». Известие это не вполне точно, но во всяком случае произведения обоих названных трубадуров, вышедших из простого звания, отличаются архаичностью стиля. Древнейшим датированным трубадуром является Вильгельм IX (см. VI, 366), граф Пуатье, герцог Аквитанский (1087—1127), от которого дошло до нас несколько любовных стихотворений (большей частью весьма игривого характера) и «прощальная песнь» (Comjats), в которой поэт, собираясь в паломничество, расстается со всеми «соблазнами» своей прежней веселой жизни. Вильгельм, конечно, не был первым трубадуром и только случайно оказался для нас старейшим; он пользуется искусством, уже в значительной степени выработанным, но мы ничего не знаем о его предшественниках, и раннее возникновение куртуазной поэзии на юге Франции приходится объяснять на основании общих соображений о культурных условиях жизни Прованса: рыцарское общество стремилось обособиться как утонченностью образа жизни, так и сравнительно большей образованностью; возникали литературные центры при дворах феодалов, выступавших покровителями поэзии трубадуров. Таковы графы тулузские (особенно Раймонд V и Раймонд VI, в конце XII и начале XIII вв.), графы прованские (Альфонс II и Раймонд Беренгар VI), вице-граф марсельский Барраль, овернский дофин Роберт и др. Эти любители и покровители литературы имели несомненное влияние на ее процветание. Кроме «высокопоставленных» по своему общественному положению лиц, в числе «покровителей» трубадуров мы встречаем, например, Блакатца, небогатого П. дворянина (начало XIII в.): он пользовался большим почетом среди трубадуров как любитель и тонкий знаток литературы и играл роль вроде той, которую в новейших периодах литературы занимает тот или другой выдающийся критик. Доступ в трубадуры был открыт для всякого (в Провансе и рыцарство не было замкнутой кастой); мы находим между ними представителей всех сословий, начиная с простолюдинов и кончая королями (Ричард I Английский, Фридрих II Гогенштауфен, Альфонс II Арагонский и др.). Были между трубадурами и женщины (графиня Беатриса де Диа, графиня Прованская и вице-графиня Вентадорнская, имена которых неизвестны), и лица духовного звания: таков известный нам лишь под именем монаха Монтодонского (конца XII в.) остроумный сатирик, сложивший также несколько любовных канцон. Кем бы ни были трубадуры по происхождению, они примыкали к высшему интеллигентному обществу того времени (хотя многие не знали грамоты) и вращались по преимуществу в среде знати, быть может, не всегда как полноправные члены этого общества, а в некоторой зависимости от того или другого именитого покровителя — зависимости, особенно чувствительной для трубадуров среднего и низшего сословий. Из таких отношений пытались объяснить некоторые особенности «служения дамам» — преобладающей темы любовной лирики трубадуров, — так как первой «дамой сердца» певца обыкновенно являлась хозяйка замка, в котором он жил под покровительством его владельца. Чтобы не компрометировать предмета своей страсти и не возбуждать ревности мужа, трубадур должен был скрывать имя своей дамы под каким-нибудь псевдонимом (senhal), почтительное отношение его к ней зависело отчасти от его подчиненного положения в доме. Биографии трубадуров полны рассказов о таких вынужденно тайных отношениях между певцом и его дамой; когда тайна открывалась, трубадур должен был покинуть замок и искать себе пристанища в другом месте. Быть может, в этом объяснении культа служения даме есть доля правды; но уже Вильгельм IX, сам будучи владетельным графом и, следовательно, не находясь в материальной зависимости от «хозяйки» замка, употребляет по отношению к дамам выражение «domnejar»: — «служить своему господину». Таким образом, вероятно, это — лишь фигуральное применение к сердечным делам внешних социальных отношений («пусть запишет меня моя дама в своей грамоте (как ленника) — я ей предаюсь всецело», — пишет упомянутый трубадур в одной из своих канцон). Значение культа женщины часто преувеличивали, но ближайшее изучение куртуазного быта привело к выводу, что первенствующая роль, которая отводится женщине в рыцарской поэзии, — скорее призрачная, именно лишь поэтического характера. Понятие любви и тот культ чувства ради него самого, который нашел себе высшее выражение в истории Жауфра Руделя (около 1140—1170 гг.), влюбившегося заочно в царицу Триполиса только на основании рассказов о ее красоте и добродетелях, — этот апофеоз платонизма, питающегося отвлеченной идеей, возник не сразу. Можно до некоторой степени проследить по памятникам эволюцию идейного понимания любви: сперва она рассматривается как чисто физиологическая потребность, отстаивается свобода инстинктивного влечения; затем идет постепенное одухотворение страсти, отождествление высшей любви с добродетелью, которое привело к знаменитой формуле Данте: «Amor е cor gentil e una cosa» (Любовь и благородное сердце — одно и то же). Воспевание свободной любви как инстинктивного влечения восходит, быть может, к народной поэзии; мы имеем любопытный образец такой обрядовой песни (анонимная баллада «A l’entrada del tems clar, eya»), приуроченной, вероятно, к майским празднествам языческого характера: в них-то и усматривают зачатки любовной лирики трубадуров и трувэров. Анализ чувства, постепенное объективирование любви и различные теории о ней сложились уже при воздействии школы, главным образом под влиянием чтения и изучения Овидия (наиболее полное изложение теорий куртуазной любви — в латинском трактате начала XIII в. Андрея Капеллана «De arte honeste amandi»). Наконец, одухотворению чувства любви содействовало христианство. Главным недостатком этих теорий является преобладание рассудочности, несовместимой с непосредственностью чувства. Любовь служит хотя и главным, но далеко не единственным содержанием поэзии трубадуров, в которой дидактика, сатира и политика играют большую роль. Уже Маркабрун сторонится любви, считая ее пагубной силой: «ни голод, ни чума, ни война не причинили столько зла на земле, как любовь, которая завлекает обманом». Главным представителем дидактической и сатирической лирики является Пейре Кардиналь (около 1210—1230 гг.), часто пользовавшийся для своих обличений формой басен. Вообще, формы и виды П. лирики весьма разнообразны. Главнейшие из них: канцона — по преимуществу любовная песнь; сирвенты — стихотворения политические или с общеморальным содержанием, тенцоны — поэтические споры между двумя поэтами (если состязующихся было больше, то слагался торнейямен; если вместо вопроса трубадур, начинающий спор, предлагал дилемму на выбор, то получался джок-партит или партиме); плачи (planh) на смерть того или другого видного деятеля; баллады (или данса) — плясовые песни; «зоревые песни» (альба — утренняя зоря, серена или, позднее, серенада — вечерняя зоря), в которых приводится диалог двух влюбленных, принужденных расстаться при наступлении утра (аналогичная сцена между Ромео и Джульеттой у Шекспира); вестником утра обыкновенно является страж (gaita), предупреждающий об опасности для замужней женщины, если ее застанут с другом (сторожевые песни о наступлении утра и ночи — старинный обычай в феодальном обществе). Еще вид лирики — пастурель (встреча и диалог поэта с пастушкой), обычный и в П. литературе (уже у Маркабруна), но более распространенный на севере Франции. В XIII в. П. трубадур Гиро Рикье написал шесть пастурелей, образующих как бы целую повесть об одной и той же героине-пастушке, которую поэт встречает сперва девушкой, потом замужней женщиной, матерью и наконец вдовой и при всех обстоятельствах жизни неизменно добродетельной. Кроме названных, в П. литературе было много других видов лирики: «послания» (breu, letras), «приветы» (salutz), «прощальные песни» (comjat), «загадки», «видения», так назыв. дескорт — т. е. песни, составленные разными размерами (в других видах структура стиха, строфы и чередование рифм были строго установлены), преимущественно для выражения душевных аффектов, и т. д. В 1324 г., когда самостоятельное творчество в Провансе прекратилось, в Тулузе возникло общество «Веселой науки» — литературный кружок или академия, раздававшая премии за лучшие стихотворения, представленные на конкурс. Секретарь этого общества, Молинье, составил поэтику с перечнем и образцами всех видов лирики под заглавием «Flors del gay saber» или «Leys d’amors» (изд. Gatien-Arnoult, Тулуза, 1841); в этом труде сообщены правила стихосложения и наставления о разных родах лирики. Хотя многие поэты (до ста в течение XIV и XV вв.) удостоились академической премии (золотая фиалка — за наилучшую канцону, златоцвет или роза — за балладу или сирвент и т. п.), произведения их в большинстве случаев являются лишь риторическими упражнениями, лишенными живого смысла и содержания: П. литература представляется в эту пору мертвым искусством, которое вскоре окончательно заглохло, уступив место французскому влиянию. Число известных нам П. трубадуров в средние века довольно значительно: без малого до 500 имен, а более выдающихся из них — около 40. В XII—XIII вв. особенно славились: Бернар де Вентадорн (1140—1195 гг.), сын хлебопека в замке графов Вентадорн, по преимуществу певец любви (ср. очерк Кардуччи в «Nuov. Antolog.», XXV—XXVI); Пейре Видаль (около 1175—1215 гг.; см. VI, 231), сын меховщика, пользовавшийся громкой известностью благодаря своей виртуозности и чудачествам, посетивший несколько иностранных дворов, особенно прославившийся своими отношениями к Элеоноре, вторым браком вышедшей за английского короля Генриха II; Бертран де Борн (около 1180—1195 гг.; см. IV, 426), певец войны, столь прославившийся своими сирвентами, что к нему обращались с просьбой сложить песню для подъема настроения и привлечения союзников в войне. Он играл видную политическую роль, хотя значение ее было преувеличено. Приписываемые ему гимн войне и плач на смерть молодого английского Генриха, сына Генриха I, составляют едва ли не самые характерные произведения П. литературы данной эпохи. Данте отвел ему особое место в своем «Аде» (п. XXVII) и ссылается на него неоднократно и в других трудах. Данте выделил из плеяды П. трубадуров еще Гиро де Борнеля, или Борнеля (Borneil, около 1175—1220 гг.; см. IV, 422), принца, за которым осталось прозвище «lo maestre» (он углубил в своих песнях психологический анализ чувства), и Арно Даниеля (около 1180—1200 гг.; см. X, 85), названного им первым поэтом любви. Данте цитирует несколько пьес Арно Даниеля как образцовые, переняв, по-видимому, у него и форму «секстин», в которой написана «Божественная комедия». Трудно понять увлечение Данте (и не его одного) поэзией Арно Даниеля: стихи его темны и часто вполне загадочны по содержанию, образы его изысканны, эпитеты иногда неожиданны, фраза крайне сжата. Арно Даниель — поборник так называемого «темного стиля» в поэзии. В характерной тенцоне между Гиро де Борнелем и Иньором первый отстаивает общенародное искусство и считает несовершенной ту песню, которая недоступна пониманию всякого. Другие трубадуры (за них ратует Иньор) в погоне за новизной формы и индивидуализацией выражения интимных ощущений пользовались приемами, во многом напоминающими произведения Маллармэ и других современных «декадентов». Это направление поэзии, обрисовавшееся уже в последней четверти XII в., представляется болезненным кризисом, указывающим, быть может, на внутреннее разложение П. литературы независимо от внешних неблагоприятных обстоятельств. Почти все трубадуры были и музыкантами; каждая песня сопровождалась мелодией, или заимствованной из прежних песен, или вновь созданной поэтом. За утратой ключа к средневековым нотам нам очень трудно судить о музыке, написанной на то или другое стихотворение: мелодия только отчасти восстанавливается по интервалам между нот, а впечатление текста без сопровождавшей его музыки не может, очевидно, быть полным. Размеры и структура стиха, определяемые мелодией, очень разнообразны; особенно в комбинации рифм сказывалась виртуозность трубадуров. При чтении их произведений подряд впечатление П. поэзии несколько однообразное (по выражению Дица, большинство стихотворений словно написаны одним лицом); однако индивидуальные особенности наиболее выдающихся трубадуров все-таки могут быть выделены: они заслонены для нас лишь множеством подражаний («перепевов», примыкающих более или менее непосредственно к произведениям корифеев данной литературной эпохи (см. Alfred Pätzold, «Die individuellen Eigentümlichkeiten einiger hervorragender Trobadores im Minneliede», 1897; ср. «Literat. Bl. für Rom. u. Germ. Philol.», 1898, № 2). Весьма рано появились краткие биографии трубадуров, большей частью анонимные, иногда в двух-трех различных редакциях; далеко не достоверные для исторических справок, эти биографии интересны, как особый литературный жанр новелл (изд. Шабано в Х т. «Hist. générale de Languedoc», 1885). В Провансе рано возникла новелла (nova, novela) с реально-бытовым содержанием, на психологической подкладке, с вымышленными личностями. Такова небольшая повесть в стихах Раймона Видаля «Castia Gilos» (Наказанный ревнивец) и более пространная поэма-роман «Flamenca» (без начала) с содержанием, также касающимся ревности и измены. К XIII в. относится и «Новелла о Попугае», составленная, быть может, на основании восточных источников. В этом жанре повествовательной литературы провансальские поэты выказывают больше оригинальности и уменья, чем в более пространных романах, которые почти все основаны на французских образцах. К циклу бретонских сказаний об Артуре и рыцарях Круглого Стола примыкает П. поэма «Janfre» (середина XIII в., около 10 тысяч стихов). Вообще, все главнейшие герои эпосов королевского, бретонского и так называемого классического циклов пользовались большой популярностью на юге Франции и ссылки на них трубадуров весьма часты (ср. Birch-Hirschfeld, «Ueber die den provenzalischen Dichtern d. XII—XIII Jahrh. bekannten epischen Stoffe», 1878). Эпос об Александре Македонском даже приобрел, по-видимому, раньше популярность у провансальцев, чем в Северной Франции, хотя именно у французских трувэров он получил окончательную обработку (в XIII в.): в провансальской версии мы имеем отрывок поэмы об Александре Македонском, составленной еще в середине XI в. Альбериком de-Besançon (может быть, de-Briançon) на основании латинской переделки Юлием Валерием греческого романа псевдо-Каллисфена. Из исторических хроник в стихах наиболее интересна: «О крестовом походе против альбигойцев», принадлежащая двум авторам — Вильгельму из Тудела и его анонимному продолжателю (изд. Paul Meyer, 1882). Параллельно светской литературе развивалась духовная, по категориям, однородным в средние века во всех западноевропейских литературах, так что эти произведения скорее входят в состав общеевропейской, чем специально П. литературы: те же духовные стихи и гимны Богородице, легенды, жития святых (житие св. Гонората, Раймона Феро и поэмы о Марии Магдалине особенно популярны в Провансе), так называемые «épitres farcies» (чередование латинского с народным языком), входившие в состав литургических драм, апокрифы, дидактические произведения, аллегории, проповеди и т. д. Из поэзии сектантов замечательны духовные песни вальденцев (изд F. Apfelstedt, «Religiöse Dichtungen der Waldenser» в «Archiv» Herrig’a, т. 6; и «Ztschr. f. Rom. Phil.», т. 4), дошедшие до нас в поздней записи XV—XVI вв., но по происхождению значительно древнейшие. От XIV в. мы имеем две мистерии (о св. Агнессе и о Страстях Господних), от XV в. несколько религиозных драм (о св. Иакове, о Петре и Павле, о св. Антонине Вьеннском и др.). Большинство прозаических произведений, возникших в эту пору, составлены на основании латинских текстов. В связи с вышеуказанным воздействием древне-П. литературы на Италию именно в этой стране всего дольше сохранился интерес к поэзии трубадуров, которых продолжали читать и изучать в периоды Возрождения и гуманизма. Петрарка едва ли меньшим обязан в своем поэтическом образовании провансальцам (особенно его «Канцоньере»), чем древним классикам. В XVI в. Барбьери (1519—1574) отводит значительное место провансальским трубадурам в своей «Истории происхождения стихотворной поэзии» (изд. в 1790 г.); влиянию итальянца же Кастель-Ветро, приписывают происхождение труда Jean de-Nostradamus, «Vie des plus célèbres et anciens poètes provençaux» (1575), долго служившего главным источником сведений о древне-П. поэзии. Труд этот переполнен грубыми ошибками и легендарными данными, но ценен потому, что Нострадамус пользовался многими ныне утраченными текстами. К нему примыкает в XVII в. «История Лангедока», составленная Кателем, который также приводит несколько утраченных или еще не разысканных старинных текстов. Нострадамус первый пустил в ход рассказ о «Судилищах любви», будто бы происходивших на самом деле в провансальском знатном обществе. Ныне дознано, что это басня: литературный прием принят был за изображение реальных отношений (ср. Friedr. Diez, «Ueber die Minnehöfe», 1825; Pio Rajna, «Le Corti d’amore», 1890; Crescini, «Per la questione delle Corti d’amore», 1891). С начала нынешнего века в связи с общим движением романтизма и возрождением национальностей возникают попытки создать новопровансальскую литературу. Первым поэтом этого нового литературного движения выступил Жан Жасмен (1798—1864; см. XI, 727), а главным руководителем «провансальского возрождения» стал Руманилль (род. в 1818 г.), который, с несколькими другими молодыми писателями, основал общество (в 1854 г.) и журнал «Armana provençan» (с 1859 г.), где помещались произведения исключительно по-провансальски. Писатели этого кружка присвоили себе название фелибров (этимология этого слова остается невыясненной; в шутливом толковании фелибр = «книгодел»). Наиболее выдающимся из новопровансальских писателей, с несомненным поэтическим дарованием, является Фредерик Мистраль (род. в 1830 г.; см.), особенно прославившийся как автор двух поэм из народного быта — «Мирейо» (1859) и «Calendau» (1867). Против попытки создать новый литературный язык из народных говоров сделано много возражений: для передачи отвлеченных мыслей и понятий приходится создавать искусственные формы или заимствовать термины из старого языка, утратившие свое живое значение. Мистраль составил словарь, долженствующий служить как бы нормой новопровансальского общего языка («Lou Tresor dou Felibrige», 1877—1882), но этот язык не пересилил разнообразия говоров. В области художественной литературы наиболее удачными произведениями «фелибров» являются бытовые очерки и сценки из народной жизни. Тем не менее, Альфонс Додэ, родом провансалец, счел возможным написать свои «Lettres de mon moulin» и «Contes de lundi» по-французски, как Гоголь — «Вечера на хуторе близ Диканки» по-русски, примкнув к общенациональной духовной жизни. В одном отношении «фелиберство» дало положительные результаты — именно в смысле привлечения к духовной деятельности лиц из простого класса народа; в числе современных провансальских поэтов и писателей немало крестьян (один из наиболее талантливых Боннэ, «Vie d’Enfant» которого переведена на французский Альфонсом Додэ).
О новопровансальской литературе ср. E. Boehmer, «Die provenzalische Poesie der Gegenwart» (1870); M. Драгоманов, «Новокельтское и провансальское движение во Франции» («Вестн. Европы», 1875 г., август и сентябрь); Koschwitz, «Ueber die provenzalische Feliber und ihre Vorgänger» (1894; ср. другой труд Кошвица в рус. переводе Н. Струве: «Руководство к франц. филологии», СПб., 1898 г.); Gaston Paris, «Frédéric Mistral», в «Revue de Paris» (1894) и в сборнике «Penseurs et poètes» (1896). Старинные работы по истории древнепровансальской литературы: Millot, «Hist. littér. des Troubadours» (1773); Fauriel, «Histoire de la poésie provençale» (1846, посмертное издание; блестящее изложение, но материал очень ненадежный и теории фантастичны). Капитальное значение имеют труды Diez, «Poesie der Troubadours» и «Leben und Werke der Troubadours» (нов. изд. с доп., Лейпциг, 1882); Paul Meyer, «Les derniers Troubadours de la Provence» (1871); его же, «De l’influence des Troubadours sur la poésie des peuples Romans» («Romania», 1871). Для справок — Karl Bartsch, «Grundriss zur Geschichte der Provenzalishen Literatur» (1872). Монографии об отдельных трубадурах — Canello, Stimming, K. Bartsch, Ant. Thomas и др. Краткий очерк — Antonio Restori, «Letteratura provenzale», в серии «Manuali Hoepli» (Милан, 1890). Статья Paul Meyer’a, в «Encyclop. Brit.»; в «Encyclop. und Methodol. der Roman. Phil.» Koerting’a и в «Grundriss für Romanische Philologie» Groeber’a, статья A. Stimming’a (1896). Из русских работ см. статьи академика А. Н. Веселовского, «Женщина и старинные теории любви» (в «Беседе», 1862), и профессора Н. П. Дашкевича, «Провансальское знатное общество и трубадурки» (1894). По вопросу о происхождении отдельных видов П. лирики ср. Jeanroy, «Les origines de la poesie lyrique en France» (1889; ср. Gaston Paris в «Journal des Savants», 1891 и 1892 гг., и в «Журн. Мин. нар. просв.», ч. CCLXVIII, отд. 2, «Зачатки французской лирики»). Тексты и словари: Raynouard, «Choix des poésies originales des Troubadours» (1816—21), и к ним «Lexique Roman» (1838—1844); к последнему дополнения Levy, «Provenzalisches Supplement-Wörterbuch», отдельн. вып., с 1892 г. Стереотипное издание текстов — Mahn, «Werke der Troubadoure» (1853—86), и «Poesie der Troub.» (1856—73). Критические издания в хрестоматиях K. Bartsch’a, Crescini, C. Appel’a (1895; наилучшая); ср. «Literat. Bl. f. Germ. und Roman. Philol.», 1898, №№ 4—5).