Пословица — сжатое, общеупотребительное изречение, живущее в народной речи. Содержание пословиц настолько разнообразно, что дать их определение на основании этого признака едва ли возможно; обыкновенно — это общее суждение или наставление, относящееся к какой-нибудь стороне жизни. Форма пословиц — если не считать ее обязательной афористической краткости — также не представляет собой чего-либо постоянного. «Формальная двучленность» П. может считаться ее отличительным признаком только при сравнении ее с поговоркой: П. двучленна, как всякое логическое предложение; поговорка — одна часть суждения, напоминающая о нем — всегда одночленна. Наиболее характерный признак П. — ее роль в обиходе, ее употребление. По происхождению П. аналогична с другими элементарными произведениями народного творчества; личные и групповые моменты связаны в ее создании неразрывно; меткое определение, удачное сравнение, сжатая и ясная формула могут принадлежать одному человеку, но в состав народной речи вводит их только употребление в аналогичных случаях; в этом только смысле и верно замечание Даля, что П. «не сочиняется, а рождается сама». С этой точки зрения нет разницы между П., перешедшей в речь из Библии или из басни Крылова, и чисто народной П., происхождение которой неизвестно: как та, так и другая стала П. лишь с тех пор как ее можно найти в обороте, с тех пор как она, так сказать, потеряла автора и сделалась элементом народной речи и народного мышления. Поэтому не представляют собой П. ни изречения Гете, долженствовавшие, по его мысли, стать пословицами (в «Sprüche in Reimen»), ни такие афористические стихи, как, напр., «Блажен кто с молоду был молод», ни даже такие совершенные подделки под строй и дух народной П., какие встречаются у кн. Одоевского («Две головни и в чистом поле дымятся, а одна и на шестке гаснет»); нет П. там, где прибавляют, «как сказал такой-то». С другой стороны, едва ли можно согласиться с Э. Тэйлором («Первоб. культура», I 81), что «период действительного роста П. пришел уже к концу, и составление новых было бы безжизненным подражанием». «Сделать» П. действительно нельзя, но она часто сама «делается» на наших глазах, переходя со страниц книги в живую речь. Не подлежит сомнению, однако, что и на пословицах отражаются судьбы народного творчества, и они по многообразным причинам создаются теперь реже и — как указал Буслаев — принимают иной характер. С литературной стороны происхождение П. может быть различно: она или слагается самостоятельно, в виде общего суждения, выведенного из опыта и наблюдения, или является сокращением, «сгущением» (Потебня, Лацарус) более сложного поэтического произведения — басни или рассказа. Последний случай может, в свою очередь, явиться в разных формах: берется отдельная типичная — обыкновенно заключительная — фраза из целого рассказа, служащая намеком на его содержание («Мы пахали»), или все существенное содержание его вносится в одно предложение («Куда конь с копытом, туда и рак с клешней» — сжатый рассказ о том, как ковали коня, а рак подставил свою клешню, чтобы и его подковали). Форма обобщения данных в П. может быть различной и в другом отношении: П. может стать или изображение конкретного случая («бил цыган мать, чтобы жена боялась») — и тогда мы имеем дело с поэтическим произведением, или отвлеченная формула («Береги честь смолоду, а здоровье под старость» — произведение прозаическое. Бывают случаи, когда прозаический или поэтический характер П. зависит от ее употребления в буквальном или переносном смысле. «Copy из избы не выносить», как разъяснил Даль, может быть практическим, прозаическим наставлением, так как сор из крестьянской избы с ее высоким порогом выносить неудобно, да для суеверного человека и страшно: в нем могут быть следы живущих в избе людей. Но та же пословица может быть и поэтическим иносказанием: не раскрывай интимных сторон семейной жизни перед чуждыми ей людьми и т. п. Вышла ли пословица из более сложного поэтического произведения или из логической работы обобщающего ума, она во всяком случае является для мысли заместителем обширного содержания, сгущенного в ней. По удачному замечанию Шерера («Poetik»), П. в древности не существует вне применения, то есть вне подведения определенного случая под общее правило. П. — один из первых видов обобщения; она экономизирует силу, и в этом ее чрезвычайное значение для «первобытного ума». Он находит в ней готовую формулу нравственного поведения, практическое указание, подходящее определение, житейский приговор. Говорящему, по замечанию Буслаева, «уже не нужно было трудиться в приискании приличного выражения для того нравственного закона, который берет он в основание при решении какого-нибудь частного случая. Стоило только вспомнить пословицу, а она сама, как общая мысль, невольно приходила на ум, вызываемая житейскими делами. Таким образом слагалось само собой нравственное умозаключение, как скоро при частном случае или частной посылке припоминалась относящаяся к нему пословица, т. е. общая мысль, или большая посылка». Консервативная первобытная мысль, усматривающая критерий истины не в согласии с разумом, а в исконности, окружает П. ореолом нерушимого предания, догмата, заповеданного прежними поколениями в руководство потомкам: «пословица не даром молвится» или «век не сломится», «без П. не проживешь», «на П. ни суда ни расправы». Происхождение П. из песен (песня «А и горе — гореваньице» вся состоит из П.), сказок, исторических событий показывает, как быстро эта форма народной поэзии превращалась из частного случая в общепризнанное наставление и, переходя из уст в уста, переживала века, находя самые разнообразные применения в жизни народа и отдельных личностей. П. не имела обрядового значения, но всегда была признаком мысли, ума и, может быть, в глубокой древности вела свое происхождение от «вещих мужей» (Владимиров). Значение П. в современном крестьянском обиходе хорошо определяет Носович в предисловии к своему сборнику белорусских П.: «Белоруссы все факты, все случайности человеческой жизни, все поступки, как хорошие, так и дурные и всякое даже суждение о чем-либо подводят под мерило П. своих. Старики пословицами внушают молодежи страх Господень, надежду на Бога и правила честности и добродетели». П. обнимают все стороны народной жизни — религию, культ и натурфилософию, внешний быт, право, суд и общественный строй, мораль, практические приемы, семейную жизнь. Здесь и календарь, и агрономические указания, и юридические формулы, и приметы. Однако, попытки дать на основании П. законченное изображение народного мировоззрения должны быть делаемы с величайшей осторожностью: П. иногда имеют лишь местное значение, иногда противоречат друг другу, часто совершенно не носят определенно национального характера и встречаются у всех народов. Велико их значение для исследования в других, самых разнообразных отношениях. Эпохи их создания оставили на них явный отпечаток; мы находим в них следы мифических воззрений («у притчи — т. е. горя в виде живого существа — на коне не уйти») и исторических событий; различные стороны бытовой жизни получили в них любопытное выражение. Теория литературы получает от П, интереснейшие образцы народного творчества, стоящего на переходной ступени между словом и эпосом. Форма П. обыкновенно несвободная, складная, мерная, что достигается разнообразными приемами — ритмом, аллитерацией, параллелизмом, рифмой. Изучение внешней структуры П. дает разнообразные данные для суждения о первобытной ритмике, о влиянии формы на содержание и т. п. Так, в русских П. мы находим не только примеры аллитерации, теперь уже чуждой нашей поэтической речи («два сына да сам в силе», «ехала кума неведомо куда»), но и образцы движения мысли за формой («невинно вино, виновато пьянство»), давшие Буслаеву повод заметить: «Как для поэта игра звуков и течение мысли совпадают в одном творческом движении души, так и пословица создавалась взаимными силами звуков и мысли». Значение П. в языкознании понятно. Они дают также факты для истории и этнологии; ими доказывалось иногда существование рас, которые предполагались вымершими. В пословицах сохранились указания на большие народные движения, не отмеченные ни писанными хрониками, ни устными преданиями (доказательство гавайского происхождения новозеландских Маори ищут в одной из их П.). Сами хроники пользуются иногда П.: летописец, по одной П. вроде: «погибоша аки Обре» (см.) или «беда аки в Родне», воскрешал старинные, уже забытые события (Владимиров). По П. восстанавливают отношение народа к известным историческим событиям и явлениям («тиуны, что трут, рядовичи, что искры»). Археолог и антрополог пользуются П. для исследования внешней культуры («пень не околица») и обычаев («на нашей улице праздник» — по указанию Максимова, после кулачного боя одной улицы с другой), для определения назначения найденных предметов первобытного обихода. П. дают множество сведений о старинных нравах, обрядах, суевериях. Нормы обычного права так часто выражаются в форме П., что юридическим П. посвящены отдельные сборники (Rechtsparoemiographie), иногда очень богатые. Даже естествоиспытатели находят в П. указания на разнообразные явления природы (таковы особенно метеорологические приметы), которые доступны лишь такому чуткому наблюдателю, как народ, с его близостью к природе; такая русская П., как «не убить бобра — не видать добра», может иметь значение и для зоолога, указывая на былое распространение животного там, где оно теперь вымерло. П., как проявления народной мудрости, пользовались всегда, особенно с тех пор, как стало реже появление новых П., большим вниманием, их записывали и собирали. Начиная с «Polydori Vergilii proverbiorum libellus» (Вен., 1498) и «Adagia» Эразма (Вен., 1508 и 1520, и Амстердам — у Эльзевиров, 1650), число сборников их — несмотря на полное, в прежнее время, непонимание их научного значения — все возрастает. Чрезвычайная важность П. в такой обширной области знания, как фольклор, вызвала в наше время к жизни ряд новых сборников их (особенно провинциальных), наставлений к собиранию, попыток разобраться в обширном материале, установить периоды его развития (Буслаев — периоды мифический и христианский, уклады охотничий, пастушеский, оседлый и т. д.), классифицировать его. Из опытов систематизировать П. заслуживает внимания следующая схема англлийского «Handbook of folklore», Гомма, основанная на русском сборнике Снегирева, не выдержанная в логическом отношении, но выгодно отличающаяся от других тем, что она в указании рубрик считается с действительным материалом. I. Антропологические П.: 1) естественные и нравственные свойства разных народов; 2) язык, религия, суеверия, нравы и обычаи; 3) этика. II. Юридические: 1) законодательство, законы гражданские, 2) преступление и наказание; 3) суд — учреждения и процедура. III. Естественпо-научные: 1) метеорология и астрология; 2) земледелие; 3) медицина. IV. Исторические: 1) хронология; 2) топография; 3) этнография: 4) личные П. В России литературное изучение П. ведется в двух направлениях — теоретическом и историческом. Теоретики (Потебня, Ляцкий) рассматривают П. как определенную литературную форму, изучают ее структуру, ее отношение к другим формам — басне, песне, поговорке, — ее поэтические и прозаические элементы. Историческое исследование занимается вопросом происхождения П., выделения в ней книжных и заимствованных элементов, ее связи с общим культурным строем, ее эволюции. В современной науке истории литературы П., наряду с другими произведениями народного устного творчества, не приурочены к определенным моментам, за отсутствием для этого — за редкими исключениями в «П. исторических» — достаточных данных; поэтому новейшие курсы истории русской литературы выделяют их из исследования (Пыпин) или рассматривают их в введении (Владимиров). Обзоры чрезвычайно обширной литературы П. — сборников и исследований — см. Gratet-Duplessis, «Bibliographie parémiologique» (П., 1847); приложение к сборнику Leroux de Lincy, «Livre des proverbes» (1842); Nopitsch, «Litteratur der Sprichwörter» (Нюрнб., 1833); Zacher, «Die deutsche Sprichwörtersammlungen» (Лпц„ 1852); русск. — за 1855—1870 гг. у Межова, «История русской и всеобщей словесности» (1872); позже — его же, «Литература русской географии, статистики и этнографии» за 1859— 1880 гг. (СПб., 1861—83); в «Указателе к изд. Имп. геогр. общ.» по 1885 г. (СПб., 1886 и 1887) и у Якушкина, «Обычное право» (Ярославль, вып. 2, 1895). Самые старые сборники П. — германские (немецк. — Агриколы 1529 г., Франка 1541 г., Эйеринга 1601 г., Лелана, 1630 г.; латин. — Зейбольда, 1677). В позднейшее время нем. сборники (до Зимрока, 1846 г., 12 тыс. П.) были незначительны, пока новые научные интересы не заставили привлечь к исследованию громадную диалектическую литературу. Тогда появились обширные сборники Вандерса, «Deutsches Sprichwörterlexicon» (1863—80, 300 тыс. П.) и Рейнсберг-Дюрингсфельда, «Sprichwörter der germanischen und romanischen Sprachen» (Лпц., 1872—75), а также сборники Кёрте (Лпц., 1861), Биндера (Штут., 1874) и Вехтера (1888). Латинские и греческие П. (кроме указанных работ Эразма, Полидора и Зейбольда) собирали: Gruter, «Florilegium ethico-politicum» (Франкфурт, 1610), Gossmann (Лондон, 1844), Wiegand (Лпц., 1861), Wüstemann (Нордг., 1864), Georges (Лпц. 1863), Leutsch и Schueidewin («Corpus paroemiographorum», Геттинген, 1839—51). французские П. собрали: Panckoucke (Пар., 1740), Quilard («Dictionnaire des proverbes», 1843), Tuet («Pr. français», 1789), Cahier («Quelque six mille pr.», 1856), Leroux de Lincy (Пар., 1859); английские — Bohn («A Handbook of Pr.», Лонд., 1855), Hazlitt («English Рг»., Лонд. 1869), Mair («Book of pr.», Л.. 1891); итальянские — Passerini (Рим, 1875); голландские — Harrebommée (Утрехт, 1858—1870) и Laurillard (Амстердам, 1875); польские, начиная со сборника Рыжинского (1618 г.) и Кнапского — Войтицкий (1836), Липинский (в рукописи библ. гр. Красинских), Даровский (1874); чешские — Челяковский (1853; здесь же литература славянских и немецких П.). Чрезвычайно велико количество сборников областных пословиц. Особое внимание собирателей привлекали П. восточные, особенно арабские (Erpenius, «Prov. arabicorum centuriae II», 1623; Galland, 1708; Schultens, 1772; Ereytag, 1838—43; Socin, 1878). Сборники П. на шести языках: Gaals, «Sprich-wörterbuch» (Вена, 1830), Marin, «Ordspråk» (Стокг., 1867). Русские сборники П. составляются с конца XVII в. Сохранились рукописные сборники: «Повести, или П. всенароднейшие по алфавиту», в скорописном сборнике конца XVII в. (в Московск. архиве иностр. дел), «Книга о всенародных пословицах» 1714 г. (так наз. Погодинский сборник П. в Имп. Публ. Библ.), «Российские П., собранные по алфавиту в Москве Яньковым», 1749 г. Об одном из таких сборников см. А. Н. Майкова, «Старый рукописный сборник П.», в «Пам. древ. письм. и и ск.» (вып. IV, 1880). Печатные собрания начинаются с «Сбора разных П.» в «Письмовнике» Курганова, 1769 г.; затем следуют: «Собрание 4291 древних русских П.» (1770), «Пословицы русские, собранный Ипп. Богдановичем» (СПб. 1785; типичный образец непонимания научного значения П.: Богданович переложил их в двустишия вроде «Бог не даст, свинья не съест», «Терпи-скат, казак, не осудишь, пока атаманом не будешь» и т. п.); Д. Княжевича, «Полное собрание русских П. и поговорок» (1822); ряд сборников Снегирева — «Русские в своих П.» (М. 1832), «Русские народные П. и притчи» (М., 1848), «Новый сборник русских П. и поговорок» (М., 1857); наконец, капитальное собрание В. И. Даля, «П. русского народа» (М.; 1862, 2 изд. СПб., 1879), где собрано более тридцати тысяч П., поговорок, прибауток, присказок и т. п. Другие сборники: «Новые русские поговорки и присказки» (М., 1855); Д. В. Григорович, «Народные беседы» (вып. IX, СПб., 1860); Г. Б., «Собрание П. и поговорок русского народа» (СПб., 1860); Отшельник Мери-хови, «Русск. народ. философия» (СПб., 1882); Н. А. С — в, «Русск. народ, остроумие» (Казань, 1883); О. Верховский, «Сборник русских П.» (СПб., 1883); Шатохин, «Употребительнейшие бытовые русские П.» (Киев, 1876 и 1884). Объяснение русских П. и исследование их происхождения — Максимов, «Крылатые слова» (СПб., 1890); Михельсон, «Ходячие и меткие слова» (2-е изд., СПб., 1898); Тимошенко, «Литературные первоисточники и прототипы трехсот русских П.» (Киев, 1897). Обходя обширную литературу провинциальных и инородческих П., рассеянную по этнографическим изданиям и в областной печати, укажем собрания малорусских П. — Шимацкого-Иллича, (Черн., 1857); Закревского, "Малор. П. (М., 1860) и «Старосветский бандурист» (М., 1861); Номиса, «Украинские приказки» (СПб., 1864); сборники в «Трудах Этногр. Эксп. в Зап. Русск. Край», т. 1, вып. 2 (СПб., 1877) и в «Зап. Геогр. Общ.» (т. II, СПб. 1869); Дешко, «Народные песни, П. и поговорки Угорской Руси», в «Зап. Рус. Геогр. Общ.» (т. I, стр. 694), и белорусских: Шпилевского, «Бел. П.» (СПб., 1862); Чубинского, в «Трудах этн. эксп.» (СПб., 1872); Носовича, «Белор. П.» («Зап. Имп. Геогр. Общ. Отд. Этн.», 1869, т. II и СПб., 1877); Романова, «Бел. сборник» (I, Киев, 1886); Добровольского («Стол. Этн. Сб.» вып. III, 1894); Ляцкого («Чт. Общ. Ист. Др.»). Общие замечания о П. рассеяны в исторических и теоретических исследованиях народной поэзии, в курсах антропологии, этнографии, фольклора. Специальные труды: Rohde «De veterum poetarum sapientia gnomica» (Ганау, 1800); de Mery, «Histoire générale des proverbes, adages etc.» (1828); Denis, «Essai sur la philosophie de Sancho Pansa» (в «Livre des proverbes», Leroux de Lincy, 1842); Quitard, «Etudes historiques, littéraires et morales sur les proverbes français» (1816); Becker, «Das Sprichwort in nationaler Bedeutung» (Витенб., 1851); Wahl, «Das Sprichwort der neueren Sprachen» (Эрфурт, 1877); Prantl, «Die Philosophie in den Sprichwörtern» (Мюнх., 1881). Русские исследования: Ив. Снгрв (Снегирев), «Замечания о русских П., сходных с греческими» («Вестн. Европы», 1829, ч. 165, №10 и 11); его же, «Местные пословицы русского мира» («Библ. для Чтения», 1834, VI); П. Р., «Быт русского народа в его П.» (М., 1859); Даль, «Предисловие к П.» (1862); Водовозов, «Правда в П.» («Солдатская Беседа», 1863, № 2); его же, «Поэтические образы в русских народных песнях и П.» («Учитель», 1867, №№ 1 — 16); Карпов, «П.» («Друг Народа», 1868, №№ 6 — 13); Дергачев, «Русский синтаксис в П.» («Учитель», 1869, № 2); Хитровский, «О религиозно-церковном элементе в русских П.» («Cap. Епар. Вед.», 1869, №5); Г. Н., «Дети и их воспитание по русским П.» («Воскр. Чтение», 1869, № 49); Буслаев, «Русский быт и пословицы» («Историч. очерки», 1861); его же, «Русские П. и поговорки» («Архив» Калачева, 1854, вып. 2; ср. также «Отеч. Записки», 1854, т. 95 и «Современник», 1854, т. 47); Думитрашков, «Народные П. с библейской точки зрения» («Воскр. Чтение», 1873, №№ 5, 6 и 11); Иващенко, «Религиозный культ южно-русск. народа в его П.» («Зап. Юго-Зап. Отд. Имп. Рус. Геогр. Общ.», т. II, стр. 71 — 108); Глаголевский, «Синтаксис языка русских П.» (СПб., 1874); Сергеев, «Поговорки о русских городах и их жителях» («Др. и Нов. Рос.», 1879, № 1); Дм. Суб., «Русские П. в применении к общежитию» («Рус. Газета», 1880, №№ 57, 64 и 65); Морозов, глава о П. в «Ист. русск. слов.» Галахова (СПб., 1880); Белов, «Русская история в народн. поговорках» («Историч. Вестник», 1884, кн. 3); его же, «Народный ум в П. и поговорках» (т. же, 1885, кн. 2); Н. С., «К истории пословиц» («Киев. Старина», 1887); Желобовский, «Семья по воззрениям русского народа, выраженным в П.» (оттиск из «Филолог. Записок», Ворон., 1892); Потебня, «Из лекций по теории словесности. Басня, П., поговорка» (Харьк., 1894); Тимошенко, «Византийские П. и славянские параллели к ним» (Варш., 1895); Сумцов, «Опыт исторического изучения малорусских П.» (Харьк., 1896); Владимиров, глава о П. во «Введении в историю русской словесности» (Киев, 1896); Ляцкий, «Несколько замечаний к вопросу о П. и поговорках» («Изв. II отд. Акад. Наук», 1897, т. II, кн. 3); Перетц, «Из истории П.» («Журн. Мин. Нар. Пр.», 1898, май). О русских П. см. также ст. в «Quarterly Review» (1875, октябрь) и «Rev. britannique» (1878,I). Сборники и исследования, посвященные юридическим П.: Hillebrandt, «Deutsche Rechtssprichwörler» (Цюр., 1856); Graf und Dietherr — то же (Нердл., 1869); Osenbrüggen — то же (Базель, 1876); Барсов, «Русское право в народных П.» (читано в публ. заседании ком. антроп. выставки, М., 1878); Сухов, «Бытовые юридические П. русского народа» («Юридич. Вестник», 1874, IX — X); Иллюстров, «Юридические П. и поговорки русского народа» (М., 1885).

Ар. Г.