Персий (A. Persius Flaccus) — выдающийся римский сатирик, род. в Волатеррах (ныне Вольтерра) в 34 г. после Р. Х., умер при Нероне, в Риме. Происходя из хорошей фамилии всаднического сословия, получил тщательное воспитание, законченное в Риме. Сохранившаяся древняя биография поэта (написанная грамматиком Валерием Пробом) называет его учителями Реммия Полемона (грамматика) и Вергиния Флава (ритора), у которых вместе с П. обучался и Лукан (см.). Главное влияние на П. имел философ Корнут, который посвятил его в начала стоической философии. Укреплению в П. стоического направления содействовало и близкое отношение его к Пету Фразее (см.), который приходился ему родственником по жене и с которым он предпринимал путешествия; он, вероятно, воспитал в П. ту жгучую ненависть к тиранам, какую П. высказывает в одной из своих сатир. Из своих сверстников, кроме Лукана, П. был близок с поэтами Цезием Бассом и рано умершим Кальпурнием Статурой. Умер Персий, не достигнув и двадцативосьмилетнего возраста, но оставив потомству шесть стихотворных произведений под названием сатир, которые принадлежат к своего рода перлам римской поэтической литературы. Поэтическими опытами П. занимался еще в отрочестве. Биограф его называет трагедию на сюжет из римской истории, книгу путешествий, стихотворение в похвалу Аррии, жены Фразеи. Но все эти литературные опыты были уничтожены матерью поэта по совету Корнута, который редактировал шесть сатир и отдал их для издания Цезию Бассу согласно желанию последнего. Произведения эти были встречены с восхищением и приобретались нарасхват. Квинтилиан в своем обозрении римской литературы (Inst. orat., X, 1, 85, слл.), говоря о сатириках, замечает: «много, и притом истинной славы, хотя одной книгой, заслужил П.» (94). Знаменитому римскому критику как бы вторит Марциал, когда говорит (Epigr. IV, 29, 7—8), что одна книга П. ценится больше, чем вся Амазонка (эпическая поэма Домития Марса). Стихотворениями П. восхищались и отцы церкви (Лактанций, Августин, особенно Иероним), благодаря которым уважение к стоическому поэту сохранилось и в средние века, что доказывается множеством дошедших до нас списков сатир П. Немало горячих поклонников П. было и в новые века. Ему посвятил один из капитальных своих трудов Казобон, создавший своим изданием поэта (П., 1605) наилучший ему памятник. Не было недостатка в трудах о П. и в нашем столетии. Причиной такого непрерывного внимания к произведениям рано умершего и не успевшего достаточно созреть поэта является не столько его литературный талант, сколько высота идеалов и редкая чистота нравственной личности, какими веет от дошедших до нас произведений П. Поэтическое дарование П. было недюжинное, хотя Скалигер, которому очень не нравился язык П., и называл его un pauvre poète. Поэт с посредственным талантом не заставил бы Лукана называть свои собственные произведения безделушками (ludi) в сравнении с Персиевыми, являющимися, на его взгляд, «истинными поэтическими творениями» (vera poemata); не вызвал бы он лестного приговора и от такого знатока и ценителя литературных дарований, каков был Квинтилиан. Для читателей новых времен, которым приходилось и приходится бороться с несомненной искусственностью языка и происходящей отсюда темнотой выражения, литературный талант П. не может идти в сравнение с классической простотой языка и поэтического выражения сатир Горация; но это выкупается содержанием произведений П. Перед нами молодой, преисполненный энтузиазма к стоической философии поэт, выступающий со страстной проповедью против порока, в котором погряз человек, и с редким воодушевлением провозглашающий красоту добродетели. Сатириком в обыкновенном смысле слова П. не мог быть уже потому, что он, человек самой девственной чистоты и невинности, выросший в обществе людей избранных по уму и характеру и строгости нравов, не знал близко той порочной жизни, непосредственное соприкосновение с разнообразными проявлениями которой породило сатиру Луцилия, Горация и затем Ювенала. Только одна первая сатира П. напоминает собой по тону и содержанию сатиру в обычном смысле. П. нападает здесь на расплодившихся в Нероново время плохих эпиков и трагиков, любивших к тому же фигурировать с собственными произведениями на публичных чтениях, что приходилось осмеивать еще Горацию, а после П. — Ювеналу. Поэт заявляет, что он, выступая с сатирой, подобно Луцилию и Горацию, будет говорить обществу правду, в которой, хотя и несколько прикрытая, будет чувствоваться бичующая сила представителей древней комедии (Кратина, Евполида, Аристофана); он желает иметь читателями людей, имеющих вкус к этой комедии, т. е. к широкой и смелой сатире, а не таких, которым кажется достойным издеваться над греческой обувью, над телесными недостатками или над научными занятиями. Другими словами, поэт желает иметь для своих произведений публику развитую, а не невежественную. Но уже во второй сатире, где идет речь о молитве, значение которой народная масса понимает превратно, высказывая в ней недостойные и даже оскорбительные для богов пожелания и рассчитывая задобрить их приношениями и жертвами, сатирический тон падает и переходит в философское рассуждение. Третья сатира — уже не что иное, как страстная проповедь стоической философии, великого значения которой не понимает лишь козлиная порода центурионов, противопоставляющая ей здравый смысл и ставящая его выше науки. В этой же сатире поэт высказывает мысль, что для тиранов не может быть большего наказания, как то, чтобы они, погрязшие в пороках, видели добродетель и чахли от сознания, что ей изменили. В четвертой сатире заключается проповедь самопознания, а в пятой, обращенной к философу Корнуту, развивается стоическое положение, что только один мудрец может назваться свободным, причем поэт в теплых и трогательных выражениях высказывает чувство благодарности к своему учителю, направившему его на истинный путь жизни, на путь изучения спасительной мудрости. Наконец, в шестой сатире, обращенной к поэту Цезию Бассу, П. поднимает вопрос о пользовании богатством, обсуждением которого так часто занималась стоическая мудрость. Итак, П. — сатирик очень своеобразный, у которого нет ни надлежащего сатирического тона, ни надлежащего сатирического содержания, и который борется не с уродливостью нравов данного общества, а с нравственными уклонениями вообще человеческой природы, как они представляются с философской точки зрения. Благородство и возвышенность мыслей, пламенное воодушевление идеалом делают эти так называемые «сатиры» привлекательными, но не мешают чувствовать в них недостаток полной литературной зрелости. П. как сатирика нельзя ставить на одну доску не только с классически законченным Горацием, которому он нередко старается подражать, следуя ему даже в диалогической форме изложения сюжета, но и с Ювеналом, негодование которого обладает истинной сатирической мощью, обличающей великого писателя. Капитальное значение имеет издание П., сделанное О. Яном (Лейпциг, 1843, обширное введение, примечания и древние схолии; нов. изд. Бюхелера, вместе с Ювеналом, 1886). Во французской ученой литературе выдается издание Ашентра (П., 1812), в английской — изд. Маклеана (Л., 1867, 2 изд.) и Претора (Л., 1869), в русской — изд. Благовещенского с переводом и примечаниями (СПб., 1873). Стихотворный перевод П. сделан Фетом (СПб., 1889).
ЭСБЕ/Персий
< ЭСБЕ
← Персиани, Фанни | Персий | Персио → |
Словник: Патенты на изобретения — Петропавловский. Источник: т. XXIII (1898): Патенты на изобретения — Петропавловский, с. 378—379 ( скан ) • Даты российских событий указаны по юлианскому календарю. |