Переселения — см. Население (XX, 629), Иммиграция (XIII, 6) и Эмиграция.
Переселения крестьян в России. — Слово «переселения», приблизительно однозначащее с немецким выражением innere Kolonisation, обозначает передвижения земледельческого населения внутри границ государства с целью поселения в новых, необитаемых или малообитаемых странах. Развитие П. является характерной особенностью России: в Западной Европе колонизация имеет характер эмиграции — выселения, которой в других частях света соответствует иммиграция, т. е. вселение европейских эмигрантов. Некоторую аналогию русским переселениям представляет в Европе только прусская innere Kolonisation — правительственное П., организованное в видах усиления немецкого элемента в польских провинциях прусского королевства; но эта колонизация по своим размерам не может идти ни в какое сравнение с русским П.; в параллель последнему можно поставить скорее движение населения из восточных штатов Североамериканского союза в западные — явление, аналогичное по общему характеру и еще более грандиозное по размерам. Дать исчерпывающую картину русского П. и русской переселенческой политики невозможно, во-первых, потому, что движение это до недавнего времени не подвергалось точному учету, во-вторых, потому, что значительная часть относящихся к вопросу данных заключается в документах, не опубликованных во всеобщее сведение.
Еще князем Васильчиковым были намечены три района выселения: первый — малоземельная черноземная область, имеющая центром Курскую и Харьковскую губернию, с густым населением, преобладанием поместного элемента и трехпольем без навозного удобрения; второй — Малороссия и Юго-Западный край, где сильное развитие поместного элемента и оптовых аренд и распространенность табачных и свекловичных плантаций довели арендные цены до размеров, недоступных для крестьян; третий — средневолжские губернии, где значительная часть населения получила даровой четвертной надел, совершенно не обеспечивающий потребностей крестьян. К сходным результатам привела недавняя попытка теоретического определения районов выселения, сделанная в изданном канцелярией комитета министров в 1894 г. «Своде статистич. материалов» (введение); здесь сопоставляется численность наличного рабочего населения с потребностью в рабочих руках для земледелия и других отраслей промышленности, и избыток в рабочих, вызывающий П., оказывается по губерниям: Приволжским (Казанской, Нижегородской, Симбирской) — 60000 человек, северным черноземным (Пензенской, Орловской, Тамбовской, Черниговской, Рязанской, Тульской, Курской) — 200000, средним черноземным (Воронежской, Харьковской, Полтавской) — 400000, юго-западным (Волынской, Подольской, Киевской) — 130000 человек. Действительный ход П., однако, лишь отчасти соответствует этим теоретическим соображениям. Так, из 67041 переселенческих семей, зарегистрованных за 7 лет (1887—93) на границах Сибири, оказалось выходцев из губерний:
| Семей | % крестьянского населения губернии | |
|---|---|---|
| Курской | 10785 | 2,8 |
| Тамбовской | 6796 | 2,3 |
| Воронежской | 5558 | 1,5 |
| Вятской | 5356 | 1,6 |
| Самарской | 5072 | 1,5 |
| Пермской | 4547 | 1,1 |
| Полтавской | 3643 | 1,0 |
| Рязанской | 3139 | 1,3 |
| Саратовской | 2635 | 0,9 |
| Казанской | 2598 | 0,8 |
| Пензенской | 2472 | 1,2 |
| Харьковской | 2360 | 0,8 |
| Черниговской | 2179 | 0,7 |
Сверх того, три губернии (Орловская, Симбирская, Нижегородская) были представлены более нежели тысячей дворов каждая, четыре (Донская область, губернии Уфимская, Екатеринославская, Оренбургская) — от 500 до 1000, десять губерний — от 100 до 500 дворов, 14 губерний — менее нежели сотней дворов каждая. На Томском переселенческом пункте за десятилетие с 1884 по 1893 гг. было зарегистрировано 50416 семей, причем первые одиннадцать мест занимают следующие губернии: Курская (7769 сем.), Тамбовская (4140), Полтавская (2164), Вятская (2116), Пермская (1844), Воронежская (1419), Черниговская (1198), Самарская (1135), Харьковская (1079), Казанская (1002), Тобольская (892). При регистрации переселенцев, произведенной в Алтайском горном округе (за последние 12—15 лет привлекавшем особенно значительные массы переселенцев), наибольшее число душ дали губернии:
| До 1889 г. | За 1890— 1892 гг. |
Всего | |
|---|---|---|---|
| Тамбовская | 22574 | 15344 | 37918 |
| Курская | 18586 | 16564 | 35150 |
| Тобольская | 16942 | 3881 | 20823 |
| Воронежская | 14812 | 6852 | 21664 |
| Пермская | 14716 | 3895 | 18611 |
| Рязанская | 13934 | 3204 | 17138 |
| Вятская | 12261 | 2492 | 14753 |
| Самарская | 5235 | 5138 | 10373 |
| Пензенская | 4979 | 2044 | 7023 |
| Харьковская | 4196 | 6442 | 10638 |
| Полтавская | 1543 | 8039 | 9582 |
| Саратовская | 250 | 5113 | 5263 |
| Черниговская | 442 | 11193 | 11635 |
Таким образом, переселенцев выпускают не одни только местности, страдающие малоземельем или избытком рабочих рук, но и такие губернии, как Вятская, Пермская, Тобольская, Самарская, Оренбургская, Уфимская и др., где количество земли, казалось бы, превышает потребности наличного населения и земледелие страдает скорее от недостатка рабочих рук; некоторые из названных губерний (напр. Самарская) привлекают отхожих рабочих, и все они (кроме Вятской и Пермской) притягивают переселенцев в размерах, иногда превышающих размеры выселения из них в другие местности. Такой одновременный прилив переселенцев и отлив коренного населения не есть новое явление. Работы земских статистиков дают указания на то, что П. из Рязанской и Курской губерний началось еще в первой трети настоящего столетия, когда колонизация этих губерний еще не была вполне завершена; в новороссийских губерниях, по данным губернаторских отчетов за 70-ые годы, вновь водворились до 50 тысяч душ, а выселилось до 35 тысяч; в губерниях Самарской и Астраханской за то же десятилетие водворилось до 14 тысяч душ, а выселилось до 18 тысяч душ; наконец, Уфимская и Оренбургская губернии, принявшие в 70-х годах около 118000 душ переселенцев, за то же время отпустили на «новые места» до 36 тысяч душ. В настоящее время выселение охватывает два крупных района: один — малоземельный, обнимающий всю черноземную нестепную область и протянувшийся на северо-восток до поворота Волги, и другой — в общем богатый землей, обнимающий восточные и особенно северо-восточные губернии Европейской России и прилегающую к ним Тобольскую. Существенная разница в смысле обеспеченности населения землей заставляет думать, что причины переселений для того и другого района должны быть различны. Основную причину выселений из среднерусского района все исследователи вопроса, начиная с князя Васильчикова, усматривают в малоземелье: в недостаточности земельных наделов, в тяжелых условиях арендования помещичьих земель, в неудобной конфигурации дач, отведенных крестьянам при освобождении из крепостной зависимости, и т. п. Для таких местностей, как Вятская, Пермская, Тобольская губернии с наделами в 8, 10, 11, 15 и более десятин на душу, причина, вызывающая П., усматривалась в кризисе крестьянского землевладения и земледелия — в необходимости перейти от захватных форм пользования землей и от первобытных подсечной и переложной систем земледелия к душевому пользованию землей и трехпольному хозяйству с унавоживанием полей. Некоторые исследователи (напр. Гурвич) прямо противополагают Среднерусский район Восточно-Русскому: в первом они считают выселение выходом из крайне ненормального экономического положения, во втором — проявлением народного культурного консерватизма, побуждающего крестьян крепко держаться привычных способов ведения хозяйства. Такое противоположение, однако, едва ли правильно. Последней причиной культурного кризиса в восточных губерниях является все-таки сгущение населения и недостаток земли (конечно — относительный), не позволяющий крестьянам оставаться при прежней экстенсивной культуре; с другой стороны, об абсолютном безземелье и малоземелье как причине выселений и для Среднерусского района можно говорить лишь в меньшинстве случаев (напр. для безземельных крестьян, для крестьян с даровым наделом, для четвертных и подворных владельцев с минимальными участками). В большинстве случаев крестьянин средней полосы мог бы существовать на своем наделе, если бы от пестрополья или трехполья без навоза перешел к трехполью с удобрением или недостаток в естественных покосах и выгонах возместил бы культурой кормовых трав. И здесь, таким образом, дело в назревшей необходимости изменить систему хозяйства, непригодную при данной густоте населения; местные исследования (напр. по Рязанской губ.) прямо показывают, что П. растет именно там, где крестьянство переживает критический момент замены пестрополья трехпольем и т. п., а по миновании этого кризиса опять останавливаются. Таким образом П. и в том, и в другом районе является результатом относительного малоземелья и кризиса в системе полеводства: данная густота населения требует перехода к более интенсивной культуре, но переход задерживается культурными и экономическими условиями и инертностью крестьянина. Рядом с этой основной причиной несомненно играет роль по отношению к известным группам переселенцев и абсолютная нужда в земле. В отдельных случаях действие этих общих причин — абсолютного и относительного малоземелья — обостряется односторонним составом угодий (отсутствием или недостатком покосов, выгонов, леса), плохим качеством почвы или влиянием песков, оврагов и т. п., неудобной конфигурацией или чересполосностью наделов (особенно у бывших помещичьих крестьян), дальностью пашен, не позволяющей их унавоживать и т. д. На фоне, образуемом этими причинами, действует целый ряд второстепенных обстоятельств, иногда дающих только последний толчок уже назревшему выселению. Такое значение имеют в особенности неурожаи (каждый неурожайный год сопровождается резким увеличением числа переселенцев), затем пожары, наводнения и т. п.; разные обстоятельства, затрудняющие арендование земли или сокращающие заработки; передел, лишивший часть домохозяев состоявшей ранее в их пользовании земли, или распри из-за передела, от которых дома «житья не стало». Есть, далее, известные группы переселенцев, вовсе не страдавших от недостатка в земле в указанном выше смысле, а оставляющих родину для того, чтобы где-нибудь полнее на просторе развернуть рабочие силы семьи или найти выгодное применение для своего капитала. Иногда П. из известной местности принимает стихийный, стадный характер — и тогда снимаются с места вместе с действительно нуждающимися в переселении сотни и тысячи таких крестьян, для которых последнее не вызывается разумной необходимостью. Большое влияние имеют выдаваемые переселенцам ссуды и другие виды правительственной помощи, слухи о которых проникают в крестьянскую среду в крайне преувеличенном виде: так, преувеличенными слухами о помощи, оказываемой переселенцам на средства комитета Сибирской железной дороги, в значительной мере объясняются огромные размеры, которых достигло сибирское П. в 1896 г. Наконец, нельзя не остановиться еще на обстоятельстве, в котором некоторые склонны видеть чуть не основную причину П.: на свойственных будто бы русскому крестьянину бродячих инстинктах и отсутствии у него крепкой связи с землей и деревней. В такой общей формулировке этот взгляд не имеет за себя никаких доказательств и отвергается почти всеми писателями и исследователями переселенческого вопроса; но вторичное П. (см. ниже) может быть отчасти объяснено тем, что крестьянин, переселившись и порвав связь с родиной, не привязывается достаточно крепко к «новому месту».
Главную массу выселяющихся составляют, по-видимому, бывшие государственные крестьяне; так, по данным томского переселенческого пункта за 10 лет прошло бывших государственных крестьян 10078 семей, бывших помещичьих 5489, казаков, бывших удельных, мещан 2524; в неалтайских поселках Томской губернии зарегистрировано бывших государственных 2121, бывших помещичьих 1850, бывших удельных 170 семей. До известной стенени это объясняется участием в П. северо-восточных губерний, где вовсе нет или очень мало помещичьих крестьян. Но преобладание бывших государственных крестьян замечается и между переселенцами из средних губерний; так, по данным земских исследований, выселилось:
| Из Рязанской губернии | Из Курской губернии | |||
|---|---|---|---|---|
| Число душ |
В % всего населения данного разряда |
Число семей |
В % всего населения данного разряда | |
| Бывших государственных четвертных | 4569 | 13% | 7702 | 8,4% |
| Бывших государственных душевых | 11143 | 7% | 3661 | 4,8% |
| Бывших помещичьих | 6726 | 4% | 6819 | 5,5% |
Такое усиленное выселение бывших государственных крестьян — результат большого процента прироста населения, менее развитых (вследствие отдаленности от частных имений) местных заработков, меньшей возможности арендования вненадельной пашни, большей (у четвертных) неравномерности в распределении земли, наконец, еще не утратившего своей остроты сельскохозяйственного кризиса. С другой стороны, государственным крестьянам легче собраться на переселение вследствие меньшей обремененности платежами надельной земли и большей, сравнительно с бывшими помещичьими, состоятельности. «Нужда, вызывая движение, вместе с тем и задерживает его» (В. Н. Григорьев); чтобы пуститься на П., нужно, вообще говоря, иметь средства по меньшей мере на путевые расходы и хоть отчасти — на первое обзаведение на «новом месте»; невозможность собрать такие средства нередко удерживает от П. наиболее нуждающихся в нем домохозяев. Немало переселенцев пускается в путь без всяких средств, в расчете на «Христово имя», бесплатные проезды и казенные пособия; но главную массу составляют семьи, имевшие возможность собрать некоторые средства. Так, по данным В. Н. Григорьева, из рязанских переселенцев только 21% пустились в путь, имея денег не свыше 50 руб. на семью; 38% имели от 50 до 150 руб., 22% — от 150 до 300, 16% — от 300 до 800, 3% — свыше 800 руб. каждая. По регистрации г. Чудновского, в алтайских поселках взяли из дому: менее 60 руб. — 16,7% общего числа семей, от 50 до 100 — 17,7%, от 100 до 200 — 25,5%, от 200 до 400 — 24,1%, свыше 400 руб. — 16,1%. В неалтайских поселках Томской губернии переселенцы распределялись по тем же группам так: 24,2%, 26,3%, 27,3%, 16,8%, 5,4%. Главное ядро переселенческого движения составляет средняя по размерам средств группа. Эти средства получаются почти исключительно от ликвидации имущества, с прибавлением сумм, выручаемых от продажи подворных участков, а иногда и от сдачи душевых наделов. Отсюда ясно, что среди переселенцев должны преобладать не бесхозяйные, а сравнительно более состоятельные, средние по размерам хозяйства элементы. В этом отношении в доказаниях источников замечается некоторое разноречие: по данным, собиравшимся «на новых местах», в Сибири, «преобладающим элементом в современном переселенческом движении следует считать крестьян «среднего достатка», а «беднейшие крестьяне составляют среди переселенцев меньшинство» (Гурвич). Сопоставление данных о благосостоянии на родине переселенцев неалтайских поселков Томской губернии с аналогичными средними цифрами по 22 губерниям, исследованным земствами, дает следующие результаты:
| В среднем на семью: | У переселенцев | В общем итоге по 22 губерниям |
|---|---|---|
| Рабочих лошадей | 1,5 | 1,5 |
| Дойных коров | 1,2 | 1,2 |
| Процент дворов без рабочего скота | 19,8 | 23,1 |
т. е. средние цифры скота вполне совпадают, а процент слабых дворов среди переселенцев даже ниже, чем для всего населения. Напротив, по исследованиям, произведенным на местах выхода, в Курской и Рязанской губерниях, «хозяйственная сила переселенческих дворов всегда ниже по сравнению с силой наличных хозяйств» (В. Н. Григорьев). В Рязанской губернии, например, в среднем на двор приходится голов крупного скота у переселенцев 2,2 у наличного населения — 2,8. Противоречие это объясняется тем, что в Сибирь ввиду ее отдаленности и большей стоимости пути решаются идти лишь сравнительно состоятельные переселенцы, самые же бедные направляются в менее отдаленные местности. По данным курской статистики, в среднем на семью взяли с собой денег: отправившиеся в Сибирь — по 143 руб., в Новороссийские и Малороссийские губернии — 68 и 84 руб., в Предкавказье и Заволжский край — 38 и 32 руб., в Донщину и Таврию — 24 руб. При этом размеры хозяйства дворов, ушедших в Сибирь, были не только не ниже, но даже заметно благоприятнее, нежели для всего наличного населения Курской губернии. Размер имеющихся средств не только предопределяет собой до известной степени намерения переселенцев (так, например, среди отправляющихся морем в Южно-Уссурийский край бедных крестьян нет вовсе), но рассортировывает переселенцев и иным способом: беднейшие семьи, собравшиеся на дальнее П., нередко, издержав все средства, оседают где-либо в менее отдаленных местах. Так, из шедших в Сибирь десятки тысяч беднейших семей осели в Уфимско-Оренбургском крае, из шедших на Амур тысячи остались в Тобольской и Томской губерниях. Стремление переселяться в известные районы вызывается сначала разнообразными обстоятельствами, особенно значением отхожих заработков; направлением последних определилось, например, движение из средних губерний в Заволжские и Черноморские степи, из Вятского края — в разные местности Сибири и т. п. Нередко первоначальный толчок движению дает захожий богомолец, письмо сосланного земляка, статья газеты и т. п. Раз начавшееся движение в определенный край поддерживается затем письмами ушедших; очень многие довольствуются сведениями, которые можно извлечь из писем; другие посылают ходоков, снаряжаемых иногда от целых обществ или артелей переселенцев, а иногда идущих на собственный счет и страх; наконец, массы переселенцев идут «на новые места» на основании слухов или рассказов — идут либо на авось, либо руководствуясь указаниями, помещавшимися ранее в проходных документах. По производившейся в разных местностях Сибири регистрации, на основании разведок ходоков шло около ⅕ части всех переселенцев, от ⅓ до ⅔ шло по письмам, остальные — по слухам и вообще без сколько-нибудь точных сведений и определенного направления. Но и письма, и ходоки лишь редко давали достаточно полные, верные и определенные сведения: в письмах «новые места» рисовались нередко в слишком благоприятном свете; ходоки — не говоря уже о случаях прямой недобросовестности — при громадности Сибири и разнообразии ее естественных условий лишь редко могли как следует ориентироваться; в результате — частое разочарование переселившихся. Затем и среди населения, по-видимому, ослабевает доверие как к письмам, так и к сообщениям ходоков, и все более распространяется семейное ходачество — разведки, производимые отдельной семьей через одного из ее членов, за собственный счет и страх.
Отношение законодательства и администрации к крестьянским П. характеризуется постоянными колебаниями. В дореформенное время П. помещичьих, а также и удельных крестьян могло происходить только по произволу владельцев. Зато П. государственных крестьян, организованное на основании правил 1843 г. (24—83 ст. Устава о благоустр. в каз. сел.), было поставлено весьма широко и имело характер общегосударственной меры: по идее графа Киселева, П. являлись средством как для поднятия благосостояния тех крестьян, которым становилось тесно на надельных землях, так и для заселения многоземельных окраин и более правильного размещения населения. Поэтому П. допускалось только из малоземельных местностей, где угодий приходилось менее 5 десятин на душу, и притом в таком лишь числе душ, чтобы разредить население до указанного отношения к земельному наделу. Для водворения назначались местности, где по расчету на душу было: в степной полосе — более 15, в нестепной — более 8 десятин; здесь заранее отводились для водворения переселенцев участки от 4 до 5 тыс. десятин каждый. Во время следования переселенцев правительственные органы доставляли им продовольствие, устраняли затруднения и заботились о заболевающих, на местах же водворения для них заранее заготовлялись хлеб, сено, рабочий скот и земледельческие орудия, a также отпускались лес на постройки и денежное пособие в размере от 10 до 60 руб. на семью; кроме того, переселенцам предоставлялись 6-летняя льгота от воинского постоя, 4-летняя полная и 4-летняя половинная льгота от податей, сложение всех недоимок, а на три набора они освобождались и от рекрутской повинности. С 1831 по 1866 гг. было переселено на этих основаниях до 320000 душ; в отдельные годы (напр. 1856 и 1857) число переселенцев доходило до 28 тысяч. Направлялись переселенцы вначале в нынешние Воронежскую, Харьковскую, Тамбовскую губернии, затем в Саратовскую, Оренбургскую (с нынешними Уфимской и Самарской), Астраханскую и на Северный Кавказ, в 50-х гг. — в губернии Тобольскую, Томскую и Енисейскую (в одном 1854 г. в Тобольской и Томской губерниях было приписано 19 тысяч душ). Постановления Устава о благоустр. в казенных сел. и министерские распоряжения входили во все детали устройства переселенцев и старались оградить их от всяких неблагоприятных случайностей. Данные, собранные уже в 80-х гг., позволяют думать, что дело было, в общем, хорошо поставлено: огромное большинство основанных в то время поселений достигло высокого благосостояния, и старики с благодарностью вспоминают об окружавшей их при П. заботливости. Однако констатированы и неудачи — селения бедствующие и даже совершенно распавшиеся, главным образом вследствие неудачного выбора мест водворения. Рядом с организованным П. шло и самовольное, иногда достигавшее крупних размеров; так, из Тамбовской губернии с 1838 по 1846 гг. самовольно выселилось 7876 душ, из Полтавской, с 1840 по 1847 гг. — 2180 душ, и большинство самовольных переселенцев также приписывалось и наделялось землей по месту нового водворения. Положение 19-го февраля 1861 г. вовсе не говорит о переселении; оно определяет лишь условия и порядок увольнения из обществ и перечисление отдельных домохозяев. Только некоторым категориям сельских обывателей (крестьянам мелкопоместных владельцев, безземельным батракам инфлянтских уездов, отставным солдатам и др.) даны были особые льготы по водворению на свободных казенных землях, а бывшим государственным крестьянам в момент предъявления владенной записи предоставлено было при крайней недостаточности и неудобствах землевладения ходатайствовать о П. на свободные казенные земли другой местности. По свидетельству Ф. Г. Тернера, умолчание о П. вытекало как из того общего взгляда, что крестьяне, освобожденные от личной зависимости, не будут нуждаться в правительственной опеке и в случае недостаточности надела найдут себе заработок у помещиков, так и главным образом из «неблагоприятного для переселенческого движения настроения общественного мнения» и в частности — землевладельческих кругов и высших сфер общества: опасались, «что крестьяне, получив свободу, массами станут бродить по всей России», что «при значительном развитии П. трудность добывать рабочих еще усилится, а вместе с тем землевладельцы потеряют и съемщиков на землю и таким образом лишатся единственной остававшейся еще в их руках верной статьи дохода». Между тем переселение, ставшее самовольным, нелегальным, не прекращалось: к концу 70-х годов число переселенцев в Уфимской и Оренбургской губерниях превысило 100 тысяч душ, а к началу 80-х годов годичная цифра переселенцев, по далеко неполным официальным данным, достигла 40 тысяч; переселенцы оседали в Новороссии, в Оренбургском крае, на Кавказе и в Сибири, приписываясь к обществам старожилов или проживая без всякой приписки. Движение это не могло не обратить на себя внимание правительства. В 60-х и 70-х гг. последовал ряд сепаратных распоряжений и узаконений, допускавших водворение в Оренбургском крае (см. ниже), а 9 ноября 1876 г. последовал закон о перечислении всех переселенцев, ранее водворившихся в Тобольской и Томской губерниях, с переводом на них казенных недоимок и с рассрочкой уплаты последних на 4 года. Самовольное переселение продолжалось и после 1876 г.; за время с 1876 по 1881 гг. поступило около тысячи прошений об отводе казенной земли под П., но прошения эти, за немногими исключениями, не были удовлетворены «по отсутствию на то законных оснований». Ввиду этих обстоятельств правительство решается вновь принять активное участие в направлении переселенческого дела. 10 июля 1881 г. министрам внутренних дел и государственных имуществ предоставлено было разрешать впредь до издания закона о П. ходатайства о выселении лиц, хотя и не имеющих на то права по действующему закону, но экономическое положение которых к тому вынуждает, с переводом на них недоимок и рассрочкой как последних, так и текущих поземельных платежей; переселенцам дозволялось отводить землю как из ранее образованных, так и из вновь образуемых участков (последнее — только в многоземельных губерниях Европейской России) на сроки от 6 до 12 лет в размере не свыше 8 десятин на душу и с обложением сообразно с действительным доходом, получавшимся казной с этих земель до водворения переселенцев. Одновременно с этим впервые создано было специальное местное учреждение — переселенческая контора в Батраках, впоследствии переведенная в Сызрань. В том же 1881 г. приступлено было к выработке коренного закона о крестьянских П. Проект закона был первоначально составлен комиссией под председательством П. П. Семенова и рассмотрен совещанием сведущих людей. Эти последние полагали, что государство должно считаться с фактом П., создаваемыми жизнью, не пытаясь подчинять его каким-либо нормам и своей опеке; в силу этого должно быть признано право каждого на П. с такими лишь ограничениями, которые не препятствовали бы правильному и свободному течению жизни. П. должно быть двух видов — с содействием правительства, вызываемое необходимостью заселения окраин или крайним малоземельем и избытком рабочих рук, и без такого содействия, свободное для всех, причем для переселенцев порвого рода следует отводить наделы в ближайших местностях, второго рода — в Сибири, Средней Азии и Закавказье. Заведование П. крестьян на местах выхода сведущие люди полагали возложить на земства, на местах водворения — на присутствия по крестьянским делам, а в пути — на переселенческие конторы. Однако бывший тогда министром внутренних дел граф Д. А. Толстой не согласился с заключениями сведущих людей, и по его представлению в 1886 г. были высочайше утверждены для будущего переселенческого закона следующие общие начала: П. всецело должно быть подчинено направлению правительства; к П. допускаются наиболее нуждающиеся крестьяне по избранию местной администрации; кроме льготы в платежах, переселенцам выдаются ссуды на путевые расходы и, по прибытии на место, на домообзаведение; администрации предоставляется право останавливать П., когда оно предпринимается неосмотрительно, без достаточных средств и ясно намеченной цели. В том же 1886 г. командированы были для содействия переселенцам особые чиновники в Екатеринбург, Оренбург, Златоуст, Тобольск и Томск. Однако, по свидетельству Ф. Г. Тернера, и после этого в действиях правительства продолжала сказываться нерешительность: оно не столько желало содействовать развитию в организации правильного переселенческого движения, сколько поставить его в возможно узкие границы. О таком характере правительственных взглядов свидетельствует ничтожный размер отпускавшихся на переселенческое дело сумм (в 1884 г. 40000 руб., в следующие годы — по 20 тысяч), а также медленность разработки переселенческого закона, который окончательно утвержден был только 13 июня 1889 г. Сущность этого закона следующая: П. допускается без увольнительных от обществ приговоров, но не иначе, как с предварительного разрешения, даваемого министрами внутренних дел и государственных имуществ лишь при наличности заслуживающих уважения причин (которые ближе в законе не определяются), если притом имеются свободные земельные участки; самовольные переселенцы возвращаются в места приписки; в просьбах о П. дозволяется указывать местности, куда крестьяне желали бы переселиться, но удовлетворение таких заявлений зависит от усмотрения правительства. Для водворения переселенцев образуются из свободных казенных земель особые участки, которые отводятся переселенцам в размере, соображенном с условиями земледелия и производительностью почвы в данной местности. В Европейской России отвод производится на арендном праве на время от 6 до 12 лет, и лишь по истечении этого срока земля может быть оставлена в надельное пользование переселенцев; в Азиатской России земли отводятся прямо в надел, на общих с сибирскими старожилами основаниях и с выдачей отводных актов. Отведенные земли не могут быть ни отчуждаемы, ни обременяемы долгами. Земля предоставляется переселенцам в общинное или подворное пользование, в первом случае — с круговой порукой. Плата за землю в Европейской России не превышает выкупных платежей, без погасительной части, а в Сибири определяется по соразмерности с оброчной податью старожилов по переложении ее на десятины. Переселенцам предоставлены следующие льготы: а) лица, не платившие на родине подушной подати, не облагаются ею и на новом месте; б) в Европейской России переселенцы освобождаются от арендных платежей на 2 года, в Азиатской — на 3 года вполне и на 3 года наполовину; в) лицам, достигшим в год П. призывного возраста, исполнение воинской повинности отсрочивается: в Европейской России — на 2, в Азиатской — на 3 года. Не выкупленные окончательно наделы переселенцев остаются в составе земель их коренных обществ, на которые переводятся выкупные платежи и все недоимки переселенцев, в том числе и продовольственные, превышающие подлежащий сложению со счетов размер (1 четверть ржи и ½ четверти овса на ревизскую душу). На новом месте переселенцы могут, не ожидая причисления, получать продовольственные и семенные ссуды на общих со старожилами основаниях. В каждом поселке, состоящем не менее как из 40 душ мужского пола, образуется сельское общество, в состав которого позднейшие переселенцы входят без приемных приговоров, пока не водворится соответствующее размерам надела число душ. «В тех случаях, когда будет признано необходимым оказать тем или другим переселенцам особое содействие со стороны правительства, министрам внутренних дел, государственных имуществ и финансов предоставляется по взаимному их соглашению разрешать выдачу путевых пособий, а по прибытии на место — разрешать как производство денежных ссуд на первоначальное обзаведение, приобретение рабочего скота и земледельческих орудий, так и отпуск лесного материала из казенных дач, безвозмездно или за попенные деньги». [1] Лица, самовольно переселившиеся до времени издания закона, подлежали перечислению по местам нового водворения, но с переводом на них всех недоимок и с освобождением прежних обществ от всякой по тем недоимкам ответственности; уплату недоимок дозволялось рассрочивать на срок до 3 лет. Действие закона 13 июля распространялось первоначально лишь на губернии Европейской России, на две западносибирские губернии и на степное генерал-губернаторство; затем в 1891 и 1892 гг. оно было распространено на области Уральскую и Тургайскую и на губернии Иркутскую и Енисейскую. Закон этот поныне остается основным и только для Сибири в период 1893—97 гг. дополнен рядом узаконений и распоряжений. Издание закона 13 июня отнюдь не знаменовало изменения взглядов правительства в благоприятную для П. сторону: в 1889 г. разрешение переселиться получили около 2800 семей, в 1890 г. — около 7600, в 1891 г. — столько же, тогда как до издания закона в 1887 г. переселение было разрешено 9000, в 1888 г. — 19000 семьям (Тернер). Главную массу переселенцев и после 1889 г. составляли самовольные; число их в 1890 и 1891 гг. составляло, по данным томского переселенческого пункта, 70 и 66%, по данным тюменского пункта за те же годы — 80 и 70% общего числа прошедших переселенцев.
Со времени прекращения организованных на основании Устава о благоустр. в казен. сел. правительственных П. движение переселенцев в Сибирь почти совершенно останавливается: с середины 50-х до середины 70-х годов годичное число переселенцев, по данным H. M. Ядринцева, ни в один год не превышало тысячи и только в 1854, 1858, 1863, 1870 и 1872 гг. превысило 500 семей, а с 1874 по 1878 гг. переселенцев в Сибирь не прибывало вовсе. Из таких районов выселения, как Курская и Рязанская губернии, в Сибирь ушло: из первой — за время до 1885 г. всего 2294 семьи, или 13,8%, из второй, с 1859 по 1876 г. — 115 семей, или 8% всех переселенцев. Авторы, писавшие о П. в начале и середине 80-х годов (Янсон, кн. Васильчиков, Южаков, Серповский и др.), говорят о сибирском П. вскользь, обращая главное внимание на П. в южные и юго-восточные степи, на Кавказ и т. д., и малое развитие сибирского П. объясняют громадностью расстояний, плохими путями сообщения, отсутствием сведений о Сибири, указаний и пособий, наконец «бесправием сибирским, связанным с штрафной колонизацией» (Южаков). Рост П. в Сибирь возобновляется с самого начала 80-х годов: по сведениям г. Гурвича, в 1881 г. прошло в Сибирь 36 тысяч, в 1882 г. — 38 тысяч душ. По официальным данным, движение в Сибирь, начиная с 1887 г., росло следующим образом:
| В | 1887 | г. | 4567 | семей, | 25137 | д. | об. | п. | |
| » | 1888 | » | 5815 | » | 35848 | » | » | » | |
| » | 1889 | » | 6466 | » | 40195 | » | » | » | |
| » | 1890 | » | 7879 | » | 48776 | » | » | » | |
| » | 1891 | » | 4566 | » | 87432 | » | » | » | |
| » | 1892 | » | 15053 | » | 92146 | » | » | » | |
| » | 1893 | » | 10614 | » | 64321 | » | » | » | |
| » | 1894 | » | ок. | 11000 | » | 65500 | » | » | » |
| » | 1895 | » | ? | » | 120000 | » | » | » | |
| » | 1896 | » | ? | » ок. | 200000 | » | » | » | |
| » | 1897 | » | ? | » | 63000 | » | » | » | |
| Итого за 11 лет около 842355 душ обоего пола. | |||||||||
В первое четырехлетие приходится в среднем на год около 37 тысяч, во второе — 77 тысяч, в последние три года — около 128 тысяч душ. Из числа зарегистрованных в 1886—93 гг. на путях следования через Тобольскую губ. 329631 душ об. пола проследовало в Тобольскую губернию — 26 тысяч, в Томскую — 244 тысячи, в Енисейскую — 25 тысяч; в области Степного края: Акмолинскую — 4302, Семипалатинскую — 10605, Семиреченскую — 2105, в Амурский край — свыше 16 тысяч душ об. пола. Сверх того, через пункты Уфимской и Оренбургской губерний прошло (с 1887 по 1893 гг.): в две западносибирские губернии — 3045 семей, в степные области — 2511, в Восточную Сибирь и на Амур — 142 семьи. Таким образом, Томская губерния приняла около двух третей всех переселенцев, причем огромное большинство последних (по данным Томского пункта за 1884—93 гг. — 38 тысяч семей из 43 тыс.) водворилось на кабинетских землях Алтайского горного округа; второе место занимает Степной край, затем губернии Тобольская (главным образом округа Тарский в Тюкалинский) и Енисейская (Минусинский округ) и Амурская область. Для последних четырех лет аналогичных данных не публиковалось, но можно думать, что движение в Тобольскую губернию и на казенные земли Томской, а также в Акмолинскую область несколько усилилось; Алтай, как кажется, начинает утрачивать свое господствующее значение. Движение переселенцев в Сибирь совершалось по двум главным направлениям: одно — на Пермь, Тюмень и оттуда либо водой по рекам Обской системы, либо на подводах по Сибирскому тракту на Ишим, Омск, Томск и т. д.; другое — южное, с различными разветвлениями, от Самары на Уфу, Оренбург и Челябинск. Значение их изменялось по мере проложения в том или другом направлении железных дорог: пока Тюмень не была соединена с Пермью железной дорогой, главная масса переселенцев шла одним из южных направлений, и еще в 1887 году этими направлениями прошло 44% всего числа переселенцев. Позже Тюменский железнодорожно-пароходный путь все более привлекает переселенцев: в 1888—1891 гг. через Тюмень идет от 70 до 80%, в 1892—94 гг. — от 85 до 90% общего числа переселенцев. С 1895 г. движение начинает переходить на Сибирскую железную дорогу, и в 1897 году по последней прошло свыше 62 тысяч, через Тюмень — менее 600 душ переселенцев. Условия передвижения переселенцев были крайне неблагоприятны: до самого начала 90-х годов в узловых пунктах не было почти никаких помещений для переселенцев, почти никакой медицинской помощи, не было и приспособленных для массового передвижения переселенцев перевозочных средств. Очевидцы (Ядринцев, Исаев, Сущинский, Головачев и др.) рисуют потрясающие картины бедствий, которые претерпевали переселенцы в пути (особенно на пароходах) и в узловых пунктах, особенно в голодном 1892 г.; в одной Тюмени за этот год умерло 938 человек. По регистрации, произведенной в неалтайских поселках Томской губернии, из 23683 душ, вышедших из дому, умерло в пути 746 душ, на новом месте в первый год — 676 душ, а всего 1422 человека, или 6,0% общего числа. Особенно велика была детская смертность: по данным г. Остафьева, в исследованных им семьях из 1635 детей (до 8 лет) умерло 210 душ, или 11%, в отдельных же партиях смертность детей доходила до 30%. Помощь, какую могли оказать переселенческие чиновники, несмотря на самоотверженную деятельность некоторых из них, была ничтожна, так как у них было слишком мало средств; так, тюменский чиновник в 1887—89 гг. мог расходовать на ссуды переселенцам от 5 до 6 тысяч рублей в год; в Томске за 10 лет (1884—93) было выдано в ссуды всего 35018 руб. казенных денег, в безвозвратные пособия — 2634 руб.; при возраставшем наплыве переселенцев дошло до того, что ссуды выдавались в 2—3 руб. на семью, да и то — лишь наиболее нуждающимся, а в 1892—93 гг. за последовавшим запрещением переселений (см. ниже) выдача казенных ссуд совершенно прекратилась. В узловых пунктах — Перми, Тюмени, Томске, Иркутске — возникли частные переселенческие комитеты, а также Общество вспомоществования переселенцам в Петербурге; но и они оказали делу из-за недостатка средств лишь весьма небольшую помощь.
На новоселье переселенцы либо водворялись в старых селениях, либо образовывали новые поселки. При межевании казенных земель в сибирских губерниях частью образовывались для переселенцев отдельные участки, частью же в наделы старожилов включались обширные пространства излишних земель (иногда в 2—3 раза превышавшие размер коренного надела) с обязательством принять соответствующее число переселенцев; но за исполнением обязательства никто не следил, а потому фактически переселенцы принимались лишь за вкупную плату или проживали без причисления, иногда на очень стеснительных условиях. К середине 80-х годов правительство решило не допускать включения излишних земель в надел обществ старожилов, и переселенцев решено было водворять исключительно на особых участках. Таких участков за 9 лет (1885—93) образовано было, за малочисленностью сформированного с этой целью отряда, только 174, площадью в 722 тыс. десятин (из них в Тобольской и Томской губерниях 431 тыс. дес.). Наплыв переселенцев постоянно опережал работы по образованию участков; отсюда проистекали беспорядки и недоразумения, в 1891 г. до того обострившиеся, что правительство циркуляром 6 марта 1892 г. сочло нужным совершенно приостановить П. в Западную Сибирь. Запрещение действовало до 1895 г., но переселение продолжалось в прежних размерах и лишь поставлено было, как самовольное, в особенно тяжелые условия: переселенцы не получали правительственной помощи ни в пути, ни на местах водворения и не имели права на водворение на казенных землях. До возвращения их на родину, однако, дело не дошло. Бедственное положение переселенцев обратило на себя внимание командированного в 1892 г. в Тобольскую губернию для борьбы с последствиями неурожая сенатора князя Г. С. Голицына; по его ходатайству из средств особого комитета для сбора пожертвований отпущено было для помощи переселенцам 40000 руб., а 23 апреля и 22 октября 1892 г. последовало высочайшее соизволение на водворение в Западной Сибири всех прибывших в течение 1892 г. и раньше самовольных переселенцев. В подобном порядке разрешалось водворение переселенцев и в следуюшие годы, пока не возобновлена была выдача разрешений на переселение. На деньги, отпущенные особым комитетом, а также на частные средства впервые устроена была на переселенческих путях система врачебно-питательных пунктов, благодаря чему заболеваемость переселенцев уже в 1893 г. сократилась в 4 раза, смертность среди заболевших — в 2 раза. Денежные ссуды на домообзаведение выдавались в размерах до 50, изредка до 60 руб. на семью, но иногда и гораздо меньше; годичное число переселенцев, получавших ссуды как на домообзаводство, так и на продовольствие, в неалтайских поселках Томской губернии колебалось с 1887 по 1891 г. от 47 до 64% всего числа прибывших в те годы переселенцев, в 1892 г. составляло 32%, в 1893 г. — 27%. Всего переселенцам тех поселков было выдано на домообзаводство 39485 руб., на продовольствие — 44853 руб., которые распределились между 1982 из 4307 зарегистрованных домохозяйств. Большинству переселенцев предоставлялось право на бесплатное получение казенного леса, но правом этим за отдаленностью дач почти никто не мог воспользоваться.
Начавшаяся с 1892 г. постройка Сибирской железной дороги выдвинула вопрос о заселении Сибири на первую очередь. Заведование П. в Сибири возложено было на комитет Сибирской железной дороги, а расходы по организации переселений отнесены на 14-миллионный фонд вспомогательных по этой дороге предприятий. Для приведения в известность свободных и годных для заселения земель и для отвода их переселенцам учреждены были «временные партии», состав которых к 1897 г. дошел до 160 лиц, а годичная стоимость содержания — до 240 тыс. руб.; в течение 1893—96 гг. ими заготовлено было под водворение переселенцев в четырех сибирских губерниях и в Акмолинской области 4296216 десятин земли, или приблизительно 270 тысяч душевых долей; запаса этого не только хватило на водворение всех подлежавших устройству самовольных переселенцев, но на 1896 г. оставалось свыше 143 тысяч свободных душевых долей, почему и оказалось возможным возобновить выдачу разрешений на переселение. Число пунктов, на которых переселенцам дается пристанище и оказывается медицинская и продовольственная помощь, превышает ныне 15, а на содержание их в 1897 г. было отпущено свыше 200000 руб. Приняты были меры к заготовлению в достаточном количестве подвижного состава для перевозки переселенцев по железным дорогам, установлен однообразный тариф в размере 0,3 копейки с версты; дети до 10 лет перевозятся бесплатно. Ассигнованы крупные суммы на ссуды переселенцам, путевые и домообзаводственные (правила о ссудах не опубликованы): в 1895 г. израсходовано на те и другие 752 тыс. руб., в 1896 г. — на домообзаводственные ссуды 1720811 руб., в 1897 г. — на путевые 76 тыс., на домообзаводственные — 1047000 руб., причем нормальный размер ссуд доходил в 1895 и 96 гг., по сообщениям местной печати, до 100 рублей на семью. Увеличены размеры бесплатного отпуска леса на постройки, а в местностях, удаленных от лесных дач, устроены казенные лесные склады, из которых переселенцы получають лес по заготовительной цене; учреждено также несколько складов земледельческих орудий, семян и т. п.; за счет особого благотворительного фонда сооружаются в поселках церкви и школы; усилен штат крестьянских чиновников, на которых возложены как само водворение переселенцев на участках, так и выдача им ссуд и вообще попечение об их благосостоянии. Упрощен порядок как получения разрешений на переселение, так и приписки по месту нового водворения, выдачи ссуд и т. п. Наконец, окончательное признание П. как явления большой государственной важности выразилось в учреждении (в составе министерства внутренних дел) в 1897 г. особого переселенческого управления с правами департамента, на которое возложено все вообще «заведование переселенческим делом».
Четырехлетние работы по заготовлению в Сибири земель для переселенцев показали, что запас непосредственно пригодных для этой цели земель далеко не может удовлетворить того спроса, который возник бы при дальнейшем росте переселенческого движения, столь же быстром, как в 1895 и 1896 гг. (когда число переселенцев поднялось с 65 до 200 тысяч). Близкое истощение земельных запасов Сибири впервые официально констатировано в 1895 г., в отчете комиссии Т. С. Тихеева, а в 1896 г. — во всеподданнейшем отчете статс-секретаря А. Н. Куломзина, указавшего, между прочим, на неблагоприятное в хозяйственном отношении положение земель, остающихся еще свободными для колонизации. Что условия водворения в Сибири с каждым годом ухудшаются — об этом свидетельствует и быстрое увеличение числа обратных П : за 1885—93 гг. в Европейскую Россию вернулись всего 2302 семьи — 3,6% переселившихся в Сибирь за тот же период; в 1896 г. число обратных переселенцев дошло до 26 тысяч душ или около 13%, в 1897 г. — до 3802 семей (почти 40%). С целью увеличения запаса пригодных для колонизации земель начиная с 1895 г. производятся обследования огромных таежных и урманных пространств; в западносибирских степях работает гидротехническая экспедиция министерства земледелия, осушающая болотистые районы, а в маловодных местностях разыскивающая воду и устраивающая водосборные сооружения; вновь допущено приселение переселенцев к селениям старожилов с предоставлением им права на льготы, ссуды и т. д. Результаты всех этих мер, по крайней мере в ближайшие годы, едва ли покроют возможный спрос на землю. Ввиду этого правительство приняло ряд мер, направленных к сокращению наплыва переселенцев и в частности — к отбору для колонизации Сибири наиболее сильных по рабочему составу и состоятельных элементов крестьянства (циркуляр министра внутренних дел от 20 февраля 1897 г.). Нормальный размер ссуд на домообзаводство сокращен до 30 руб. на семью, и лишь дополнительно выдаются вторые ссуды, в среднем — не свыше 20 руб. на семью; местным учреждениям министерства внутренних дел предписано направить все усилия «к опровержению преувеличенно заманчивых слухов, которые бесспорно являются одной из главнейших побудительных причин к оставлению родины многими переселенцами»; для той же цели на место были командируемы особые чиновники и издана книжка для народа — «Сибирское П.»; губернским присутствиям рекомендовано не допускать развития П. в размерах, не оправдываемых хозяйственным положением данного общества, наблюдать, чтобы не выселялись те семьи, которым по малочисленности состава или по бедности трудно хорошо устроиться в Сибири, и не разрешать П. в Сибирь без предварительной посылки ходоков, преимущественно семейных. Самовольные переселенцы лишены права на получение путевых ссуд и на переселенческие участки и допускаются к поселению лишь в открытых для вольной колонизации таежных и урманных пространствах. В результате число переселенцев в 1897 г. упало до 63 тысяч, к которым надо добавить еще 14 тысяч ходоков. Из числа последних 1700 остались в Сибири, а остальные вернулись на родину, зачислив за собой около 28 тысяч душевых долей казенной земли.
Мероприятия последних лет распространялись и на Степные области Сибири. Крестьянская колонизация двух из них, Акмолинской и Семипалатинской, началась в 70-х годах и была частью правительственной, частью — вольной. Для первой назначено было в 1874 г. 30 пунктов, из которых заселено было только 19, все — в Кокчетавском и Атбасарском уездах. Здесь водворилось до 4 тысяч душ обоего пола. Три пункта к середине 1880-х гг. уже совершенно запустели. Вольная колонизация в то время шла в приишимский район смежного с Тобольской губернией Петропавловского уезда. В 1884 г. образовавшиеся здесь поселения были признаны администрацией, принявшей вместе с тем ряд строгих мер для предотвращения дальнейшего самовольного поселения в степях. Тем не менее, к 1890 г. наплыв самовольных переселенцев в Кокчетавском, Атбасарском и Петропавловском уездах достиг 8½ тысяч душ мужчин, которые и были водворены в 22 новых поселках или приселены к старым поселкам. К началу 1894 г. число крестьянских поселений в Акмолинской области дошло до 46 (с населением с лишком в 30 тысяч человек): 41 — в средней части области, главными образом в Кокчетавском уезде (20), и только пять — в северных уездах, Омском и Петропавловском. Последние два с 1893 г. вошли в сферу мероприятий комитета Сибирской железной дороги; в течение пяти лет здесь было заготовлено несколько сот тысяч десятин земли и вновь образовано несколько десятков переселенческих поселков (о численности их населения сведений не опубликовано; известно, что за 1895 и 1896 гг. в Акмолинскую область прошло свыше 68 тысяч человек, но многие из них водворились не в назначенном для заселения районе, а в южных уездах). Названные уезды (кроме ранее заселенных приишимских местностей) и по почвенным условиям, и особенно по водоснабжению далеко уступают Кокчетавскому, куда продолжали подходить тысячи самовольных переселенцев; их пришлось опять устраивать в 1895 и 1896 годах. Это побудило комитет Сибирской железной дороги распространить работы по заготовлению переселенческих участков на Кокчетавский и другие южные уезды Акмолинской области, а также на Семипалатинскую область. Опыт прежних лет показал, что выдел земель из пользования киргизов вследствие почти полной неизвестности условий киргизского землевладения и хозяйства нередко приводил к существенному нарушению интересов киргизов. Для выяснения этих условий была организована экспедиция под руководством известного статистика Ф. А. Щербины, в течение 1896 и 97 гг. закончившая исследование Акмолинской области (в одном Кокчетавском уезде обнаружено до 2½ млн. десятин свободных земель, из которых, впрочем, лишь небольшая часть пригодна для заселения); в 1897 г. открыты работы и в Семипалатинской области. Русская колонизация этой последней до сих пор еще в зародыше. До 1887 г. здесь было всего пять крестьянских поселков, возникших более или менее случайно, частью из бывших казачьих станиц. В 1895 г. общее число русских поселений дошло до 16, с населением до 6000 душ. Условия, в которые попали здесь переселенцы, по-видимому, неблагоприятны: почвы если не абсолютно плохи, то во всяком случае требуют искусственного орошения и вообще такого хозяйства, какого переселенцы не умеют вести. То же, кажется, можно сказать о поселках Семиреченской области. Здесь места для П. намечены были еще в 60-х гг., и заселение производилось по вызову правительства; но места были выбраны крайне неудачно, так что многие из них вовсе не были заняты, а переселенцы образовали поселки в других местах, по собственному выбору; из селений, возникших на намеченных местах, многие бедствуют, некоторые совершенно распались. Русских переселенцев в Семиреченской области к 1894 г. было до 25 тысяч, в 31 населенном пункте.
Переселение на Алтай, т. е. в принадлежащую Кабинету его императорского величества южную половину Томской губернии, совершается в особых условиях; его почти не коснулась и новейшая деятельность комитета Сибирской железной дороги. Начало алтайского П. относится к 60-м гг.: тотчас же после 19 февраля 1861 г. на Алтай потянулись «самоходы», которые размещались по старожильским селениям, иногда терпимые местным начальством, иногда подвергаемые выселению. К 1865 г. число новоселов превысило уже 4 тысячи, и тогда по инициативе алтайской администрации был издан закон (30 июня 1865 г.), которым до сих пор регулируется П. на Алтай. По этому закону переселенцы могут водворяться с предварительного разрешения управления Алтайского горного округа или в селениях старожилов, по приемным приговорам, или на особых участках, нарезаемых из свободных земель округа; в обоих случаях переселенцы облагаются 6-рублевым душевым оброком в пользу Кабинета и получают право на получение леса для построек и отопления; в новых заселках они имеют право на 15 десятин земли на наличную мужскую душу и обязуются принимать новых переселенцев до полного заселения участка. Никаких денежных вспомоществований алтайские новоселы не получали и не получают. С 1866 по 1871 гг. в Алтайский округ перечислилось 3691 ревизская душа, в 1872—77 гг. — 4288, в 1878—83 гг. — 9727; сверх того весьма многие проживали без причисления (в 1876 г. 1765, в 1882 г. — 17942, в 1884 г. — 30544). С 1884 по 1889 г. годичное число переселенцев колебалось от 12 до 19 тысяч, а за все шестилетие составило 96331 душ. В пятилетие с 1890 по 1894 гг. прибыло свыше 160 тысяч душ; за 1895—97 гг. сведения еще не опубликованы. По отдельным административным округам Алтая переселенцы распределялись очень неравномерно. Громадное большинство переселенцев водворяется в сравнительно небольшой западной, степной, полосе Алтайского горного округа; в остальных, гористо-таежных, местностях селятся только выходцы из северо-восточных губерний, для переселенцев же из средней и южной России естественные условия здесь слишком суровы. За все время с 1865 г. на Алтае образовано 216 участков, но значительная часть этой площади осталась незаселенной, и в 1894 г. работы по образованию участков были приостановлены. В прежнее время переселенцы предпочитали приписываться к селениям старожилов, но затем все большая часть переселенцев начинает водворяться на отдельных участках; число устроившихся этим способом переселенцев, в 1884 г. составлявшее всего 16% общего числа переселенцев, в последние годы доходило до 75,9, 68,2 и 65,0%. Объясняется это тем, что условия приема в старожильские общества, прежде весьма льготные, с усилившимся наплывом переселенцев становились все тяжеле: в 70-х и 80-х гг. за приемный приговор редко платили дороже 5—10 руб., к началу же 90-х годов цена поднялась до 50 — 75 — 100 руб. с души, а многие старожильские общества, видя наступающее «утеснение», вовсе перестали принимать переселенцев и изгоняли проживавших без перечисления. Численность этой последней труппы переселенцев, по сведениям местной печати, превысила 120 тысяч душ. Крайне затруднительное положение их вызвало высочайшее повеление 27 апреля 1896 г., на основании которого все переселенцы, проживавшие до сказанного числа на Алтае, подлежат приписке по месту нового водворения, те из них, которые пожелают поселиться на отдельных участках, получают по 15 десятин на каждую мужскую душу с освобождением на 3 года от оброка и с уменьшением его еще на 3 года наполовину. Осенью 1897 г. министерство императорского двора за невозможностью образования новых участков до устройства старожилого населения сделало распоряжение о воспрещении посылки ходоков для выбора мест в Алтайском округе.
Заселение русскими переселенцами Амурского края началось тотчас же после присоединения его к империи: первое русское поселение возникло здесь в 1855 г.; в 1858 и 1869 гг. в нынешней Амурской области было основано 28 селений (включая казачьи). Ввиду государственной важности заселения края переселенцы в начале направлялись на Амур за казенный счет, для чего было ассигнуемо по 150 тысяч руб. в год. С 1861 г. казенное переселение в Амурскую область прекратилось, и закон 26 марта 1861 г. (первоначально изданный на 20 лет, затем продолженный 26 января 1882 г. и 18 июня 1892 г., каждый раз на 10 лет) определенно высказал, что П. «совершается желающими за собственный их счет, без всякого денежного пособия со стороны казны». Переселенцы освобождались от подушной подати навсегда, от рекрутской повинности — на 10 наборов, от оброчной и поземельной податей — на 20 лет, от земских повинностей — на 3 года. На семью отводится по 100 десятин. По истечении 20 лет со времени водворения общества и семьи могут выкупать землю в собственность по 3 руб. за десятину. Отведенные земли должны быть обработаны в течение пяти лет под страхом отобрания в распоряжение казны (правило, оставшееся на бумаге); местности для отвода земли переселенцам намечаются правительством, но самый отвод участков производится по собственному избранию переселенцев. По закону 18 июня 1892 г. П. на Амур допускается для всех тех крестьян и мещан, которые выполнят требования закона относительно выхода из состава прежних обществ и окажутся имеющими средства, достаточные для П. и водворения в новом месте жительства без всякого пособия от казны (для П. в Амурскую область — 375 руб., в Приморскую — 475 руб. на семью). Приостановка выдачи разрешений на П. в другие места Сибири привела к ненормальному возрастанию в 1892—94 гг., числа переселяющихся на Амур (главным образом из Полтавской губернии), причем значительная их часть (может быть, большинство), получив разрешение переселиться на Амур, оседала по дороге в губерниях Западной и Средней Сибири. В Амурскую область с 1863 по 1868 гг. прибыло всего до 6400 человек; с 1869 по 1882 гг. прилив переселенцев почти прекратился; с 1883 г. по 1893 гг. прибыло свыше 2200 семей, или 13000 душ обоего пола. Заметную часть переселяющихся на Амур всегда составляли выходцы из сибирских губерний и областей — Забайкальской, Томской и др. Размещение переселенцев в области было затруднено тем, что самая долина Амура занята была правительственным П. казаков, а потому крестьянская колонизация охватила главным образом наиболее удобную для культуры часть области — бассейн притоков Амура, Зеи и Буреи, где крестьянскими поселками занято до 650 тысяч десятин земли. Случаев выкупа надельных земель целыми обществами не было вовсе, только отдельные домохозяева покупали по 3-рублевой оценке земельные участки и устраивали заимки или хутора; всего до 1890 г. крестьянами было куплено 5780 десятин. Заселение Приморской области и в частности Южно-Уссурийского края, начавшись несколько раньше заселения Амурской области, происходило сначала исключительно сухим путем и шло весьма медленно; сюда направлялись не столько выходцы непосредственно из Европейской России, сколько из Амурской области, искавшие в Южно-Уссурийском крае более мягкого климата и лучших естественных условий. Всего с 1860 до 1890 г. сюда прибыло сухим путем 862 семьи и 4642 души обоего пола; сильнее всего было движение между 1863 и 1870 гг. Такое слабое развитие П. было естественным результатом крайней продолжительности (не менее 2 лет) и тяжелых условий сухопутного передвижения в Южно-Уссурийский край. Желая ускорить заселение края, правительство пришло к мысли организовать П. морским путем. Чтобы преодолеть отвращение крестьянина к передвижению морем, решено было в течение трех лет отправлять за казенный счет по 250 семей переселенцев, причем каждой семье, кроме сложения недоимок и всех прочих льгот по закону 1861 г., полагались безвозвратно: даровой проезд от Одессы; продовольствие на 1½ года; 100 руб. на заготовку материалов для жилища; пара голов рабочего скота и корова; семена для полевых посевов и огорода и различные предметы хозяйственного обзаведения, от землевладельческих орудий до печных приборов и сит для просевания муки. На всю вообще организацию дела отпущено было по 323000 руб. в год. С 1883 по 1885 гг. бесплатно перевезено было 754 семьи (4668 человек), все родом из Черниговской губернии; но уже в 1884 г. вместе с казеннокоштными переселенцами прибыло 45, в 1885 г. — 131 семья своекоштных, почему на основании закона 18 апреля 1886 г. казеннокоштное П. было прекращено и в Южно-Уссурийский край стали перевозиться переселенцы, имевшие возможность заплатить за проезд и кроме того представить сумму в 600 руб., нужную на обзаведение хозяйством. Только в исключительных случаях допускалась перевозка небольших партий за казенный счет, а также выдача ссуд. На морское П. с тех пор ежегодно отпускается по 128000 руб. В то время как сухопутное П. дало Южно-Уссурийскому краю всего 14 селений с населением в 3 с небольшим тысячи душ, три партии казеннокоштных морских переселенцев образовали уже тридцать три новых селения; своекоштные, число которых достигло за 9 лет (до 1892 г.) 1879 семей и 12061 душ, образовали еще 31 новое селение, громадное же их большинство приселилось к ранее существовавшим поселкам. Своекоштные переселенцы первое время набирались также из одной Черниговской губернии, затем — из Полтавской; все остальные губернии Европейской России дали всего 3,7% переселенцев.
При оценке результатов сибирского П. необходимо иметь в виду, что значительное большинство переселенцев является в Сибирь без средств или с ничтожными средствами. Так, по данным Томского пункта (достоверность их, впрочем, сомнительна), из числа прошедших за 1887 и 1888 гг. переселенческих семей имели собственных денег менее 10 руб. 1661 семья, или 43%, от 10 до 100 руб. — 1530, или 42,6%, от 100 до 300 руб. — 426, или 12%, свыше 300 руб. — 88 семей, или 2½%. Самые новейшие данные о результатах П. относятся к 1893—94 гг., а по некоторым местностям есть лишь сведения, относящиеся к концу или даже середине 80-х годов. В общем, сведения эти весьма благоприятны. «Киселевские» переселенцы 50—60 годов, говоря вообще, вполне сравнялись со старожилами, и отдельные группы их даже превзошли последних, что объясняется их большей бережливостью и меньшей, нежели у старожилов, привычкой к внешнему комфорту. В семи поселках Кокчетавского уезда, основанных в конце 70-х гг., в 1891 г. приходилось в среднем на двор по 8,4 головы крупного скота и по 9 десятин посева; по сплошному учету в переселенческих поселках неалтайской части Томской губернии (1894) на семью приходилось 2,5 рабочих лошадей, 1,9 дойных коров и 4,9 десятин посева, в поселках Тобольской губернии (1893) — 1,6 рабочая лошадь и 1,3 корова. Непричисленные переселенцы в силу самой шаткости своего положения поставлены гораздо хуже: так, в Енисейской губернии причисленные переселенцы имеют в среднем от 3,9 до 4,6 рабочих лошадей и от 12,4 до 15,1 десятин запашки, непричисленные — от 1,6 до 2,4 лошадей и от 4,1 до 9,1 десятин; затем при равенстве остальных условий благосостояние переселенцев зависит прежде всего от продолжительности пребывания на новоселье; так, в поселках Акмолинской области в 1884 г. было крупного скота по 3 головы, посева — по 3,6 десятин, а к 1891 г. — уже 8,4 и 9; в поселках Семиреченской области в среднем на двор у только что поселившихся было 3,8 головы крупного рогатого скота и 2 десятины посева, у проживших год — 4,7 и 3,5, у проживших 2—3 года — 10,3 и 5,3, 4 года — 12,6 и 5,7, 5—6 лет — 14,4 и 6,2, от 7 до 11 лет — 19,2 и 7,4. По томским данным, цифры скота и посевов возрастают весьма быстро до четвертого года, а затем рост их почти приостанавливается. Далее, сильно влияет рабочий состав переселенческой семьи. По томским данным, семьи с 3 рабочими вдвое чаще заводят запашку сразу по прибытии, чем с 1 рабочим; средние размеры благосостояния для первых — 3,8 рабочие лошади и 8,7 десятин посева, для вторых — всего 1,6 и 2,7; % семей без посева — у первых 5,8%, у вторых — 33%. Все наблюдатели и большинство исследователей переселенческого движения придают решающее значение размеру средств, которыми переселенцы располагают для первоначального обзаведения — собственных или получаемых от правительства в ссуду. Точному исследованию вопрос о значении приносимых средств подвергся лишь по неалтайским поселкам Томской губернии, и результаты этого исследования не вполне подтверждают изложенный взгляд: состоятельные дворы лишь при равных условиях устраиваются скорее бедных и достигают более высокого благосостояния, но влияние размера средств уравновешивается и даже перевешивается влиянием рабочего состава домохозяйства. Многорабочий двор, принесший ничтожные средства, и по размерам, и по результатам хозяйства стоит в среднем выше, нежели двор, пришедший с достаточными средствами, но слабый по рабочему составу. С другой стороны, из сравнения данных о размерах хозяйства на родине и на новоселье оказывается, что переселенцы тем более выигрывают от П., чем хуже было их хозяйственное положение на родине, и что П. положительно невыгодно для тех переселенцев, которые на родине принадлежали к высшим по благосостоянию группам крестьянства. Наконец, способ устройства новоселов (в старых селениях или новых поселках), по-видимому, не оказывает особого влияния на их благосостояние. В старом поселке трудно добиться приемного приговора и причисления, и положение непричисленного переселенца действительно неблагоприятно; но положение переселенцев, вошедших в состав старожильских обществ, ничуть не хуже, чем на отдельных участках. В Енисейской губернии причисленные переселенцы в старых селениях имеют по 3,9 рабочие лошади, 4,1 голову крупного рогатого скота и 12,5 десятин запашки; в новых поселках соответственные цифры — 4,2, 3,7 и 11,8. Относясь к прошедшему, все эти цифровые данные не дают права делать заключения относительно П. настоящего и тем более будущего. Переселенцам ныне приходится брать худшие и во всяком случае более трудные для разработки земли; им отводятся земли в районах, все более отдаленных от центров населенности, почему им гораздо труднее обеспечить себя заработками и приобретать необходимые для обзаведения предметы. Гораздо большее, чем прежде, значение приобретает теперь вопрос о приносимых средствах и о размере получаемых ссуд; без денег становится все труднее стать на ноги. Кроме обратных переселений (см. выше), о более затруднительном положении переселенцев свидетельствуют и данные о переходе их с места на место. Такие переходы и прежде были довольно обычным явлением и объяснялись отчасти требовательностью переселенцев, отчасти неорганизованностью П. Но в последнее время переходы становятся все чаще. По подворному исследованию неалтайских поселков Томской губернии, среди переселенцев, водворившихся в поселках между 1880 и 1889 гг., лица, успевшие однажды или несколько раз переменить место водворения, составляли всего 9,6%, среди прибывших с 1890 по 1893 гг. — 22,2% (возрастая по отдельным годам с 17,8 до 27,5%). Позже переходы, по-видимому, еще участились, чем и вызван был закон 12 апреля 1897 г., по которому переселенцы, самовольно оставившие после их перечисления отведенные им земли, лишаются права на наделение другими казенными землями. Учащение переходов — несомненно результат того, что все лучшие по естественным и хозяйственным условиям места уже заняты и переселенцам, утомленным поисками, все чаще приходится оседать на местах, которые затем оказываются не соответствующими их ожиданиям.
Из других, несибирских колонизационных районов Азиатской России выдаются Туркестанский край и Тургайская область. Относительно русской колонизации первого — см. Туркестан и статьи об отдельных его областях. В Тургайской области для русской колонизации удобны два северных уезда, Кустанайский и Актюбинский, по естественным условиям составляющие продолжение Оренбургских, Челябинских и Кокчетавских степей. По закону П. в эту область, как и в соседнюю Уральскую, не существовало; по временому положению 1868 г. поселение русских людей допускалось лишь в городах. Степное положение 25 марта 1891 г. распространило на обе области действие закона 13 июля 1889 г.; но так как земель для переселенцев здесь не заготовлялось, то они, по разъяснению министерства внутренних дел, считаются закрытыми для П. Уральская область, по-видимому, почти не привлекала переселенцев (крестьянские поселения есть только при двух укреплениях — Уильском и Темирском); напротив, Тургайская область является районом весьма своеобразной колонизации. Первоначально крестьяне-земледельцы водворялись в городах: Актюбинске (с 1877 г.) и Кустанае (см.). В Кустанае переселенцы отчасти пользовались землей в городском отводе, отчасти арендовали землю у ближних киргизов, а затем, распахав все целины, стали расселяться хуторами в более отдаленных от города местностях, где также арендовали землю; тысячи крестьян окончательно ушли из Кустаная в Туркестан, Акмолинскую область и т. д. В середине 80-х годов, когда наплыв в Кустанай был еще очень силен, вновь подходившие переселенцы, не находя себе места в городе, стали устраиваться поселками в северо-восточной части уезда; с 1886 по 1888 гг. таких поселков возникло десять, с населением к лету 1896 г. до 9 тысяч человек. В 1893 г. состоялось распоряжение о перечислении переселенцев по месту проживания и об образовании из них сельских обществ и волостей. В земельном отношении поселки еще не устроены, и население их хозяйствует исключительно на арендуемой у киргизов земле. Между тем, Степное положение 1891 г. поставило аренду в невозможные условия: в то время, как фактическими владельцами земли являются мелкие родовые группы киргизов, закон этот (ст. 126) предоставляет право сдачи земли в аренду лишь административному волостному обществу и требует обращения арендной платы в «общественные» суммы. При таких условиях легальная аренда стала почти недоступной для поселенцев; в громадном большинстве последние арендуют землю по сделкам, заключенным негласно или в обход закона, и стоят поэтому в полной зависимости от доброй воли киргизов, недобросовестность которых разжигается конкуренцией самих арендаторов. Только с 1898 г. имеется в виду приступить в Тургайской области (на тех же основаниях, как в Степном генерал-губернаторстве) как к отводу наделов для существующих поселков, так и к заготовлению земель для будущих переселенцев. Благосостояние наличного русского населения области весьма шатко; земледельческое хозяйство ведется крайне хищническими способами и быстро истощает землю, что при весьма сухом климате ведет к частым неурожаям, после которых (например в 1887 и 1891 гг.) масса поселенцев разбредается во все стороны; ушедшие частью возвращаются назад, частью замещаются новыми поселенцами, причем взамен первоначальных, по преимуществу выходцев из северо-восточных губерний, подходят главным образом уроженцы губерний средних и малороссийских.
В пределах Европейской России переселенческое движение до 1881 г. не определялось никаким законом; установлен был только порядок предназначения казенных земель под водворение переселенцев и отвода их последним. Право переселяться на казенные земли принадлежало безземельным лицам, обязанным избрать род жизни, а также крестьянам, уволившимся из мест причисления по правилам 130 ст. общего положения о крестьянах. Циркуляр 3 апреля 1868 г., изданный министерством внутренних дел по соглашению с министерством государственных имуществ, допускал П. целыми обществами для крестьян всех наименований. Он был принят крестьянами не только за вызов, но даже за принуждение к П.: из крестьян центральных губерний разом записались на П. до 30 тысяч мужчин, сильное движение обнаружилось также в литовских, белорусских и малороссийских губерниях. Сведения о таком массовом движении вызвали второй циркуляр, от 4 мая того же года, который, прямо не отменяя первого, путем «дополнительных разъяснений» давал делу совершенно другое направление: губернаторам поручалось наблюдать, чтобы при увольнении крестьян из обществ точно соблюдались относящиеся сюда узаконения, и не допускать крестьян к продаже имущества до получения ими права на выход из общества. За этим циркуляром последовали административные меры (большие партии переселенцев из малороссийских и белорусских губерний были возвращены с пути), и возникшее движение к 1869 г. улеглось. Очень сильно в то время было стремление в Самарскую губернию; но главным центром притяжения для переселенцев в 60-ые и 70-ые гг. был Оренбурго-Уфимский край, где общее число их к концу 70-х гг. превысило сто тысяч человек. Край этот привлекал переселенцев и сам по себе, необыкновенно счастливой комбинацией черноземных степей, лесов, мягкого климата и отличного водоснабжения; за тем тысячами и десятками тысяч оседали здесь частью соблазняемые теми же условиями, частью просто по недостатку средств для дальнейшего пути переселенцы, направлявшиеся на Амур и в разные другие местности Сибири. Основывались переселенцы частью на казенных землях, но главным образом — на частновладельческих и башкирских (см. ниже). Редкая населенность края заставляла местную администрацию хлопотать об удержании в нем переселенцев; о том же ходатайствовали местные землевладельцы, видевшие в переселенцах выгодных покупателей и арендаторов на свои земли. Отсюда ряд сепаратных узаконений и распоряжений, дозволявших водворение в крае и перечисление по месту водворения тем из государственных крестьян, которые шли с надлежащего разрешения в Сибирь или на Амур и остались в крае, не дойдя до места назначения, а также бывшим помещичьим крестьянам, имевшим даровой надел, и переселенцам из горнозаводских мастеровых казенных и частных заводов; дозволялось также перечислиться по месту проживания крестьянам; давно живущим в крае и арендующим казенные земли. Наплыв переселенцев в Оренбурго-Уфимский край продолжался и после издания этих узаконений: они приходили по паспортам, жили в работниках на купленных их земляками землях, устраивали селения и хутора на землях, арендованных у башкиров, отставали от партий, шедших в сибирские губернии. По учету губернского земства, к 1878 г. в губернии оказалось до 200, в начале 80-х гг. — до 300 новых поселений, причем в лесных местностях о них нередко не знала губернская администрация, а иногда даже местное волостное правление. Законом 28 января 1876 г. расширен круг переселенцев, могущих водворяться на казенных землях Уфимской и Оренбургской губерний. Начиная с 1881 г., П. внутри Европейской России регулируется законом 10 июля 1881 г., которым министерству государственных имуществ предоставлено продолжать образование переселенческих участков в губерниях Херсонской, Екатеринославской, Саратовской, Самарской, Таврической, Оренбургской и Уфимской, а затем и общим переселенческим законом 13 июля 1889 года. О размерах П. на казенные земли Европейской России до 1881 г. сведений нет; с 1881 по 1893 г. под П. отведено всего 283 тысячи десятин, на которых водворено 63687 душ, в том числе в Херсонской губернии — 36961, в Самарской — 9347, в остальных пяти названных губерниях — от 2½ до 4 тысяч. душ в каждой. Отводились казенные земли также и в Вятской губернии, но исключительно для выходцев из других местностей той же губернии (позднее, кроме того, в губерниях Пермской и Вологодской). К 1896 г. земли, назначенные под водворение переселенцев, оставались в более значительном количестве только в Самарской, Уфимской и Оренбургской губерниях (68, 38 и 37 тысяч десятин); но в последних двух губерниях отвод этих земель допускается только местным безземельным и малоземельным жителям, в Саратовской же губернии отвод казенных земель прекращен совершенно. Собственно в Оренбурго-Уфимском крае лишь наименьшая часть переселенцев водворялась на казенных землях: так, в Уфимской губернии, по данным 1883 г., этим способом устроилось всего 6,4% всех переселенцев; 19,0% основались на башкирских землях, 74,5% на частновладельческих землях, скупленных у казны или у башкир во время земельной горячки 70-х годов. У башкир земли по большей части арендовались не дороже 50 коп., обыкновенно — гораздо дешевле, причем, однако, башкиры-землевладельцы вследствие юридической необеспечености сделок имели возможность постоянно вымогать у арендаторов угощения и подарки, иногда обходившиеся дороже арендной платы. Частновладельческие земли либо также арендовались несколько дороже башкирских, либо, гораздо чаще, покупались, обыкновенно с рассрочкой платежа; купленные нередко по 60 коп. за десятину и дешевле, они перепродавались переселенцам по 10—16 руб., причем как самые условия рассрочки, так и в особенности юридическая необеспеченность сделок (по данным 1883 г. полную законную силу имели 154 сделки, а 142 были незаконными и вообще неправильными) ставили переселенцев в полную зависимость от продавцов и нередко приводили к совершенному разорению переселенцев. В общем, однако, переселенцы устраивались хорошо (водворившиеся на частновладельческих землях — хуже, чем на землях казенных и башкирских). Движение в «Донщину», т. е. Донскую область, ничтожное в первой половине столетия, когда П. направлялось главным образом вызовами от правительства, начинает возрастать с начала 60-х гг.; особенный толчок ему дало последовавшее в начале 80-х годов отобрание в Сальском округе около ½ млн. десятин земли у калмыков в войсковой запас, из которого земля стала сдаваться в аренду частным лицам, крупными участками. Эта мера вызвала слухи, будто на отобранную у калмыков землю вызываются крестьяне, и Сальский округ переполнился переселенцами; они выбирали себе места, «где попривольнее», и устраивались целыми поселками, не обращая внимания на протесты крупных арендаторов (за 1882—83 гг. возникли 24 селения с населением до 1400 семей). В середине 80-х годов были приняты строгие меры к прекращению этого самовольного водворения, и переселенцы частью обратились в субарендаторов, частью же ушли из области, кто домой, а кто — в другие «привольные» районы. Переселение на Кавказ представляется до настоящего времени весьма мало изученными. Сравнительно более обстоятельные сведения имеются относительно крестьянских П. в губернии и области Северного Кавказа. Некоторое число поселков возникло здесь еще в эпоху организованного правительственного П., но в более значительных размерах колонизация переднего Кавказа началась только в 60-х годах, по окончательном покорении Кавказа и замирении горского населения; сильно способствовал ей закон 1868 г., разрешивший переселенцам приобретать в собственность усадьбы на казачьих землях. Из губерний и областей Переднего Кавказа более всего привлекает переселенцев Кубанская область; здесь в 1870 г. насчитывалось крестьян-переселенцев до 30 тысяч душ; к 1881 г. число их дошло до 237 тысяч, к середине 80-х годов — до 300 тысяч. В Терской области количество переселенцев очень незначительно. Восточная часть Ставропольской губернии, занятая кочевниками, по-видимому, не привлекает переселенцев, в западной же ее части количество переселенцев очень значительно. Лишь ничтожное меньшинство крестьян-переселенцев получило, так или иначе, прочное земельное устройство; огромное большинство (так называемые «иногородние») проживает в качестве арендаторов на казачьих юртовых, запасных и офицерских землях, отчасти на частновладельческих и инородческих. Число таких неустроенных переселенцев, которых рано или поздно придется наделить землей, настолько значительно, что для них, по расчетам министерства земледелия, понадобятся все свободные еще казенные земли края, и только часть излишних земель, состоящих в пользовании кочевого населения Ставропольской губернии, имеется в виду предназначить для водворения новых поселенцев из безземельных крестьян.
Отношение литературы к вопросу о П. в значительной мере определялось отношением к нему правительства. При всех колебаниях последнее, в общем, смотрело на П. до самого последнего времени с опасением и недоброжелательством. Задачей литературы являлось поэтому доказать неосновательность такого отношения и выяснить важное положительное значение П. в общей системе аграрной политики. Еще князем Васильчиковым был высказан взгляд, что «никакой аграрный и социальный строй не может быть признан довершенным, полным и прочным, если он не дополняется правильной системой колонизации». Россия — это подчеркивалось многими авторами — поставлена в этом отношении в особо благоприятные условия, так как у нас П. не имеют характера эмиграции и не приносят государству никакой потери в населении, а напротив, способствуют приобщению к культуре обширных незаселенных территорий и увеличивают мощь народа и государства. Писатели народнического направления подчеркивали, что «колонизация есть самое могучее средство к расширению народного землевладения» (Южаков). Непосредственное следствие П. — разрежение населения там, где ничтожный земельный надел ведет к ненормальному повышению арендных цен и понижению заработков; поэтому П. — необходимое звено в цепи мероприятий, направленных к улучшению условий крестьянских заработков и аренд (Южаков, Тернер). Литературные противники переселения считают последние антипрогрессивным фактом, задерживающим переход к более высоким формам земледельческой культуры. На это возражают, что как для отдельного хозяина, так и для целого народа необходимость перехода к интенсивной культуре наступает лишь тогда, когда использована вся территория, могущая дать достаточный продукт при прежних, экстенсивных приемах; для перехода земледельческой массы к высшей культуре нужны, кроме времени, знания и капитал, а пока их не накоплено, П. является клапаном, облегчающим кризис и улучшающим положение наиболее страдающих от него групп населения (Ядринцев, Исаев, Тернер и др.). Немало усилий посвящено полемике против узкоэгоистической точки зрения поместного класса, опасающегося от переселения понижения арендных цен на свои земли и повышения заработных плат: указывается, что ущерб, приносимый П. землевладельцам, вовсе не велик, хотя бы уже потому, что П. уносит лишь ничтожную часть годичного прироста населения и не может вести, в общем, к сильному разрежению последнего. В выселении из тех мест, где малоземелье уже привело к обнищанию крестьян, землевладельцы, в сущности, прямо заинтересованы; им выгодно, когда их соседями являются состоятельные крестьяне, а не нищие; повышение заработной платы соответствует интересам сельскохозяйственной культуры, так как побуждает землевладельцев обращаться к лучшим, сберегающим труд орудиям и приемам производства (Ядринцев, Исаев). Правительственные мероприятия, направленные к сокращению П., часто мотивировались недостаточностью земельного фонда, могущего служить для водворения переселенцев; в литературе большей частью проводился взгляд, что этот фонд очень велик и может удовлетворить всему возможному для надобностей П. спросу. Так, Ядринцев примерно рассчитывал емкость одной Западной Сибири в 50 млн. душ; профессор Исаев в газетной статье исчисляет ту же цифру для всей Сибири, а в одном журнальном обозрении возможная емкость Сибири определяется в 100 млн. человек. Только в последние пять-шесть лет стали высказываться, по преимуществу местными исследователями, более пессимистические взгляды, по-видимому оправдываемые опытом работ последних лет по заготовлению земель для переселенцев (см. выше). В литературе, впрочем, есть стремление не ограничивать колонизационный фонд одними только вполне свободными казенными или пустопорожними землями. Еще Васильчиковым была высказана мысль, что доступность для колонизации должна определяться не по юридической, а по фактической свободности земель: «когда в известной полосе население редко, земли не населены, продажные и арендные цены низки, то большая часть земель может быть признана de facto свободной, хотя бы de jure принадлежала частным лицам», а потому под поселения должны поступить значительные пространства земель, занятых кочевниками, принадлежащих казачьим войскам, а также розданных и пожалованных частным лицам и почетным инородцам. Еще шире ставит вопрос г. Южаков, полагающий, что для колонизации должны служить по предварительной экспроприации все вообще земли тех частных владельцев, которые пренебрегают их обработкой. Для правильной постановки колонизационного дела в России князем Васильчиковым выставлены два принципа: отвод земли мелкими участками, не превышающими рабочей силы семьи, непосредственно земледельцам и раздача земли не даром, а за некоторую дешевую плату. Последний принцип не встретил сочувствия в литературе и не применялся на практике; возобладал принцип отвода земли в надельное пользование; первый принцип — отвода непосредственно земледельцам — сделался, напротив, господствующим, но с поправкой, необходимость которой вытекала из всего русского прошлого и была особенно подчеркнута г. Южаковым: колонизация у нас производится не семьями, а селами и деревнями, к которым и приурочиваются земельные отводы. Доказывая необходимость правильной и систематической организации П., литература нередко, вместе с тем, предостерегала от излишней регламентации и выставляла на вид значение свободной инициативы колонистов (Ядринцев, Исаев и др.). Многими авторами, начиная с 70-х гг., подчеркивалась необходимость создания для заведования П. особого центрального учреждения (Васильчиков, Ядринцев, Южаков, Исаев и др.) — мысль, получившая осуществление лишь в начале 1897 г. Литературе принадлежит также инициатива в указании многих предварительных мер, которые только недавно стало принимать правительство (обмежевание, осушение и орошение участков, кредит переселенцам и т. д.). Относительно результатов П. для переселяющихся долго господствовал оптимистический взгляд; факты вроде обратного П. и т. п. объяснялись разными случайными причинами; только в последнее время стали раздаваться скептические голоса, указывающие на то, что золотой век П. уже миновал. Вопрос о значении П. для остающихся на месте разрабатывался мало и за неимением точных данных не может быть надлежащим образом выяснен. Относительно Средней России признается, что в тех районах, откуда П. значительно, оно способствует разрежению населения и улучшению условий арендования и заработков, но, с другой стороны, ведет к скоплению земли в руках зажиточной части крестьянства и, следственно, к усиленной дифференциации последнего. В северо-восточных губерниях, по исследованию г. Романова, выселение нисколько не улучшает положения остающихся, так как не изменяет условий, угнетающих их хозяйство. Вопрос о культурном влиянии П. вызывает значительные разногласия: большинство авторов думает, что переселенцы являются носителями высшей культуры и в частности противополагают их сибирским старожилам как элементу отсталому и неподвижному в области как сельского хозяйства, так и общинных порядков (Исаев, Чудновский, В. Н. Григорьев, Пономарев и др.); лишь в последнее время местными исследователями (Марусин, В. Ю. Григорьев, Кауфман) стал высказываться взгляд, что переселенцы не только не прививают к Сибири усвоенных на родине способов хозяйства и форм землевладения, но, наоборот, в виде общего правила усваивают те способы и формы, которые выработаны старожилым населением как более соответствующие местным естественным и хозяйственным условиям.
Литература. Кн. А. И. Васильчиков, «Землевладение и земледелие» (СПб., 1877); Янсон, «Очерк правительственных мер по переселению крестьян» (2-е изд. «Опыты стат. исслед. о крест. надел. и плат.», СПб., 1881); Серповский, «Переселения в России в древнее и новое время» (Ярославль, 1885); Риттих, «Переселения» (Харьков, 1882); Гурвич, «Переселения крестьян в Сибирь» (СПб., 1889); Исаев, «Переселения в русск. народн. хозяйстве» (СПб., 1891); Ядринцев, «Сибирь как колония» (СПб., изд. 1-е, 1882; изд. 2-е, 1892); В. Н. Григорьев, «Переселения крестьян Рязанской губ.» (М., 1885); Романов, «Переселения крестьян Вятской губ.» (Вятка, 1881), «Курская губ. Итоги стат. исследования» (Курск, 1887); Чудновский, «Переселенческое дело на Алтае» (Иркутск, 1889); Грум-Гржимайло, «Описание Амурской области» (СПб., 1894); Станкевич, «Материалы для изучения быта переселенцев Тобольской губ.» (т. I, М., 1895); Кауфман, «Хозяйств. положение переселенцев, водворенных на казенных землях Томской губ.» (СПб., 1895 и 1896); Дедлов, «Переселенцы и новые места» (СПб., 1894); Кауфман, «Переселенцы-арендаторы Тургайской обл.» (СПб., 1897); Буссе, «Переселение крестьян морем в Южно-Уссурийский край» (СПб., 1896); Щербина, «Земельная община кубанских казаков» (Воронеж, 1889); «Алтай. Историч.-статист. сборник» (статья о П. Овсянкина, Томск, 1890); «Алтайский сборник» (ст. «Материалы по П. в Алтайский горн. округ», Томск, 1894); «Путь-дорога», научно-литерат. сборник в пользу Общества воспомощ. нужд. пересел.; Кауфман, «Томские переселенцы» («Сборник правоведения», т. VII), Ремезов, «Очерки из жизни дикой Башкирии» (2 изд., М., 1889); «Материалы для изучения быта крестьян Зап. Сибири» (вып. III, XIV, XV, XVII, СПб., 1889—92); «Материалы для иссл. землепольз. и т. д. Иркутской и Енисейской губ.» (т. IV, вып. 2. ст. В. Ю. Григорьева о населении и новоселах Енисейской губ.; Иркутск, 1893) «Свод статистических материалов, касающихся эконом. положения сельск. населения Европейской России» (введение, СПб., 1894); Тихеев, «Отчет председателя Высочайше учрежд. комиссии для изучения работ по образ. пересел. участков в районе Сибирской жел. дор.» (СПб., 1896); Всеподданнейший отчет статс-секретаря Куломзина по поездке в Сибирь для ознакомления с положением пересел. дела (не опубликован, но известен по извлечениям в «Русских ведомостях» за 1897 г., №№ 76, 90 и 99, а также в «Новом времени» и «Сибири»); «Приложение к всеподданнейшему докладу министра земледелия по поездке в Сибирь осенью 1895 г.» (СПб., 1896); «Историческое обозрение 50-летней деятельности министерства государственных имуществ» (т. II и III, СПб., 1887); «Обзор деятельности министерства земледелия за первые 3 года» (СПб., 1895—1897); «Краткий очерк Алтайского горного округа» (СПб., 1896); «Справочные издания переселенческого управления. Вып. 1. Сибирь» (СПб., 1897); Коржинский, «Амурская обл., как земледельч. колония» («Записки Вост.-сибирского отд. Геогр. общ.», 1892); Дудоладов, «Очерки переселенческого в Сибирь движения» («Записки Зап.-сибирского Отд. Географ. общ.», т. VIII, вып. 1); Качоровский, «Переселенцы в Азиатской России» (ib., т. XVI, вып. I); Остафьев, «Возможно ли определить количество свободных земель для колонизации» (ib., т. XVIII, вып. 2); его же, «Колонизация степных областей» (ibid.); Крюков, «Опыт описания землепольз. у крестьян-переселенцев Амурской и Приморской обл.» («Записки Приамурского отд. Географического общества», т. II, вып. 2). — Важнейшие журнальные статьи: Ядринцев, «Наши выселения и колонизация» («Вестник Европы», 1880, № 6); его же, «Положение переселенцев в Сибири» (ib., 1881, № 8); Воропонов, «Вопрос о крестьянских переселениях» (ib., 1876, № 1); его же, «К переселенцам» (ib., 1887, №№ 6 и 7); Ядринцев, «Десятилетие пересел. дела» (ib., 1894, № 6); Головачев, «Переселенцы в 1892 г.» (ib., 1893, № 6); Тернер, «Переселенческое дело» (ib., 1897, №№ 3 и 4); Жакмон, «Переселенцы на восточных окраинах» («Русская мысль», 1886, № 9); Гл. Успенский, «Письма переселенцев» (ib., 1890, № 9); Южаков, «Переселенческий вопрос» («Северный вестник», 1886, № 8); Пономарев, «Лето среди переселенцев» (ib., № 9); А. Ч., «Переселение и переселенцы в Уфимской губ.» (ib., 1887, № 5); Пономарев, «Сибирская община и П.» (ibid.); Шмурло, «Новый город в Тургайской степи» (ib.); Кауфман, «Влияние переселенческого элемента на развитие сельского хозяйства и т. д. в Зап. Сибири» («Северный Вестник», 1891, № 4); Марусин, «Переселенч. движение на Алтай» (ib., № 7); Остафьев, «Переселенцы в Сибири» («Юрид. вестник», 1891, №№ 5—6).
Дополнение
правитьПереселения крестьян в России (XXIII, 265). — Статистические данные о переселении за время 1894—1904 гг. Общие размеры сибирского переселения, наиболее крупного и единственного поддающегося точному учету, за десятилетие 1894—1903 гг., выражаются в следующих цифрах:
| Годы | Число душ обоего пола: | |
|---|---|---|
| Семейных переселенцев |
Ходоков | |
| 1894 | 55776 | 627 |
| 1895 | 101995 | 4756 |
| 1896 | 186166 | 11894 |
| 1897 | 81015 | 17780 |
| 1898 | 143697 | 52999 |
| 1899 | 162805 | 50085 |
| 1900 | 164639 | 45453 |
| 1901 | 86334 | 22481 |
| 1902 | 80499 | 23931 |
| 1903 | 83721 | 25789 |
| Всего за 10 л. | 1146649 | 255795 |
| 1904 | 29895 | 4098 |
Таким образом, переселенческое движение, достигнув своего максимума в 1896 году, после резкого падения 1897 г., обусловленного, вероятно, действием ограничительного циркуляра 20 января 1897 г., три года держалось почти на том же уровне, как в 1896 г.; в следующие три года оно сократилось приблизительно вдвое, т. е. упало до размеров, существовавших в самом начале 90-х гг. Сокращение общих размеров сибирского П. представится еще более резким, если принять в соображение, что за время до 1901 г. размеры П. показаны без П. на Дальний Восток, которое шло до этого времени исключительно морским путем и дало за время с 1883 по 1900 г. до 61500 душ об. п. Уже в 1900 г. часть П. на Дальний Восток, а с 1902 г. и все это переселение пошло сухим путем и следовательно вошло в показанные в приведенной табличке цифры. В последние два года — 1904 и 1905 (приблизительно 30000) — сибирское П. упало до совершенно ничтожной величины, под влиянием войны с Японией и вызванного ею закрытия Сибири для дозволенного переселения. Параллельно с общим сокращением размеров сибирского П., шло и изменение как состава переселенцев, в отношении мест выхода, так, до некоторой степени, и самого направления переселения. За пятилетие 1894—1898 гг. свыше 10000 душ дали следующие губернии: Полтавская 96 тыс., Черниговская 76, Курская 42, Орловская 40, Пензенская 33, Тамбовская 32, Воронежская 24, Самарская 23, Харьковская 20, Витебская 19, Тульская 18, Могилевская 14, Вятская 13, Рязанская 12 тыс. За пятилетие 1899—1903 гг.: Полтавская 68 тыс., Могилевская 43, Курская 39, Черниговская 37, Витебская 35, Харьковская и Самарская по 28, Воронежская 27, Тамбовская 26, Екатеринославская 22, Орловская и Минская по 16, Херсонская и Киевская по 15, Виленская, Витебская, Саратовская и Таврическая по 14, Пензенская 12, Пермская 11 тыс. душ. В 1904 г. сравнительно большие цифры дали: Херсонская 5 тысяч, Екатеринославская 3, Харьковская и Полтавская по 2,6 тыс. душ. Изменение состава переселенцев по сравнению с предыдущим периодом выясняется следующей табличкой:
| Районы: | Годовые средние по пятилетиям цифры П. из отдельных районов: | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1886—1890 | 1891—1895 | 1896—1900 | 1901—1903 | |||||
| число душ | % всего движения |
число душ | % всего движения |
число душ | % всего движения |
число душ | % всего движения | |
| Северно-черноземный | 13042 | 60,9 | 32906 | 46,6 | 53891 | 36,5 | 14071 | 17,7 |
| Средне-черноземный (малорос.) | 2225 | 10,4 | 21327 | 30,2 | 31339 | 21,2 | 15738 | 19,8 |
| Юго-западный | — | — | 85 | 0,1 | 4333 | 2,9 | 5631 | 7,1 |
| Южный степной | — | — | 476 | 0,7 | 8501 | 5,8 | 10973 | 13,8 |
| Восточный и юго-восточный | 786 | 3,8 | 7872 | 11,2 | 17430 | 11,8 | 3601 | 4,5 |
| Средне-промышленный | 85 | 0,4 | 31 | 0,0 | 3039 | 2,0 | 1648 | 2,1 |
| Западный | 429 | 2,0 | 356 | 0,5 | 20296 | 13,8 | 22410 | 28,2 |
| Северо-восточный | 3749 | 17,5 | 7519 | 10,7 | 5899 | 3,9 | 2950 | 3,7 |
| Прибалтийский | — | — | 53 | 0,0 | 1495 | 1,0 | 769 | 1,0 |
Таким образом, П. из сев.-вост. района, давшего Сибири ее лучших колонизаторов, почти прекратилось. П. из сев.-черноземного (средне-русского) района в последние годы сократилось втрое против пятилетия 1896—1900 гг. и почти возвратилось к уровню второй половины 80-х гг. На место этих двух, еще недавно главных переселенческих районов выступил было средний черноземный (малороссийский) район, но со второй половины 90-х гг. начинает убывать П. и из этого района, сначала в относительных, потом и в абсолютных цифрах; в 1901—1903 гг. этот район дал, в среднем за год, уже вдвое меньшее П., чем в предыдущее пятилетие. В самые последние годы резко упало П. и из восточного и юго-восточного районов. Эта убыль до известной степени восполняется начавшимся во второй половине 90-х гг. П. из двух южных районов — степного и юго-западного, а в особенности из западного, литовско-белорусского района, который уже во второй половине 90-х гг. дал около одной седьмой, в последние три года — свыше четверти всего П., выступая на первое место среди всех переселенческих районов. Изменение направления П. видно из следующей таблички:
| В губернии: | Переселилось душ обоего пола в отдельные губернии и области: | ||
|---|---|---|---|
| 1894—98 | 1899—1903 | 1904 | |
| Тобольскую | 97767 | 36792 | 581 |
| Томскую, кабин. земли. | 139262 | 164633 | 3714 |
| » казен. » | 74967 | 76507 | 932 |
| Енисейскую | 49027 | 89332 | 1013 |
| Иркутскую | 1041 | 12866 | 131 |
| Приамурский край | 9079 | 40970 | 105 |
| Акмолинскую | 98623 | 68272 | 4139 |
| Семипалатинскую | 4579 | 7417 | 254 |
| Тургайскую | 2073 | 28392 | 16699 |
| Остальные | 4687 | 4450 | 0 |
| Всего зарегистрировано | 481105 | 516895 | 27519 |
Из двух наиболее излюбленных переселенцами районов Акмолинская область в последнее пятилетие принимает, даже в абсолютных числах, значительно меньше переселенцев, чем в предшествовавшие 5 лет; П. на кабинетские земли Томской губ. (Алтай) в абсолютных цифрах еще растет, но относительное значение Алтая в среде переселенческих районов в последнее пятилетие меньше, чем в 1894—98 гг., не говоря уже о предшествовавшем времени, когда Алтай принимал до двух третей всего сибирского П. Резко убывает также и П. в Тобольскую губ. Напротив, сильно возрастает как в абсолютных, так и особенно в относительных цифрах, П. в среднюю Сибирь — в Енисейскую и еще более в Иркутскую губ.; резко возрастают и цифры П. в Приамурский край, хотя здесь возрастание в значительной мере кажущееся, обусловливаясь главным образом переходом П. в Уссурийский край с морского на сухопутное движение. Сходным образом, до известной степени, объясняется и резкое возрастание П. в Тургайскую обл., которое прежде шло через Оренбург и не попадало в общую регистрацию, а в последнее время направилось, в значительной части, через Челябинск. В 1904 г. в Тургайскую обл. прошло почти две трети всего П. — прямой результат закупорки Сибирской жел. дор. (единственного пути в более отдаленные районы) вследствие военных обстоятельств. Причины изменений в общем размере, составе и направлении сибирского П. в значительной мере уясняются данными о результатах ходачества и об обратном П. Изменение результатов ходачества видно из следующей таблички:
| В губерниях и областях: | Процент ходоков, зачисливших землю: | |||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1895 | 1896 | 1897 | 1898 | 1899 | 1900 | |
| Тобольской | 65,3 | 54,9 | 55,8 | 43,5 | 39,5 | 47,7 |
| Томской кабин. земли | 57,3 | 53,4 | 34,4 | 35,5 | 29,3 | 29,3 |
| » казенной | 64,2 | 51,1 | 47,7 | 44,1 | 48,9 | |
| Енисейской | (6,9) | 42,6 | 30,8 | 58,4 | 54,2 | 47,5 |
| Иркутской | (11,1) | (100) | (0) | 18,1 | 47,6 | 67,5 |
| Приамурском крае | (27,0) | 48,2 | ||||
| Акмолинской | 65,4 | 35,5 | 28,1 | 15,4 | 22,4 | 22,4 |
Успешность ходачества резко понижается в обоих излюбленных переселенческих районах — в Акмолинской обл. и на Алтае, где, таким образом, обозначаются явственные признаки переполнения переселенцами. Гораздо менее резко понижение процента результатности ходачества в Тобольской губ. и на казенных землях Томской, что объясняется заполнением свободных земель степных местностей и перемещением центра тяжести колонизации в лесные районы, в Тобольской губ., притом, гораздо более удаленные от главного переселенческого пути (Тарский у.). В двух средне-сибирских губерниях за данный период замечается не убыль, а скорее некоторое возрастание успешности ходачества; давно уже приостановившаяся колонизация этих губерний возобновилась только в 90-х гг. и находила, пока, достаточный запас земель, соответствовавших требованиям ходоков. — Размеры обратного движения за каждый из годов периода 1894—1904 г. выражаются в следующем числе душ обоего пола: 1424, 7396, 22906,19180, 15486, 15649, 33846, 23637, 16925, 9471, 4152, или в процентах к прямому движению тех же годов: 19,7; 8,6; 12,9; 28,7; 10,7; 9,8; 22,2; 33,0; 24,3; 12,5; 15,0. Погодные колебания как абсолютных, так и особенно процентных цифр имеют случайный характер; но средний по пятилетиям (13,8 % за 1894—1898 гг. и 18,8 % за 1899—1903 гг.),. особенно по сравнению с совершенно ничтожными (3,4 или 3,6 %) цифрами обратного П. до начала 90-х гг., свидетельствуют о весьма резком и даже угрожающем росте обратного П. По отдельным колонизационным районам проценты обратного П. за десятилетие и по отдельным пятилетиям представлены в следующей табличке:
| Из губерний: | Обратное П. в % к прямому движению за те же периоды: | ||
|---|---|---|---|
| за 5-летия: | за 10-летие | ||
| 1894—98 | 1899—1900 | 1894—903 | |
| Тобольской | 10,5 | 22,1 | 13,7 |
| Томской, кабин. земли. | 12,6 | 21,2 | 17,2 |
| » казен. » | 12,0 | 15,8 | 13,9 |
| Енисейской | 9,2 | 10,8 | 10,3 |
| Иркутской и Приамурского края | 6,2 | 10,0 | 10,8 |
| Акмолинской | 10,2 | 27,1 | 17,1 |
| Семипалатинской | 26,2 | 16,9 | 10,5 |
| Тургайской | 39,5 | 16,1 | 17,7 |
Резко отличаются от других области Семипалатинская и Тургайская, дающие не только не возрастающий, но, напротив, сильно убывающий % обратного П. Огромный % обратного П. из этих областей в первое пятилетие обусловливался главным образом полной неупорядоченностью дела земельного устройства переселенцев в этих областях, и значительно сократился, когда здесь было приступлено к систематическим землеотводным работам. Затем, чрезвычайно резкое возрастание обратного П. замечается по обоим излюбленным колонизационным районам: по Алтаю — почти вдвое, по Акмолинской обл. — свыше нежели в 2 раза. Это — также явный признак переполнения обоих этих районов переселенцами, по сравнению с наличными запасами годных для заселения земель. Вдвое повысился % обратного П. и по Тобольской губ. — результат переполнения южных, степных уездов переселенцами, и малого соответствия их требованиям тех земель, которые отводятся под заселение в средней и в северной, лесной полосах губернии. Во всей средней Сибири — в губерниях Енисейской, Иркутской и на казенных землях Томской — возрастания обратного П. пока не замечается: сравнительно недавно возобновившаяся интенсивная колонизация средней Сибири умещается, пока, на сравнительно наилучших по качеству и местоположению (главным образом по отношению к путям сообщения) землях. Общий смысл всей совокупности приведенных цифр станет ясным, если вспомнить, что запас земель степного и полустепного характера, имевшийся в Сибирских губерниях, исчерпан интенсивной колонизацией начала и особенно середины 90-х гг. прошлого века, и дальнейшая колонизация этих губерний возможна почти исключительно в таёжных и подтаёжных местностях, притом в Западной Сибири — более или менее отдаленных от главного переселенческого пути. Между тем, главную массу переселенцев (по данным 1900 г. свыше трех четвертей) составляют выходцы из черноземной полосы Европейской России, ищущие непременно степных или полустепных земель и крайне неохотно водворяющиеся в лесных местностях. Переполнение Алтая, Акмолинской обл. и степных местностей Западной Сибири вызвало резкое понижение разультатности ходачества в этих районах и повело к резкому повышению процента обратного переселения. В лесные местности Западной и степной Сибири ходоки и переселенцы из черноземной полосы не идут или идут очень мало, выходцы же из лесных районов Европ. России пока находят в этих местностях достаточно подходящие к их требованиям земли. Главная масса переселенцев, как видно из вышеприведенных цифр, шла и идет из черноземной полосы. В старых эмиграционных районах последней мало-помалу стали распространяться, через вернувшихся с пустыми руками ходоков и обратных переселенцев, сведения о переполнении наиболее популярных колонизационных районов. Это вызвало резкое понижение выселения из этих районов (в частности — из средне-русского и малорусского), а с тем вместе — и сокращение всего вообще переселенческого движения. Усиление П. из южного степного и юго-западного районов имеет, несомненно, временный характер; обманувшиеся в своих надеждах ходоки и обратные переселенцы распространяют и здесь сведения о переполнении одних местностей Сибири и о малой пригодности других для выходцев из южных губерний. В основной статье о П. было отмечено, что министерство внутр. дел и сибирский комитет приняли ряд мер, направленных к тому, чтобы с одной стороны задержать дальнейший рост П. и ввести его в пределы, более соответствующие действительным размерам и свойствам колонизационного земельного фонда Сибири, а с другой — предотвратить П. беднейших элементов крестьянства, устройство которых, при нынешних условиях водворения в Сибири, вдали от центров старой колонизации, встречает очень серьезные затруднения. Из вышеприведенных цифр видно, что рост П. действительно приостановился; вместе с тем несколько повысилась средняя состоятельность переселенцев: процент безлошадных, колебавшийся у переселенцев 1893—1896 гг. между 21 и 28, в 1897 и 1898 гг. упал до 15 и 19 %; процент дворов без рогатого скота упал с 24 — 27 до 17 — 19 %, процент дворов без мертвого инвентаря с 33 — 35 до 21 и 24 %. Среднее на семью количество надельной земли, упавшее за время с 1890 по 1895 г. с 3,6 до 2,1 дес., в 1897 и 1898 гг. поднимается до 2,4 и 3,0 дес. Нельзя не заметить, однако, что меры, принимавшиеся для предупреждения выселения беднейших дворов (требование предъявления денежной суммы в 300 руб.), по большей части обходились. Весьма ограниченным успехом увенчались и стремления правительства обусловить П. предварительным разрешением и предупредить самовольное П. Процент самовольных, в 1894 г. составлявший 78 %, в 1895-м году — единственном, когда правительство последовательно стремилось к снятию с П. всех прежних ограничений, — упало до 27 %. Весьма льготные для П. законы 15 апр. и особенно 7 дек. 1896 г., из которых последний предоставлял каждой крестьянской семье, посылавшей ходока и через него приискавшей и зачислившей за собой землю, переселяться не испрашивая какого-либо дальнейшего разрешения, должен был, казалось, повести к окончательному исчезновению самого понятия о «самовольных». Но действие этих законов было фактически отменено циркуляром 20 янв. 1897 г. — и в результате процент самовольных опять поднимается и все последующее время колеблется между 34 и 53 %. Как погодные колебания, так и резкие различия в размерах самовольного движения из отдельных губерний объясняются, кроме степени насущной нужды в П., также и тем широким простором, который циркуляр открыл произволу местной администрации и которым последняя, в лице земских начальников, пользовалась весьма широко. Закон 13 июля 1889 г. грозил самовольным переселенцам возвращением по этапу, но эта мера не применялась на самом деле, а пробиравшиеся в Сибирь самовольные переселенцы водворялись и получали землю на основании время от времени издававшихся специальных Высочайших повелений. Сибирский комитет еще в 1895 г. принципиально отказался от высылки переселенцев, хотя и не исключил соответственной угрозы из основного переселенческого закона. Законом 15 апреля 1896 г. водворение самовольных переселенцев было обусловлено наличностью земель «в свободном распоряжении министерства внутренних дел». Эта намеренно неопределенная редакция закона вскоре была циркулярами разъяснена в том смысле, что самовольные переселенцы должны быть устраиваемы на переселенческих участках лишь «в случаях, заслуживающих особого уважения». Каждый такой случай был обусловлен особым разрешением министерства внутренних дел, для получения которого требовалась продолжительная переписка с губернскими властями мест выхода и водворения самовольных. В отношении ссуд самовольные законом 27 апр. 1896 г. были сравнены с разрешенными, но в том же году, законом 7 дек., в видах сокращения самовольного движения, они были лишены права на получение путевых ссуд и пособий. — Нормировка ссуд, как и в первые годы деятельности сибирского комитета (см. соотв. статью), сохранила характер одного из самых могущественных орудий воздействия на переселенческое движение. Ассигнование на ссуды, в 1895 г. еще не превышавшее 546000 р., в 1896 г. — время наиболее широкой переселенческой политики — возросло до 1891000 р. В 1897 г., когда начался новый период «сдерживания» П., размер ссудного кредита сократился до 1390000 р. и в последующие годы колебался между 1200 и 1600 тыс. р. В среднем за восьмилетие 1896—1903 гг. годичный размер его достигал 1432100 р. Предельные нормы ссуд еще в 1894 г. были установлены: для Приамурского края в 150 р., для других местностей 100 р. на семью, что при тогдашней дешевизне обзаведения и легкости приискания заработков представлялось более или менее достаточным. Когда началась эпоха сдерживания переселенческого движения, эти нормы были фактически понижены законом 7 дек. 1896 г. и циркуляром 20 янв. 1897 г., установившими предел первоначальных ссуд в 30 р. на семью и допустившими лишь «при особо уважительных условиях» выдачу дополнительных ссуд, в среднем по 20 р. на семью. Постоянные настояния местных сибирских властей относительно необходимости повышения ссудных норм, ввиду с одной стороны вздорожания продуктов и стоимости обзаведения, с другой — уменьшения заработков, встречали отпор со стороны подготовительной комиссии сибирского комитета, опасавшейся, что повышение ссудных норм послужит новым толчком к росту П. Только по ссудным правилам 1903 г. и смете 1904 г. было вновь допущено некоторое повышение ссудных норм: размер первоначальных ссуд, выдаваемых властью крестьянского начальника, повышен до 50 р., общий же предельный размер ссуд — до 165 р. на семейство. — Из других видов попечения о переселенцах особенно важна организация как самого передвижения переселенцев, так и врачебно-продовольственной помощи на путях их следования, в частности — на линии Сибирской дороги. Начавшись в 1894 г. с суммы 74000 р., ассигнования на этот предмет к 1903 г. достигли 565000 р., всего же за десятилетие было израсходовано 2956000 р. За восьмилетие 1894—1901 гг. на всех вообще пунктах, содержимых за счет этого кредита, останавливалось 2747000 чел.; медицинская помощь была подана 519000 больным, в том числе 185000 переселенцам, 164000 новоселам и 171000 старожилам; выдано горячей пищи 3947000 порций (из них 3073000 бесплатно), 471000 детских (молочных) порций и 106 тыс. пд. хлеба, из которых 77000 бесплатно. При несомненной наличности частных недостатков, организация перевозки переселенцев и врачебно-продовольственной помощи принадлежит к числу лучших сторон переселенческой организации сибирского комитета, что доказывается и данными о проценте смертности переселенцев во время пути: в конце 80-х и начале 90-х гг. смертность эта достигала 2 — 3 %, за восьмилетие же 1894—1901 гг. не превысила 0,24 % всего движения. Гораздо слабее организовано дело попечения о переселенцах на местах водворения. Здесь нет организации, приуроченной специально к переселенческому делу: заведывание последним на местах водворения поручено уездным съездам и крестьянским начальникам, которые, как многократно официально признавалось, вполне доказали свою полную неприспособленность к этому делу. Только в виде исключения, в районах, не подчиненных крестьянским начальникам, дело водворения поручено особым чиновникам переселенческого управления. Отчасти вследствие отсутствия специальной организации, отчасти вследствие недостаточности средств, которых хватало только на наиболее бросавшиеся в глаза нужды — нарезку земель, организацию передвижения переселенцев, выдачу ссуд, — отчасти, наконец, вследствие недостаточно сознанной центральными учреждениями первостепенной важности серьезной культурно-хозяйственной помощи переселенцам на местах водворения, мы не встречаем на местах стройной системы мер попечения о переселенцах, а лишь более или менее разрозненные мероприятия. Наиболее широкого развития достигли две группы мер, имеющие между собой мало общего: сельскохозяйственные склады и церковное строительство в переселенческих поселках. Первоначально возникшие в ведомстве минист. земледелия, склады в 1897 г. были переданы в ведение переселенческого управления, в распоряжение которого был предоставлен и значительный оборотный капитал — свыше 300000 р. Обороты складов быстро достигли весьма значительных размеров: с 1898 по 1 сент. 1903 г. они составили на орудиях и машинах 4186000 р., на хлебе и семенах 1105000 р. За один 1902 г. было продано: плугов 7176, сабанов 1597, сенокосилок 1034, конных грабель 1062, жатвенных машин 1261, веялок 603, молотилок 157, много кос, серпов, невыделанного железа и т. п. В литературе и общественном мнении деятельности складов делалось немало упреков: их обвиняли в чрезмерно коммерческом направлении, в недостаточной согласованности их деятельности с местными условиями и с видами улучшения агрономической техники у переселенцев и т. п. — и эти обвинения, по-видимому, имеют немало оснований. Тем не менее заслуга складов очень велика: они широко раскрыли двери для проникновения к переселенцам и сибирским старожилам орудий и машин заводского производства. — Церковное строительство происходило за счет частных пожертвований, сбор и заведывание которыми были возложены на подготовительную комиссию сибирского комитета. До 1 авг. 1903 г. в так назыв. «фонд имп. Александра III» поступило для этой цели 1823127 р.; на эти деньги была предпринята постройка 218 церквей и 184 школьных зданий, из которых 146 церквей и 167 школ к тому же времени были готовы и освящены. По принятой комиссией системе, на постройку каждой церкви и школы ассигновалась только часть необходимых средств; остальное относилось на счет добровольного участия заинтересованного населения. Это «добровольное», в идее, участие на практике, под давлением усердствовавшей администрации, часто вырождалось в тяжелую обязательную повинность, нередко отвлекавшую переселенцев от обзаведения и полевых работ в самое дорогое время и причинявшую им весьма серьезный ущерб. — Все остальные стороны дела устройства переселенцев на местах до самого последнего времени оставались почти без всякого внимания. Особенно это заметно по отношению к дорожному делу. Не игравший роли, пока переселенцы водворялись в непосредственной смежности со старожильскими селениями Сибири, дорожный вопрос приобрел первостепенное значение, когда колонизация начала проникать в необитаемые таёжные районы, заселение которых встречало и продолжает встречать в бездорожье самые серьезные препятствия. К концу 1905 г. в таёжных пространствах четырех губерний Сибири пустовало уже намежеванных земель более чем на 100000 душ м. п. — пустовало если не исключительно, то преимущественно вследствие бездорожья. Между тем, за время 1897—1902 гг. на дорожное дело в трех сибирских губерниях было отпущено всего 29100 р. и только с 1903 г. отпуски были несколько увеличены: в 1903 г. — до 86000 р., в 1904 г. — до 130000 р. Сравнительно шире было поставлено дело в Уссурийском крае, где еще в 1901—1902 гг. на дорожное дело было отпущено 95000 р. И эти суммы, однако, ничтожны по сравнению с потребностью; притом они расходовались крайне нецелесообразно, так как до 1903 г. дорожное дело велось без всякой технической организации крестьянскими начальниками и переселенческими чиновниками. Такие важные стороны дела, как устройство для переселенцев, в глухих местностях, складов продовольствия и предметов хозяйственного инвентаря, устройство для них временных жилищ, а также медицинская помощь переселенцам, не выходили из зародышевого состояния. Склады или бараки устраивались, местами, только по случайному усмотрению представителей местной администрации. Наконец, агрономическая помощь, которая имела бы огромное значение ввиду трудности для переселенцев, особенно в таких колонизационных районах, как Степной край или Приамурье, приспособиться к местным условиям, совершенно не существовала. В 1903 г. возникло предположение возложить устройство показательных полей на сельскохозяйственные склады переселенческого управления, но предположение это осталось, по-видимому, без практических последствий.
Деятельность сибирского комитета, при всех ее частных недостатках, сыграла весьма важную роль в истории переселенческого дела. В основу этой деятельности были положены не столько общие виды земельной политики, сколько специальная цель заселить и оживить район Сибирской жел. дороги. В конце 1902 и начале 1903 г., под влиянием, в значительной мере, аграрных беспорядков, происходивших в 1902 г. в Черниговской и Полтавской губ., на сцену вновь выступает мысль «об улучшении при помощи П. условий землепользования и хозяйства крестьянского населения внутренних губерний». Этой идеей внушен переселенческий закон 6 июня 1904 г. В его основе лежит, с одной стороны, несомненный факт ограниченности тех земельных запасов страны, которые, при данных естественных, экономических и культурных условиях, могут быть использованы для целей П., а с другой — установившееся в литературе вопроса, по инициативе пишущего эти строки, различие между абсолютным и относительным малоземельем, как причинами П. (см.). В виду указаний опыта, выяснившего, что всякие запретительные и ограничительные меры по отношению к П. остаются безрезультатными и приводят лишь к разным нарушениям и обходам, составители закона стремились достигнуть «установления такого порядка, при котором никому не возбранялось бы на свой счет и риск переселяться в свободно избираемые местности, но правительственная помощь оказывалась бы не всем вообще переселенцам, а только тем из них, переселение которых представляется желательным либо в интересах землеустроительного дела во внутренних губерниях, либо в видах заселения тех или других окраин, важных в политическом отношении». Однако, эта точка зрения в новом законе далеко не выдержана. Определение местностей той и другой категории предоставлено соглашению трех министерств — вн. дел, земледелия и финансов, а самая выдача — лицам, удовлетворяющим тому или другому из указанных условий, «разрешения на переселение с содействием правительства», возлагается на уездные съезды. П. не воспрещается и лицам, не получившим такого разрешения, — т. е. не приобретшим права на правительственное содействие; но то «содействие», в котором закон отказывает «непоощряемым» переселенцам, понимается новым законом настолько широко, что положение «свободных», но «непоощряемых» переселенцев, оказывается худшим, нежели было положение самовольных при действии закона 15 апреля 1896 г. Право посылки ходоков и зачисление за ними земли становится привилегией одних только поощряемых переселенцев. Непоощряемые переселенцы подчиняются действию всех ограничений, установленных для самовольных; водворение их на казенных землях, даже в случае согласия на то министерства вн. дел, допускается только в сибирских губерниях и Степном ген.-губернаторстве. Другие изменения, внесенные новым законом, заключаются в следующем: допущена посылка ходоков от групп семейств, взамен обязательно требовавшейся законом 7 дек. 1896 г. посылки ходоков от отдельных семейств, — при чем, однако, групповые ходоки должны быть из односельчан и выбор их должен утверждаться земским начальником; ходокам разрешено получать проходные свидетельства для своих семейств, не возвращаясь на родину; переселенцам, как при общинном, так и при подворном владении землей, предоставлено право возмездной передачи надельной земли обществу или однообщественникам, с выдачей приобретателям ссуд на приобретение этой земли; устранено, по отношению к переселяющимся на казенные земли Европ. России, правило закона 13 июля 1889 г. об отводе земли переселенцам сначала в 12-летнюю аренду, и уже только потом в бессрочное пользование; переселенцы в Европ. России получают землю на одинаковых основаниях с государственными крестьянами, т. е. на праве собственности, с обложением выкупными платежами (на основании дополнительного закона 6 июня 1905 г. те же права по землевладению распространены и на ранее водворенных переселенцев); совершенно сложены как с самих переселенцев, так и с обществ состоявшие за ними недоимки по казенным платежам и в имперский продовольственный капитал; удлинен срок освобождения переселенцев от казенных платежей и земских денежных сборов в местностях, «заселение коих вызывается видами правительства», до 5 лет, в остальных (в том числе и в Европ. России) — до 3 лет с обложением затем в течение стольких же лет половинным окладом. — Закон 6 июня 1904 г. не получил практического применения, отчасти ввиду войны с Японией, заставившей почти совершенно приостановить П. в Сибирь и вызвавшей значительное сокращение кредитов на переселенческое дело, — отчасти в виду чрезмерной его схематичности и невозможности последовательно проводить в жизнь различие между поощряемыми и непоощряемыми переселенцами, как оно установлено законом. В настоящее время идут подготовительные работы к новому пересмотру переселенческого закона, в смысле полной свободы переселения, а «в виде временной меры», 10 марта 1906 г., согласно заключению совета министров, последовало распоряжение, фактически отменяющее закон 6 июня 1904 г. в его самой существенной части: до в его стремлении «поощрять переселение» лишь из тех местностей, где оно признается необходимым по аграрно-политическим соображениям. Право посылки ходоков предоставлено «всем крестьянским обществам, товариществам и отдельным семьям крестьян или мещан-земледельцев», и всем переселенцам, без различия мест выхода, предоставляются установленные законом 6 июня 1904 г. льготы по переселению, если только они через ходоков зачислили за собой землю. Распоряжением этим, значит, установлена полная свобода переселения, под условием предварительной посылки ходоков. Следует заметить, однако, что принятие этой меры вытекало не только из укоренившегося в правительственных сферах убеждения в невозможности провести на практике начала закона 1904 г., но также из стремления по возможности расширить и усилить переселенческое движение и этим способом разредить на местах выхода ту напряженную атмосферу, которая нашла себе столь резкое выражение в аграрных беспорядках 1905 года. — Сибирский комитет, в руках которого сосредоточивалось, с начала 1893 г., высшее заведывание П., с середины 1904 г. фактически приостановил свои действия, а в конце 1905 г. официально закрыт; законодательные и сметные вопросы перешли в ведение государственного совета, распорядительные — в ведение подлежащих ведомств. Указом 6 мая 1905 г. переселенческое управление и все дела, касающиеся П., переданы из мин-ва вн. дел в главное управление земледелия и землеустройства (бывшее мин-во землед.). С начала 1906 г. вводится новая местная организация, при которой землеотводные партии сливаются в одно целое с учреждениями по водворению и устройству на местах переселенцев. См. А. А. Кауфман, «Переселение и колонизация» (СПб., 1905; там же см. остальную литературу). Новейшие цифровые данные — в издании: «Переселение в Сибирь» (справочные издания переселенческого управления, вып. XVIII, СПб., 1905).
Примечания
править- ↑ Напечатанное в кавычках не было официально опубликовано и цитируется по изложению Ф. Г. Тернера («Вестник Европы», 1897, март, стр. 117).