Перелет птиц — одно из сложнейших периодических явлений в жизни птиц, заключающееся в правильном переселении некоторых птиц осенью, после вывода птенцов, на юг и в столь же правильном возвращении их весной на север, к местам гнездования. Во всякой фауне отличают птиц оседлых, т. е. живущих в данной области круглый год; летующих — прилетающих в область лишь для вывода детей; на лето (эти две категории составляют контингент птиц, гнездящихся в области); пролетных — встречающихся исключительно во время своего пролета весной на север и осенью — на юг; зимних — являющихся в область лишь зимой; наконец, залетных — т. е. таких, появление которых не ежегодно, неправильно, одним словом, ненормально. Последние три категории суть птицы негнездящиеся. Между всеми перечисленными категориями резких границ, однако, нет: все они соединены промежуточными звеньями. Так, например, один и тот же вид в одной области является оседлым или кочующим, в другой летующим или пролетным. Большая часть оседлых птиц после вывода птенцов начинает перемещаться с места на место в пределах известной области (птицы кочевые), и у многих типично перелетных птиц эти местные, так называемые летние перелеты мало-помалу переходят в отлет. Итак, перемещение с места на место присуще птицам в высокой степени. Сам собой напрашивается вопрос: что же заставляет их перемещаться? Когда принимались в расчет лишь типичные представители главных категорий, указанных выше, исчезание птиц осенью, с наступлением холода, возвращение их весной, с наступлением тепла, наводило прежде всего на мысль, что причиной перелетов являются температурные условия. Должная оценка переходных категорий в связи с изучением летних перемещений привела в новейшее время почти всех к убеждению, что главным стимулом к перемещениям вообще является недостаток специальной для каждого вида пищи, а что температурные условия имеют лишь косвенное значение — поскольку они обусловливают бескормицу. Если совершать местные перелеты заставляет птиц таким образом недостаток пищи, то естественно допустить, что и более далекие перелеты вызываются тем же условием. Если птица остается на месте, пока находит необходимый ей корм, и покидает его только при недостатке корма, то можно предположить, что передвижение возникло у птиц первоначально оседлых. Есть местности на земном шаре, которых гнездящиеся птицы не покидают после вывода птенцов. Так, в большей части южного полушария настоящих перелетов нет, а есть только явления, соответствующие нашим кочевкам, хотя последние и происходят тут в более грандиозных размерах. Это обстоятельство должно навести на мысль, что П. птиц в северном полушарии обусловлены чем-то таким, чего в некоторых частях южного полушария не существовало. «Вряд ли, — говорит профессор И. А. Аллен, — что-либо может считаться точнее установленным, чем то, что умеренно теплый или субтропический климат преобладал до конца третичной эпохи на всем пространстве почти до северного полюса; климат был прежде настолько равномерен повсюду, что необходимость П. птиц едва ли могла существовать. При последующем оледенении северных областей птицы должны были быть оттеснены к югу, где таким образом борьба за существование сильно возросла. Формы, нелегко приспособлявшиеся к новым условиям, вероятно, вымерли, из остальных — менее чувствительные к климатическим переменам старались подвигаться несколько к северу во время более теплых летних промежутков, но снова оттеснялись назад наступлением зимы. Такие передвижения, сначала короткие и постепенные, расширялись и усиливались по мере того, как холод отступал к северу и открывал для существования летом все большие и большие пространства». Итак, П. приводятся Алленом в связь с существованием в северном полушарии ледникового периода. «Предположим, — говорит Уоллэс («Nature», V, стр. 459), — что какой-нибудь вид, усвоивший себе привычку передвигаться, может с успехом гнездиться в известной области, но что он не может находить в ней достаточно корма в течение остальной и притом большей части года. Ясно, что те особи вида, которые не покидают области гнездования в определенное время, начнут терпеть нужду и в конце концов вымрут; то же самое будет и с теми особями, которые не покинут области зимней кормежки в надлежащее время. Если далее предположить, что две названные области когда-то соприкасались, но постепенно разъединились под влиянием геологических и климатических изменений, то можно понять, каким образом могла сделаться по крайней мере наследственной привычка пускаться в путь в определенное время и стать таким образом инстинктивной. По всей вероятности, на земном шаре найдутся и теперь еще все переходы от полного совпадения двух указанных областей до полного их разъединения, а изучение жизни птиц даст все переходы между оседлой птицей, круглый год живущей на одном месте, и между типичной перелетной, область гнездования которой совершенно отделена от области зимовки». Иными словами, Уоллэс полагает, что необходимая для сохранения вида привычка к передвижению постепенно выработалась, укрепилась и стала наследственной путем естественного подбора.
Что же гонит птиц из области зимовья, где изобилие корма несомненно? Возможно, что какая-либо потребность птицы остается на юге в известное время неудовлетворенной и заставляет ее предпринимать далекое путешествие. Действительно, вопреки еще недавним сомнениям вопрос о вторичном гнездовании перелетных птиц на зимовье считается теперь решенным в отрицательном смысле. С другой стороны, тысячами примеров может быть подтвержден факт, что птица всегда стремится гнездиться на одном и том же месте во что бы то ни стало. Ограничимся лишь тремя примерами: в Айвасаксе (Финляндия) сапсан, Falco peregrinus, гнездился на одной и той же скале с 1736 по 1855 гг. и, вероятно, занимает ее и до сих пор; лазоревка, Parus coerulens, гнездилась в Оксбридже с 1785 по 1873 гг. в глиняном сосуде, поставленном на дерево; авдотка, Oedicnemus crepitans, строила гнездо в Суффольке много лет на одном и том же месте, несмотря на то, что сначала оно располагалось на совершенно бесплодном участке, а затем сделалось центром цветущих плантаций. Итак, привязанность к месту родины вряд ли может не приниматься в расчет при рассмотрении вопроса о причине ежегодного возврата птиц на гнездовья. Уже давно было известно, что во время своих П. некоторые птицы следуют по определенным путям; так Сундеваль (Sundevall) указал пути П. журавля, Grusgrus. Но лишь в 1874 г. профессору Пальмену удалось доказать, что большинство птиц летит по путям, вполне определенным «географически», и что в промежутках между этими главными трактами П. нет. Кроме того, он выяснил, что пути пролета водных птиц следуют береговой линии моря, а в тех местах, где последние летят поперек континента, располагаются вдоль больших рек. К труду своему Пальмен приложил карту, на которой нанесены главнейшие пути пролета водных птиц в Европе и Азии (см. прилагаемую карту).
Автор различает четыре главных типа путей — 1) океанические, 2) прибрежные, 3) болотные и 4) континентальные — и доказывает, что по каждому из этих главных типов тянут соответственные виды птиц. Наиболее непонятными из допущенных Пальменом путей являются океанические (A, B, X), а из остальных те, которыми чисто морские птицы тянут поперек континентов (C, D); с первого взгляда представляется также странным, почему птицы пересекают Средиземное море не по ближайшим между Европой и Африкой расстояниям. Уоллэс объясняет эти факты иным распределением суши и моря в предшествующие геологические периоды. Океанические пути прежде пролегали вдоль побережья впоследствии разъединенной суши; наоборот, там, где путь морской птицы следует теперь поперек континента, прежде было море. Изменения эти шли, понятно, настолько постепенно, что птицы могли привыкнуть к ним мало-помалу, сами того не замечая. Нам остается добавить, что каждый вид имеет свой собственный путь пролета, так что мы должны рассматривать так называемые пути пролета как совпадение путей пролета нескольких видов — результат, к которому пришел профессор Мензбир, исследуя пролеты наземных птиц Европейской России (1886). В Центральной Азии те же пути изучал покойный Северцов (1880). Весьма интересен вопрос, каким образом птицы находят дорогу при своих перелетах, тянущихся часто на тысячи верст (Сев. Европа — Южн. Африка около 10000 верст). Некоторые наблюдатели полагают, что птицы руководятся в пути исключительно своим прекрасным зрением. Однако зрение вряд ли может помочь при столь обыкновенных у птиц путешествиях в пасмурные и темные ночи, а также тем из птиц, которые переносятся, не останавливаясь, разом на большие расстояния. Пальмен, ссылаясь на то, что большинство залетных птиц суть молодые, полагает, что руководят в путешествии птицы старые, уже проделавшие путь, и, следовательно, видит в опыте главный фактор уменья находить дорогу. Несмотря на всю очевидность этого фактора, он тем не менее не единственный, потому что у большинства птиц первыми отлетают именно молодые, а помимо того есть виды, у которых молодые и старые летят всегда отдельно, иногда разными дорогами; наконец, есть виды, путешествующие всегда одиноко. Уоллэс объясняет эту способность унаследованной бессознательной привычкой, а Вейсман «прирожденным талантом к географии». Наконец, Миддендорф и Ньютон подошли, вероятно, ближе всех к истине, аналогизируя рассматриваемую способность птиц со способностью других животных и многих человеческих племен ориентироваться среди неизвестной местности. Чем объяснить это уменье ориентироваться, мы не знаем, но несомненно, что оно существует. Если положить его в основу, то в связи с замечательно развитой у птиц памятью места, с прекрасным зрением их, быстротой (сокол Генриха IV пролетел от Фонтенбло до Мальты — 2000 верст — в один день) и высотой полета (по некоторым вычислениям, до 15000 футов), способность птиц находить дорогу не покажется нам слишком загадочной. Закончим несколькими положительными данными о П. Уже Миддендорф показал, что только в Центральной Сибири птицы тянут весной (осенью всюду обратно) прямо с юга на север, а что в Европейской России направление их с юго-запада на северо-восток, тогда как в Восточной Сибири с юго-востока на северо-запад. Есть доказательства, что у некоторых видов течения происходят и по другим направлениям, например с востока на запад и с запада на восток (осенью обратно). Однако и при этих направлениях весенний П. всегда идет к северу, а осенний к югу. Миддендорфу мы обязаны доказательством того, что не во все более северные места птицы прилетают позже, чем в несколько более южные. Стремление доказать, что прилет птиц находится в полной зависимости от температурных условий — не подтверждается: есть птицы, прилетающие и отлетающие почти день в день, несмотря ни на какую погоду. Раз прилетевши, птицы обыкновенно предпочитают погибнуть от голода и холода, чем вернуться обратно. Самцы весной прилетают большей частью раньше самок; это объясняют их большей силой и выносливостью: на большом расстоянии они успевают опередить самок. Есть намеки на то, что чем севернее птица гнездится, тем южнее она зимует. Более длинное крыло (махи первого разряда) свойственно птицам, совершающим более далекие П. Некоторые птицы летят одиноко, другие семьями, многие сбиваются для этой цели в стада, которые могут состоять и из различных видов, часто относящихся к различным отрядам. Так называемые исключительные П. некоторых птиц, не имеющие никакой правильной периодичности, должны быть отнесены частью к явлению кочевок, частью к тому, что принято называть переселением животных (см.). Наблюдения над П. птиц получали широкую организацию в Западной Европе в течение последних 20 лет. Лучше всего поставлено дело в Великобритании и Северной Америке, в долине Миссисипи. Замечательны также 50-летние наблюдения Гетке на Гельголанде.
Главнейшая литература. Middendorff, «Die Isepiptesen Russlands» (СПб., 1845); Palmén, «Ueber die Zagstrassen der Vögel» (Лейпциг, 1876); Homeyer, «Die Wanderung der Vögel» (Лейпциг, 1881); Severzoff, «Etude sur le passage des oiseaux dans l’Asie Centrale» («Bull. Soc. Natur. Moscou», 1880, стр. 243—287); Menzbier, «Die Zugstrassen der Vögel in europäïschen Russland» (ib., 1886, стр. 291—369); Palmén, «Referat über den Stand der Kentnisse des Vogelzuges» («Ungar. Comité für den II internation. Orn. Congress», 1891); Gätke, «Die Vogelwarte Helgolands» (Брауншвейг, 1891).