Казуистика — теория искусства применять к отдельным случаям (казусам) общие религиозные, нравственные или юридические принципы, бесспорные по существу, но далеко не всегда поддающиеся непосредственному приложению к отдельным жизненным явлениям. Большинство этих явлений сложно и находится под воздействием целого ряда факторов, среди которых религиозные, нравственные или юридические принципы стоят рядом с другими — бытовыми, социальными и т. п. — или переплетаются между собою. Чтобы дать оценку, с той или иной точки зрения, данному факту, часто нужен бывает строгий анализ подробностей события, диалектическое развитие самых принципов, примирение их между собою и т. д. Богословие, этика и юриспруденция, как науки, в своих отдельных отраслях имеют главной целью установление своих принципов, в связи с их следствиями, обнимающими, по возможности, всю совокупность обусловливаемых ими явлений. Это составляет обыкновенно задачу так называемой догмы этих наук, подчиняющейся в своих заключениях определенным научным методам. Средневековые богословы (моралисты) и юристы шли дальше простой догмы; они желали обнять всю совокупность как действительно встречающихся в жизни, так и возможных или прямо вымышленных случаев, подвести каждый из них под определенный принцип и дать, таким образом, исповеднику или судье руководство, из которого он мог бы почерпнуть готовый ответ на каждый вопрос. Для этой цели создавались специальные труды (Summae богословов, Casus глоссаторов и т. п.), где, в систематическом порядке, располагалось бесчисленное количество казусов, так или иначе разрешаемых. К., этим путем, выродилась в специальную квазинаучную дисциплину, имевшую долгое время огромный успех. Подбор многочисленных казусов не только давал пищу схоластическому уму, устраненному от обсуждения самых принципов, как данных свыше (священное писание и римское право, как ratio scripta), но и позволял обходить эти принципы, ради требований житейского на расчета и выгод. Изворотливость ума, направленная в эту сторону, составляет одну из характерных черт К., особенно ярко выраженную в сочинениях иезуитов (см.). Другая состоит в чрезвычайной мелочности анализа бесконечных деталей каждого казуса, результатом которой являлось обыкновенно или извращение, или полное затемнение того принципа, пояснением которого должен был служить казус. В связи с этим стоит крайняя односторонность мысли казуиста. Занятый применением принципа к мельчайшим подробностям данного случая, он постепенно и незаметно для самого себя выходил из области этого принципа, но продолжал искать его применения, насилуя жизнь и ее явления. В этой односторонности и заключается коренной недостаток К., не понимавшей сложности жизненных явлений и не умевшей остановиться там, где кончается область господства данной нормы и начинается свободная от нее область. Сила К. состоит в обаянии диалектики, действительно помогающей иногда отметить основные способы приложения и особенности того или иного принципа. Поэтому, несмотря на полную потерю веры в К., как самостоятельную дисциплину, к ней продолжали и продолжают прибегать и богословы, и моралисты, и юристы, когда желают развить последовательно свои принципы. Под обаянием К. находился, например, еще Кант, которого занимало иногда решение таких вопросов: «Позволительно ли предупреждать самоубийством несправедливое осуждение на смерть, даже когда его дозволяет государь, приговоривший к смерти» (как Нерон — Сенеке)? «Человек укушен бешеной собакой и уже находится в первых припадках водобоязни; думая о том, что и он, в припадке бешенства, может укусить других людей, он для предотвращения несчастия убивает себя. Совершает ли он этим преступление»? «Так как цель сожития мужчины и женщины заключается в продолжении рода, то дозволительно ли это сожитие, когда цель явно не может быть достигнута, напр. во время беременности»? «Человек, уважающий себя, может ли в разговорах с высшими лицами пользоваться выражениями: «Ваше преподобие», «Ваше преосвященство», «Ваше величество»? «Поступивший таким образом человек будет ли иметь право жаловаться в том случае, если потерпит притеснения от этих лиц?», и т. д. К. продолжает давать пищу остроумно во множестве судебных и парламентских дебатов, проповедей и т. д. Она снабжает сюжетами множество романов и повестей. Особое значение она имеет в преподавании права, где целый ряд догматических положений обыкновенно иллюстрируется определенным подбором казусов, и где, таким образом, отвлеченная догма сближается с жизнью. В современной немецкой юридической литературе вновь замечается, поэтому, сильная наклонность к развитию К., в противовес старой, до крайности абстрактной римской догме. Современная юрид. К. легко обращается в простую схоластику, когда забывает истинные основы юридического творчества (см. Конструкция юридическая, Казуальное творчество, Право).
Казуистика — возникшая в средние века богословская дисциплина, с целью применять общие нравственно-богословские законы к конкретным случаям и разрешать возникающие в таких случаях вопросы совести (casus conscientiae). Напр., спекулятивная теология устанавливает, что должно освящать воскресный день, воздерживаясь от обычных работ; К. указывает, при каких обстоятельствах эти работы могут считаться дозволенными, а равно и то, составляет ли то или другое нарушение правила о воскресном отдыхе смертный или простительный грех. До XVI ст. К. излагалась обыкновенно в форме практических указаний для духовников, переставших с XII в. руководствоваться разными пенитенциалами, явившимися раньше этого времени. Одним из обширнейших и наиболее распространенных казуистических руководств для духовников была Summa испанского доминиканца Раймунда де Пеннафорте. С XVI ст. в большей части казуистических сочинений обнаруживается стремление поставить К. в более тесную связь с теоретической теологией; решению отдельных казусов казуисты предпосылают краткое изложение общих принципов, причем, однако, казуистический элемент остается главным. К. разрабатывали те монашеские ордена, которым по преимуществу предоставлена была исповедная практика; до XVI ст. — главным образом доминиканцы и францисканцы, а с XVI в. — иезуиты. При многовековой казуистической обработке морали обнаружилось крайнее разнообразие мнений по различным вопросам, вследствие чего большое значение получила классификация этих мнений. Различались мнения несомненные, правдоподобные, более правдоподобные и менее правдоподобные, затем мнения более безопасные и менее безопасные. Разъяснение этих терминов см. в ст. Иезуиты. В связи с этими различениями развились в К. следующие теории. 1) Туциоризм: должно следовать более безопасному мнению (opinio tutior), даже и тогда, когда менее безопасное мнение (opinio minus tuta) есть правдоподобнейшее (probabilior). Другими словами, в случае сомнения относительно нравственной дозволенности действия, должно воздержаться от него. Эта теория, в смысле общего морального правила, отвергнута большинством зап. теологов, как слишком ритористическая. 2) Пробабилиоризм: более безопасному мнению можно следовать и тогда, когда оно менее вероятно; менее безопасному мнению можно следовать только тогда, когда оно более вероятно, чем противоположное. 3) Эквипробабилизм: менее безопасному мнению можно следовать не только тогда, когда оно более вероятно, но и тогда, когда оно одинаково вероятно с мнением более безопасным. 4) Пробабилизм: менее безопасному мнению можно следовать даже и тогда, когда оно менее вероятно. Подробнее о пробабилизме, первым представителем которого был доминиканец Варфоломей де Медина (1577) и который нашел ревностных поборников в лице иезуитов — см. Иезуиты.
Значительную роль в казуистической обработке морали играет различение трудных и легких для исполнения законов, трудных и легких обязанностей, больших и малых преступлений, смертных и простительных грехов. При односторонне-формальном логическом направлении мышления, казуисты легко впадают в искушение заняться возможно ловким сочетанием посылок для получения из них неожиданно ловкого вывода и, подкрепляемые и вдохновляемые логикой и приемами римского права, ударяются в бесплодные тонкости. В XVI и XVII в. К усердно разрабатывали и протестантские богословы (Вильгельм Амезиус, Балдуин, Буддей), но они не так вдавались в подробности, как католики, не делали такого механического различия между смертными и простительными грехами, как католические казуисты, пробабилизм допускали только отчасти, а так назыв. внешнее правдоподобие (probabilitas extrinseca) и вовсе не допускали.
Ср. Hirscher, «Ueber das Verhältniss des Evangeliums zu der theologischen Scholastik» (1823); Döllinger und Reusch, «Geschichte der Moralstreitigkeiten in der röm.-kathol. Kirche» (Нердл., 1889); Н. Суворов, «К. и пробабилизм» («Юридич. Вестн.» 1889, № 11).