Женщина в гражданском праве. — На ранних ступенях развития Ж. является предметом имущественных сделок: отцы продают своих дочерей в замужество, мужья приобретают себе жен разбоем или покупкой; и те, и другие распоряжаются телом дочери или жены как своим имуществом; прелюбодеяние преследуется, как преступление против собственности мужа, но сами мужья охотно, в знак дружбы, гостеприимства, или за вознаграждение, или ради произведения себе потомства уступают своих жен на время. Наряду с другим имуществом, жены переходят по наследству (см. Левират). Эти явления, в их совокупности или частью, наблюдаются у многих современных народов, описываемых этнографами, и констатированы в истории культурных народов, то как живые факты, то как переживания или как символические обряды (см. L. Dargun, «Mutterrecht u. Raubehe»; Ch. Letourneau, «L'évolution du mariage et de la famille»). Появление брака и кровной семьи, как организованных учреждений, имело своим культурным последствием возвышение Ж., как человеческой личности, в особенности по мере перехода от полигамии к моногамии; но право Ж. на обладание имуществом предшествовало образованию этих учреждений; оно было последствием матриархата (см.), следы которого остались в имущественном праве древних индусов, в виде особой женской собственности, переходящей по наследству по женской линии («Strîdhana»; см. Kohler, «Indisches Ehe u. Familienrecht»; Jolly, «Rechtl. Stellung d. Frauen bei d. alten Indiern», а также в германской « Gerade»). Нигде в древнем мире имущественная самостоятельность Ж. не достигала такой степени, как в Египте, где Ж. не только обладали имуществами, но и вполне свободно совершали всякого рода юридические сделки. Влияние греческой культуры при Птолемеях сказалось в умалении женской дееспособности и подчинении Ж. такой же вечной опеке, в какой находилась эллинская Ж. (см. Revillout, «Cours de droit égyptien»). В Греции, благодаря воззрению на брак, как на учреждение государственное, предназначенное для рождения граждан, и нравам, которые мешали строгому проведению моногамии и осуждали Ж. на замкнутую жизнь в тереме (гинекее), тогда как мужчина все свое время посвящал общественным делам, Ж. в своем умственном развитии все более отставала от мужчины; исключение составляли гетеры. Ж. находилась под вечной опекой: ее выдавали замуж, не справляясь с ее волей, то отец, то государство, когда необходимо было продолжить род умершего; овдовев, она возвращалась под опеку своего отцовского родича. Принудительность брака содействовала образованию самостоятельного имущества, приданого, которое обязаны были давать Ж. отец, брат или само государство для облегчения замужества; в отношении этого имущества выработалась законченная дотальная система (полное распоряжение мужа, но возвращение в целости по прекращении брака). Всякий гражданин имел право выступать с иском к отцу, который не дал бы дочери приданого, к мужу или опекуну, которые не возвратили бы его. В Риме, до сближения с греческой культурой, юридическое положение Ж. представляется настолько же мрачным, насколько она сама высоко стоит в нравах, благодаря прочно укоренившейся моногамии и отсутствию разводов. В доме отца она разделяет бесправие сыновей (см. Дети); хотя она наследует отцу наравне с ними, но они с его смертью становятся самостоятельными, она же подпадает под вечную опеку своего ближайшего родича и наследника. Эта опека не касалась личности Ж. — например, она свободно выбирала себе мужа; но, созданная в видах сохранения имуществ в семье, для поддержания памяти о предках, опека над Ж. давала отцовскому родичу (агнату — брату, дяде) право стеснять ее во всех имущественных распоряжениях, которые клонились бы к ущербу семьи. Выйдя замуж, Ж. поступала под власть (in manum) своего мужа; ее имущество становилось его полной собственностью, после его смерти она наследовала ему наравне с детьми, но подпадала под опеку своего старшего сына. Появление формы брака sine manu — без власти мужа над имуществом жены — означало не освобождение Ж., а только укрепление прав агнатской семьи. Власть мужа над личностью жены оставалась неизменной и при этой форме брака, контролируемая нравами и домашним судом. Под властью отца, мужа или опекуна римская Ж. всех возрастов оставалась лишенной дееспособности. Ко времени Империи все эти власти начинают падать. Власть отца ограничивается государством; оно обязывает его выдавать дочь замуж или, что то же, дать ей приданое; в случае отказа дочь вправе жаловаться магистрату; отец не вправе более расторгнуть ее брак, как прежде, и приданое не возвращается более в его исключительную собственность. Власть мужа также ограничивается: преследование прелюбодеяния и развод становятся не личными его делами, решаемыми самоуправно или домашним судом, а делами публичного обвинения. Опека над Ж. начинает падать по мере того, как отцы назначают своим дочерям опекунов по завещанию, т. е. помимо законного опекуна, родича и наследника. При Августе женщина получает право завещать, т. е. оставлять свое имущество не агнатам, а своим детям; затем опека агнатов совершенно уничтожается (Клавдий) и наконец в IV в. исчезают опеки завещательная и правительственная: Ж. становится вполне дееспособной. Бесследно исчезла и имущественная власть мужа; редкие в древнем Риме разводы сделались теперь повседневным явлением; государство искусственно поощряет браки, заботится о сохранности приданого, ограждая его от увлечений самой жены (вводится неотчуждаемость), воспрещая ей отрекаться от требования возврата его от мужа; возможность внезапным разводом поставить мужа, ответственного за целость приданого, в затруднительное положение, в свою очередь содействовала эмансипации Ж. Так пали все ограничения дееспособности Ж., вытекавшие из семейной организации; но на смену им вырастали новые, вызванные борьбой государства за чистоту нравов и направленные против Ж. как таковой, а не как жены или дочери. Ограничиваются способы ее обогащения — путем завещания и наследования по закону в боковых линиях. Ряд ограничительных мер принимается против женщин, изобличенных в прелюбодеянии или разврате. Воздвигается ряд запрещений, клонящихся к тому, чтобы прикрепить женщину к домашнему очагу и не вводить ее в сферу публичной деятельности: ей воспрещают вести на суде чужие дела (postulare), совершать вообще всякие судебные действия, оспаривают ее способность быть свидетельницей на суде; ей воспрещают быть поручительницей по обязательствам (см. Веллеянов сенатус-консульт), ее устраняют от опеки, делая исключение только для матери и бабки, и от свидетельства при составлении завещания. Новые народы Европы унаследовали от римлян все ограничения Ж. в сфере отношений, стоящих на рубеже частного и публичного прав, но вместе с тем и ряд прогрессивных элементов в области семейственных и наследственных прав, внесенных в римское законодательство под влиянием христианства. Евангельское учение возвышало Ж. как жену и мать; оно нанесло удар языческому воззрению, будто единственное назначение Ж. — давать потомство, а также и обычаю частых разводов. Христианство не отвергает бесплодную жену и не казнит грешницу; оно обязывает мужа любить жену, как Христос любил свою церковь; принципиально провозглашается равенство обоих полов, наряду с равенством национальностей и общественных классов. Пропаганда христианства сблизила оба пола в умственном отношении, создав тип жены-сестры и открыв Ж. поле для общественного служения в виде мученичества и благотворительности. Ближайшими юридическими последствиями христианской проповеди были укрепление брачного союза, обоюдная обязанность супругов к верности друг другу, уравнение прав обоих родителей на детей. С другой стороны, усиление аскетического духа после торжества христианства связано было с принижением женщины, как виновницы грехопадения, и с развитием убеждения в нравственном превосходстве мужчины. Средневековая каноническая юриспруденция еще энергичнее римской устраняла Ж. от всех «мужских» занятий — от ведения чужих дел и свидетельства на суде, от опеки, от поручительства по обязательствам, выдвигая, как мотив, «легкомыслие, неопытность и глупость» Ж. Аналогичные с римскими ограничения частнопубличных прав Ж. не отошли еще в область истории даже у новых народов Европы. Положительными результатами римского юридического развития для женщин были: 1) достигнутое в законодательстве христианских императоров полное равенство обоих полов в отношении наследования (знаменитая новелла 118-я Юстиниана); 2) признание, до известной степени, за матерью прав родительской власти и права на опеку; 3) признание за женой права требовать от мужа супружеской верности; 4) имущественная самостоятельность жены, выразившаяся в дотальной системе, перешедшей и в новые законодательства (см. Супруги); 5) полная дееспособность Ж. в области имущественных сделок и распоряжений и 6) единственное ограничение этой дееспособности — запрещение поручительства по чужим обязательствам, смягченное при Юстиниане по отношению к поручительству Ж. за посторонних лиц, и безусловное только для поручительства за мужа, как дополнение к детальной системе.
Германская Ж. при господстве патриархального быта ограничена в своей дееспособности, подобно женщине индусской, греческой или римской древнейшего периода. Хотя и остались воспоминания о продаже ее в замужество, но лишь в виде символического обряда. Нравы ставят ее очень высоко; она участвует в совещаниях и пирах мужей, поддерживает их в бою; ее окружает особый культ, вера в ее таинственную силу; она раньше усваивает античную книжную образованность; наконец, моногамия проведена строго уже до принятия христианства. Женщина обладает имуществами; при выходе замуж она обязательно получает приданое от своих родственников, потому что имущественное обеспечение должно отличать ее от рабыни; она не совсем лишена и наследственных прав; она получает в свою собственность то имущество, которое прежде получал от жениха ее опекун, как плату за нее или за власть (mundium) над нею, и это имущество служит ей обеспечением на случай вдовства (duarium, wittum); она получает, наконец, от мужа дар наутро после брака (Morgengabe). И все же она состоит под вечной опекой, основание которой — опять-таки, в семейных связях и которая проявляется при всяком судебном действии, в случае спора и в случае отчуждения имуществ перед судом. Судебные действия носят у германцев отпечаток отживающего самоуправства; они совершаются с оружием в руках; это делает неизбежным для Ж. иметь представителя. Принадлежа к семейному союзу, Ж. фактически ограничена в дееспособности своим родичем, который и без приглашения вступается за нее всякий раз, когда ему нужно охранить свои собственные семейные и наследственные интересы. Отделенная от семьи, Ж., опять-таки, нуждается для судебных — спорных или охранительных — действий в представителе и, если она не находить его сама, ей дает его король. Условия, при которых складывались новые государства, отражались на характере опеки над Ж. В праве лангобардов, находившихся почти беспрерывно на военном положении, опека носит суровый характер, делая Ж. совершенно недееспособной, возлагая на опекуна ответственность за проступки Ж. или оставляя вдову в зависимости от семьи мужа, которая наследует ему в купленном им праве mundium’a. Опека над Ж. становится, наоборот, скоро ненужной у вестготов, в Испании, где проникнутое римскими идеями законодательство уничтожает судебные поединки, т. е. ближайшие поводы для mundium’a, и сообразно с этим открывает Ж. доступ к суду. Во Франкской монархии королевская власть ревниво охраняет свое право давать покровительство всем беззащитным, в том числе и Ж., и постепенно ставит под свой контроль всякие, даже семейные опеки над Ж.; отсюда выработалось судебное утверждение всякого опекуна над Ж. По мере разложения Каролингской монархии, опека над Ж. становится из королевской — феодальной. Когда лены сделались наследственными, Ж. получила возможность владеть ими, но пользование и управление ленами, как эквивалент военной службы, должны были принадлежать, опять-таки, ее представителю — опекуну или мужу; отсюда феодальное droit de garde и droit de mariage, благодаря которым феодал торговал рукой знатной Ж. и присваивал себе jus primae noctis относительно крестьянки. В феодальной опеке лежит один из корней новой недееспособности замужних Ж.
В истории женской эмансипации у западноевропейских народов различная судьба постигла дееспособность Ж. вообще и дееспособность жен. Ограничения дееспособности девушки и вдовы мало-помалу исчезают. На юге Франции, где сохранились римские традиции, — уже в VIII в., в северной Франции, в землях кутюмного права — к XIII в., опека, основанная на семейных связях, исчезла; Ж. открыт доступ в суды, она вполне дееспособна, а когда ей нужен представитель, она избирает себе его сама. В Германии XIII в. опека над Ж. все еще жива и носит прежний семейный характер, в XV в. семейные связи ослабели, интерес самого опекуна отступил на задний план, Ж. самостоятельна в управлении своим имуществом и во всех сделках; только для судебных действии ей все еще нужен опекун. В некоторых местных законодательствах XV и XVI вв. опекун может дать или не дать Ж. свое согласие на отчуждение недвижимости; романисты уподобляют Ж. малолетнему, признавая за ней право самой оспаривать действительность своих сделок и обязывая ее отчитываться перед опекуном в своих расходах и даже в личном своем поведении. Но эти карикатурные явления составляют уже в XVI веке исключения; в большей части Германии опека над незамужней Ж. исчезла бесследно, и всего раньше для Ж., ведущей торговлю. Долее чем где-либо удержалась опека над незамужней Ж. в скандинавских государствах; в Шведском уложении 1734 г., составляющем основу действующего законодательства Швеции и Финляндии, сохранились воспоминания о передаче жениху mundium’a над невестой и содержится правило, что «девица, каких бы она лет ни была, имеет состоять под опекой», и только вдова достигает дееспособности. То же было в Норвегии и Дании еще в XIX в., когда отдельными новеллами во всех трех государствах и в Финляндии сделаны шаги в сторону женской эмансипации; например, в Дании (1839) и в Норвегии (1845) девушка 25-ти лет может испросить себе замену опеки простым попечительством; в Финляндии, с 1864 г., она дееспособна в 25 лет, если не «предпочтет оставаться под опекунским попечением».
Иначе сложилась история эмансипации замужней Ж. Как остаток германского mundium’a и феодальной власти, с одной стороны, и как последствие развившейся в средние века системы имущественных отношений супругов (слияния обеих имущественных масс в одну, под управлением и властью мужа — communauté de biens, Gütergemeinschaft; см. Супруги) — с другой, для западноевропейской Ж. выработалась особая недееспособность, наступающая со вступлением ее в брак и оканчивающаяся с прекращением брака. Крайнее проявление этой недееспособности дало английское право. В силу своего замужества Ж. совершенно утрачивает свою личность. Муж и жена составляют одно лицо, и лицо это — муж. Он не может ничего подарить жене или заключить с нею договор, ибо нельзя договариваться с самим собой; долги ее до замужества становятся долгами мужа; ее завещание уничтожается с выходом ее замуж; все ее движимое имущество становится собственностью мужа; только недвижимым (или точнее — вещным) ее имуществом он хоть и пользуется, но для распоряжения им нуждается в ее согласии. Она неспособна заключить договор; если она его заключила с согласия мужа, то ответственным считается он; он обязан покрыть ее долги по хозяйству, в силу предположения, что она действовала как его представительница. Все эти принципы английского общего права (common law) были ослаблены на практике судами «справедливости» и отдельными статутами; например, отдельное имущество жены обеспечивалось за нею фикцией, что собственник его — другой верный человек (trustee), а жена только пользуется им. Эмансипация замужней Ж., т. е. уравнение ее с освобожденной еще в средние века незамужней Ж., подготовлялась рядом статутов в XIX в. и завершилась только в 1882 г., когда она получила право владеть имуществом без посредства trustee и право завещать. Принципы common law усвоены были законодательствами штатов Северной Америки, и эмансипация замужней Ж. во многих штатах еще не закончена (например, ограничено еще ее право завещать). Во Франции дееспособность замужней Ж. не росла, а уменьшалась и достигла полного умаления в Code civil. В кутюмном праве все ограничения дееспособности жены оправдывались интересами мужа; она действует и вступает в сделки бок о бок с мужем, который дает только свое разрешение; без нее муж может действовать за нее только по доверенности; в крайних случаях она может обойтись и без его разрешения. В XVI и XVII вв. власть мужа из попечительской становится опекунской; женщина получает право сама ссылаться на недействительность своей сделки, заключенной без разрешения мужа. В таком виде власть мужа перешла в кодекс Наполеона: жена ограничена в дееспособности не потому только, что этого требуют интересы общего хозяйства, а потому, что это нужно в ее личных, индивидуальных интересах. Она недееспособна безусловно и всегда: если муж не может дать своего разрешения (autorisation maritale), его заменяет суд. Муж не может дать ей общего разрешения на совершение сделок по имуществам раз и навсегда, а должен изъявлять согласие на каждую специальную сделку. Разрешение необходимо для ведения женой процесса и даже для таких сделок, которыми она только приобретает; отсутствие разрешения — столь существенный порок сделки, что жена сама может ссылаться на ее недействительность; даже смерть мужа не делает такую сделку действительной. Ограничение дееспособности жены не зависит от системы имущественных отношений между супругами и не может быть вполне устранено брачными договорами. Некоторое движение в сторону эмансипации жены представляет закон 1881 г. о вкладах в почтовые сберегательные кассы и закон 1893 г., уничтоживший требование autorisation maritale для сделок жен в случаях séparation de corps (см. Разлучение и Развод). Французское законодательство легло в основание нового уложения Италии (1866 г.), где унаследованное от лангобардов приниженное положение Ж. перешло в статуты средневековых городов и сохранилось в отдельных областях (Тоскана, Романья) до объединения Италии. В сравнении с французским правом, кодекс Виктора-Эммануила сделал тот шаг вперед, что жена не нуждается в судебном разрешении, когда муж, по несовершеннолетию или отсутствию, не может разрешить ей заключение сделки, и что муж вправе раз и навсегда разрешить ей вступление в сделки. В немецких партикулярных законодательствах ограничения дееспособности замужней Ж. выросли на почве имущественных отношений супругов (см.); поэтому они неизвестны австрийскому праву, где принята дотальная система, и существуют в тех законодательствах, которые строят отношения супругов на принципе общности. Постановления этих законодательств представляют пеструю картину. В одних дееспособность жены не ограничена вообще, а только приняты меры против ее распоряжения имуществом, находящимся в пользовании и управлении мужа; но в большинстве законодательств (саксонское, прусское) все сделки жены, которыми она не только приобретает права, недействительны без согласия мужа, причем, однако, по некоторым кодексам, исполнение недействительного обязательства со стороны жены не дает права требовать возвращения исполненного. Все законодательства допускают исключения для сделок, совершенных в пределах потребностей общего хозяйства или самостоятельного торгового предприятия жены; в особенности жена принципиально дееспособна в отношении личного ее имущества, которое не поступило в пользование и управление мужа; кроме того, брачными договорами может быть установлена безусловная раздельность имущества — и тогда жена всецело уравнивается с незамужней Ж. Сохранившиеся ограничения дееспособности жены в Германии подорваны в корне новыми имперскими торговым и промышленным уставами, и в особенности Уставом гражданского судопроизводства 1877 г., признавшим процессуальную дееспособность жены. Проект гражданского уложения предполагает устранить всякие ограничения дееспособности жены не только при раздельности супружеских имуществ, но даже при общности их. Эмансипация замужней Ж. сделала успехи даже в Скандинавских государствах: в Швеции — в 1874 г., когда расширены были права жены на управление своим отдельным имуществом; в Дании — в 1880 г.; в Норвегии — в 1888 г., признанием права жены на ее личный заработок, даже при общности имуществ.
Русское законодательство о Ж. резко отличается от западноевропейских. Никаких ограничений дееспособности Ж., как таковой, наше право не знало и не знает. Современному законодательству известны только два ограничения дееспособности жены: 1) она не вправе выдавать векселя без согласия мужа, если не ведет торговли, и 2) не вправе наниматься в услужение или на работы без позволения мужа. Наше законодательство отличается от многих западноевропейских еще и тем, что в нем совершенно отсутствуют и ограничения дееспособности Ж. в области прав частнопубличных. Лишь для Черниговской и Полтавской губерний существует запрещение Ж. быть свидетельницей при завещании; вообще же у нас Ж. безусловно имеет право: 1) быть опекуншей и попечительницей над посторонними ей лицами, тогда как в западных законодательствах обыкновенно такое право принадлежит лишь матери и бабке; 2) быть свидетельницей при составлении не только завещаний, но и всякого рода актов, даже крепостных, тогда как в Австрии, например, женщина не может быть свидетельницей по таким актам и по завещаниям, а во Франции не может быть свидетельницей даже при составлении акта о браке или о рождении; 3) быть экспертом и третейским судьей, — на что она, опять-таки, не имеет права, например, во Франции. Один из новейших кодексов, испанский 1889 года, подтверждает устранение Ж. от опеки и от свидетельства. Вопрос о правах Ж., как матери, решается в западных законодательствах обыкновенно так, что при жизни отца полная родительская власть принадлежит ему одному (см. Дети). У нас можно считать спорным, имеет ли отец преимущество перед матерью в случае разногласия их; но спор этот основан не на общем духе наших законов, которые в личных отношениях между супругами подчиняют жену мужу, а на недостатках редакции. После смерти отца мать бесспорно пользуется у нас всей полнотой родительской власти, такая же полная власть принадлежит незаконной матери.
Полное равенство полов, даже при отсутствии коллизии между отцом и матерью (т. е. когда отца нет в живых), достигнуто далеко не везде на Западе. Например, по французскому кодексу право матери на исправление детей ограничено согласием двух родственников отца; даже незаконный отец, признавший своего ребенка, имеет преимущество перед матерью в вопросе о согласии на брак. Равенство обоих родителей в отношении прав на имущество детей выражается во Франции в том, что со смертью того или другого из родителей переживший тотчас же превращается в ответственного опекуна; но отец может учредить, своим завещанием, специальный совет (независимо от семейного совета), без разрешения которого мать не вправе ничего предпринять; при вступлении матери в новый брак семейный совет может лишить ее прав на опеку. В Англии, в практике канцлерского суда и законами 1839, 1873 и 1886 г., расширены права матери на заботу о личности и воспитании детей при разногласиях с отцом; после смерти отца, если он не устранил мать от опеки над детьми, родительская власть всецело принадлежит ей. В современных немецких законодательствах полная родительская власть принадлежит только отцу; в отношении прав матери после смерти отца господствует обычная в партикулярных законодательствах пестрота, начиная с полного равенства и кончая полным устранением матери даже от опеки (Любек). В прусском, австрийском, саксонском уложениях вся совокупность прав родительской власти — забота о воспитании и об имуществе — переходит на опекунские установления, и только в качестве опекунши, назначенной подобным установлением, мать вновь приобретает права родительской власти. Проект германского уложения предоставляет матери после смерти отца полную родительскую власть; однако, ей может быть назначен особый советник, с полномочиями обыкновенного соопекуна, и, кроме того, она лишается родительской власти в случае нового замужества; при жизни отца родительская власть может быть предоставлена ей лишь в исключительных случаях.
В некоторых из Штатов Северной Америки (Канзас, Вашингтон, Нью-Йорк) Ж. в 90-х годах XIX в. добились равенства прав матери с правами отца уже при его жизни; они оба вместе считаются соопекунами над малолетними детьми и имеют совершенно одинаковую власть, права и обязанности.
Уравнение прав Ж. в области наследования не достигнуто еще из больших народов Европы у двух — у англичан и у русских. Германские народы, создавшие государства Западной Европы, держались разных систем наследования для Ж. Так, у салических франков, пока живы были традиции коллективизма, земельный надел поступал к сыновьям, а за отсутствием их — не к дочерям, а к соседям, к членам той же общины. В VI в. дочери получили предпочтение перед соседями в наследовании надела, а по мере роста приобретенного землевладения и движимого имущества, в которых дочери с самого начала наследовали наравне с сыновьями, равенство полов стало распространяться и на преемство в надельных землях; в позднейшем кутюмном праве преимущество мужского пола совершенно исчезло, оставшись только для феодальных отношений и престолонаследия (loi salique). У саксов дольше сохранилось предпочтение мужчин в наследовании всякой недвижимости и большей частью движимости (скот), но зато у дочерей осталось исключительное право наследования ценного материнского имущества (Gerade), которое всегда могло переходить только по женской линии. Существование равенства наследственных прав обоих полов или доказано, или ничем не опровергнуто для баварцев, алеманнов, англосаксов. Напротив, суровый военный быт лангобардов вызвал устранение Ж. от наследования; дочерям давалось только приданое, но свобода завещаний служила коррективом против неравенства. В Испании вестготский кодекс ввел равенство обоих полов; то же равенство господствовало на юге Франции; вообще всюду, где германцы сталкивались с романизованным населением, равенство полов одерживало верх над ограничениями, основание которых лежало в военной или феодальной организации. Устранение Ж. от наследования шло в феодальном обществе рука об руку с выработкой привилегии старшинства (майоратов); оба этих феодальных принципа оказывали свое влияние и на статуты тех городских общин Франции, Италии, Испании, Германии, где богатевшая буржуазия стремилась подняться над уровнем массы и приблизиться к аристократии путем сосредоточения богатств в семьях. В XIII—XV вв. всюду в богатых коммунах вырабатывается правило требовать от выданных в замужество дочерей отречения от наследства (причем отречение обыкновенно подкрепляется присягой) или же статутами раз и навсегда определяется максимум приданого. За этими ограничениями скрывается, однако, признание за дочерью некоторых прав на отцовское наследие. Вообще в феодальном обществе устранение Ж. также не могло быть проведено вполне; не говоря уже о случаях, когда за отсутствием сыновей стали призывать дочерей к наследованию в ленах, — даже при наличности сыновей феодальный принцип нарушался тем, что дочери обеспечивается право на 1/3 или 1/5 лена. Резче проведен был феодальный принцип в отношении сестер, которые при братьях устраняются от наследования (например, в дворянских кругах во Франции — вплоть до самой революции). В больших народных массах, в сельском и городском населении, всюду с изменением аграрных отношений и ростом индивидуализма равенство наследственных прав обоих полов упрочивается уже в средние века; отчасти влияло здесь духовенство, которое сочувствовало развитию наследственных прав Ж., как в силу традиций римского права, так и в интересах церкви, для которой завещания Ж. служили источником богатств. Окончательно равенство наследственных прав обоих полов было достигнуто после полного разложения феодализма; во Франции это было делом революции и Code civil, уничтожившего всякое различие в родах имуществ; в Италии остатки неравенства, созданного обычаями феодальной и буржуазной знати, сметены повсеместно с введением Кодекса 1866 г.; в немецких партикулярных законодательствах (австрийском, прусском, саксонском) равенство строго проведено, и некоторые местные отступления (не везде, например, исчезла даже исключительно женская собственность, Gerade) потеряют силу с изданием Общегерманского гражданского уложения. В Испании и Португалии идеи равенства старого вестготского кодекса одержали верх над феодальными обычаями и муниципальными статутами. В Швеции, в 1890 г., распространена на сельское население равноправность полов, которая столетиями раньше уже достигнута была в городах; то же преобразование совершилось в 1878 г. в Финляндии. В Англии, как остаток феодализма, сохранилось устранение дочерей от наследования в недвижимых («вещных») имуществах, но только при наличности сыновей; за отсутствием последних дочери наследуют, причем делят имущество поровну, а не подчиняются принципу старшинства, в силу которого младшие сыновья вовсе не наследуют. В отношении «личных» имуществ (в Англии так называется движимое имущество и право срочного пользования недвижимостью) оба пола наследуют вместе и поровну. О наследовании жены после мужа — см. Вдова.
В России законы о наследовании Ж. представляют резкий контраст с изложенными выше нормами о ее дееспособности. В памятниках древнего права содержится указание на особый порядок наследования в женском имуществе исключительно лиц женского пола; порядок этот жив до сих пор в нашем обычном праве. Для остального имущества древнейшие постановления содержатся в «Русской Правде»: после бояр и людей, принадлежащих к княжеской дружине, дочери наследуют за отсутствием сыновей; после смерда, умершего без сыновей, все имущество идет к князю; во всяком случае незамужним дочерям дается приданое. Судебники призывают уже вообще дочерей к наследованию при отсутствии сыновей. Развитие поместной системы повело к устранению лиц женского пола от наследования; компенсацией служила обязанность кормить или выдать замуж устраненную родственницу умершего. По мере приближения поместий к вотчинам восстановляется право наследования Ж., но в течение всего XVII в., как общее правило, сыновья совершенно устраняют от наследства дочерей, братья — сестер. Взамен этого указами того же XVII в. (см. Вдова) регулируется право Ж. на получение известной доли имущества «на прожиток». Наследование дочерей при наличности сыновей установлено было указом Анны Иоанновны 1731 г., определившим долю дочери в недвижимом имуществе в половину доли вдовы, т. е. 15/200. Свод Законов 1832 г. своими постановлениями о наследовании Ж. распространил на все классы общества нормы, развившиеся исторически только для служилого сословия. По действующим законам, дочь при сыновьях получает 1/8 в движимом и 1/14 в недвижимом имуществе; но если дочерей так много, что за выделом восьмых и четырнадцатых долей сыновьям пришлось бы меньше, то все имущество делится поровну. В боковых линиях (сестра при брате) Ж. не наследует вовсе. Законы эти не имеют никаких корней в истории городского населения — духовенства, купечества, мещанства; в дворянском сословии они также никогда не пользовались сочувствием, и уже в комиссии, созванной Екатериной II для составления нового Уложения (1767), депутаты от дворянств, как и от городов, указывали на несправедливость законов, ограничивающих права Ж. Известные в практике способы обхода этих законов (выдача дочерям безденежных заемных писем и т. п.), вызываемые отчасти существующим у нас ограничением свободы завещаний (относительно родовых имуществ), свидетельствуют о недовольстве общества законами, которые ставят Ж. в менее выгодное положение в борьбе за существование, хотя для нее эта борьба труднее, чем для мужчины. Отмена этих законов будущим Гражданским уложением составляет единогласное пожелание, между прочим, и практических юристов, отзывы которых собраны в «Замечаниях о недостатках действующих гражданских законов» (СПб., 1891). В нашем обычном праве Ж. обыкновенно не участвует в разделе отцовского имущества, что объясняется особыми условиями хозяйственной жизни нашего крестьянства; но братья обязаны давать сестрам содержание и выдать их замуж, снабдив приданым; таким образом, в обычном праве живут доселе постановления нашего древнего права, рядом с которыми встречаются, впрочем, и другие разнообразные и противоречивые нормы.
Литература. Кроме общих сочинений по истории и теории права (Maine, «Early history of institutions», 1875; Rivier, «Precis du droit de famille romain», 1891; Heusler, «Institutionen etc.»; Schröder, «Rechtsgeschichte etc.»; Glasson, «Histoire du droit de l’Angleterre») — см. специальные сочинения: E. Laboulaye, «Recherches sur la condition civile et politique des femmes» (1843); T. Gide, «Etude sur la constitution privée de la femme» (1885); О. Opt, «Die erbrechtliche Stellung der Weiber in der Zeit der Volksrechte» (1888); Buckstaff, «Married women’s property», в «Annals of the American Academy» (sept., 1893); Оршанский, «Наследственные права русской Ж.» (1877); Ostrogorski, «The Rights of Women» (1893).