Елпатьевский (Сергей Яковлевич) — известный писатель. Род. в 1854 г. в семье дьячка; учился на медиц. факультете Московск. унив. Литературная деятельность Е., начавшаяся в «Нов. Обозрении» 1881 г., была прервана тюремным заключением и ссылкой в Вост. Сибирь. В конце 80-х гг. Е. поселился в Нижн. Новгороде; последние годы живет в Ялте, где много сделал для организации санаториев и бесплатной медицинской помощи неимущим больным. На Пироговском съезде 1905 г. Е. был избран председателем. С средины 1880-х гг. Е. поместил ряд очерков и рассказов в «Сев. Вестн.», «Рус. Мысли», «Вестн. Евр.», а главным образом в «Рус. Богатстве» и «Рус. Ведомостях». Они собраны в отдельно вышедших книгах: «Очерки Сибири» (2 изд., 1893 и 1897), «Очерки и рассказы» (СПб., 1898), а затем вошли в состав изд. товариществом «Знание» 3 томов «Рассказов» Е. (СПб., 1904). Отдельно выходили также небольшие рассказы Е.: «Спирька» (СПб.), «В кухне» (Вятка, 1901), «Савелий» (М., 1901) и др. Наибольший литературный интерес из написанного Е. представляет I том собрания его рассказов, где сосредоточены очерки из сибирской и тюремной жизни. Здесь с лучшей стороны развернулся лирический элемент симпатичного таланта Е. В противоположность другим подневольным туристам — напр. Короленко, на которого Сибирь произвела огромное впечатление своей романтически-дикой величавостью, — на Е. Сибирь навела, главным образом, ужас. В прекрасных сибирских его пейзажах ярко передана жуткая тоска, которую нагоняет сибирское безлюдье, эти тысячи верст без жилья, «огромное и пустое ничто» — сибирская тайга, столь страшная глухим непрерывным шумом и каким-то особенным «угрожающим воем», точно ревет «расходившийся, растревоженный зверь». Впрочем, пожив несколько лет в Сибири, Е. в некоторых своих рассказах («Снегурочка») сумел и вполне объективно отнестись к своеобразному обаянию сибирской тайги для людей, привыкших с детства к ее дикой красоте и свободе. Рядом с ужасами угрюмой сибирской природы, Е. ярко очерчивает ужасы сибирской жизни в тех «якобы городах», где приходится устраивать свою резиденцию подневольным туристам. Вот доктор, который попал в столицу остяцкой тундры — «окаянный город»: человек очень живой и интеллигентный, он кончил тем, что женился на остячке, сам почти превратился в остяка и целый день не выходит из полузабытья, прерываемого только приемами спирта. Рыжов, из талантливого рассказа «Гектор», был юноша полный сил и огня. Он попал в грозную, мерзлую тайгу из далекой стороны, «оттуда, где звенит жаворонок над весенними полями и кричит перепел в спеющей ржи, где так сладко пахнет цветущая яблонь и так страстно поет соловей песнь любви в тихой заросли пруда». Юноша страстно верил в наступление того времени, «когда люди сойдутся на обновленной ниве и запоют светлый гимн любви». Но вой тайги в те бесконечно-длинные полярные ночи, которые он проводил в своей жалкой избушке в обществе единственного друга своего — черного пса Гектора, — радикально изменил его мысли. «Ему становилось все яснее и яснее, что то, во что он верил, обмануло его, и чего он ждал, не приходило». И он «перестал хотеть жить» и «перестал жить». Полна была прежде сил и жажды жить и та супружеская чета, которой посвящен лирический рассказ «Едут». Она совершает длинный и утомительный обратный путь в «Россию» из затерянного на далеком севере тунгусского села, где они схоронили и детей своих, и все настроение молодости. Впечатлительная натура мужа не выдержала испытания, он почти впал в безумие, а надломленная, преждевременно состарившаяся жена преисполнена одного только желания: «отдохнуть бы немного. Забыть… забыть»… Даже в крайне несимпатичных ему «уголовных дворянах» Е. с истинной гуманностью следит за ощущением могильного холода, которым обдает Сибирь всякого, кто не по своей воле туда попадает и должен порвать со всем прошлым. В тюремных наблюдениях своих Е., склонный вообще к сентиментальности, Е. мало замечает те ужасы нравственного падения, которые отметили Мельшин, Дорошевич и др. В его изображении тюрьма очень уже приглажена и добродушна. II-й том рассказов Е. посвящен по преимуществу той эволюции общественной жизни, которую автор застал, когда в конце 80-х гг. вернулся в Россию. Характерно превращение добродушного либерального земца Рукавицына («Миша») в грозного патриота своего отечества, который громит окраины, падение родительского авторитета в деревнях и т. п. Еще более разительная перемена произошла с героем рассказа «Спирька». Когда-то он был просто смышленым, ничем не брезгавшим плутом; теперь он видный и известный представитель российской «промышленности». Прежде он просто драл с живого и мертвого, а теперь он наслышан о том, что государство должно его, Спирькину, деятельность поощрять всячески. Завелся, впрочем, и «Служащий» (рассказ того же названия) совсем нового рода: с сознанием собственного достоинства, с жаждой образования, с общественными запросами. Общественные типы Е., в особенности «Спирька», обратили на себя внимание, но с чисто-художественной стороны они разработаны довольно схематично и слишком сильно отзываются публицистикой. Гораздо художественнее своеобразный, всегда сквозь слезы, юмор некоторых рассказов Е., не претендующих на общественное значение. В ряду их особенно выдается прекрасный рассказ «В кухне», где вперемешку идет психология рысака, пса Тамерлана и глухой, одинокой кухарки Орины, для которой кроме «Тамерлонушки» не осталось ни одной радости в жизни. Весь третий том «Рассказов» Е. посвящен воспоминаниям детства, проведенного в деревне, в духовной и крестьянской среде. Эти воспоминания мало удались автору: пиететное отношение к близким людям явно парализовало свободу бытописателя.
ЭСБЕ/Елпатьевский, Сергей Яковлевич
< ЭСБЕ
← Елпатьевский, Константин Васильевич | Елпатьевский, Сергей Яковлевич | Елпидинский, Яков Семенович → |
Словник: Даба — Зюзник. Источник: доп. т. Ia (1905): Гаагская конференция — Кочубей, с. 732—733 ( скан · индекс ) • Даты российских событий указаны по юлианскому календарю. |