Душевно-больные служат предметом особых законоположений, определяющих: 1) судьбу Д.-больных, впавших в уголовные преступления; 2) юридическое положение Д.-больных в области гражданско-правовых отношений; 3) порядок призрения Д.-б. Под законодательством о Д.-больных (Irrengesetzgebung, lois sur les aliénés) в техническом смысле разумеют обыкновенно лишь законоположения третьей категории.
I. Общее начало об освобождении от наказания лиц, совершивших преступление в припадке душевной болезни, было формулировано лишь в конце прошлого столетия, в эпоху франц. революции. В России в конце прошлого века были отдельные случаи возбуждения вопроса о невменяемости Д.-больных, общий же указ по этому предмету состоялся в 1801 г. По ныне действующему праву не вменяется в вину преступление или проступок, совершенные в состоянии «безумия, сумасшествия или в припадке болезни, приводящем в умоисступление или совершенное беспамятство» (см. Вменяемость, VI, 685), причем судебная практика дает широкую интерпретацию этим указанным в законе состояниям (об ответственности за преступления, совершенные в светлые промежутки, см. Периодическое помешательство). Наше законодательство не допускает частичной или ограниченной вменяемости, имеющей место в тех случаях, когда Д.-больной совершил преступление, не стоящее в непосредственной связи с его галлюцинациями, с его идеями бреда, вообще с его болезнью. Существует мнение, что подобная частичная вменяемость необходима для вырождающихся, некоторых эпилептиков, невропатов, одним словом — для тех, которые стоят близко к помешательству, но болезненное состояние которых не достигло той степени, чтобы признавать их Д.-больными. Хотя это мнение (принятое итальянским законодательством) имеет авторитетных защитников в лице психиатра Ball («De la responsabilité partielle des aliénés», 1886) и философа Tarde («La Philosophie pénale», 1890), но большинством психиатров и криминалистов оно отвергается, на том основании, что единое нераздельное сознание нельзя делить на части здоровую и больную. — О преступлении, совершенном Д.-больным, во всяком случае должно быть начато следствие. Если по следствию окажется, что обвиняемый совершил преступление в умственном расстройстве или обнаружил признаки такого болезненного состояния после совершения преступления, то судебный следователь, удостоверясь в этом как через освидетельствование обвиняемого судебным врачом, так и путем расспросов, представляет все производство по этому делу на дальнейшее распоряжение прокурора, который вместе с своим заключением вносит его на рассмотрение окружного суда. Освидетельствование Д.-больных производится по ст. 355 Уст. Угол. Судопр. в распорядительном заседании «в присутствии окружного суда, чрез врачебного инспектора и двух врачей». Эти врачи, согласно циркулярному указу уголовного департамента сената от 7 июня 1873 г., являются в суд не как сведущие лица, подлежащие свободному выбору суда, а как лица должностные. Судьи должны предложить вопросы врачам и их письменные ответы приобщить к делу, которое идет затем, с мнением прокурора, на разрешение надлежащей инстанции, уполномоченной на признание обвиняемого вменяемым или невменяемым и на прекращение в последнем случае следствия о нем. Подобно тому как следователь «в случае противоречия свидетельства судебного врача с обстоятельствами следствия, или разногласия во мнении врачей, или сомнения в правильности истолкования найденных признаков» имеет право обратиться во врачебное отделение губернского правления, для разрешения сомнения или назначения переосвидетельствования (ст. 345 Уст. Угол. Судопр.), так и суд может обратиться в медицинский совет за тем же самым (указ общего собр. сената 14 марта 1880 г.). В том же порядке, как указано выше, совершается освидетельствование и в том случае, когда обвиняемый обнаружил признаки душевного расстройства после заключения предварительного следствия, но до предания суду, или в промежуток времени между преданием суду и обращением приговора к исполнению. При обсуждении вопроса о состоянии умственных способностей обвиняемого во время судебного следствия приглашенные врачи являются сведущими лицами, на общем основании. Что касается до Д.-больных, совершивших преступление и признанных невменяемыми, то наше законодательство различает «безумных и сумасшедших» от «больных», совершивших преступление «в припадке умоисступления или совершенного беспамятства». В случаях смертоубийства, посягательства на жизнь другого лица или на свою собственную или на поджог, первые обязательно отсылаются для содержания и лечения в дом умалишенных, вторые — лишь тогда, когда их родители, родственники и опекуны или посторонние, желающие взять их на свое попечение, окажутся недостаточно благонадежными. Определения об отдаче в дом умалишенных постановляются окружным судом или судебной палатой, смотря по тому, которое из этих установлений постановило определение о прекращении судебного преследования или приговор об освобождении подсудимого от уголовной ответственности. От этих же установлений зависит и освобождение из дома умалишенных, если Д.-больной выздоровел и в течение 2 лет не обнаруживал признаков возврата болезни; этот 2-летний срок может быть сокращен.
II. Наиболее древними законоположениями о Д.-б. являются те, которые определяют юридическое их положение в области гражданско-правовых отношений. Уже законы двенадцати таблиц отдавали личность и имущество Д.-б. во власть родственников. Первоначально при этом имелось в виду охранение имущественных интересов рода, но впоследствии попечительство над Д.-б. (cura furiosi) устанавливалось в интересах самого больного. В случае отсутствия или неблагонадежности агната попечителя назначал претор (curator honorarius); попечитель, назначенный по завещанию (отца или матери), подлежал утверждению со стороны публичной власти. В настоящее время во всех почти западноевроп. государствах, в губерниях Царства Польского и Остзейских установление опеки над Д.-б. предоставлено суду первой инстанции. По действующему в Царстве Польском Гражд. Улож. 1825 г. лица, находящиеся в постоянном слабоумии, сумасшествии или бешенстве, должны быть признаны состоящими под законным прещением (interdiction), хотя бы у них и проявлялись проблески рассудка. В Остзейских губерниях над лицами, страдающими безумием от рождения или сумашествием, учреждается попечительство, но слабоумные, не лишенные разумения, необходимого для заведывания обыкновенными делами, могут сами управлять и распоряжаться своим имуществом. Состоя под опекой, Д.-б. сохраняет все свои права; его гражданская правоспособность не ограничивается, он утрачивает лишь дееспособность, которая в светлые промежутки, по учению римских юристов, возращается к нему в полном объеме. Современные законодательства склоняются более к отрицанию дееспособности Д.-б. и в светлые промежутки, но встречают противодействие со стороны судебной практики. По прусскому уложению, при существовании опеки нельзя доказывать, что какой-либо акт совершен Д.-б. во время светлого промежутка. Такого прямого запрещения нет в австр. законах; поэтому в Австрии допускается дееспособность подопечного Д.-б., если будет доказано, что в данный момент он находился в состоянии нормальном. По кодексу Наполеона (как и по польск. Гражд. Улож. 1825) все акты, совершенные Д.-б. после наложения на него интердикции, юридически ничтожны; но комментаторы кодекса, а за ними и франц. судебная практика, допускают, что Д.-б., состоящий под интердикцией, может в доказанные светлые промежутки совершать такие акты, которые не могут быть за него исполнены опекуном (вступить в брак, составить завещание, признать незаконного ребенка). В Царстве Польском (как и в других странах, где действует кодекс Наполеона, а также в Пруссии) Д.-б. может быть подвергнут интердикции неполной, касающейся лишь известной сферы отношений: такому лицу не дозволяется без личного содействия назначенного судом советника являться в суд в качестве стороны, совершать мировые сделки, делать займы, получать капиталы, отчуждать недвижимые имения или обеспеченные ипотекой капиталы или же обременять их ипотекой. Доходы с имущества Д.-б. должны быть обращены преимущественно на его лечение; способ пользования (в лечебнице или на частной квартире) опредляется семейным советом. Снятие прошения и признание Д.-б. выздоровевшим зависит от суда.
В основании русского законодательства о юридическом положении Д.-б. лежат два петровских указа, вызванных не заботами об охранении личности и имущества Д.-б., а уклонением многих дворян от службы, под тем предлогом, что они дураки от рождения, ничему научиться не могут. Указом 6 апреля 1722 г. Петр повелел всех «дураков» высылать в Петербург для свидетельства и разбора в сенате, и кто действительно «дурак», за таковым никаких имений не оставлять, жениться не допускать и отдавать в кормление родственникам. Указом 6 дек. 1723 г. определен порядок освидетельствования — тот самый, который господствует поныне. Все это касалось только «дураков», т. е. безумных от рождения, по новейшей терминологии закона. Сумасшедших и Д.-б. в собственном смысле повелено было свидетельствовать лишь в 1815 г., но не в Петербурге, а на месте, после чего помещать их в домы умалишенных. Установившееся таким образом различие между безумными и сумасшедшими исчезло в 1835 г., когда поведено было и безумных свидетельствовать в губернских и портовых городах. По ныне действующим законам (ст. 365—377 т. X. ч. 1 изд. 1887 г. и 336 и сл. т. II ч. 1 изд. 1892 г.) освидетельствование Д.-б. зависит от губернатора, который приступает к этому лишь в следующих случаях: 1) когда поступила просьба о том от семейства Д.-б., опекунов, попечителей или наследников его; 2) когда такой просьбы хотя и не поступало, но по имеющимся у губернатора сведениям учреждение опеки представляется необходимым, ибо больной опасен для общежития и подлежит взятию в лечебное заведение, или же, не имея взрослых родственников, не может сам управлять имением; 3) когда по отношению к лицу, помещенному в лечебницу, губернатор получит сведения, что это совершено из корыстных или иных личных видов. Самое освидетельствование производится через врачебное отделение губернского правления, в особом присутствии, которое составляется из губернатора (или градоначальника), вице-губернатора, председателя окружного суда (место которого может заступить его товарищ или один из членов суда), прокурора или товарища его, одного из живущих в городе почетных мировых судей, управляющего казенной палатой, если свидетельствуются лица, ведомству палаты подлежащие, и, смотря по состоянию свидетельствуемого, губернского и одного или двух уездных предводителей дворянства или председателя с одним или двумя членами, сиротского суда; при освидетельствовании дворян, служащих в военном ведомстве, присутствуют и депутаты с военной стороны. Освидетельствование Д.-больных, которые без опасности для жизни не могут быть перевозимы в губернский город, производится на месте их жительства, через врачебного инспектора и двух медиков, в особом присутствии, которое образуется под председательством предводителя дворянства из местных чинов уезда. Самое освидетельствование заключается в предложении «вопросов, до обыкновенных обстоятельств и домашней жизни относящихся», и в рассмотрении ответов, данных больным. Если свидетельствуемый признан безумным или сумасшедшим, губернское правление представляет все дело на рассмотрение сената, приняв лишь меры к призрению больного и к охранению его имения; только по отношению к крестьянам определения губернских правлений приводятся в исполнение без утверждения сената. В сенате дела о Д.-б. распределяются по губерниям между старыми департаментами. Лишенная единства и устойчивости, практика сената, за немногими исключениями, проникнута чисто формальным отношением к делу. Для признания Д.-больного подлежащим опеке, считается на практике необходимым: 1) чтобы состояние его подходило под одну из принятых законом категорий умственного расстройства и 2) чтобы ответы его при освидетельствовании заключали в себе очевидную несообразность. Испытания Д.-больного в лечебнице и освидетельствования в губернском присутствии обыкновенно повторяются много раз; назначение опеки часто является запоздалым. Признанные сенатом безумными или сумасшедшими поручаются для надзора ближайшим их родственникам или, если последние от этого отказываются, отдаются в дома умалишенных; имущество их отдается в управление их наследникам, на правах опекунов. Имение освобождается из-под опеки лишь тогда, когда Д.-б. в том же порядке признан будет выздоровевшим. Освидетельствование российских подданных, подвергшихся умственному расстройству за границею, производится по законам той страны, в которой они имеют пребывание, но при участии депутата со стороны местной российской миссии или консульства; при отсутствии родственников или близких людей, которые обязались бы иметь попечение о личности и имуществе Д.-б. за границею, оно возлагается на российского консула. Д.-б. не допускаются к свидетельству; брак, заключенный с Д. больным, признается недействительным и расторгается (Д.-болезнь, приключившаяся после заключения брака, у православных не может служить основанием к расторжению брака; у лютеран она является законною причиною для развода, если болезнь продолжалась более года и нет надежды на выздоровление, но требующий развода должен обеспечить содержание другой стороны). От имени Д.-б. запрещается писать и совершать акты; завещания безумных, сумасшедших и умалишенных, когда они составлены ими во время помешательства, недействительны. Наша судебная практика, исходя из того положения, что для составления завещаний и др. актов закон требует здравого рассудка и непринужденного согласия, неизменно придерживается начала, формулированного кассационным решением 1869 г. № 235: «отсутствие формального признания кого-либо страдающим расстройством умственных способностей не лишает права и возможности доказывать, другими способами, что лицо это во время выдачи акта находилось в ненормальном умственном состоянии». Тот же принцип проводится и в западноевроп. судебной практике. В Англии утверждаются завещания людей очевидно ненормальных, если распоряжения их основаны на здравых мотивах, а с другой стороны объявляются ничтожными акты, составленные под влиянием какой-нибудь ложной идеи или по внушению посторонних, хотя бы человек вовсе не страдал умственным расстройством в обычном смысле этого слова.
III. До новейшего времени заботы государства о Д.-б. ограничивались стремлением оградить общественную безопасность от их посягательств и определением юридического их положения. Лишь недавно, когда дома умалишенных из мест заключения превратились в заведения лечебные, Д.-больные сами по себе сделались предметом призрения и защиты. Все цивилизованные государства принимают на себя устройство специальных заведений для призрения и лечения Д.-больных или возлагают соответствующие обязанности на провинции, земства и города. Наряду с этими общественными заведениями, а также благотворительными, существуют частные лечебницы для Д.-больных из достаточных классов. Государство подчиняет подобные частные лечебницы особому надзору ввиду возможности злоупотреблений (заключение здорового под видом Д.-больного). В России Д.-больные издревле призревались в монастырях. В 1725 г. повелено было отсылать «беснующихся в св. синод, для распределения по монастырям»; но вскоре мера эта была оставлена. В 1762 г. состоялся указ о постройке для безумных «нарочного дома». В том же году было постановлено построить долгауз (Tollhaus) в Новгородской губернии, а академику Шлецеру поручено было осмотреть долгаузы за границей. В 1779 г. полицейское ведомство в С.-Петербурге, озабоченное большим скоплением в столице Д.-больных, учредило здесь дом умалишенных. Более или менее прочную организацию призрение Д.-б. в России получило с учреждением в 1775 г. приказов общественного призрения, на которые было возложено устройство в губерниях домов для умалишенных; данная им при этом инструкция до сих пор служит основой нашего законодательства о Д.-б. (ст. 260—266 Уст. обществ. призрения. Св. Зак. т. XIII изд. 1892 г.). К началу текущего столетия приказы имели заведения в 13 губернских городах; в 1852 г. в ведомстве приказов состояло 50 домов для умалишенных с 2554 кроватями. В 1859 г. предположено было построить в 8 городах «окружные дома умалишенных», но подобная лечебница открыта была лишь в Казани в 1869 г. С введением земских учреждений и Городового Положения 1870 г. призрение и лечение Д.-б. возложено на обязанность земств и городов. В первое время земства очень мало успели сделать в этой области, главным образом по недостаточности средств и отсутствию подготовленных врачей. В 1879 г. циркуляр мин. внутр. дел констатировал, что дома умалишенных до того неустроены, что «представляют скорее места для заключения, чем заведения для призрения»; в видах улучшения дела земствам предложено пособие от правительства в размере 50% суммы, употребляемой ими на улучшение старых и на постройку новых домов для умалишенных. После этого некоторые земства (тверское, полтавское, рязанское) достигли значительных успехов; но в общем число заведений для Д.-б. все еще недостаточно. Специально-городские заведения для Д.-б. существуют лишь в обеих столицах, Риге и Одессе. В Иркутске больница для Д.-б. устроена на частные средства. В последнее время военное ведомство открыло отделения для Д.-больных при военных госпиталях в Петербурге, Москве, Варшаве и Киеве. В Польше еще в средние века уходу за Д. больными посвятили себя монахи ордена св. Иоанна Божьего, или бонифратры; в 1650 г. они открыли больницу в Люблине, в 1732 г. в Варшаве больницу для Д.-больных женщин, вскоре затем, также в Варшаве, больницу для Д.-больных мужчин; все эти больницы существуют поныне. Первая в России частная лечебница для Д.-больных устроена была в Москве в 1830 г. д-ром Герцом (с субсидией от города); в 1847 г. открыта была частная лечебница в Петербурге д-ром Лейдесдорфом. Ныне в Петербурге существуют три частные лечебницы для Д.-больных (в том числе одно врачебно-воспитательное заведение для идиотов и отсталых детей), в Москве 5, в Одессе 2 и по одной в Варшаве, Харькове и Киеве.
Наряду с призрением в «закрытых заведениях для умалишенных» существует еще «свободное призрение», представляющее две главные формы: колонии для Д.-больных и семейное призрение. В колонии Д.-больные под известным надзором предаются сельскохозяйственным работам, благодетельно отражающимся на их здоровье. Семейное призрение, т. е. помещение одного или нескольких Д.-больных в частное семейство, возникло в с. Геель (Gheel) в Бельгии, близ Антверпена. Это большое местечко с 10000 жит. Поселяне здесь издавна принимали для призрения в своих семействах Д.-больных, искавших исцеления в местной часовне св. Димфны, и в течение столетий приобрели известный навык в обращении с Д.-больными. В середине текущего столетия значение Гееля, названного раем Д.-больных, было преувеличиваемо; но все же он служит бесспорным доказательством возможности семейного призрения, представляющего значительные финансовые выгоды. По образцу Гееля в новейшее время учреждены и др. «деревни для помешанных», напр. Льернё (Lierneux, в Бельгии), для которой, как и для Гееля, изданы особые законоположения. В Шотландии таким способом призревалось 2270 чел.
Особую группу Д.-б. образуют Д.-больные преступники. Во многих странах для них устраиваются специальные заведения, но они преимущественно назначаются для Д.-б., совершивших преступление в состоянии болезни (а не для заболевших уже после судебного приговора). Таковы Бродмур (Broadmoor) в Англии, заведения в Дундруме (Ирландия), Монтелупо (близ Флоренции), Аубурне (в штате Нью-Йорк). Затем имеются специальные отделения или при общих заведениях для Д.-б. (Бисетр в Париже, больница св. Николая Чудотворца в СПб.), или же при тюрьмах. В России, по официальным данным за 1891 г., Д.-больных преступников было 1221 (967 мжч. и 254 жнщ.).
Из законодательств о Д.-больных отдельных стран наиболее детальной разработкой отличается английское. Для общего заведования делом призрения Д.-больных существует центральное бюро комиссаров (Commissioners in Lunacy), подчиненное лорду-канцлеру; в состав бюро входят три врача и три юриста. Частные лечебницы нуждаются в особом разрешении бюро комиссаров, которое должно быть возобновляемо каждые 13 месяцев; в 1889 г. постановлено было, что новые частные лечебницы не могут быть открываемы, а существующие не могут быть передаваемы в другие руки. Семейство, принявшее для призрения только одного Д.-б., хотя и не нуждается для этого в особом разрешении, но в отношении надзора подчиняется тем же правилам, как и частные лечебницы. Надзор за заведениями для Д.-б. осуществляется еще местными committees of visitors. Д.-больной может быть помещен в какое-либо заведение против его воли лишь с разрешения судебной власти. Д.-больной может быть взят из заведения тем, кто поместил его; но если директор заведения находит это опасным для общественного спокойствия, то дело решается комиссарами. Всякое лицо, хотя бы и постороннее Д.-больному, может возбудить вопрос об освобождении его из заведения. Аналогичные положения проводят и законодательства большинства западноевропейских государств; но особое центральное учреждение в роде английского существует только в Голландии, где во главе дела в 1884 г. поставлены 2 врачебных инспектора. Во Франции главным органом надзора является префект. В Германии призрение Д.-больных законом предоставлено имперской власти, но на практике оно остается делом отдельных государств. В Австрии и Италии нет общего законодательства о Д.-больных. В Соединенных Штатах и в Австралии призрение Д.-больных стоит на таком же высоком уровне, как и в Зап. Европе; почти повсюду развита организация призрения и существуют особые комиссии для надзора, облеченные иногда весьма обширными полномочиями. В России законодательства о Д.-больных почти не существует. Высший надзор за призрением Д. больных принадлежит министру внутр. дел и губернаторам. Разрешение на открытие частных лечебниц дается министром внутренних дел по представлению медицинского департамента после утверждения устава медицинским советом; они находятся под ближайшим контролем врачебного инспектора и губернатора. О каждом вновь принятом Д.-больном содержатели частных лечебниц обязаны немедленно уведомить врачебного инспектора, который докладывает о том губернатору. Других правил, определяющих быт этих лечебниц нет, тогда как в западноевропейских законодательствах они весьма тщательно разработаны (особенно по вопросу о принятии мер принуждения). Указами 15 июля 1875 г. и 16 мая 1889 г. сенат признал, что общественные заведения для Д.-больных не имеют права отказывать в призрении больным, в нем нуждающимся, и что постановления земских собраний об установлении комплекта в больницах для Д.-больных представляются неправильными, равно как отсылка спокойных Д.-больных на попечение их сельских обществ, ибо призрение Д.-больных лежит исключительно на обязанности земств и городов. Чиновники, впавшие в душевную болезнь, в течение года не увольняются от должностей и производство им жалованья продолжается, причем начальство обязано заботиться о помещении их в надлежащее заведение. Если болезнь сделалась неизлечимой и притом столь тяжкой, что лишает больного возможности обходиться без постоянного постороннего ухода, то при отставке им назначается в пенсию: прослужившим от 5 до 10 лет — 1/3 оклада, от 10 до 20 лет — 2/3 оклада, а прослужившим 20 и более лет — полный оклад.
Обширная литература приведена у Reuss, «Rechtsschutz der Geisteskranken» (1888). См. еще Tucker, «Lunacy in many lands» (Сидней 1887); Tuke, «History of the Insane in the British Isles» (1882), Laehr, «Heil und Pflegeanstalten für Psychisch-Kranke des deutschen Sprachgebietes» (1891), Слонимский, «Умственное расстройство, его значение в праве гражданском и уголовном» (1879); его же, «Законодательство о Д. больных» («Вестник психиатрии и невропатологии», 1883 г. т. I); «Труды первого съезда отечественных психиатров 1887 г.».