Гражданское право — так называется отдел права, нормы которого определяют положение и регулируют отношения отдельных лиц как членов общества в их так наз. "частной жизни", т. е. их положение и отношения личные, семейные и имущественно-хозяйственные. Оно распространяется и на отношения различных общественных союзов и учреждений с государством во главе, но лишь постольку, поскольку эти отношения отливаются в форму частного хозяйства (см. Юридические лица). Согласно с областью применения норм Г. права, юристы называют его также "частным правом". Это последнее название теперь гораздо более употребительно ввиду неопределенности смысла первого [Оба названия — римского происхождения. Под jus civile римляне разумели или все свое право в его противоположности праву других государств, или ту часть его, которая, будучи выработана творческой деятельностью юристов, не основывалась прямо ни на законах, ни на преторском эдикте и, не имея специального имени, называлась общим. А так как эта часть права в сохранившихся фрагментах Дигест сделалась со времен глоссаторов главным предметом изучения и легла в основу зап. Г. права, то за этим последним удержалось и римское название. — Название Г. права частным употреблено было римским юристом Ульпианом для отличия его от права публичного.]
Область Г. права. Приведенное определение Г. права далеко не точно указывает на объем его норм, так как область частных отношений членов общества очень обширна, чрезвычайно разнообразна и не во всем своем объеме поддается юридической квалификации вообще и нормам Г. права в частности. Отсюда целый ряд попыток определить точнее юридический состав вышеупомянутых отношений для целей практики и науки. Одна из них, определяя круг личных потребностей в том minimum'е, который необходим для поддержания существования личности, ограничивает сферу Г. права защитой этого minimum'а, предоставляя публичному праву всю остальную область потребностей. Представители этого мнения опираются на определение Ульпиана: "publicum jus est, quod ad statum rei Romanae spectat, privatum quod ad singulorum utilitatem; sunt enim quaedam publice utilia, quaedam privatim". K minimum'y потребностей они относят: потребность в подчинении внешнего несвободного мира "вещей" (см.), необходимого для поддержания физического существования личности (отсюда собственность и так назыв. "вещные" формы обладания); потребность в сношениях c другими лицами для добывания этих вещей и обмен как ими, так и взаимными услугами (отсюда обязательства и договоры); потребность в обеспечении естественного продолжения личности в семье и роде (отсюда брак и семья); потребность в защите личности во время ее малолетства, в случае отсутствия родителей или тяжких болезней, препятствующих самостоятельной заботе личности о своих интересах (отсюда опека); наконец, потребность в заботах об имуществе личности на случай ее смерти (отсюда наследственное право). Круг означенных "прав личности" и считают постоянной областью Г. права. Соответствуя обыденному представлению об области Г. права, эта точка зрения не выдерживает критики ее противников, которые указывают на то, что она лишь внешним образом очерчивает круг гражданско-правовых отношений, не останавливаясь на точках соприкосновения их со сферами отношений нравственных, бытовых, религиозных. В действительности многие из перечисленных отношений перешли из области Г. права в сферу права публичного или нравов; это — большая часть отношений семейных и опека (см. Власть в сфере Г. права). Согласно с этим некоторые из юристов оставляют в сфере Г. права лишь одни имущественные отношения (Унгер, Зом, Мейер, Умов, Кавелин). Внося такую поправку, они не замечают, во-1-х, что и область имущественных отношений далеко не в целом составе принадлежит к области Г. права, так как значительная их доля регулируется публичным правом, а во-2-х, и того, что в действительности в сфере Г. права все-таки остается ряд отношений, не укладывающихся в понятие имущественных (главным образом — так наз. неимущественные интересы, см.). Чтобы быть последовательным, Кавелин отнес в сферу Г. права все имущественные отношения из области права публичного. Другие юристы (напр., Умов) поступают таким образом только с теми имущественными отношениями, которые подлежат специфическому способу защиты Г. правовых отношений — Г. иску в его современной форме, не идущей дальше имущественного взыскания, т. е. возвращения требуемой вещи или возмещения ущербов, причиненных правонарушением. Но если признать характерным признаком Г. права способ его защиты, что совершенно правильно (см. Право), то нет уже надобности поддерживать имущественный характер отношений, входящих в его сферу; достаточно сказать, что область Г. права есть область частных отношений, защищаемых Г. иском. Это определение и находит себе теперь полное признание (Иеринг, Тон, Дернбург, Дювернуа, Муромцев). Им не исключаются ни семейные отношения, ни неимущественные, не определяется и самый характер иска, также изменчивый — и в то же время Г.-правовые отношения отделяются от публичных, так как последние Г. иском не защищаются. Последняя точка зрения имеет, однако, свой недостаток. Она конкретно не определяет области Г. права и оставляет открытым вопрос: какие же именно отношения защищаются Г. иском? Но ответа на этот вопрос и не может быть дано в общей формуле, так как с исторической точки зрения область Г. права — величина постоянно изменяющаяся и потому подлежащая для каждого момента развития специальному определению. А это уже задача норм Г. права, суда и науки.
Нормы Г. права и его наука. О характере этих норм мнения юристов также весьма различны. Одни, выходя из определения Г. права как права частных лиц и частных отношений, приписывают частным лицам и главную творческую роль в организации их отношений, т. е. в установлении их форм и содержания. Область гражданского права, говорят, есть "область индивидуальной свободы", "область господства частной воли" в установленных государством пределах. Это не значит, однако, чтобы с точки зрения представителей этого взгляда сфера Г. права была сферой произвола. Частная воля (см. Воля в сфере Г. права), как воля правовая, имеет свои законы и свой объем, определяемые "психологически необходимым" порядком отношений личности к окружающему ее внешнему миру. Нормы Г. права имеют задачей только вскрывать эти законы и этот порядок, а не творить его. Задача законодательства — "выяснять" и "додумывать" частную волю, не больше. Нормы Г. права определяются между прочим из наблюдения общего порядка отношений частных лиц, как он установляется в обычае (см.). Так как, однако, обычно-правовые нормы не констатируются участниками частного или Г. оборота в общей и точной форме, то обычай и не считается сам по себе надежной опорой права. Для его выяснения необходима еще специальная деятельность науки Г. права, которая, исследуя законы индивидуальной человеческой воли в их существе и в их конкретном проявлении в истории, и служит высшим творцом норм Г. права. Такой состав норм и характер научной деятельности и существовал там, где Г. право достигло наибольшего процветания и высшей степени совершенства — в Риме. Не все римские нормы годны для нас, но поскольку римское право — "общечеловеческое право общечеловеческих отношений", постольку оно и теперь служит основанием Г. права. Во всяком случае метод римских юристов — единственно правильный путь в разработке Г. права. Деятельность законодателей, суда и юристов должна быть подчинена этому методу, получившему название "юридической конструкции" (см.).
В науке эта точка зрения имела недавно господствующее значение, так как ее держались представители так наз. "исторической школы" правоведения (Савиньи, Пухта, Виндшейд и др.; см. эти имена и Историческая школа права). Ее влияние сильно и теперь, хотя ее основы совершенно поколеблены. Главная из них — резкое отделение сферы частно-правовых отношений от публичных и ограничение области государственного воздействия на первых. Небольшого числа исторических указаний достаточно для того, чтобы показать тесную взаимную связь частных и публичных отношений. На первых ступенях как Римской, так и западноевропейской истории личность меньше всего стеснена государством; здесь целиком "господство субъективной воли". Но здесь нет и признака проявлений "правовой воли", т. е. воли, выражающей уважение к чужой личности и имуществу; наоборот, здесь царство "самоуправства" и силы, символами которой являются рука или кулак (manus у римлян, Munt у германцев) и оружие (hasta y римлян, fustuca у германцев; см. Власть в сфере Г. права и Германское право). Рост государства есть вместе с тем и рост правовой воли. Государство медленно подчиняет праву частную волю, и не всегда успешно; долгое время и само оно носит поэтому частноправовой характер (см. Феодализм). В долгом процессе развития, однако, ясно замечается ограничение частной власти и воли. Этот процесс завершается теперь по отношению к личности, выведенной государством почти совсем из-под частноправового господства: без вмешательства государства частная власть привела бы личность к порабощению, иначе говоря - к бесправию. Тот же процесс легко намечается и по отношению к власти над имуществом. Последнее, находясь постоянно в частном владении и в этом смысле составляя постоянный объект Г. права, в действительности никогда не стояло, по крайней мере в своей главной части — недвижимостях, вне наблюдения и организации со стороны государства или публичной власти. Общинный порядок владения как исходный пункт развития собственности (см. Общинное землевладение); феодальная организация общества, основанная на службе за землю; регламентация Г. оборота в эпоху так называемого полицейского государства — таковы исторические выражения "государственного вмешательства" (см.) в эту сферу. Свобода современной собственности также не исключает этого вмешательства: наоборот, эта свобода стоит в тесной связи с политикой современного государства по отношению к "вещным правам" вообще (точное определение их форм, запрещение двойственности собственности, вытеснение всех вечных и наследственных зависимых владений, аренд, повинностей и т. п.). О государственном вмешательстве в юридическую организацию брака, семьи и наследования нечего и упоминать; значительная роль публичного элемента в этой сфере признана самими представителями исторической школы. Итак, юридически формы отношений частных лиц — не столько продукт их деятельности, сколько организующего вмешательства государства. Влияние государства в сфере частных отношений идет и гораздо дальше, проникая в сферу Г. оборота. Хотя творческим фактором последнего и является частная воля, так как распоряжение имуществом и вступление в соглашения с другими лицами — дело частного усмотрения и интереса, — тем не менее в общей деятельности членов гражданского общества господствующим началом является не эта воля, а те направления, которые складываются под влиянием интересов господствующего большинства. Они сталкиваются с проявлениями воли частных лиц, к нему не принадлежащих. Здесь начинается примиряющая деятельность государства или, в случае недостатка установленных им норм, его представителя — суда, который при этом обязывается уже не вскрывать частную волю, а прямо создавать нормы. Таким образом и в главной сфере частной воли и обычая — иначе говоря, в области распределения частных правомочий — выступает на первый план элемент государственного, законодательного или судебного усмотрения.
Эти положения, выставленные против исторической школы главным образом Иерингом, колеблют, как уже сказано, ее главные выводы, касающиеся норм Г. права и задач его науки, и приводят к иным положениям, которые теперь и являются знаменем новой школы. Согласно с организующей ролью государства, творческим фактором в создании норм Г. права эта школа признает закон как руководитель частной воли, а не только ее выразитель. Отсюда и "конструкция" юридических отношений стоит столько же под воздействием логического начала, сколько и соображений целесообразности, законодательной и судебной. Значительная свобода судьи в Г. процессе вместе с господством принципиально направляющего его закона — таков основной лозунг школы Иеринга. Вместе с этим господство обычая как источника права сводится к minimum'y — и, разумеется, существенно изменяются задачи науки Г. права. Метод римских юристов и юридическая конструкция, основанная исключительно на логическом начале, уступают место наблюдению живого исторического процесса развития права и государства в связи с ходом народного хозяйства и общей культуры, а также изучению современных реальных потребностей быта, как задачам чистой науки, — а выработка и подготовка этим путем законодательных работ и указаний судьям ставится задачей "прикладной" науки. В результате романистическое изучение гражд. права, бывшее главным двигателем исторической школы и приводившее иногда к внедрению в современную жизнь мертвых норм, заменяется постепенно сравнительно-историческим и социологическим изучением права (см. Сравнительный метод в юриспруденции и Социология).
Последнее воззрение начинает приобретать все большее и большее количество сторонников даже в Германии, где родилась "историческая школа" и где поэтому особенно сильно ее влияние. Чистых представителей ее теперь, за смертью Виндшейда, осталось чрезвычайно мало (см. Кунце). Большинство в лице более видных своих представителей (см. Дернбург) останавливается на компромиссах. В других странах благодаря или живой роли законодательства (Франция), или специальным условиям развития права (Англия) идеи исторической школы никогда и не имели преобладающего значения. Успехи нового направления здесь поэтому гораздо заметнее и стоят в прямой связи с самостоятельным развитием науки. О России см. ниже.
Современное состояние Г. права и его теории, насколько последняя выражается в решении частных вопросов, как на Западе Eвропы, так и в России не соответствует учению представителей исторической школы о взаимном отношении источников права, основных юридических формах частных отношений и способе распределения правомочий частных лиц в связи с этими формами.
А. Современное Г. право Запада [В дальнейшем изложении речь идет по преимуществу о двух типических образцах зап. права: французском и немецком.] создалось и продолжает формироваться под направляющим влиянием законодательства не только там, где оно вылилось в прочные формы еще под влиянием идей школы естественного права, против которой по преимуществу и были направлены учения исторической школы (Франция — см. Наполеонов кодекс, Пруссия — см. Прусское Г. уложение), но и там, где идеи последней получили полное господство (см. Саксонское Г. уложение и Общегерманское Г. уложение, существующее пока в виде проекта). То, чего не делает законодательство, восполняет судебная практика. Роль обычая как источника права во всех названных Г. законах сведена к minimum'y, почти исключена. Составители проекта общегерманского уложения, выражая современный, новейший взгляд законодателей, резко подчеркивают необходимость такого именно отношения источников права между собою. Обычай и ими отвергнут как источник права, несмотря на сильные голоса, стоявшие за его сохранение (мнение 5-го съезда нем. юристов). Ими же не только отчетливо выражено, но и проведено в проекте требование известной свободы судьи в квалификации юридических отношений и творческой роли как судебной практики, так и науки. Что касается юридических форм частных отношений, то они, несомненно, соответствуют как абстрактной схеме представителей исторической школы, так и ее основе — римскому праву: свобода личности, собственности и договора (обязательств), семья и определенный порядок наследования. Субъектом права, по учению исторической школы, является всякий человек независимо от положения политического, сословного, религии, национальности и т. д. Законодательства отрицают всякие ограничения правоспособности, связанные с упомянутыми сейчас моментами; в некоторых из них существуют лишь кое-какие ограничения прав иностранцев (см.). Собственность определяется как "полное и исключительное господство над вещью" в установленных объективным порядком пределах и является основным и типическим институтом всего вещного права. Рядом с ней существуют лишь формы владения, вытекающие из ограничений собственности, но таких, которые не вредят свободе собственника и не связывают воли последующих собственников. Двойственность права на вещь, имевшая место в средние века (dominium utile, directum), и всякие вечные или наследственные владения по принципу исключаются современным правом и если кое-где и терпятся им, то лишь в качестве исторических остатков, подлежащих уничтожению путем выкупа. Виды ограничивающих собственность вещных прав точно установляются законом. Свобода личности и собственности является господствующим началом в области обязательственного и наследственного права. Соглашение личностей, выражающее их свободную волю (договор), решает вопрос о передаче имущества или услуг одной из них взамен имущества или услуг другой. Отсюда возникает обязательство, подлежащее безусловному исполнению. Роль, которую играет в обязательстве свободный договор как выражение частной воли, в области наследственного права принадлежит завещанию, исключающему, раз оно существует, законный порядок наследования и определяющему судьбу имущества по воле владельца — завещателя. Законный порядок наследования покоится на кровном родстве (см.), хотя юридическое значение "родственного союза" (см.) в остальных Г. правовых отношениях ограничено до последней степени (существуют лишь некоторые взаимные обязанности родственников алиментарного свойства), что вполне соответствует характеру современной западноевропейской семьи, представляющей собою замкнутый и тесный союз небольшого круга близких лиц: мужа и отца, жены и матери с их детьми. Дальнейший круг родственных отношений стоит вне семейного права.
Сходство этой схемы с тою, которую по примеру Рима установляла историческая школа, ничуть не говорит о ее замкнутости и независимости от публичного права. Настоящее свое положение личность заняла лишь вместе с преобразованием современного западноевропейского государства. Раньше целые классы лиц были исключены из полного обладания Г. правами; последние ограничения национального и религиозного характера исчезли только в самое последнее время. Признание объективного и государственного элемента в организации собственности выражается уже в самом его определении: "господство в установленных законом пределах". Эти пределы, несомненно, широки, так как принципиальным воззрением законодательства является убеждение, что "свободная и необремененная собственность есть высшее благо, а сильно обремененная — зло"; но и ограничения довольно значительны и во всяком случае гораздо шире римских. Они установляются не по какому-нибудь отвлеченному юридическому принципу, выводимому из понятия личности или собственности, а исключительно по соображениям целесообразности. "Римское право, — говорит Дернбург, — склонно было придавать преобладающее значение потребностям собственника; в современном праве, наоборот, выступают социальные моменты". К этим ограничениям относятся так называемые соседские права и полицейские ограничения, или так называемые "легальные сервитуты" (см.), идущие иногда до полного отчуждения собственности (см. Экспроприация). Требования государственного вмешательства в эту область не только не уменьшаются, но растут постоянно. Объективный элемент в обязательстве выражается в запрещении такого подчинения воли одного лица воле другого, которое простиралось бы до лишения свободы. Еще нагляднее сила "социальных и государственных моментов" в обязательстве проявляется в договорах рабочих с предпринимателями. Что касается семьи и связанной с семейным правом опеки, то, по современному воззрению, она и не входит более, в значительной своей части, в область Г. права (см. Семейное право); индивидуальное господство и власть личности заменены здесь публичной обязанностью (см. Власть в области Г. права). В законодательстве о незаконнорожденных юридические отношения устанавливаются не в силу естественного семейного начала, а по социальным моментам. Наследственное право, наконец, еще больше, чем другие отделы, проникнуто теми же моментами. Сюда относятся: ограничения свободы завещания обязательною долей, существующие во всех законодательствах; повышенные налоги на наследства, идущие помимо ближайших родственников, — налоги, обращающиеся почти в долю участия государства в собственности умершего лица на правах наследника, а не в качестве представителя потребностей государственного хозяйства; наконец, зависящее исключительно от воли государства установление круга законных наследников (см. Наследственное право).
Что касается влияния законодательства и суда в области распределения отдельных правомочий, вытекающих из основных форм частных отношений, то здесь следует отметить: во-1-х, те, которые изменяют отношение вещного и обязательственного права, уничтожая принципиальное различие между ними, установленное в римской теории: ограничения виндикации (см.), допущение возможности приобретения собственности через договор (франц. право и новый проект германского уложения), передача обязательств; во-2-х, те, которые вытекают из ряда неизвестных или мало развитых в Риме форм: одностороннее обещание (см.) как способ установления обязательств, договоры в пользу третьих лиц (см.), бумаги на предъявителя (см.), ряд абстрактных обязательств (см. Обязательство), правомочия, вытекающие из современной организации ипотеки (см.), и т. д. Сюда относится и образование новых форм обладания имуществом благодаря развитию корпораций, товариществ и компаний, кот. не укладываются уже в римские формы "юридического лица" или "товарищества" (см.). Индивидуальная собственность совершенно преобразовывается здесь в общую, изменяя и строй связанных с ней правомочий.
Б. Русское Г. право еще менее, чем западноевропейское, может быть понято как цельная и замкнутая система норм, вылившаяся из естественных законов частной воли. Благодаря почти полному отсутствию влияния римского права и романистической теории юридические формы русского права, не прикрытые этой теорией, наглядно показывают распределение создавших его факторов. Среди них первое место, как и на Западе, занимает законодательство, под непосредственным влиянием которого русское право, начиная с конца XVII в., развивается почти исключительно. Действующий русский кодекс, по крайней мере по идее законодателя, должен был служить лишь сводом законов (см. Гражданские законы). Составители "Свода Законов" не последовали совету Екатерины "воздержаться от узаконений, с народным умствованием невместных". Наоборот, ими создан был целый ряд новых норм, действующих и теперь (напр., раздельность имуществ супругов). Рядом с этим положительным влиянием закона стоит отрицательное: огромные недостатки закона сильно отражаются и на состоянии права. Пробелы закона много восполняет судебная практика своими "толкованиями закона", и здесь опять следует отметить важную творческую роль этого фактора, создавшего, между прочим, значительную часть нашего обязательственного права (см.), чрезвычайно бедного постановлениями в кодексе. Тем не менее этот фактор, лишенный почти опоры в науке и не имеющий принципиального направления в законодательстве, вносит немало колебаний в устои русской гражданско-правовой жизни. Роль обычая в русском Г. праве очень ограничена, хотя и больше западноевропейской. Он имеет действие, кроме мировых и общих судов (ст. 130 и 9 Уст. гражд. суд.), главным образом в судах волостных (см.).
В области установления юридических форм частных отношений политические влияния также отражаются в России более заметным, чем на 3ападе, образом. И у нас принято положение, что субъектом права является всякий человек. Но, во-1-х, в основе этой свободы для огромной массы населения лежит принудительный законодательный акт 19 февр. 1861 г., а во-2-х, в русском праве остались, а отчасти и усиливаются теперь ограничения правоспособности, связанные с национальностью (евреи и поляки), сословием (напр., новые правила о найме на сельские работы), религией (раскольники) и т. д. Остается и общее влияние сословного начала в некоторых отдельных частях права (опека, усыновление). Собственность — господствующий тип отношений, она имеет меньше ограничений соседских и сервитутных (отделы права, касающиеся последних, не развиты), чем на Западе. Исчезают зависимые формы владения, существовавшие в некоторых местностях (чиншевое право); другие исторические формы (общинное землевладение) поддерживаются специальными законами. Рядом с этим существует деление имуществ на родовые и благоприобретенные — остаток старых политических влияний, и не определена точно система вещных прав — недостаток новых политических влияний. — Обязательственное право мало развито в законах, хотя два основных его начала — сила частной воли (см. Воля в сфере Г. права) и право надзора со стороны суда за соответствием обязательств общему порядку отношений (ст. 1536) — установлены. Существует много колебаний в практике при установлении форм новой жизни, неизвестных закону (договоры в пользу третьих лиц, бумаги на предъявителя и т. п.). Семья сохраняет основы, пережитые Западом: неограниченность власти мужа и отца (см. Власть) и церковную форму брака (см.). Несколько новых законов указывают на движение в этой сфере (гражданский брак раскольников, новые законы об узаконении и усыновлении), но ограничение дальнейшего хода реформ стоит в связи с политическим фактором — отношениями церкви и государства. Наследственное право, наконец, у нас, как и на Западе, стоит в связи с родовым союзом и собственностью. Ограничений завещаний у нас почти нет, что обусловливается делением имуществ на родовые и благоприобретенные, а не принципиальным началом свободы частной воли. В области наследования по закону сохраняется ряд остатков старого политического положения личности по отношению к имуществам и государству (несправедливое неравенство сыновей и дочерей, наследование супругов в имуществе тестя и свекра).
В распределении правомочий отдельных лиц русское Г. право отличается большими недостатками. Законодательные постановления неясны, а логические начала оказываются бессильными вывести судебную практику на настоящую дорогу. Отношения договора и передачи в приобретении собственности до сих пор спорны, отношение купчей и ввода во владение только недавно установлено практикой, но только благодаря влиянию закона — Судебных Уставов; положение движимостей в обороте вызывает множество сомнений. Отношение вещного и обязательственного права не определено ясно ни в законе, ни в практике. Столько же колебаний — в распределении прав и обязанностей, возникающих из отдельных договоров. Все эти недостатки русского Г. права ясно сознаны, и пересмотр законов совершается (см. Г. законы); но в русской жизни далеко еще не выяснены основные взгляды на ход и принципы работы.
Кроме политических, общественных и культурных условий, в этом обстоятельстве отражается и то, что наука русского Г. права представляется мало развитой и недостаточно разработанной применительно к потребностям русской жизни. В своем историческом развитии она стоит в связи с зап. течениями, которые в силу практического направления самой науки обусловливались ходом западной жизни и часто не соответствовали нашим запросам. С другой стороны, она имеет и слишком непродолжительную историю. До конца 80-х гг. истекающего столетия ее влияние на русскую юридическую мысль было почти совершенно незаметно по слабому развитию и отвлеченности направления (естественное право). О серьезном ее развитии можно говорить лишь с этого времени. По инициативе Сперанского, озабоченного подготовлением учителей юриспруденции и желанием "снабдить каждый университет двумя или хотя одним русским проф. прав, приготовленным исключительно для сей части", были посланы за границу Неволин, Редкин, Калмыков, Куницын и Н. Крылов, которые и должны считаться действительными творцами русской науки гражданского права. Особенно важно значение Неволина, Редкина и Крылова, хотя последний почти не оставил печатных работ. Ученики всех этих лиц и являются по преимуществу главными деятелями в области науки русского Г. права. Сильно заметно в ней влияние нем. исторической школы и римского права, под которым воспитались и названные лица; но по отношению к большинству русских ученых этого направления следует отметить отсутствие увлечения крайностями этой школы (Мейер, Малышев, Победоносцев, Умов, Нерсесов). Более решительными сторонниками этих крайностей являются романисты-догматики (Дювернуа, Азаревич) и лишь отдельные цивилисты (Пахман). Новое направление зап.-европейской юриспруденции, выводящее ее на широкую дорогу изучения жизни и истории вместо римских формул, представлено, главным образом, учениками Н. Крылова и больше всего обязано своим распространением в России Муромцеву. К этому последнему направлению принадлежат и представители изучения русского обычного права (см.). Несмотря на определенность научных течений, наши цивилисты не дали еще руководящих трудов по многим отдельным областям и вопросам русского Г. права, которые ждут еще своей разработки, оставаясь на одном только попечении практики — а практика бессильна дать идеалы и общие принципы без всестороннего теоретического изучения жизни.
Литература. Общих трудов по современному Г. праву нет, так как общая теория его излагается в римских "Пандектах"; существуют лишь общие труды по праву отдельных стран. Главнейшие из них: Unger, "System des österreichisch. Privatrechts"; Dernburg, "Lehrbuch des preuss. Privatrechts"; Aubry et Rau, "Cours de droit civ. franç."; Laurent, "Principes de droit civil" (33 т.) и "Cours élémentaire de droit civil". Для ознакомления с положением всего современного Г. права Запада и с законодательной политикой по отношению к нему: "Motive zu dem Entwurfe des bürgerl. Gesetzbuches für das Deutsche Reich" (Б., 1888); Gierke, "Die sociale Aufgabe des Privatrechts"; A. Menger, "Das bürgerliche Recht und die besitzlosen Volksklassen" (Тюбинг. 1891). — Малышев, "Курс общего гражданского права России"; Мейер, "Русское гражданское право"; Победоносцев, "Курс гражданского права". Остальную литературу см. у Шершеневича, "Наука Г. права в России" (Казань, 1893), и в "Книге о книгах", под ред. Янжула.