Вотяки — инородцы финского племени, пермской группы, живут преимущественно в юго-восточной части Вятской губернии, в уездах Глазовском, Елабужском, Сарапульском и отчасти Слободском, а также в соседних уездах Казанской губернии (Казанском и Мамадышском) и Пермской губернии (Осинском). Кроме того, В. встречаются в Бугульминском уезде Самарской губернии и в Уфимской губернии, хотя, собственно говоря, область теперешних поселений этого племени, начинаясь на Севере с верховьев Камы и среднего течения реки Чепцы, заканчивается на юге пределами Вятской губернии, а юго-восточной границей для нее служит течение реки Камы. Общее число проживающих в Европейской России В. более 380 тыс. душ обоего пола, из которых свыше 10 тыс. остается до сих пор в язычестве. В. живут сплошной массой в вышеуказанных юго-восточных уездах Вятской губернии, где их насчитывают до 351 тыс.; в Казанской губернии их с небольшим 10 тыс., в Пермской губернии приблизительно 3 тыс. В Бугульминском уезде официальная статистика показывает их 1357 душ (все бугульминские В. — язычники), хотя эта цифра ниже действительной; наконец, в Уфимской губернии их около 15 тысяч душ обоего пола. Нынешняя область поселений вотского племени не была первоначальной его родиной, как это доказано одним из наиболее компетентных знатоков истории и этнографии В., профессором казанского университета И. П. Смирновым (см. его исследование в «Известиях общества археологии истории и этнографии», изд. при казанском университете, т. VIII, 2-й вып., Казань, 1890). Они занимали прежде, вместе с зырянами, пермяками и остатками югры, западную часть Вятской губернии и смежные территории Вологодской и Костромской губерний, но, теснимые с одной стороны русскими, а с другой — черемисами, постепенно передвинулись на восток и юг, встретив здесь ранее их поселившееся чудское племя, причем они частью его поглотили, частью оттеснили к западным границам Пермской губернии. Такое движение В. с севера и запада на юго-восток, в пределах нынешней Вятской губернии, — факт достаточно установленный исследованием местных названий и народных преданий (Смирнов и Спицын). Но в то же время есть основание предполагать, что западная часть Вятской губернии и прилегающий к ней угол Костромской и юго-восточная часть Вологодской губернии, откуда В. пришли в ныне занимаемый ими край, также не могут быть признаны их первоначальной родиной, местонахождение которой, по мнению г-на Смирнова, должно пока считаться вопросом открытым.
Существует мнение, высказанное еще в прошлом веке известным историком и археологом Татищевым и разделяемое позднейшими историками (Соловьев и Костомаров), а также этнографами, специально занимающимися исследованием В. (Д. Островский, см. его статью в «Трудах общества естествоиспытателей при казанском университете», т. IV, № 1), что первоначальную родину В. надо искать в пределах нынешней Петербургской губернии. В новгородских летописях есть указания, что В. в XI веке жили с Ижорой и Ямью, что поэтому вся местность на северо-восток от Новгорода называлась Водской землей, а впоследствии Водской пятиной (см. Водь). Костомаров говорит, что остатки Води поныне существуют в Нарвском уезде («Северное Русское Народоправство», т. I, стр. 398), а Соловьев полагает, что Чудью, о которой упоминает первоначальная летопись, в рассказе о призвании варяжских князей, следует разуметь Воть (или Водь) — жителей древней Вотской пятины Новгородской области, потомков которых их русские соседи до сих пор называют Чудью. Разрешение этого вопроса требует изучения быта и языка потомков Води, ныне проживающих в Нарвском уезде, и сравнения их с восточными В., чего до сих пор не сделано. Впрочем, археологические изыскания, произведенные недавно г-ном Ивановским в Водской пятине (см. «Труды IV археологического съезда», Казань, 1884, т. I), свидетельствуют скорее против такой гипотезы: им обнаружены курганы, со следами трупосожжения — обычая, неизвестного предкам нынешних В. Другие — например Вештомов в его «Вятской Истории» («Казанский Вестник», 1827 г.) — полагают, что В. первоначально жили на берегах Оки, в нынешней Орловской губернии, но движение славян на северо-восток заставило их передвинуться в том же направлении. Это мнение, основанное на смешении В. со славянским племенем вятичей, не выдерживает критики, тем более что такое движение В. в Х в. с берегов Оки на Каму и Вятку вызвало бы сильное столкновение с племенами Болгарского союза, — но об этом не говорит летописец. Наконец, весьма распространенное среди ученых, начиная с академика Миллера, мнение признает родиной вотяков, как и других финских племен — Алтай. Это предположение, принимаемое большинством западных исследователей вотского племени и многими из русских писателей (например, Бехтеревым), до сих пор остается правдоподобной, но слабо мотивированной и малообследованной догадкой. Вообще, по замечанию Н. И. Костомарова, в русской истории нет ничего темнее судьбы В. Мы достоверно знаем только, что они вместе с Вяткой в конце XV в. были присоединены к Московскому государству. Собственно говоря, с этого времени и начинается документальная история Вятской области.
Первоначальная летопись, говоря о Веси, Мере и Мордве, умалчивает о В., как вообще о северных финнах. Единственный письменный источник, излагающий ранние судьбы Вятской страны — так называемый «Вятский летописец» или "Повесть о граде Вятке, что до открытия губернии именована Хлынов" — представляется мало достоверным. Эта «Повесть», составленная, по мнению г-на Верещагина, в XVII в., на основании местных преданий и не дошедших до нас хронографов, исполнена анахронизмов и внутренних противоречий; она найдена была в рукописях одного любителя и собирателя старины в городе Вятке и напечатана в «Казанском Вестнике» за 1824 г. В ней излагается история вятской старины, начиная с XII в., и рассказывается о завоевании Вятки новгородской вольницей. Эта повесть, без надлежащей критики, была принята за основной материал для вятской истории А. Вештомовым и др. Но этим вятским летописцем можно пользоваться только с большой осторожностью, заимствуя из него лишь те сведения, которые подтверждаются другими источниками — народными преданиями, исследованием местных названий и новейшими археологическими изысканиями, как это делает Смирнов в своем исследовании. Таким образом, время появления новгородской вольницы в Вятской стране с точностью определить нельзя («Повесть» относит его к 70-м годам XII в.). По словам Вятского летописца, новгородцы на реке Чепец, по которой они спустились к Вятке, нашли два народа — Чудь и Остяков, которые имели укрепления, окруженные земляными окопами и валами. Это указание можно признать достоверным. Воспоминание об особом народе Чуди сохранилось в стране между Чепцом и Камой, в преданиях и местных названиях, а археологические раскопки новейшего времени обнаружили в бассейне Чепца целый ряд древних городищ.
Приблизительно в одно время с новгородской вольницей, т. е. в XIII веке, здесь появились также и татары, которые подчинили вотяков, после завоевания болгарских городов на Волге; на это, между прочим, указывает и то, что В. до сих пор зовут татар бигерами, т. е. болгарами. Время и обстоятельства, сопровождавшие появление татар в Вятском крае, также весьма мало известны. Мы знаем только, что татары пришли после русских и, подчинив себе вотяков, старались вытеснить из края русских. После присоединения вятских городов к Москве, в конце XV века, Московское государство имело дело исключительно с вятичами, т. е. русскими поселенцами, арскими князьями из татар и коринскими мурзами; в грамотах и других актах этого времени В. трактовались как подданные этих последних. Даже в грамотах XVII в. В. в глазах администрации сливались с татарами; бессермянские и вотяцкие дворы назывались в них общим именем татарских. В каком подчинении у татар находились В., видно из вотяцких легенд, изданных г-ном Первухиным, в которых рассказывается, что когда татарин садился на коня, В. должен был становиться на четверинки, а вотяцкая девушка не могла выйти замуж иначе, как пробыв несколько дней наложницей у татарина. Несмотря на падение Казанского царства, упрочившее русское господство в крае, коринские мурзы продолжали «ведать и судить беляков, вотяков и чуваш и пошлину с них имать». Только при царе Феодоре Ивановиче (в 1587 г.) была уничтожена эта зависимость и В. обложены оброком, который они должны были на своих подводах возить в Москву. От других сборов, кроме городовых, мостовых и тюремных работ, В. были освобождены (из грамот 1637 г. видно, что В. несли в 7 раз меньше повинностей, чем русские). Царь Алексей Михайлович, подтверждая прежде данные В. льготы, предписывал властям: вотяков во всем от русских людей оберегать, чтобы им никаких обид и налогов чинимо не было. Несмотря на такие льготы, В. вместе с черемисами не раз восставали против московской власти и после подавления восстаний уходили целыми селениями в глухие леса Малмыжского уезда, где пользовались фактической независимостью.
Административная и фискальная обособленность В. прекратилась только в начале XVIII в., с введением подушной подати, которая сравняла в отношении повинностей всех подданных Русского государства. В 1717 г. В. были в первый раз переписаны по дворам ландратом Вяземским, а в следующем году на них была распространена подушная подать. После введения этой подати переселения В. в малмыжские и глазовские леса еще более усилились. Обращение В. в христианство относится к 40-м годам прошлого, т. е. XVIII столетия. В предшествующие два столетия известны только весьма редкие случаи обращения В. небольшими кучками (например, Васильковская слобода, на реке Василькове, основанная при Грозном из крещеных вотяков). Несмотря на предоставленные крещеным В. льготы, они весьма упорно держались язычества и хотя в 1636 г. в Вятке была учреждена самостоятельная епархия, о миссионерской деятельности ее до начала XVIII века ничего не известно. То же самое можно сказать о казанской епархии, где оставалось немало В. Известный митрополит Гермоген, в конце XVI столетия, упрекал новокрещеных этой епархии, живших вместе с татарами, чувашами, черемисами и вотяками, что они детей не крестят, умерших в церкви не носят и женихов с невестами венчают по татарскому обычаю.
Первая серьезная попытка обращения В. в христианство была сделана вятским архиепископом Алексеем (1719—1733 гг.). В 1721 г. Синодом была учреждена школа для обучения новокрещеных В., но не имеем никаких сведений о ее деятельности. Только в 1740 г. миссионерская деятельность приняла обширные размеры. Вслед за тем архиепископ Вениамин учредил первый приход из новокрещеных вотяков, в селе Елове Глазовского уезда, назначив в него священника, знавшего вотский язык; он в течение 7 лет крестил две тысячи вотяков. В конце XVIII в. по пятой ревизии, числилось крещеных В. в Глазовском уезде 18 тысяч, а в Малмыжском — 11 тысяч. Только в XIX в., вслед за открытием в Вятке библейского комитета (в 1818 г.), взялись за перевод Евангелия на вотский язык; в этом переводе приняли участие священник Блинов, известный знаток языка и быта вотяков, и городской голова города Вятки, Волков, природный вотяк. В 1831 г. в вятской духовной семинарии учреждены особые классы для приготовления миссионеров среди В.; но и после этого христианская проповедь не могла искоренить язычества, как это видно из слов казанского архиепископа Григория, объезжавшего несколько лет спустя инородческие приходы своей епархии: он вынес из этого объезда убеждение, что В. и другие инородцы все еще сердечно привязаны к своей старой вере.
Несмотря на такую приверженность к языческим обрядам и медленное распространение христианства (причем многие из обращенных оставались, в сущности, преданными языческим обрядам), обрусение В. шло весьма успешно путем колонизации. «Вотяк бежит от русского — как мышь от кошки», — говорят малмыжские крестьяне. Эту склонность В. бросать свои селения и уходить на новые места была замечена в них еще в прошлом веке Г. Фр. Миллером: «В. без сожаления ломают свои селения и легко переносят свои дома и дворы в другие места; самый способ сооружения вотяцких жилищ из удоборазбираемых бревен благоприятствует такой их подвижности». Еще недавно у глазовских и других В. существовало поверье, что долго жить на одном месте несчастливо — от этого мрут дети и скотина. При всей подвижности В. и склонности уходить от русских — о чем свидетельствуют многие чисто русские селения с вотскими названиями — они быстро усваивают русский язык и обычаи. Стоит появиться одному русскому двору в вотяцкой деревне — и она через десять, много через двадцать лет заметно принимает русскую физиономию: слышится русская речь, появляется русская одежда. Приток русских поселенцев в бассейне Чепца стал особенно заметен со времени шестой ревизии (1811); в настоящее время русские колонии врезались в глубину дремучих лесов, которые отделяли северных глазовских В. от южных — малмыжско-сарапульских, открыв себе путь к этим последним. Под напором русской колонизации В. частью русеют, частью отступают все далее на Восток. В. среднего роста, довольно хилого сложения (русские соседи зовут их сухопарыми и тонконогими); они тихи, вялы и неповоротливы, что, однако, не мешает им быть искусными и неутомимыми охотниками. Волосы и глаза обыкновенно светлые (всего чаще рыжие волосы); нос небольшой; скулы выдающиеся, щеки впалые; цвет кожи желтовато-красный; лицо обыкновенно в веснушках; разрез глаз узкий; короткий лоб, несколько опрокинутый назад; рот большой, губы от частого употребления грубого табака покрыты слюной; зубы крепкие и белые; подбородок острый; борода маленькая, редкая, большей частью рыжеватая; вообще черты лица, свойственные финскому племени. Слабость физического развития В. не может быть признана признаком их физического вырождения, так как прирост населения у них значительно превышает смертность; по исследованиям профессора Малиева, средним числом у них на 100 семейств приходится 493 ребенка, из которых остаются живыми 263. Общий годовой прирост населения в 1872 г. определен в 1,6%; он был бы выше, если бы не болезни, вызывающие значительную смертность.
Малый рост В. зависит от низменных и болотистых мест, в которых они живут. В., переселившиеся на черные земли Башкирии, т. е. в Уфимскую губернию, переродились: вместо низеньких и тщедушных «мышей» появились рослые и крепкие работники, не уступающие с виду живущим рядом с ними русским и башкирам. Язык, на котором говорят В., весьма близок к диалектам зырян и пермяков и так же, как и эти последние, финского происхождения. Живут они преимущественно хлебопашеством, считаясь хорошими и трудолюбивыми земледельцами; кроме того, занимаются лесным промыслом (охотой, рубкой леса, смолокурением и пчеловодством). Охота — любимое занятие В. с незапамятных времен; подслеповатые на вид они отличаются удивительной зоркостью. Они весьма искусны во всех родах и видах охоты, начиная с силков и кончая ружьем, разыскивают дичь как кошки, стреляя из неуклюжих пищалей рябчиков, тетеревов, белок и зайцев с изумительной меткостью. Особенно хорошо подражают они крику и писку птиц, заманивая их в свои сети. Пчеловодство также весьма развито у В., которые им занимаются искони, хотя ульи, заменившие у них теперь борты, переняли у черемисов. В Сарапульском уезде многие В. имеют по 100 ульев и более. При недостатке своих пчел они ловят диких и сажают их в ульи. Скотоводство у них малоразвито.
Жилища В. разделяются на летние и зимние. Предание говорит, что еще не так давно они жили в лесных шалашах. Летнее жилище В. — куа или куало; это легкая постройка из тонких бревен, без окон, пола, потолка и печи, с дырявой крышей из драни. Такую постройку можно встретить в любом вотяцком дворе, который еще не вполне обрусел или отатарился. Эта куа имеет значение не только жилья, но и храма. В ней, по верованиям В., обитает воршуд (домовое божество); в ней приносятся жертвы и молитвы. Сосновские В. говорили Верещагину, что их предки жили в юртах, вроде шалашей и землянок из липовых лубьев и хвороста. Первоначальным зимним жилищем В. служила выкопанная в земле яма, накрытая кровлей, которая с течением времени заменилась "коркой" (на вотском наречии слово кер означает бревно, а керны — рубить) — это курная изба с глинобитной печкой и волоковыми окнами. Названия многих частей избы, которыми постепенно усложнялось вотское жилье, заимствованы у татар. Живущие по соседству с русскими строят избы так же, как и эти последние. Подражая соседям в устройстве избы, В. вполне своеобразны в устройстве кеноса (клети). Это не только кладовая, но и летнее помещение, преимущественно женское. Каждая брачная пара имеет в кеносе особое отделение, где хранит свое имущество. В. живут большими семьями, которые нередко состоят из 20, 40 и даже более человек. Женатые сыновья не отделяются и остаются при отцах, в родном дворе. Вотяцкий большак называется кузо — управляющим; вотяцкая семья напоминает задругу южных славян. Куа с избами, банями, амбарами составляет то, что В. называют азбар (татарское слово, означающее околоток), а на официальном языке — починок. Национальная одежда В., в которой преобладал белый цвет (белые кафтаны), в настоящее время почти совсем утрачена; исключение составляет лишь женщина, более консервативная в отношении сохранения этнографических особенностей. Вотские вышивки и обшивки на рубашках, прежде делавшиеся шелком, теперь заменяются красным ситцем. Вотячки имеют короткий кафтан-безрукавку (шот дерем), синего цвета, со множеством сборок на спине. Головной убор женщины — айшон — напоминает формой русский кокошник, хотя он значительно выше; в его основании лежит цилиндрическая коробка из бересты, обтянутая сукном или ситцем. Спереди айшон украшается серебряными монетами, висящими, в виде бахромы, на лбу. Айшон надевается только по праздникам; цвет его различен у девушек и женщин: у первых он белый, у вторых красный. Обувь В. — лапти, только несколько другой формы, чем у русских крестьян; они остроконечны. Любимый напиток В. — кумышка (водка домашнего приготовления). Они еще со времен Иоанна Грозного пользовались правом беспошлинного приготовления этой кумышки. Вообще В. сохранили следы родового быта. Следующие за семейной общиной более крупные общественные единицы, так называемые мэры и эли. Мэр — это союз нескольких деревень, связанных общими жертвоприношениями. Эль -это совокупность лиц, связанных происхождением от одного родоначальника, и соответствует тому, что мы называем племенем.
У вотяков до сих пор сохранились остатки коммунальных браков: определение родства по женской линии, различные виды гетеризма и полная свобода половых отношений для девушки до брака. Девушка, имевшая до брака несколько детей, считается особенно завидной невестой и пользуется почетом за свою способность к деторождению. После выхода замуж вотячки становятся верными женами. Старый вотяцкий обычай предписывает женить малолетних мальчиков на взрослых девушках, последствием чего явилось снохачество. Обычай таких браков, несмотря на проповедь духовенства и запрещение их законом, до сих пор держится среди В., которые усердно домогаются дозволения их подарками и обманом, скрывая возраст брачующихся и т. д. Увоз невест — обычай весьма распространенный. Многие исследователи быта В. свидетельствуют об обычае гостеприимного гетеризма.
Мифология В. населяет мир духами. Согласно их верованиям, деятельная причина всех явлений природы заключается в таких духах и каждый видимый предмет имеет душу или своего духа. Про умершего В. говорят: «дух из него вышел». Поминая своих умерших предков и родственников, В. это делают ради угощения вышедшим из покойников духам. Ву-мурты — водяные, Ню-лес и Палей-мурты — лешие, Корка-мурты — домовые. На вотяцком наречии слово мурт одинаково означает духа и человека. Верховное божество вотяков-язычников — Инмар. Происхождение этого слова не вполне выяснено. Профессор Смирнов полагает, что первоначально это божество называлось Ин-мурт (Ин — означает небо, мурт — человек). Религиозные воззрения В. пережили ряд заимствований у соседей; первоначальный фетишизм сменился дуализмом, как это видно из того, что Кереметя, злой брат Инмара, появляется в мифологии В. позднее и заимствован у черемисов, также как и шайтаны или злые духи. В. не смешивают своих духов или муртов с шайтанами и Кереметей, помещая этих последних рядом с ними как особых злых существ. У каждого божества В. есть свое излюбленное дерево. Инмару преимущественно молятся под сосной, Кылдысину — под березой. Кылдысин или Му-кылдысин — дух земли; он ходит по межам и охраняет посевы. Некоторые исследователи ошибочно считали Кылдысина одним из эпитетов Инмара, творца неба. В вотских куалах или домовых молельнях постоянно встречаются идолы, называемые варшудами. Этим словом В. обозначают как духов покровителей дома, так и место, на котором ставятся изображающие их идолы. Сарапульские и елабужские В. употребляют иногда слово Воршуд, как один из синонимов Инмара. Вопрос о человеческих жертвоприношениях у В. до сих пор остается спорным. У волжских финнов, как известно, существовал обычай приносить людей в жертву своим богам. Г-жа Фукс в описании своей «Поездки к казанским вотякам» (см. местные «Губернские Ведомости», 1844 г., №№ 14—29) положительно удостоверяет о приносимых в жертву предкам, при совершении поминок по последним, самых дряхлых стариков деревни, хотя она не была свидетельницей таких жертвоприношений и передает лишь слышанные ею рассказы. О таких жертвах, также по слухам, сообщает и г-н Максимов, в своей статье о вотяках («Библиотека для Чтения», 1855, № 12). Во всяком случае, все эти рассказы относятся к давно прошедшим временам. Народные предания и сказки, повествующие о Нолес-муртах (леших) и Корка-муртах (домовых) — хранителях кладов, требующих человеческих жертв для открытия кладов, как бы подтверждают эти рассказы.
Литература. Миллер, «Описание живущих в Казанской губернии языческих инородцев» (в журнале «Ежемесячные Сочинения», за 1756 г., июль и август); Рычков, «Дневные записки» (1770); его же, «Топография Оренбургского края»; Паллас, «Путешествие» (т. III, вторая часть); Georgi, «Beschreibung aller Nationen des Russichen Reiches» (СПб., 1776); H. Кеппен, «Хронологический указатель материалов для истории инородцев Европейской России» (СПб., 1861); F. Pauly, «Descriptions Etnographiques des peuples de la Russie» (СПб., 1862); H. Малиев, «Материалы для сравнительной антропологии» ("Труды общества естествоиспытателей при казанском университете, 1874); Риттих, «Материалы для этнографии России. Казанская губерния» (Казань, 1870); Мах Buch, «Die Wotjaken. Eine Etnologische Studie» (Гельсингфорс, 1882); Д. Островский, «Вотяки Казанской губернии» (Труды того же казанского общества, 1874); A. Castren, «Vorlesungen über die finnische Mythologie» (СПб., 1853); F. Wiedeman, «Grammatik der Wotjak. Sprache» (Ревель, 1851); В. Кошурников, «Быт вотяков Сарапульского уезда, Вятской губернии» (Казань, 1880); Васильев и Бехтерев, «История Вятского края» (1870); Филимонов, «О религии некрещеных черемисов и вотяков Вятской губернии» (Вятка, 1869); В. Бехтерев, «Вотяки, их история и современное состояние» («Вестник Европы», за 1880 г., №№ 8 и 9); А. Верещагин, «Вотяки Сосновского края» (СПб., 1887, «Записки Русского Имп. Географического общества», т. XIV, вып. 2); его же, «Вотяки Сарапульского уезда» (там же, вып. 3, СПб., 1889); H. Г. Первухин, «Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда» (I-IV, Вятка, 1888—89); А. А. Спицын, «Свод летописных известий о Вятском крае» (Вятка, 1883); его же, «К истории вятских инородцев» (Вятка, 1888) и «Новые сведения по доисторической археологии Вятского края» (1887); «Столетие Вятской губернии» (два тома сборника, изданного в 1881 г. вятским статистическим комитетом); «Списки населенных мест Вятской губернии», под редакцией Огородникова (СПб., 1876); профессор И. П. Смирнов, «Вотяки. Историко-этнографический очерк» («Известия казанского общества археологии, истории и этнографии», т. VIII, вып. 2, Казань, 1890). Кроме того, ряд статей и заметок о В. в местных «Губернских Ведомостях», в «Памятных книжках» и «Календарях», изданных вятским статистическим комитетом.