Бескоролевье (bezkrólewie). — Так называлось междуцарствие в старой Польше. Б. в Польше весьма многим отличается от междуцарствия в других государствах, как вообще все политическое устройство древней Польши в главнейших своих основаниях сильно отличалось от политического устройства всех других стран Европы. Польское государство, несмотря на то, что во главе его стоял король, носило название Речи Посполитой, т. е. республики, потому что в нем своеобразно были смешаны монархические и республиканские элементы. Вся история Польши представляет картину беспрестанной борьбы этих двух начал, и потому бескоролевье не только во многом отличалось от междуцарствия в других странах, но притом оно играло большую роль в самом процессе развития двух основных начал политической жизни польского народа.
Отдельные случаи бескоролевья во многих отношениях не походили друг на друга, а в особенности различия между ними проявлялись в их продолжительности и в силе влияния монархического или республиканского начала, к которым, начиная с XVI в., стал присоединяться новый, все более и более усиливающийся фактор, а именно влияние посторонних держав. К этому следует прибавить, что никогда в Польше не существовало точных законов, которые бы определяли порядок внутреннего управления страной во время бескоролевья и способ избирания нового короля.
Первоначально в Польше бескоролевье не играло никакой почти роли, потому что оно было или очень недолговременно, или же его совсем не было, так как непосредственно после смерти князя или короля ближайший родственник или выбранный из числа родственников народом наследник занимал престол. Впрочем, и связь между отдельными польскими княжествами была слишком незначительна, чтобы время бескоролевья хотя бы даже в таких крупных княжествах, какими были первоначально Познанское, потом Краковское, могло иметь сильное влияние на всю область, заселенную польским племенем. До последних времен историки считали, да впрочем, и теперь еще в большом количестве популярных руководств повторяется это мнение, что первое бескоролевье было в Польше после смерти Мечислава II, в 1034 году. После него будто бы остался единственный сын Казимир, рожденный в 1016 г. от Рихезы, немецкой принцессы. Последняя после смерти мужа стала управлять страной от имени своего малолетнего сына (ему, однако ж, было тогда 18 лет!), но недовольные ее правлением польские дворяне прогнали ее вместе с сыном, который пошел в монахи. Тогда начались беспорядки в стране, и раскаявшиеся поляки призвали снова прогнанного Казимира, которого папа должен был освободить от монашеских обетов. На самом деле ничего подобного не было, и события сложились вот как: Мечислав имел от какой-то жены или наложницы старшего сына Болеслава, который был предназначен для престола, младший же Казимир, не рассчитывавший ни на какой удел, должен был сделаться монахом. Между тем Болеслав был очень жесток, несправедлив и кровожаден; вскоре он умер, и тогда престол перешел к младшему брату Казимиру, но так как тот уже был монахом, то надо было хлопотать об освобождении его от монашеских обетов, что и случилось в 1039 г. Таким образом, первое бескоролевье было после смерти Болеслава Мечиславовича, который за свою безнравственность не был помещен летописцами в число польских королей и князей: оно продолжалось очень короткое время и не отличалось никакими замечательными событиями. Другие бескоролевья в царствовании династии Пястов были кратковременны, но мало-помалу выдвигали вперед избирательный порядок; обстоятельство это обусловливалось главным образом тем, что в древней Польше не было точных династических традиций, так что после смерти великого князя его престол занимает то сын его, то старший в роде. Так, напр., после изгнания Болеслава Смелого на престол вступил не сын его, а брат; то же самое мы видим после смерти Болеслава Кудрявого 1173 г., но уже в 1194 г. по соглашению с дворянством сын Казимира Справедливого занимает отцовский великокняжеский престол вопреки притязаниям дяди своего Мечислава, который, впрочем, вскоре успел отстоять свои требования и устранить племянника от Краковского княжества. Таким образом, мы видим, что здесь уже весьма сильно проявляются те элементы, которые до конца польской истории находились в постоянной борьбе.
Тогда уже особенно сильно проявляется воля самого народа, и Мечислав, заняв Краков, управляет только с соизволения и от имени малолетнего своего племянника Лешка, который должен был вступить в управление Краковом после смерти Мечислава. Но несмотря на все его несомненные права, подтвержденные даже народным избранием его в князья в 1194 году, краковский воевода Николай ставит ему условия, а так как Лешек не принимает этих условий, то приглашается на престол старший в роде Пястов — Владислав, который правил только с 1202 по 1206 г., уступив престол Лешку. Не оставивший потомства Болеслав Лешкович Стыдливый указывает сам, кто должен быть его наследником, но указанный им Лешек Черный должен был быть избран народом; здесь, кроме воли народа, имело значение старшинство, так как Лешек был тогда старшим в роде. После него вступил на престол тоже старший в роде Генрих Пробус, который передал свои права тоже старшему в роде Пржемыславу. Между тем Краков, который со времен Мечислава II имел первенствующее значение в Польше, избирает в князья чешского короля Вацлава или Вячеслава. Тогда произошло интересное явление: так как Вацлав не имел по польским традициям никаких прав на великокняжеский престол, то Краков вследствие такого выбора сразу потерял свое влияние и польские князья примыкают к Пржемыславу, который на короткое время переносит центр тяжести государства в Познань, т. е. в Великую Польшу. Но после смерти не оставившего потомства Пржемыслава и там берет верх избирательное начало, и господином всей Польши является Вацлав. Но после смерти Вацлава сын его не может уже удержаться на польском престоле, который занимает снова старший в роде Пястов — Владислав Локеток, и в своих руках соединяет уже навсегда Великую и Малую Польшу. Это было последнее признание прав по старшинству в роде, соединенное с избранием кандидата народом. С тех пор получает перевес наследственность по прямой линии, но не иначе как с признанием за народом права избирать себе короля и налагать на него обязанности. В других странах последствия утверждения наследственного порядка бывали другие. Вместе с утверждением такого порядка обыкновенно избирательное начало теряло все свое значение и народ даже вопреки своей воле должен был покоряться законному наследнику умершего короля. В этих случаях такой порядок был результатом упорной продолжительной борьбы между королем и народом, борьбы, кончавшейся почти везде полной победой короля. В Польше было иначе: здесь короли вошли в соглашение с народом против своих родственников, имевших притязания на престол, и таким образом каждый раз за передачу престола своим детям они должны были давать народу все больше и больше избирательных прав. И действительно, оно и не могло быть иначе, так как короли были слишком слабы, чтобы захватить власть в свои руки, а так как с того времени окончательно выдвинулись два принципа: старшинства в роде и избирательное право народа, то, естественно, они, вооружаясь против первого принципа, должны были опереться на другой. С тех пор бескоролевья начинают приобретать все больше и больше значения, так как они становятся временем, в течение которого сын или ближайший по прямой линии наследник престола ведет переговоры, кончавшиеся обыкновенно уступками в пользу дворян. После смерти Владислава Локетка (1333) и Казимира Великого (1470) не было бескоролевья, так как оба эти короля еще при своей жизни добились того, что народ признал указанных ими наследников. Таким образом, только в 1382 году произошло первое бескоролевье, весьма важное в истории Польши, когда народ в первый раз проявил свою решающую волю. Дело в том, что Людовик перед смертью выхлопотал у народа, что его наследницей на польском престоле будет одна из его дочерей, но умирая, он не сделал выбора, и таким образом явились две претендентки с равными правами. Тогда начались, с одной стороны, интриги Сигизмунда Люксембургского, мужа Марии, старшей дочери Людовика, с другой же, т. е. со стороны нации, — многочисленные съезды и совещания всего дворянства, которое наконец решило призвать на престол младшую дочь Людовика, незамужнюю Ядвигу, которая действительно в 1384 году прибыла в Краков и заняла польский престол. Нация стала искать мужа для королевы, который таким образом сделался бы королем: выбор пал на литовского князя Ягайллу. Он в 1386 г. женился на Ядвиге и короновался польской короной в Кракове. Ягайлло вступил в права последних Пястов, т. е. после него мог быть избран на престол сын его, что действительно и произошло после его смерти, когда королем был избран малолетний Владислав в 1434 г. Теперь вопрос наследственности в Польше еще более осложнился тем, что польские короли, избираемые по наследству, были совсем не избранными, а наследственными литовскими великими князьями. Можно было ожидать, что либо короли при помощи литовцев проведут в Польше идею чистой наследственности, или же, наоборот, в Литву проникнет мало-помалу польский обычай. Случилось последнее. Уже после смерти Владислава (1444) наступило продолжительное бескоролевье; народ избирает Казимира, брата Владислава, но он, заняв уже литовский престол, все откладывал свой приезд в Краков, может быть, думая, что поляки устрашатся разрыва унии с Литвой и откажутся от своих избирательных прав. Между тем произошло совсем другое; они избрали королем Болеслава Мазовецкого. Тогда Казимир должен был сдаться, и безкоролевье снова кончилось победой шляхетства над королем. Между тем и в Литве мало-помалу начинает брать верх избирательное начало: в бескоролевье после смерти Казимира, Литва; вероятно, желая отделиться от Польши и предвидя, что поляки изберут королем старшего Казимировича — Яна Альбрехта, сама избирает князем Александра. Но тогда была еще громадная разница между этими двумя государствами: в Литве такое избрание было известного рода coûp d'état, затеянное во время бескоролевья магнатами, между тем как в Польше уже при первых Ягеллонах выработался известный легальный порядок избирания, напр.: собирались избирательные сеймы, страной управлял так называемый интеррекс и т. п. Поэтому до последней минуты наполовину самостоятельной жизни Литвы, т. е. Люблинской унии 1569 г., избирательный порядок не утвердился в Литве, хотя он становился все более и более заманчивым для литовских дворян. Это выразилось тоже и после смерти Александра, когда сперва Литва, а после Польша предложили престол Сигизмунду I. После него бескоролевья не было, но это уже был последний случай этого рода в истории Польши, так как, начиная со дня кончины Сигизмунда Августа (1572), избирательный принцип в Польше и Литве безгранично господствует и нация совершенно не признает никаких наследственных прав у претендентов на престол. Бескоролевья становятся продолжительнее, чем прежде: так, после Сигизмунда Августа бескоролевье продолжалось более чем полтора года; после Генриха — фактически 23 месяца, а официально около 8 месяцев; после Стефана Батория — один год, после Сигизмунда III — 9 месяцев, после Владислава IV — 8 месяцев, после Яна Казимира — 9 месяцев, после Вишневецкого — 7 месяцев, после Собесского — 15 месяцев, после Августа II — 9 месяцев и, наконец, после Августа III — 11 месяцев. Было бы слишком долго рассматривать подробную историю всех этих бескоролевий; в общем можно сказать, что они представляли самые мрачные периоды польской истории, вносившие хаос во внутреннее управление страны, в ее политическую и социальную организацию и в нравственное состояние общества.
Нельзя сказать, чтобы и после 1572 г. совершенно исчезли следы прежнего принципа наследственности: так, после Сигизмунда Августа много дворян голосовало за королеву Анну Ягеллонскую, и Баторий сделался королем благодаря тому, что на ней женился. Сигизмунд III был тоже потомком Ягеллонов в женской линии; после него царствовали его сыновья. Михаила Вишневецкого избравшая его шляхта считала тоже потомком Ягеллонов или, лучше сказать, Гедиминовичей. Но Собесский не имел никаких связей с прежними королями, как и Август II, после которого снова вступил на престол его сын, если мы оставим в стороне Лещинского. Кандидаты на польский престол с самого начала имели возможность широкого применения к делу искусства своих агентов и влияния своих денег: кандидатов же этих было всегда много, и каждый из них имел в Польше своих агентов: своих сторонников, которые всячески старались победить все другие партии. Так, напр., после бегства Генриха, между прочим, кандидатами были: Вильгельм из Розенберга, эрцгерцог Фердинанд, император Максимилиан и трансильванский князь Стефан Баторий. Во всех бескоролевьях повторялось то же самое с той только разницей, что впоследствии кандидаты основывали свои надежды на влиянии различных европейских держав, в интересе которых было иметь своего сторонника на польском престоле. Государства, поддерживавшие своих кандидатов, тратили громадные деньги на агитацию между шляхтой, что, конечно, являлось одной из причин позднейшего нравственного упадка этого класса. Часто такой порядок дел вел даже к междоусобным войнам: по обычаю, который выработался с течением времени, король должен быть выбран единогласно, в случае же разногласия тот из избранных удерживался на престоле, который успевал торжественно короноваться в Кракове. Так именно случилось после 1574 г., когда избраны были единовременно Стефан Баторий и имп. Максимилиан. Сторонник Батория, Замойский, должен был победить и взять в плен Максимилиана, чтобы принудить его отказаться от своих притязаний, после чего Баторий короновался в Кракове. Когда иностранные державы начали вмешиваться в дела Польши, и коронация не кончала распри, как это случилось при избрании Августа III и Лещинского; тогда бескоролевье повлекло за собой вмешательство Швеции и России и кровавую междоусобную войну. Почти каждое бескоролевье влекло за собой ослабление королевской власти, так как каждый король должен был подписывать так называемые «pacta conventa» в роде генрицианских артикулов (см. Артикулы генрицианские). Таким образом, бескоролевья, будучи сами продуктом неправильной государственной организации, в свою очередь, служили элементом, подтачивавшим внутренний строй Польши.
Остается нам в общих чертах указать, как слагалась внутренняя жизнь государства во время бескоролевья. Из того, что уже сказано о бескоролевьи, вытекает, что только более продолжительные бескоролевья после 1572 г. могли вызвать более или менее существенные перемены в жизни страны. Польша тогда оставалась довольно значительные промежутки времени (до 24 месяцев) без главы правления, между тем, административная машина должна была беспрестанно работать, а для того нужен был человек, который бы временно мог заступить на место короля. Таким заместителем являлся гнезненский архиепископ, примас Польши. С течением многих веков, начиная с XI столетия, гнезненские архиепископы пользовались большим почетом в Польше; архиепископ считался главой всей польской церковной иерархии, и даже в то время, когда вся страна была разделена между многими почти самостоятельными князьями, архиепископ был всегда один и признавался всеми без исключения. Поэтому весьма естественно, что после 1573 г., несмотря на сопротивление диссидентов, примас был провозглашен временным главой всей страны. Ему поручено было собирать сеймики и сеймы после смерти короля, и он был президентом сейма. Он мог принимать иностранных послов и вообще в международных сношениях представлял Польшу. Конечно, примас не имел всех королевских прав: он не мог назначать никого ни на какие должности, не мог раздавать староств, и вообще, если и король не имел большой власти, тем менее ею мог пользоваться примас, главной обязанностью которого было сохранить в стране спокойствие и содействовать скорейшему избранию короля. Примас первоначально во время бескоролевья совещался с сенаторами; в 1632 при нем учредили совет, состоявший из разного в разное время числа членов, избираемых из сенаторов, духовенства и простых дворян; примасу принадлежало право короновать новоизбранного короля. Примасы interreges, иногда называемые бескоролями, были: Яков Уханский в 1572 г. и 1574 г., после его смерти в 1575 заступил его место Станислав Карнковский, епископ куявский, который уже как примас был бескоролем в 1586 г., Ян Венжик 1632 г., Матвей Лубенский 1648 г., Николай Пражмовский 1668 г., Казимир Флориан, князь Чарторыжский, 1673 г., Николай Радзеиовский, кардинал, 1696 г., а после него Станислав Домбский, епископ куявский, 1697 г., Федор Потоцкий 1733 г., а после него Станислав Гозий, епископ познанский и, наконец, Владислав Александр Лубенский 1764 г. Кроме тех перемен, о которых мы теперь говорили, никаких других в администрации страны во время бескоролевья не было, но зато момент, в который официально объявляли народу о смерти короля, сейчас же вызывал большие перемены в судопроизводстве.
Высшим судьей в Польше был король, поэтому неудивительно, что вместе с его смертью закрывались все суды и трибуналы в стране. Но так как время бескоролевья было более спокойное, чем обыкновенно, то суды не только должны были тогда действовать, но надо было прибегать к более быстрому и строгому правосудию, чем в обыкновенное время. Поэтому на время бескоролевья назначались временные суды; так, например, после смерти короля Сигизмунда Августа краковская шляхта собралась в конфедерации в столице и постановила, что, если кто осмелится сделать насилие, нападение, грабеж или другое какое-нибудь своеволие, то все должны вооружиться против него, чтобы его наказать. Это решение шляхта назвала «каптуром». В силу «каптура» преступник наказывался без предварительного подробного следствия и без составления письменного приговора. Так как в обыкновенное время в Польше господствовал принцип: «neminem captivabinus nisi jure victum», то удивительным покажется толкование названия этого суда многими историками, которые сближают его с польским словом «kaptur», что значит «капюшон», и объясняют, что члены этого суда покрывали головы капюшонами в знак траура по умершем короле. В действительности слово каптур произошло от выражения judicium capturum (преступника) или conventus capturus и означало, что сейчас после осуждения виновного следовало хватать и наказывать. Более обширные сведения об этих судах — см. под словом Каптур.
Что касается подготовления избрания нового короля, то оно происходило таким образом: тотчас после смерти короля примас издавал универсалы, созывавшие шляхетство на так называемый конвокационный сейм (Sejm konwokacyjny). После конвокационного собирался элекционный, избирательный сейм (Sejm elekcyjny); на нем по закону надо было избирать короля единогласно, но это случалось редко, и чаще всего составлялись партии, которые не хотели согласиться друг с другом; тогда избранные своими партиями кандидаты старались как можно скорее короноваться, и кто первый успевал это сделать, тот обыкновенно признавался всей страной. Но для коронации нужно было согласие третьего коронационного сейма (Sejm koronacyjny), которым оканчивалось бескоролевье. Первый и третий из этих сеймов по закону продолжался две недели, второй же, как и обыкновенно, шесть недель. Подробнее об этих сеймах см. соответственные слова.
Литература: Светослав Оржельский, «Interregni Poloniae libri VIII», перевод Спасовича: «Bezkrólewia ksiąg osmioro»; И. Гейденштейн, «Rerum polonicarum ab excessu Sigismundi Augusti libri XII» (изд. Вольфом п. з.: «Dziejopisarze Krajowi»; Закржевский, «Poucieczce Henryka» (Краков, 1878); Трачевский, «Польское бескоролевье по прекращении династии Ягеллонов» (Москва, 1869); Т. Пилинский, «Bezkròlewie po Zygmuncie Auguscie» (Краков, 1872); Шуйский, «Opowiadania i rostrząsania historyczne» (Варш., 1882); Ф. Вержбовский, «Zabiegi cesarza Maksymiljana o koronę polską» («Ateneum», 1879); Рейман, «Die polnische Königswahl von 1573»; его же, «Der Kampf Roms gegen die religiöse Freiheit Polens in den Jahren 1573 und 1574»; де Ноайль, «Henri de Valois et la Pologne en 1572» (Париж, 1867); Гюппе, «De Poloniae post Henricum interregno»; Томек, «Snahy domu rakouského o nabuti koruny polské v XVI st.» («Časopis Muzea Českého», 1851); Ф. Вержбовский, «Две кандидатуры на польский престол Вильгельма из Розенберга и эрцгерцога Фердинанда 1554 и 1575 г.» (Варш., 1889); Каро, «Interregnum 1587»; Сенявский, «Interregnum 1587»; Валевский, «Dzieje bezkrolewia po Janie III» (Краков, 1875); Гюппе, «Verfassung der Republik Polen»; К. Гоффман, «Obzor rządu i prawodawstwa dawnej Polski»; Ленгних, «Prawo pospolite Królestwa polskiego»; А. Павинский, «Rządy sejmikowe w Polsce»; Кареев, «Исторический очерк польского сейма» (Москва, 1888) и др.