Шалость (Крылов)/ДО

Шалость
авторъ Виктор Александрович Крылов
Опубл.: 1897. Источникъ: az.lib.ru • Комедия в трех действиях.

ШАЛОСТЬ.

ИЗЪ АЛЬБОМА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО ИТАЛІИ.

КОМЕДІЯ ВЪ ТРЕХЪ ДѢЙСТВІЯХЪ.

Виктора Крылова
(Александрова).

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

1897.
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Викушинъ, Александръ Тимоѳеичъ, — чиновное петербургское лицо.

Викушина, Лидія Николаевна (Лика).

Пелевина, Ирина Гурьевна, — дѣвица изъ Москвы, богатая.

Хвостова, Варвара Савишна, — тоже дѣвица, но бѣдная, ея компаніонка.

Ботовъ, Дмитрій Павлычъ, — художникъ.

Бербатовъ, Петръ Петровичъ, — тоже художникъ, одѣвается нѣсколько эксцентрично, à la Van-Dyk.

Зарукинъ, Андре и Спиридонычъ, — богатый москвичъ, изъ цивилизующагося купечества

Папенька, Маменька, Дочка, нѣмецкое семейство.

Англичанинъ.

Лакей гостинницы, итальянецъ.

Дѣйствіе происходитъ въ Италіи, на одномъ изъ острововъ Неаполитанскаго залива.
ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ. Садикъ передъ виллой-гостинницей. Справа часть виллы въ два этажа (верхній исчезаетъ въ верхнихъ сукнахъ). Нижній этажъ на высокомъ цоколѣ (въ полтора человѣка) обнесенъ легкимъ узкимъ балкончикомъ, съ котораго сходъ на сцену. Изъ виллы выходъ на балкончикъ. Вся вилла обросла дикимъ виноградомъ и розами. Передъ виллой садовая мебель; слѣва подъ верандой тоже. Въ глубинѣ черезъ всю сцену каменный парапетъ, за нимъ верхушки деревьевъ и кустовъ, какъ-бы растущихъ на косогорѣ. Въ отдаленіи море и за нимъ Везувій.
I.
БОТОВЪ, ВЕРБАТОВЪ и ЗАРУКИНЪ — всѣ трое пьютъ кофе слѣва; потомъ СЕМЕЙСТВО НѢМЦЕВЪ.
Зарукинъ — только что налилъ себѣ и хлебнулъ.

Пх!!.. что это они такое кладутъ въ этотъ кофе? Какую-то жженую корку дубовую… Это кофе! это кофе!!..

Язвительно смѣется. Вербатовъ.

Пейте, пейте, нечего форсить-то, вѣдь другого не дадутъ.

Зарукинъ.

Мы дураки! мы, русскіе, сто тысячъ разъ дураки со всѣми нашими путешествіями; а наши доктора еще глупѣе насъ… (Передразнивая.) «Поживите въ хорошемъ климатѣ, гдѣ-нибудь въ Италіи… у подножія Везувія…» Помилуйте, прежде всего мнѣ нужно для здоровья не климатъ, а хорошее расположеніе духа. Если у меня нервы раздражены, если я злюсь каждый день, какой тутъ климатъ поможетъ?

Ботовъ.

Охота же злиться.

Зарукинъ.

Когда злятъ!.. (Беретъ молочникъ.) Вотъ это сливки у нихъ, хм! сливки! я думаю, они никогда коровы и не видывали, эти сливки. Это химическое соединеніе мѣла и воды. У меня въ Москвѣ этакія сливки давно-бы лакею въ физіономію полетѣли.

Бербатовъ.

Ну, у васъ въ Москвѣ тоже какъ случатся…

Зарукинъ.

Что это? на счетъ ѣды?.. Нѣтъ, ужъ извините. Такъ-то кушать въ цѣломъ мірѣ не умѣютъ, какъ у насъ, — нигдѣ рѣшительно! Да и не могутъ, матеріала того нѣтъ. Вѣдь это только слава, что тутъ омаръ; что въ немъ? — противъ нашего рака ему не устоять… ракъ и тоньше и… если его à la bordelaise подать… а ужъ рыбы такой, какъ у насъ, не угодно-ли! отчаливайте: осетринка или стерлядь… да одна-ли рыба! нуте-ка, пожалуйте мнѣ здѣсь рябчика! Что вы мнѣ здѣсь за нашего рябчика дадите?

Ботовъ.

Еще-бы вы привередничали.

Зарукинъ.

Какой ужъ тутъ привередничать? хоть-бы запросто да сытно было. Я многаго не требую. Дайте мнѣ хорошій кусокъ хорошаго мяса — и я буду доволенъ. Завели эти проклятые таблъ-д’оты: сидишь за столомъ битыхъ три часа, пятьдесятъ восемь разъ тебѣ тарелки мѣняютъ, — все новое блюдо: редичка — блюдо, сардиночка — блюдо, говядинки лохмоточекъ, какъ листикъ почтовой бумаги, положатъ… Встанешь изо стола, точно цѣлый день на биржѣ промаялся, а въ желудкѣ пѣтухи поютъ, хоть сначала начинай обѣдать.

Ботовъ.

Вы-бы особо заказывали; на что вы за табль-д’отъ садитесь?

Зарукинъ.

Удивительно мнѣ весело одному обѣдать. Тутъ хоть всѣ вмѣстѣ дураковъ разыгрываемъ; на людяхъ и смерть красна. Это вѣдь только вонъ сѣдовласая англичанка съ локонами можетъ одна кушать, когда всѣ другіе кончили, — на нее что-ли любоваться?.. Вотъ тоже! она одна можетъ довести человѣка до бѣшенства: въ перчаткахъ обѣдаетъ! зачѣмъ она въ перчаткахъ обѣдаетъ?

Бербатовъ.

Вамъ-то что за дѣло?!

Зарукинъ.

Раздражаетъ меня, видѣть противно.

Бербатовъ.

Васъ тутъ все раздражаетъ.

Зарукинъ — вскакивая со стула.

И вы больше всѣхъ. Вы всегда счастливы; была-бы вамъ только баба, вы ужь и засіяли… и все равно какая баба, только-бы вамъ передъ юбкой козломъ вертѣться… за всякой грязной торговкой бѣжать готовъ.

Бербатовъ.

Въ торговкѣ-то и встрѣтите чистый національный типъ. Итальянская торговка-то что твоя королева!

Зарукинъ.

Да вѣдь у нея ногти грязные, вѣдь она чеснокъ ѣстъ… и что вы очки втираете, національный типъ!! Вы даже съ дѣвицей Пелевиной по цѣлымъ днямъ проводите; кажется, ужь на что типъ старой дѣвы замоскворѣцкой: нервы лечитъ, съ дурищей компаньонкой бранится; а вы вѣдь все вмѣстѣ гуляете, разговариваете, и вамъ любо!

Бербатовъ.

Я не могу жить безъ женскаго общества.

Зарукинъ.

Развѣ это женское общество? Это общество прокислой патоки, что въ зубахъ вязнетъ.

Бербатовъ.

За неимѣніемъ гербовой пишемъ на простой. Вы и сами ихъ компаніей не гнушаетесь.

Зарукинъ.

Мнѣ больше и дѣлать здѣсь нечего, а вы художникъ. Отчего вы не рисуете? Вы сюда работать пріѣхали. Вонъ Дмитрій Павлыча я понимаю; онъ занятъ, онъ съ утра ушелъ и дѣлаетъ этюды.. А вы чего болтаетесь? какой вы живописецъ? что вы такое живописуете? гдѣ? на чемъ? какими красками?

Бербатовъ.

Опять-таки это все не ваше дѣло. Дмитрій Павлычъ мнѣ не указъ. Онъ художникъ спокойный, ровный, у него все, какъ по мѣрочкѣ, акуратенъ, прилеженъ во всякое время. Я энтузіастъ, я бурный человѣкъ! Меня вдохновляетъ минута. Пришла минута — и я весь тутъ, нѣтъ минуты — я ничто,.

Ботовъ — встаетъ.

Мнѣ, собственно, непонятно, Андрей Спиридонычъ, къ чему вы тутъ остаетесь, коли ужъ вамъ такъ гадко.

Зарукинъ.

Я и ѣду; я на-дняхъ непремѣнно уѣду. Хотите вмѣстѣ? Вы вѣдь тоже собирались.

Ботовъ.

Да, но я уѣзжаю сегодня.

Зарукинъ.

Какъ сегодня?

Ботовъ.

Въ два часа пароходъ отходитъ. Я ужъ расплатился въ отелѣ, надо только вещи уложить.

Зарукинъ.

Зачѣмъ сегодня? Погодите денька два; погодите до четверга.

Въ глубинѣ сцены появляется семейство нѣмцевъ: папенька, маменька и дочка.

Ботовъ.

Не могу.

Зарукинъ.

Мнѣ въ четвергъ бѣлье принесутъ отъ прачки, въ четвергъ вмѣстѣ и поѣдемъ; не оставлять же здѣсь бѣлье.

Ботовъ.

Никакъ не могу; у меня такъ ужъ разсчитано, чтобъ сегодня ѣхать.

Зарукинъ.

Ну, что за разсчеты? не по векселю платить. Подождите меня. Слушайте! можетъ, надумаетесь, — я въ четвергъ непремѣнно, такъ и знайте… въ Неаполь… пожалуй, и дальше вмѣстѣ.

Ботовъ уходитъ. Бербатовъ.

Слава Богу, что вы, наконецъ, отсюда уберетесь, — какъ ужъ вы мнѣ надоѣли своимъ брюжжаньемъ.

Зарукинъ.

Поневолѣ забрюжжишь, когда скучно.

Бербатовъ.

Оттого и скучно, что вы человѣкъ безсодержательный, ничѣмъ пользоваться не умѣетѣ. (Указывая на семейство нѣмцевъ, которые въ глубинѣ оживленно разговариваютъ и смѣются.) Вонъ вамъ нѣмцы! Берите примѣръ; глядите, какъ наслаждаются.

Зарукинъ.

Они зря хохочутъ, оттого что вырвались на волю, дома-то имъ хохотать запрещаютъ. (Нѣмцы поютъ.) Батюшки! — пѣніе… да еще хоровое,.. Эй вы, милые! Богъ подастъ!

Бербатовъ.

Умѣютъ жить въ свое удовольствіе, никѣмъ не стѣсняются: отпили кофе, пошли гулять… поютъ. (Нѣмцы, напѣвая, удаляются. Пѣніе замираетъ отдаленіи). А вы все только брюжжите! еще богатый человѣкѣ могъ бы на общее развлеченіе праздникъ устроить, танцы народные, музыку… Куда вы деньги бережете?

Зарукинъ.

Ужъ, разумѣется, не на то, чтобъ васъ потѣшать.

Бербатовъ.

Я въ вашихъ деньгахъ не нуждаюсь, я ихъ презираю. У васъ деньги тунеядца. У меня свои есть, талантомъ добытыя, трудомъ… фу, какой несносный человѣкъ!

Входитъ Пелевина и Хвостова.
II.
ТѢ-ЖЕ, ПЕЛЕВИНА и ХВОСТОВА.,
Пелевина.

Здравствуйте. Объ чемъ у васъ такой оживленный разговоръ? Я, еще по лѣстницѣ сходя, слышала ваши голоса.

Зарукинъ.

У васъ болѣзненный слухъ. Нервныя дамы всегда такъ, за три версты все слышатъ,

Хвостова.

Ирина Гурьевна въ этомъ не виноваты, что онѣ нервная особа.

Слѣва садится и вяжетъ. Зарукинъ — отходя и про себя.

Не одобрили! все значитъ въ порядкѣ вещей… теперь пойдетъ разговоръ про сегодняшнюю жаркую погоду.

Пелевина — садясь.

Какъ жарко сегодня!

Зарукинъ — про себя.

Ну, вотъ! Это ужъ первымъ долгомъ! и утро не въ утро, коли этого не сказать.

Хвостова — Бербатову.

Если хотите, Петръ Петровичъ, Московскія вѣдомости, — мы получили.

Зарукинъ — про себя.

Теперь про вѣдомости пойдетъ.

Хвостова.

Ничего интереснаго нѣтъ; самыя пустыя статьи.

Зарукинъ — про себя.

Каждый-то божій день это повторяется и не надоѣстъ… Уйдти лучше; совсѣмъ тутъ съ ними изругаешься.

Уходитъ.
III.
ТѢ-ЖЕ безъ ЗАРУКИНА, потомъ ЛИКА, за ней ЛАКЕЙ гостинницы, въ концѣ АНГЛИЧАНИНЪ.
Пелевина.

Какой неделикатный.

Бербатовъ.

Не безпокойтесь, на-дняхъ уѣзжаетъ.

Пелевина.

Очень рада. Я бы съ нимъ скоро совсѣмъ кланяться перестала.

Хвостова.

А я вамъ новость скажу.

Пелевина.

Какую?

Хвостова.

У насъ еще русское семейство пріѣхало; въ нашемъ отелѣ остановилось.

Бербатовъ.

Когда?

Пелевина.

Въ то самое время, какъ вы пропадали. Вчера вѣдь цѣлый день васъ не было видно, совсѣмъ однѣхъ насъ оставили. Съ пароходомъ пріѣхалъ какой-то господинъ и дама — русскіе.

Хвостова.

Вотъ здѣсь остановились; это вотъ ихъ комнаты, съ балкончикомъ-то выходъ… Обѣдали за табль-д’отомъ; только не очень разговорчивы… Вы какъ думаете, Ирина Гурьевна, онъ ей кто приходится?

Пелевина.

Что мнѣ думать? Ничуть я не желаю думать.

Хвостова.

Обращенье совсѣмъ не такое, чтобъ онъ ей былъ отецъ, а по годамъ могъ бы ей отцомъ быть. Неужели мужъ? Старъ онъ, чтобы мужемъ быть.

Пелевина.

Насъ съ вами это не касается.

Хвостова.

Впрочемъ, за границей-то здѣсь паспортовъ не спрашиваютъ, и не разберешь родства, — кто съ кѣмъ ѣздитъ… бываютъ случаи…

Пелевина.

Какъ вы такъ говорите, Варвара Савишна?.. Ничего не зная, и такія заключенія сейчасъ дѣлаете.

Хвостова.

Ну, ужъ вамъ, извѣстно, я никогда не угожу, что бы ни сказала.

Пелевина.

Ахъ! — опять! — начинается.

Хвостова.

Неправда развѣ? — Начинается… скажете тоже!

Бербатовъ

Милыя дамы! нехорошо!

Пелевина.

Чего она обидѣлась? Скажите, ну, чего она обидѣлась?

Хвостова

Обидѣлась, потому что отъ васъ все только выговоры слышишь одни, да недовольство… точно я маленькая дѣвочка, ужъ въ уголъ меня поставьте.

Пелевина.

Ну, что она со мной дѣлаетъ? Ну, скажите ей, пожалуйста… она меня измучаетъ, скажите ей.

Бербатовъ.

Милыя дамы, перестаньте. Я уйду.

Хвостова.

Молчать буду… все время буду молчать, извольте.

Пелевина.

Я васъ для компаніи съ собой взяла, чтобы мнѣ веселѣй было, не одной; а вы исторіи затѣваете, еще больше мои нервы разстраиваете. Не надо было ѣхать, коли такъ.

Хвостова.

Не угожу! говорю, не угожу; не могу угодить.

Бербатовъ.

Misericordia! Я опять уйду, на весь день уйду! Что вамъ за радость право… Давайте-ка, чѣмъ препираться-то, поговоримъ о новопріѣзжихъ… Такъ у насъ еще русскіе въ отелѣ? прекрасно… старичокъ и молодая дама?

Хвостова — ворчливо.

Дама-ли, дѣвица, почемъ я знаю.

Бербатовъ.

И не дурна собой?

Хвостова.

Для кого дурна, для кого не дурна.

Бербатовъ.

Молода, по крайней мѣрѣ?

Хвостова.

Вотъ выйдетъ, увидите.

Бербатовъ.

У! какая вы злюка!

Пелевина.

Варвара Савишна, если вы не перестанете дуться, я сейчасъ отсюда уѣду или вы уѣзжайте. Я не могу слушать ваши капризы, я для здоровья сюда пріѣхала.

Хвостова — все еще обидчиво, но смягчаясь.

Кажется я… ничего такого… (Вдругъ мѣняетъ тонъ на быстрый и покорный.) Ну, не сердитесь, ангелъ мой, Ирина Гурьевна, ангелъ… ну, не сердитесь.

Пелевина.

Невыносимо это, ей богу.

Хвостова.

Я вѣдь понимаю, Ирина Гурьевна, я чувствую, что я вамъ въ тягость. Что-жь мнѣ дѣлать? — никакъ съ собой совладать не могу. Я отъ любви моей, ей богу… никто васъ такъ не любитъ, какъ я… ангелъ, не сердитесь…

Пелевина.

Хорошо ужь, довольно, довольно пожалуйста… Петръ Петровичъ, сегодня-то вы насъ не оставляйте. Я что вчера придумала: намъ бы вмѣстѣ на ослахъ въ горы поѣхать, верхомъ. Оттуда должно быть видъ удивительный.

Бербатовъ.

А какъ васъ тамъ оселъ этотъ на верху-то чебурахнетъ, черезъ шею?

Пелевина.

Здѣсь, говорятъ, ослы привычные по горамъ ходить, опасности нѣтъ… мы провожатаго возьмемъ. Поѣдемъ, пожалуйста, все хоть разнообразіе какое-нибудь…

Хвостова — внезапно.

Посмотрите-ка, посмотрите-ка! кажется, занавѣску отдернули.

Бербатовъ.

Гдѣ?

Хвостова.

Отъ окна-то, у этихъ новыхъ пріѣзжихъ. Ирина Гурьевна, это она тамъ ходитъ; видите въ окнѣ.

Пелевина.

Пускай ее ходитъ, что-жь намъ-то?.. Вы не вздумайте кланяться; вы всѣмъ готовы кланяться, только бы обратить на себя вниманіе.

Хвостова.

Не опасайтесь за меня, я знаю приличіе… (Суетливо.) Идетъ, идетъ, сюда идетъ!..

На балкончикѣ появляется Лика. Они за ней наблюдаютъ. ЛИКА — осматриваетъ кругомъ, потомъ обращаясь въ дверь за кулисы.

Что?.. нѣтъ, не очень жарко, прелестно здѣсь. Я прикажу подать кофе на воздухѣ… А?

Прислушивается. Хвостова — тихо.

Это она съ нимъ переговаривается.

Пелевина.

Безъ васъ никто этого не понимаетъ.

Лика — въ дверь.

Хорошо… (Кличетъ.) Pasquale! Pasquale!

Появляется Лакей.
Лакей.

Che commanda la signorina?

Лика.

Pasquale, volete prepararci il caffe qui su questа piccola tavola.

Лакей.

Signora si.

Уходитъ. Лика уходитъ въ домъ.
БЕРБАТОВЪ — который невольно заглядѣлся на Лику, сдѣлалъ къ ней нѣсколько шаговъ и вышелъ изъ вернды.

Per bacco! какая прелесть.

Хвостова.

Петръ Петровичъ!.. Петръ Петровичъ! что это она ему приказала?

Бербатовъ.

Надо будетъ познакомиться, непремѣнно надо познакомиться.

Дѣлаетъ два шага назадъ. Пелевина.

Какъ васъ поразило! даже не слышите, что васъ спрашиваютъ.

Бербатовъ — подходя.

Вы меня спрашиваете?

Хвостова.

Что это она ему сказала?

Бербатовъ.

Она велѣла сюда кофе принести; они тутъ будутъ кофе пить.

Пелевина.

Поѣдемте-же, Петръ Петровичъ, на ослахъ въ горы!

Бербатовъ — про себя.

Какъ-же не такъ, поѣхалъ я съ вами, съ дурами когда тутъ такое знакомство предстоитъ… спровадить-бы ихъ… (Громко.) Хорошо-съ, поѣдемте… только ужъ если ѣхать, такъ надо сейчасъ; взбираться на гору долго, шагомъ придется, да отдыхать по дорогѣ.

Въ глубинѣ появляется длинный англичанинъ, онъ останавливается, раскрываетъ подзорную трубу и глядитъ въ нее.
Пелевина.

Мы готовы хоть сію минуту.

Бербатовъ.

Ступайте-же къ себѣ. Я пойду нанять ословъ, а вы переодѣньтесь. Въ этомъ на горѣ будетъ холодно.

Хвостова.

Ирина Гурьевна, намъ-бы завтракъ съ собой взять легонькій; проголодаешься вѣдь тамъ.

Бербатовъ.

Необходимо взять. Ступайте-же, приготовьте все и ждите меня у себя въ номерѣ.

Пелевина.

Смотрите-же, вы не долго.

Хвостова.

Вѣдь мы сейчасъ готовы!

Обѣ уходятъ.
IV.

БЕРБАТОВЪ и АНГЛИЧАНИНЪ, потомъ ЛИКА.

Бербатовъ — послѣ ухода дамъ.

Ладно, ладно, ждите, — приду послѣ дождичка въ четвергъ… Какая прелесть!.. Только-бы тутъ никого разгуливающихъ не было. Осмотримъ горизонтъ. (Оборачивается и видитъ англичанина. Ну, такъ и есть! непремѣнно выползетъ какая-нибудь этакая великая Британія… Въ сотый разъ вѣдь этотъ англичанинъ тутъ виды разсматриваетъ и все-таки никакъ не можетъ пройдти мимо, чтобъ сейчасъ не вынуть свой телескопъ, и… (Въ глубину.) Не отравляй ты, душенька, моего счастья, — уйди!.. (Англичанинъ закрываетъ подзорную трубку.) Слушается!.. Въ самомъ дѣлѣ, кажется… (Англичанинъ идетъ.) Уходитъ… ну… ну… (Англичанинъ ушелъ). Merci!.. (Выступая на авансцену и глядя на домъ.) Какая прелесть!.. Кто бы такая?.. (Съ легкимъ вздохомъ.) Только должно быть дѣвица. Чрезвычайно будетъ печально, если дѣвица… дай богъ, чтобы дама!.. Что-жь? какъ будто нѣтъ этакихъ молодыхъ дамъ, случаются вѣдь и раннія замужества… (Лика появляется въ дверяхъ.) А! выходитъ… о! mia carissima!.. о, divina! — божество мое… Дай Господи, чтобъ она была дама. (Лика выходитъ съ книгой въ рукахъ и садится слѣва передъ домомъ). Какъ-бы къ ней подойти и познакомиться? Какой-бы предлогъ?.. развѣ старика дождаться; можетъ быть, онъ папиросу закуритъ, попросить огня?.. хорошо-бы такъ, пока она одна, познакомиться… вѣдь, можетъ быть, старикъ-то и не куритъ, — есть вѣдь такіе уроды, что совсѣмъ не курятъ, никакъ и не подступишься къ нимъ… Рискну… (Закуриваетъ папиросу.) Гм!.. пожалуй, дуракомъ назоветъ… ну что-жь такое?! пускай назоветъ… потомъ вѣдь узнаетъ, что это былъ только предлогъ… Надо-же какъ-нибудь. (Подходитъ къ Ликѣ.) Извините, madame, я слышалъ вы соотечественница, такъ я прямо по-русски…

Лика.

Что-съ?

Бербатовъ.

Извините; можетъ, вамъ мѣшаетъ, что я курю? можетъ быть, вы не переносите табачнаго дыму?

Лика.

Здѣсь-то? въ саду? — я и не замѣтила, что вы курите.

Бербатовъ.

Конечно, вѣтерокъ разноситъ… все-жь таки…

Лика — про себя.

Что за глупый вопросъ?

Бербатовъ.

Къ тому-же вотъ, кажется вы кофе собираетесь пить и можетъ быть… (Внезапно мѣняя тонъ.) А здѣсь кофе не хорошъ; въ Италіи не умѣютъ хорошо кофе приготовлять, ужь будьте снисходительны… не прогнѣвайтесь.

Лика.

Вы что-же, здѣсь при гостинницѣ состоите?

Бербатовъ.

Какъ при гостинницѣ?

Лика.

Служите здѣсь?

Бербатовъ — про себя.

Да она меня за лакея принимаетъ. (Ей.) Почему вамъ такъ показалось?

Лика.

Вы какъ-то особенно извиняетесь за здѣшній кофе.

Бербатовъ.

Ахъ, я только предупреждаю, мнѣ рѣшительно все равно скверный кофе или нѣтъ. Впрочемъ, я лгу: мнѣ это не можетъ быть все равно… мнѣ это очень важно, такъ какъ этотъ кофе вы будете кушать. (Про себя.) Пошлость сказалъ, чувствую, что сказалъ пошлость (Ей.) Оттого что… какъ путешественникъ… я обязанъ принять участье въ прекрасной соотечественницѣ. (Про себя.) Кажется, не понравилось! (Ей.) Вы здѣсь проѣздомъ или поживете?

Лика.

Это не отъ меня зависитъ.

Бербатовъ.

Потому что если долго останетесь, я боюсь, вы соскучитесь… Природа здѣсь, правда, роскошная… видъ художественный; но немножко однообразный: море и и больше ничего. Прогулокъ мало и общества почти никакого нѣтъ. Заѣдетъ клѣтчатый англичанинъ съ желтой подругой, нѣмецъ… русскіе какіе-то монстры, стыдишься ихъ и признавать русскими.

Лика.

Вы вѣрно патріотъ?

Бербатовъ.

Нисколько… но все-таки какъ-то передъ собой неловко. (Про себя.) Опять сталъ путаться. (Ей.) Вы замѣтили? — на балконъ-то выходили, я сидѣлъ тутъ съ двумя дамами? — это русскія. Пелевина, старая дѣва изъ Москвы, и съ компаньонкой… Какія дуры, я вамъ скажу…

Лика.

Вы изучаете нравы?

Бербатовъ.

Такъ… отчасти… а главное знаете… (Беретъ стулъ и подсаживается.) У меня очень странный характеръ.

Лика.

Очень довѣрчивый,

Бербатовъ.

Вы полагаете, что довѣрчивый?

Лика.

Еще-бы, вы собираетесь мнѣ объ немъ разсказывать, совсѣмъ меня не зная.

Бербатовъ.

Да, да! это наша русская натура!.. мы любимъ простоту и откровенность, это такъ скоро сближаетъ.

Лика.

Вотъ въ этомъ я съ вами согласна: мы любимъ простоту и откровенность; позвольте-же мнѣ это вамъ доказать… я хочу тоже откровенно…

Бербатовъ. — сіяя.

О! сдѣлайте одолженіе.

Лика.

Я вотъ не дочитала книгу… и мнѣ ужасно интересно…

Бербатовъ — встаетъ.

А я вамъ мѣшаю? Виноватъ-съ, извините. (Отходите) Отшвырнула. Ну, да ничего; начало сдѣлано, унывать не станемъ… Вотъ старикъ выйдетъ, можетъ, онъ будетъ покладистѣе… Что-бы ему сказать? Развѣ, что онъ похожъ на какого-нибудь моего знакомаго… Нѣтъ ужъ, это слишкомъ старо… (Глянувъ за кулисы). O! Che diabolo! Теперь этотъ мужичина лѣзетъ… Не увидалъ-бы ее… Santa Maria!.. ее-то не увидалъ-бы… будетъ тутъ толочься.

Входитъ Зарукинъ на второмъ планѣ. Бербатовъ пошелъ ему навстрѣчу.
V.

ЛИКА, БЕРБАТОВЪ, ЗАРУКИНЪ.

Зарукинъ.

Ну, батюшка, слава богу, прачка бѣлье принесла, и я тоже могу ѣхать сегодня. На видали-ли Ботова?

Лика — вздрогнувъ, про себя,

Кого?

Зарукинъ.

Заходилъ въ его номеръ, — нѣтъ. (Кличетъ.) Дмитрій Павлычъ! — а, Дмитрій Павлычъ!

Лика жадно прислушивается. Бербатовъ.

Что вы кричите?

Зарукинъ.

Можетъ, онъ здѣсь гдѣ-нибудь.

Бербатовъ.

Кто же такъ кричитъ? вѣдь здѣсь не лѣсъ, не роща. Ботовъ рисовать ушелъ вонъ по той дорогѣ — онъ, вѣрно, тамъ скалу рисуетъ… (Про себя.) Убирайся только подальше.

Зарукинъ.

Надо сговориться, коли вмѣстѣ…

Уходитъ.
Лика.

Дмитрій здѣсь… А! наконецъ-то. Разспросить этого… (Бербатову.) Послушайте…

Бербатовъ — про себя.

Зоветъ! сама зоветъ! я говорилъ не унывать… (Подойдя къ Ликѣ.) Что прикажете?

Лика.

Я дочитала… я кончила… Если вы хотите мнѣ разсказать про здѣшнихъ путешественниковъ, какъ вы мнѣ сейчасъ остроумно разсказывали, — садитесь пожалуйста.

Бербатовъ.

Очень радъ. (Садясь и про себя.) Клюетъ, клюетъ, ура!

Лика.

Такъ вы говорили, тутъ какія-то двѣ дамы.

Бербатовъ.

Да-съ. Пелевина съ компаньонкой.

Лика.

А какъ ихъ зовутъ?

Бербатовъ.

Ирина Гурьевна, а компаньонку Варвара Савишна.

Лика.

Ну, еще кто?

Бербатовъ.

Изъ русскихъ?

Лика.

Да.

Бербатовъ.

Изъ русскихъ есть еще одинъ пасторъ изъ Ревеля, только онъ совсѣмъ по русски не говоритъ.

Лика.

А еще?

Бербатовъ.

Еще сейчасъ вотъ проходилъ богатый мужикъ изъ Москвы, Зарукинъ… Знаете, изъ этакихъ, изъ русскихъ болвановъ.

Лика.

И зовутъ его?

Бербатовъ.

Андрей Спиридонычъ… Спи-ри-до-нычъ, слышите происхожденіе…

Лика.

А еще?

Бербатовъ.

Еще, пожалуй, Ботовъ художникъ.

Лика.

Дмитрій Павлычъ?

Бербатовъ.

Вы его знаете?

Лика.

Немножко.

Бербатовъ.

Позвольте-же и мнѣ съ своей стороны спросить, съ кѣмъ я имѣю честь?..

Лика.

Моя фамилія Викушина. Зовутъ меня Лидія Николаевна.

Бeрбатовъ.

Прекрасное имя!.. (Про себя.) Опять пошлость! Чего я конфужусь? (Громко.) А вашъ пріѣздъ, Лидія Николаевна, произвелъ здѣсь большую сенсацію.

Лика.

Что вы?

Бербатовъ.

Много разговоровъ.

Лика.

Обо мнѣ? Что-жъ такое?

Бербатовъ.

Да вотъ большой былъ споръ объ этомъ, кто вы такая: дама или дѣвица, супруга этого старичка или дочь?

Лика.

А вы какъ думаете?

Бербатовъ — съ легкимъ вздохомъ.

Вѣроятно, дочь, вы такъ молоды.

Лика.

Развѣ молодыхъ дамъ не бываетъ?

Бербатовъ.

Конечно, бываетъ, и это самыя лучшія дамы…

Лика.

А вы что-бы хотѣли, чтобъ я была?

Бербатовъ.

Я-бы хотѣлъ, чтобы вы были то, что вы есть.

Лика.

Я то, что вы хотите.

Бербатовъ — радостно.

Неужели дама!? вы замужемъ? это вашъ супругъ?

Лика.

А, такъ вы хотите, чтобъ я была дама?

Бербатовъ.

Сорвалось съ языка, такъ ужь скрывать нечего: признаюсь — да.

Лика.

Почему?

Бербатовъ.

Потому что дѣвица — это какое-то существо недозрѣлое… или, по крайней мѣрѣ, на него надо смотрѣть, какъ на недозрѣлое. Съ дѣвицей постоянно стѣсняешься…. Потомъ, и это очень важно: на дѣвицѣ всегда, рискуешь жениться, на чужой женѣ — никогда.

Лика.

Однако, у васъ дѣйствительно откровенный русскій характеръ.

Бербатовъ — вставая.

А! mio Dio, я только громко высказываюсь, а думаютъ то-же самое большинство мужчинъ. Замужняя женщина намъ всегда привлекательнѣе, потому-что между нами и ею стѣна — ея мужъ. Посмотрите кругомъ: изъ десяти мужчинъ едва одинъ поглядываетъ на молодую дѣвицу, остальные девять всѣ глядятъ на молодую даму.

Лика — тоже вставъ.

Благодарю васъ за урокъ, можетъ быть, вы и правы… (Какъ бы про себя обдумывая что-то.) Прекрасно! (Ему). Я дама; я замужняя дама . (Появляется Викушинъ). А вотъ и мой мужъ.

VI.

ТѢ-ЖЕ и ВИКУШИНЪ, потовъ ЛАКЕЙ.

Викушинъ — удивленный.

Что такое?

Лика.

Я сказала: вотъ мой мужъ. Чего-жь ты удивляешься? Какъ будто ты не знаешь, что ты на мнѣ женатъ, что-я твоя супруга?… Здравствуй, милый, съ добрымъ утромъ, поцѣлуй свою Лику.

Викушинъ — сконфуженно.

Да; но я… здравствуй.

Цѣлуетъ ее.
Бербатовъ — про себя.

Усиленная любезность — подозрительный знакъ.

Лика.

Чтожь кофе не несутъ! (Кличетъ). Pasquale! Pasquale!

Лакей — входя.

Subito, subito, Signora, lo porto.

Лика.

Metta qui… e bene, Pasquale, e bene… (Кокетливо присядая). Mille grazie, Signore!

Лакей — важно раскланиваясь.

О, Signora! suo servitore!!.. (Переходитъ къ верандѣ. Проходя мимо Бербатова, дѣлаетъ плутовское лицо и говоритъ ему.) Che carina la piccola russa!

Бербатовъ — про себя.

Ахъ ты скотина! тоже смѣетъ восхищаться… Che carina!.. ma che bestia!!

Лакей въ это время взялъ пустую посуду въ верандѣ и уходитъ въ глубину за виллу. Лика наливаетъ кофе, старательно ухаживая за Викушинымъ.
Викушинъ.

Что съ тобой сегодня?

Лика.

Ничего! (Смѣется). Я счастлива, я весела. Развѣ ты этому не радъ?

Цѣлуетъ его.
Викушинъ.

Перестань пожалуйста, шалить.

Бербатовъ.

Чрезвычайно подозрительное ухаживанье.

Лика.

Тутъ оказывается, вотъ мнѣ господинъ говорилъ, — много русскихъ; тебѣ не будетъ скучно… и знаешь, кто между прочимъ: мой знакомый, художникъ Ботовъ.

Бербатовъ.

Виноватъ, Ботова ужь вы не считайте; онъ сегодня уѣзжаетъ.

Лика.

Куда?

Бербатовъ.

Въ Неаполь; въ два часа на пароходѣ.

Лика — внезапно, почти вскрикнувъ.

Да это невозможно! (Оправляясь.) Это очень жалко… потому-что… Вотъ мой мужъ любитъ живопись и художниковъ. Да нельзя-ли его остановитъ, хоть на нѣсколько дней.

Бербатовъ.

О! если дѣло только за этимъ, то позвольте рекомендоваться: я тоже художникъ, — Бербатовъ.

Лика.

Вы тоже художникъ? (Про себя.) Какъ не кстати… нельзя-же, чтобъ онъ уѣхалъ такъ, и не зналъ, не видѣлъ

Викушинъ — Бербатову.

Вы въ здѣшнемъ-же отелѣ квартируете?

Бербатовъ.

Да, мы всѣ тутъ. Моя комната съ той стороны и Пелевина тамъ-же Ботовъ тутъ вотъ во второмъ этажѣ, двѣ комнаты занимаетъ.

Лика — Викушину.

Во второмъ? Ахъ, дружокъ! не взять-ли намъ его комнаты? вѣдь онъ уѣзжаетъ.

Викушинъ.

Зачѣмъ? У насъ комнаты прекрасныя.

Лика.

Во второмъ этажѣ гораздо лучше, воздухъ чище, не такъ сыро… Ты сегодня спалъ очень долго, это не годится, это тяжелый сонъ.

Викушинъ.

Богъ тебя знаетъ, что ты сегодня…

Бербатовъ.

Коли угодно, вотъ Ботовъ уѣдетъ, тогда можно будетъ взглянуть его комнаты.

Лика.

Взглянуть мало… надо-бы его спросить..

Бербатовъ.

Ботова? Извольте, я сейчасъ…

Лика.

Нѣтъ!.. ужь если вы такъ добры… (Смѣясь.) А вѣдь это вы давеча правду сказали, что мы, русскіе, скоро сходимся; вотъ ужъ я какъ вами пользоваться начинаю: подите къ нему, попросите, чтобы онъ на минутку пришелъ сюда, — я сама съ нимъ поговорю.

Бербатовъ.

Сію-же секунду, если еще успѣю…

Викушинъ.

Да зачѣмъ намъ?

Лика.

Оставь, ты не знаешь… (Бербатову). Пожалуйста, скажите ему, что одна его знакомая проситъ… онъ человѣкъ любезный, онъ не откажетъ.

Бербатовъ.

Сейчасъ бѣгу-съ! (Про себя). Да это прелесть! это даръ небесный!..

VII. ВИКУШИНЪ и ЛИКА.
Викушинъ.

Объясни на милость, что такое, съ тобой?

Лика.

Я сказала тебѣ: я весела! Я рада, что ты здоровъ, хорошо выспался, мой дядяша милый… я рада, что мы съ тобой здѣсь, въ Италіи…

Викушинъ.

Нечего картины-то расписывать, не объ этомъ я спрашиваю. Ты мнѣ скажи, съ чего ты взяла объявлять ему, что я твой мужъ?

Лика.

Чтожь тутъ обиднаго для тебя?

Викушинъ.

Обиднаго ничего, — да неправда.

Лика.

Напротивъ, это тебѣ должно быть очень лестно: посмотри-ка, какъ они тебѣ всѣ будутъ поклоняться за то, что у тебя такая миленькая молоденькая женка.

Викушинъ.

Спасибо за протекцію, только я въ ней не нуждаюсь.

Лика.

Вѣдь я же-бы могла быть твоей женой!.. и старше тебя женятся на молодыхъ.

Викушинъ.

Не въ томъ дѣло. Зачѣмъ людей-то морочить?

Лика.

Дядяша, милый, кушай свой кофе, кушай. Вотъ я тебѣ еще налью… ну что, право, пристаешь изъ какихъ пустяковъ… ну, мнѣ такъ вздумалось пошалить… что за преступленіе?

Викушинъ.

Странная шалость-то ужь очень.

Лика.

Вѣдь это какъ будетъ смѣшно, ты увидишь. Ну что тебѣ стоитъ? Не все тебѣ равно: женатый ты или нѣтъ. Я тебя ревновать не буду, ей богу, ухаживай за кѣмъ хочешь.

Викушинъ.

Ахъ, какъ вы добры!

Лика.

Милый дядяша, ну потѣшь меня. Уступи мнѣ, не спорь, пожалуйста, одинъ разъ тебя прошу!

Викушинъ.

Да неловко, сумасбродка ты этакая… Степенный человѣкъ, и въ лѣтахъ, и въ чинѣ, и вдругъ надувать… да еще чѣмъ надувать-то!

Лика.

Не ты надуваешь, — я надуваю… пожалуйста, вѣдь не надолго: чрезъ недѣлю уѣдемъ и всему конецъ… Что? опять забылъ сигару? Покурить хочешь?.. Сейчасъ принесу… сиди, сиди, сейчасъ.

VIII.

ВИКУШИНЪ одинъ, потомъ БОТОВЪ и БЕРБАТОВЪ.

Викушинъ.

Теперь и поправить-то трудно: ее въ неловкое положеніе поставишь… какой сорванецъ!.. что сочинила.

Входятъ Бербатовъ и Ботовъ.
Бербатовъ.

Вотъ-съ вамъ художникъ Ботовъ, Дмитрій Павлычъ… а супруга ваша гдѣ?

Викушинъ.

Супруга моя… она-съ пошла… (Про себя.) Ну вотъ ужъ я самъ ее супругой называю… (Громко.) Она за сигарой пошла.

Ботовъ.

Петръ Петровичъ сказалъ мнѣ, что вы хотите занять мои комнаты; вы своими недовольны?

Викушинъ.

То есть я собственно — я очень доволенъ, я ни за что никуда не переѣду.

Ботовъ.

Объ чемъ-же меня хотятъ спросить?

Викушинъ — про себя.

Съ комнатами еще тутъ напутала. (Громко, но конфузливо.) То есть, какъ вамъ сказать… все можетъ случиться: и ваши комнаты понадобятся… вѣдь это все она…

Ботовъ.

Ваша супруга?

Викушинъ — еще больше конфузясь.

Моя… да… то есть.. (Про себя.) Этакій сорванецъ, что она со мной сдѣлала…,

Лика появляется на балкончикѣ.
IX.

ТѢ-ЖЕ и ЛИКА.

Лика — съ балкончика.

Bon giorno, signore, come sta?

Ботовъ — пораженный, не вѣря глазамъ.

Лик!.. это вы?.. Лидія Николаевна! Какая неожиданная встрѣча! Вы какъ здѣсь?

Лика.

По той-же дорогѣ пріѣхала, какъ и вы.

Ботовъ.

Вотъ счастливая случайность.

Лика.

Совсѣмъ не случайность; если-бы васъ не позвали, вы-бы уѣхали, не повидавшись.

Ботовъ.

Такъ это вы?.. Я никакъ не ожидалъ.

Лика — Викушину.

Вотъ тебѣ сигара, дружокъ.

Ботовъ.

Вы… замужемъ?

Лика.

Ну да! ну чтожь?.. почему-же мнѣ не выйдти замужъ?

Бербатовъ — про себя.

Что такое между ними?

Лика.

Вы познакомились съ мужемъ?

Ботовъ.

Съ вашимъ… супругомъ…

Лика.

Садитесь… А мы вотъ разговорились о комнатахъ… такъ какъ вы сегодня уѣзжаете…

Ботовъ.

Правда, я предполагалъ уѣхать, но…

Лика.

Развѣ передумали? Какъ это мило! Васъ что-нибудь задерживаетъ, какъ это кстати… Неправда-ли, задерживаетъ? — да?

Бербатовъ.

Дмитрій Павлычъ, какъ-же такъ? Вы только что говорили, что даже вещи всѣ собрали.

Ботовъ.

Тутъ явилось одно обстоятельство…

Бербатовъ — раздраженно.

Какое? — позвольте.

Ботовъ.

Хочется еще одинъ эскизъ набросать, рисуночекъ одной развалины; что касается моихъ комнатъ, сдѣлайте одолженіе, коли онѣ вамъ понравятся, берите ихъ, я перейду куда-нибудь.

Лика.

А! нѣтъ, нѣтъ вы не уѣзжаете, такъ это совсѣмъ другое дѣло. (Викушину.) И къ чему ты хочешь мѣнять, дружокъ; наши комнаты совсѣмъ не такъ плохи.

Викушинъ.

Я хочу? Теперь все на меня свалила… да я самъ говорилъ, — это ты все…

Лика — перебивая его, Ботову.

Какъ я рада, что расъ задержалъ этотъ рисунокъ… Вы намъ удѣлите немножко вашего времени, не все-же будете работать?

Бербатовъ — Ботову.

Странный какой у васъ характеръ, Дмитрій Павлычъ, сейчасъ ѣхали, теперь не ѣдете… (Про себя.) Повредитъ, навѣрно повредитъ!

Лика — Викушину.

Видишь, дружокъ, какъ намъ будетъ весело и хорошо. Мы будемъ окружены искусствомъ. Дмитрій Павлычъ покажетъ намъ свои картины… мой мужъ ужасно любить живопись… между нами сказать, очень мало въ ней понимаетъ, — но любитъ страстно.

Викушинъ.

Что ты, матушка, все про меня; ты про себя разсказывай!

Лика.

Охъ, ужъ эти мужья!.. всѣ они такіе, Дмитрій Павлычъ: не терпятъ, чтобъ люди видѣли, какъ объ нихъ заботятся. Такъ, неправда-ли, вы намъ покажете свои картины.

Бербатовъ.

И я покажу.

Лика.

Да, да, и вы покажете. (Викушину.) Ты увидишь, дружокъ, какъ мы всѣ будемъ за тобой ухаживать.

Викушинъ — встаетъ.

Я письма писать пойду, мнѣ надо письма писать.

Лика.

И я съ тобой. Ты въ чемоданѣ ни бумаги, ни чернилъ не найдешь; а найдешь, такъ разбрызгаешь… я тебѣ все сама достану… (Викушинъ махнулъ рукой и ушелъ въ домъ.) Господа, извините…

Идетъ на лѣсенку.
Ботовъ.

Что это? — лицемѣріе или дѣйствительно она его любитъ?

Лика — на лѣстницѣ.

Стало быть, мы не прощаемся. A rivederci, Signore, a rivederci!

Уходитъ.
X. БОТОВЪ и БЕРБАТОВЪ, потомъ ЗАРУКИНЪ.
Бербатовъ — про себя.

Это еще подозрительнѣе, чѣмъ ея супружескія ухаживанья.

Ботовъ — про себя.

Лика замужемъ… и совсѣмъ какая-то другая стала… я ее не узнаю…

Бербатовъ.

Быстро-же вы мѣняете ваши рѣшенія. Что такое васъ вдругъ заставило остаться?

Ботовъ.

Я вамъ сказалъ.

Бербатовъ.

Это предлогъ; вы и не думали ни о какомъ рисункѣ, пока ее не увидѣли. Вы изъ-за моей барыньки остаетесь.

Ботовъ.

Почему-жь это она ваша?

Бербатовъ.

Ну да, можетъ быть, и больше ваша!.. Я былъ глупъ, на свою голову притащилъ васъ сюда… но я васъ предупреждаю: я дешево ее не отдамъ, я буду бороться.

Ботовъ.

Только не со мной.

Бербатовъ.

Ну, ну, ну, — ужъ я вижу, ужь я вижу.

Входитъ Зарукинъ.
Зарукинъ — Ботову.

Наконецъ-то я васъ нашелъ: ну-съ, ѣду съ вами сегодня: бѣлье принесено, и я иду сейчасъ укладываться.

Ботовъ.

А я только-что хотѣлъ вамъ сказать, что согласенъ подождать васъ до четверга. Я сегодня ѣхать не могу.

Зарукинъ.

Послушайте, изо всѣхъ русскихъ я васъ одного уважалъ за акуратность, а вы тоже — флюгеромъ.

Ботовъ.

Не могу, какъ хотите.

Уходитъ.
Бербатовъ.

Да, если-бъ вы ее видѣли и вы-бы не уѣхали.

Зарукинъ.

Кого?

Бербатовъ.

Нѣтъ, вы этого не слыхали… будто, что я этого не сказалъ! (Про себя.) Еще себѣ на шею . (Ему.) Уѣзжайте, уѣзжайте.

Зарукинъ.

Не толкайтесь, что вы? Захочу — уѣду; не захочу, такъ вы меня не прогоните.,

Входятъ ПЕЛЕВИНА и ХВОСТОВА.
XI. ТѢ-ЖЕ, ПЕЛЕВИНА и ХВОСТОВА, потомъ АНГЛИЧАНИНЪ.
Пелевина.

Ай да Петръ Петровичъ!.. ждемъ, ждемъ васъ, а вы что-же? Гдѣ-же ослы?

Бербатовъ.

Ослы!.. ослы!.. вонъ ослы!..

Зарукинъ.

Будьте приличны! Машетъ на меня рукой и кричитъ: вонъ ослы!

Снова въ глубинѣ появляется англичанинъ съ трубой.
Бербатовъ.

Сегодня меня увольте… извините: мнѣ сегодня невозможно… и завтра тоже будетъ невозможно, и послѣ завтра… и потомъ…

Пелевина.

Такъ вы насъ въ отставку… Пока никого не было и мы были хороши, а теперь лучше нашлись?

Хвостова.

Петръ Петровичъ, возьмите Московскія вѣдомости, вотъ я принесла Московскія вѣдомости.

Бербатовъ.

Не нужно мнѣ! Избавьте меня… Вонъ англичанину отдайте, онъ съ вами поѣдетъ…

Зарукинъ.

Кто лучше? гдѣ лучше?

Убѣгаетъ, преслѣдуемый Хвостовой, Пелевина идетъ за ними, Зарукинъ тоже, повторяя: «кто лучше? гдѣ лучше?»
ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.

Комната Викушиныхъ. Сцена по возможности не глубока. Въ задней стѣнѣ, противъ средины сцены, широкая арка. За аркой видна балюстрада балкона и далѣе садъ. На аркѣ навѣшана тяжелая гардина, которой можно закрыть всю арку. Подлѣ лѣвой стѣны диванчикъ, стулья и столъ. За ними въ углу этажерка и складной стуликъ у стѣны. Мебель по стѣнамъ.

По поднятіи занавѣса Бербатовъ сидитъ справа у маленькаго столика и рисуетъ. Входитъ Зарукинъ, за нимъ лакей несетъ вазу съ фруктами.
I.

БЕРБАТОВЪ, ЗАРУКИНЪ, ЛАКЕЙ.

Зарукинъ.

Давай сюда… сюда ставь… (Лакей ставитъ вазу на столъ передъ диваномъ.) Такъ… (Осматриваетъ.) Ну! Не Богъ вѣсть какой подборъ, для Италіи-то можно-бы и лучше фрукты подобрать… Nicht viel gut… nicht… тьфу! я это по нѣмецки… А отчего ананаса нѣтъ? Я сказалъ, чтобъ непремѣнно былъ ананасъ. Петръ Петровичъ, спросите его, почему нѣтъ ананаса?

Бербатовъ.

Что я вамъ за переводчикъ дался.

Зарукинъ.

Убудетъ васъ, что-ли, если скажете?

Бербатовъ.

Не хочу ваше богатое невѣжество поощрять. Разлетѣлись вы жить въ Италію, такъ поучитесь сперва.

Зарукинъ.

Ахъ, какая премудрость, Боже мой!

Бербатовъ.

Не премудрость, а вы все таки не умѣете сказать… (Передразнивая его.) Nicht gut, nicht gut!.. Ха, ха, ха…

Зарукинъ.

Смѣшно! Потѣшайтесь! И но нужно ананаса; что взяли?.. (Лакею.) Ну, сколько тебѣ заплатить? Комбьэнъ?.. комбьэнъ иль фо… ахъ ты дубина итальянская, ничего ты не понимаешь, дуракъ этакій.

Лакей.

Si signore.

Зарукинъ.

Регардэ! На, бери, смотри… (Показываетъ ему деньги.) Бери, сколько тебѣ?

Лакей.

А!.. cinque lire, signore, cinque lire. (Беретъ деньги.)

Зарукинъ.

Ну теперь, allez… э… прикажэ… что я вру!?.

Бербатовъ.

Ха, ха… прикажэ! Вы воображаете, что коли будете коверкать русскія слова, такъ онъ скорѣе пойметъ.

Зарукинъ.

Отстаньте… Какъ это спросить — готова-ли лодка намъ кататься?.. (Бербатову.) Не надо, не надо, я не съ вами совѣтуюсь… (Лакею.) Ээ!.. la compania… promenare… per… per…

Дѣлаетъ жесты, какъ гребутъ веслами.
Лакей — догадавшись.

Si signore, capisco! tutto e pronto.

Зарукинъ.

Да; готово… ну allez, allez…

Лакей уходитъ.
Бербатовъ.

Что вы мало разговаривали съ нимъ. Ха, ха… премило это у васъ выходитъ, преграціозно.

Зарукинъ.

Будто вы всѣ языки на свѣтѣ знаете. Повезъ-бы я васъ въ Лапландію, посмотрѣлъ-бы, какъ-бы вы тоже тамъ: компренэ! Живописецъ! рисуетъ… Ночь на дворѣ, а онъ рисуетъ. Она, что-ли, вамъ приказала?

Бербатовъ.

Кто она?

Зарукинъ.

Лидія Николавна; для нея вѣдь вы это.

Бербатовъ.

Хоть-бы и для нея-съ; никто мнѣ этого не запретитъ.

Зарукинъ.

А вы и не поняли для чего она вамъ приказываетъ? Вѣдь это только, чтобъ васъ къ стулу пригвоздить, чтобъ вы ей меньше надоѣдали; эхъ вы, простота!..

Бербатовъ.

Никто мнѣ не приказывалъ и даже не просили… довольно мнѣ было замѣтить, что этотъ, пейзажъ нравится… мнѣ очень пріятно, на память…

Зарукинъ.

Фу! какія тонкости, подумаешь.

Бербатовъ.

Гдѣ вамъ это понять!? вы вѣдь, если кто вамъ понравится, вы какъ ухаживаете? нельзя-ли что-нибудь купить, какъ-нибудь угостить! Желудокъ испортить, — больше-то ничего не вздумаете; за васъ всякую любезность деньги справляютъ. Отними у васъ деньги, такъ вы что? общипанный павлинъ!

Зарукинъ.

Это когда отнимутъ, а пока еще не отняли… потягайтесь-ка со мной. Мнѣ эти вещи, батюшка, не въ диковинку; много времени на нѣжности не трачу. Мнѣ не нужно по вашему фокусничать.

Бербатовъ.

Какъ это фокусничать?

Зарукинъ.

Геніальностью-то своей хвастать… Разрядился шутомъ! завитой, размазанный, пиджаки какіе-то особенные завелъ, ха, ха, бантъ на шею… всѣ люди, какъ люди, одинъ чортъ въ колпакѣ, — чистая каррикатура.

Бербатовъ.

Васъ, видно, критикѣ-то портной обучалъ… въ швейной мастерской міросозерцаніе почерпаете?

Зарукинъ.

Какое представленіе приготовилъ: художникъ живописуетъ… придетъ она, взглянетъ, «ахъ!» — и прямо вамъ въ объятья. Дожидайтесь.

Бербатовъ.

Нѣтъ, она первымъ дѣломъ къ фруктамъ, покушать… Вы ее сейчасъ въ лодочку приглашаете прокатиться по морю, ночью, при лунѣ… гдѣ за вами тягаться!

Входитъ Хвостова.
II. БЕРБАТОВЪ, ЗАРУБИНЪ и ХВОСТОВА.
Хвостова.

Какой прилежный сдѣлался, ночью работаетъ; не то, что прежде, по цѣлымъ днямъ карандаша въ руки не бралъ. Для Лидіи Николавны рисуете?

Бербатовъ.

Что за манера такая: для того, для этого… рисую потому, что хочу, и отдамъ тоже кому захочу.

Хвостова.

Намъ не отдадите, понятно.

Бербатовъ.

Я вамъ дарилъ картинку.

Хвостова.

Это гдѣ изба-то нарисована? Merci, намъ избы-то и въ Россіи глаза намозолили, — невидаль какая! изъ Италіи везти стоитъ!.. небось ей вы итальянскіе виды рисуете, море… (Оборачивается и видитъ фрукты.) Ахъ, какія груши! гдѣ вы взяли?

Зарукинъ.

Не троньте, пожалуйста, будете угощаться, когда всѣ придутъ.

Хвостова.

Тоже для Лидіи Николавны?

Зарукинъ.

Для всѣхъ.

Хвостова.

Ну ужъ для всѣхъ. Пока мы однѣ-то были, никогда этого не видывали; слава богу изъ-за Лидіи Николавны и намъ любезности перепадать стали.

Зарукинъ.

Слава богу, такъ вы и благодарите ее; чего же вы шипите?

Хвостова.

Выраженья какія! шипите!.. точно я змѣя… вѣжливый кавалеръ

Входитъ Викушина и Лика.
III. ТѢ-ЖЕ, ВИКУШИНЪ и ЛИКА.
Викушинъ.

Эге! у насъ ужъ гости… а мы гуляли.

Лика.

Дай шляпу, папочка.

Зарукинъ.

Позвольте мнѣ.

Подбѣгаетъ, беретъ шляпу у Викушина и ставить ее на этажерку.
Викушинъ.

Что это? опять вы фрукты принесли! давно-ли отобѣдали?.. ѣдимъ, ѣдимъ, — смотрѣть тошно.

Садится подлѣ стола.
Бербатовъ.

Вы ужъ съ него не взыщите; вы цѣль его цѣните, цѣль хорошая: услужить хочетъ. Чтожь съ него спрашивать, коли онъ другихъ радостей не понимаетъ? — поѣсть, да попить, да погулять.

Зарукинъ.

Что-то вы тоже не очень-то отказываетесь поѣсть-то, да погулять.

Викушинъ.

А вы все рисуете? Темно вѣдь, глаза испортите.

Зарукинъ.

Это ужь такой талантъ. Ему все равно: и при свѣтѣ, и во тьмѣ можетъ рисовать; одинаково хорошо будетъ.

Бербатовъ.

Я перестаю.

Викушинъ.

Покажите-ка, что вы тамъ намазюкали? Андрей Спиридонычъ, зажгите свѣчи.

Зарукинъ зажигаетъ свѣчи на столѣ.
Лика.

И гардину задерните, чтобъ мушкара на свѣтъ не налетѣла.

Бербатовъ подноситъ рисунокъ Викушину. Зарукинъ задергиваетъ гардину, закрывая всю арку.
Хвостова.

Виды итальянскіе для васъ рисуетъ.

Бербатовъ.

Позвольте, вы не такъ взяли, вы кверху ногами взяли; вотъ такъ….

Хвостова и Лика смотрятъ на картину изъ-за спины Викушина.
Викушинъ.

Ничего, хорошо. Что же это будетъ изображать?

Лика.

Папочка, ты не узнаешь? Это видъ изъ нашего окна… видишь, горы?

Зарукинъ — тоже заглянувъ.

Узнать не легко, какія это горы? это носорогъ какой-то… конечно, носорогъ! вотъ ноги, вотъ руки.

Бербатовъ.

Ха, ха, ха… руки! у носорога-то руки… ужь помалчивали-бы при вашемъ то невѣжествѣ. Ха-ха…

Зарукинъ.

Экое вамъ счастье, что я обмолвился. Не придирайтесь къ слову… вотъ заднія ноги, вотъ переднія, вотъ хвостъ! — носорогъ и есть.

Лика.

Не слушайте его, рисуночекъ выйдетъ прелестный, мнѣ очень нравится.

Хвостова.

Извѣстно хорошо… развѣ для васъ онъ не постарается?.. вотъ и мальчика посадилъ подъ дерево.

Викушинъ.

Гдѣ вы мальчика видите?

Хвостова.

Вотъ, клубочкомъ свернулся.

Бербатовъ.

Какой-же это мальчикъ? Это камень.

Зарукинъ — прыснувъ со смѣху.

Ха, ха, ха!.. вотъ какъ рисуетъ, подписывать надо, не то мальчикъ, не то камень.

Бербатовъ — отнимая рисунокъ.

Я очень не люблю показывать мои рисунки, пока они еще не кончены!

Кладетъ рисунокъ на этажерку.
Зарукинъ.

Я-бы на вашемъ мѣстѣ и конченныхъ никому не показывалъ, — срамятъ только, да обижаютъ.

Викушинъ.

Что вы все ссоритесь, понять васъ не могу; что вамъ дѣлить?

Входятъ Пелевина и Ботовъ.
IV. ТѢ-ЖЕ, ПЕЛЕВИНА и БОТОВЪ.
Пелевина.

Ну! ѣдемъ мы кататься на лодкѣ или не ѣдемъ?

Садится справа.
Зарукинъ.

Все готово-съ, пожалуйте. Александръ Тимофеичъ, Лидія Николавна, угодно-съ? Командуйте.

Викушинъ.

Я съ вами не поѣду, ступайте безъ меня.

Бербатовъ.

Вы не хотите?

Викушинъ.

Пристало-ли мнѣ съ моей степенностью да на водѣ колыхаться, — терпѣть этого не могу. У меня подъ ногами должна быть почва твердая.

Лика.

Папочка, но… ты одинъ останешься? Чтожь тебѣ одному дѣлать?

Викушинъ.

А вотъ сяду на балконъ и буду въ пространство глядѣть.

Уходитъ за арку.
Лика.

Тебѣ скучно будетъ; хочешь я тоже не поѣду?

Бербатовъ.

Какъ вы не поѣдете? тогда зачѣмъ-же ѣхать? зачѣмъ вся прогулка?

Пелевина — обидчиво.

Разумѣется, зачѣмъ-же тогда? вѣдь все для одной Лидіи Николавны.

Хвостова.

Мы-то тутъ съ боку припека!

Зарукинъ.

Да коли правду говорить…

Лика — ему тихо.

Молчите, я поѣду. (Пелевиной.) Вы его не слушайте. Поѣдемте всѣ и будемъ хохотать и веселиться.

Пелевина.

Нѣтъ ужъ, вы веселитесь… для васъ вѣдь все это дѣлаютъ; мы домой пойдемъ.

Лика.

Ахъ, право… какъ это непріятно, изъ-за какого-нибудь слова и все разстроивается… Андрей Спиридонычъ, увѣрьте Ирину Гурьевну, что не для меня вы готовили, что для всѣхъ, — уговорите ее… Дмитрій Павлычъ, пожалуйста, уговорите… ну что такое обижаться!

Зарукинъ — Пелевиной.

Полноте! что вы, въ самомъ дѣлѣ, обижаетесь, только огорчаете Лидію Николавну. Вы намъ весь вечеръ портите.

Ботовъ.

Позвольте, позвольте, я вамъ объясню.

Зарукинъ и Ботовъ убѣждаютъ Пелевину. Лика и Бербатовъ въ сторонѣ отъ нихъ.
Лика — Бербатову.

Если вы впередъ будете такъ себя вести, я разсержусь и говорить съ вами не стану.

Бербатовъ.

Когда я жить безъ васъ не могу.

Лика.

И дѣлаете мнѣ постоянныя непріятности. Не забывайте-же, что я замужемъ. Вы ее злите, а меня этимъ подводите подъ сплетни и пересуды. Это и не умно, и… даже не практично.

Бербатовъ.

Но я за васъ…

Лика.

Преданный-то человѣкъ наоборотъ-бы: за ней ухаживалъ, а не за мной, чтобы она мнѣ не завидовала и не злилась.

Бербатовъ.

Чтобъ отклонить подозрѣніе?!

Лика.

Точно вы младенецъ.

Отходятъ отъ него.
Бербатовъ.

Понимаю… правда, правда, истина… (Про себя.) О! что она мнѣ сказала!.. что она сказала!.. смѣйтесь, господа, смѣйтесь… посмотримъ, поглядимъ… Буду ухаживать, за кѣмъ хотите буду.

Лика — ко всѣмъ, похлопывая въ ладоши.

Ну-съ, такъ не теряйте времени!..

Хвостова — которая все время, оставалась у стола.

Фрукты-то съ собой-бы взять, хоть что-нибудь… Можетъ, на прогулкѣ кому вздумается.

Лика.

Возьмите въ карманъ, коли хотите.

Хвостова берегъ три груши; и прячетъ въ карманъ.
Зарукинъ.

Вы ужь и вазу въ карманъ запрячьте.

Хвостова.

Мнѣ позволили.

Зарукинъ.

А вы обрадовались… куда вы это набираете?

Лика — Зарукину.

Перестаньте.

Зарукинъ — Ликѣ, почти громко.

Помилуйте, это коровы. Имъ въ пору сѣна возъ, а не…

Пелевина.

Варвара Савишна, положите назадъ.

Хвостова.

Назадъ? отчего назадъ?

Пелевина.

Положите назадъ… не нужно вамъ чужихъ фруктъ… положите, не сердите меня, ну-съ… ну… сейчасъ-же… (Та кладетъ двѣ груши.) Нѣтъ всѣ… всѣ положите, и третью тоже.

Хвостова.

Да я только двѣ взяла.

Пелевина.

Не сердите меня.

Хвостова — вынимаетъ и кладетъ третью грушу.

Какая неделикатность, такъ ужъ и не знаю.

Переходятъ направо къ Пелевиной.
Лика.

Ахъ! Творецъ мой!.. Андрей Спиридонычъ! эти фрукты вы мнѣ принесли? да?.. стало быть, они мои, я могу ими распоряжаться?

Зарукинъ.

Распоряжайтесь.

Лика.

Извольте-же сейчасъ снести всю вазу въ комнату Ирины Гурьевны.

Бербатовъ.

Безподобно! ха, ха, ха!.. безподобно!.. Онъ городилъ, городилъ вазу: компренэ да прикажэ, плѣнить хотѣлъ, — а вы его… ха, ха!.. браво! браво!

Зарукинъ — Ликѣ.

Мнѣ теперь эту вазу все равно, что въ мусорную яму бросить; потому-что единственно ради васъ одной…

Лика.

Вы не должны этого показывать.

Зарукинъ.

Я не въ силахъ таить…

Лика.

Я вамъ приказываю быть съ ними любезнымъ… и гораздо любезнѣе, чѣмъ со мной, слышите.

Зарукинъ.

А что мнѣ за это будетъ?

Лика.

Я вамъ приказываю.

Зарукинъ.

Посмотрю, что мнѣ за это будетъ. Ирина Гурьевна, Варвара Савишна, приношу покаяніе и прошу меня простить. Я грубый невѣжа… но въ душѣ я добръ и милъ… Лидія Николавна приказала, имъ угодно, — я иду поставить фрукты къ вамъ — и буду ждать всѣхъ васъ на берегу у лодки… (Ликѣ.) Посмотрю, что мнѣ за это будетъ.

Уходитъ.
Бербатовъ.

Однако, вы надъ нимъ властвуете.

Лика.

Да, если-бъ и вы были такъ послушны…

Бербатовъ.

Буду, буду!..

Лика

Дмитрій Павлычъ! (Ботовъ къ ней подходитъ.) Докажите, что вы мнѣ истинный другъ, исполните мою просьбу.

Ботовъ.

Все, до малѣйшаго каприза.

Лика.

Останьтесь съ папочкой.

Ботовъ.

Не ѣхать съ вами?

Лика.

Ему, бѣдняжкѣ, скучно одному, пожалуйста.

Ботовъ — недовольный.

Если вы этого непремѣнно требуете…

Лика.

Я прошу.

Бербатовъ — ей тихо.

Вы молодецъ! благодарю.

Уходитъ къ Пелевиной и любезничаетъ съ ней.
Ботовъ.

Я только не понимаю за что?..

Лика.

Вы?

Ботовъ.

За что я меньше всѣхъ другихъ долженъ пользоваться вашимъ обществомъ?

Лика.

Развѣ меньше!

Ботовъ.

Вы этого не замѣчаете? Потому-что вамъ все равно: здѣсь-ли я, нѣтъ-ли.

Лика — пожимая плечами.

Гм!.. то: «до малѣйшаго каприза!» а то упреки.

Ботовъ.

Надоѣлъ я вамъ? Хотите, я уѣду? совсѣмъ и на глаза не покажусь.

Лика.

Смерть моя! — какіе вы всѣ злые и обидчивые. Васъ просятъ остаться, вы говорите — уѣду, какъ логично!

Отходитъ отъ него. Викушинъ возвращается.
Викушинъ.

Чтожь вы копаетесь, не ѣдете?.. Вонъ взошла луна златая!..

Лика.

Идемте, идемте, въ самомъ дѣлѣ поздно будетъ…

Хвостова.

Андрей Спиридонычъ дожидается.

Пелевина.

Пойдемте.

Уходитъ съ Хвостовой.
Бербатовъ.

А вы?

Лика.

И я… Только вотъ съ папочкой прощусь. (Вербатовъ ушелъ.) Прощай, мой бѣдный папуличка, не скучай безъ меня, будь паинька.

Викушинъ.

Довольно тебѣ! Оставь меня въ покоѣ.

Лика — бѣжитъ къ аркѣ, тамъ останавливается и посылаетъ рукой поцѣлуи.

Uno, due, tre, quatro, cinque…

Викушинъ.

Уйди!

Лика разражается смѣхомъ и исчезаетъ.
V. ВИКУШИНЪ и БОТОВЪ.
Викушинъ.

Вы зачѣмъ остались?

Ботовъ.

Приказано мнѣ, чтобъ съ вами быть, занимать васъ.

Викушинъ.

Ну садитесь, занимайте.

Ботовъ.

Приказано… ослушаться нельзя. Лидія Николавна, видите, какъ тутъ нами всѣми кружитъ…

Викушинъ.

Баловница ужасная.

Ботовъ.

Въ какомъ смыслѣ баловница?

Викушинъ.

Порядка никакого не знаетъ, ни въ обращеніи, ни въ чемъ, — все финтитъ . не строго воспитана, не въ правилахъ.

Ботовъ.

Она, кажется, въ гимназіи училась?

Викушинъ.

Да. И тамъ-то присмотръ плохой, а дома и того хуже былъ. Мать ея умерла рано; такъ и росла безъ женскаго вниманія.

Ботовъ.

Съ однимъ отцомъ?

Викушинъ.

Нѣтъ, жила, пожалуй, тамъ у брата какая-то дальняя родственница, кричала на нее: «не смѣй! не смѣй!» а она ей передъ носомъ шмыгъ — вотъ тебѣ и не смѣй. Дѣвчонка шаловливая всегда была, съ самаго дѣтства.

Ботовъ.

Вы ее съ дѣтства знали?

Викушинъ.

Какъ-же иначе? что за вопросъ? Потомъ очень ужъ ее избаловали. Умеръ братъ, попала она мнѣ на руки семнадцати лѣтъ, — поди, совладай съ ней. Стали ее приглашать къ себѣ на лѣто гостить то та, то другая товарка… ну, я не препятствовалъ… вездѣ-то ее любятъ, она веселуха такая, совсѣмъ и избаловали.

Ботовъ.

Извините меня, я что-то не пойму: «братъ, братъ», про какого брата вы говорите?

Викушинъ.

Про моего брата Николая.

Ботовъ.

Что-же онъ Лидіи Николавнѣ?

Викушинъ.

Отецъ ея, коли я ей дядя… какой вы сегодня несообразительный.

Ботовъ.

Вы ей дядя? родной?

Викушинъ.

Родно… (Не договариваетъ.) Да на что вамъ понадобилось это узнавать? Вы ея родословную таблицу, что-ли, составляете?

Ботовъ.

Я вотъ не понимаю, какъ-же вы могли на ней жениться, если вы ей родной дядя?.. у насъ по закону нельзя жениться на родной племянницѣ?

Викушинъ — встаетъ и дѣлаетъ два шага.

По вашему мнѣнію, это для меня очень забавный разговоръ?

Ботовъ.

Я только удивился… я не зналъ…

Викушинъ.

И всегда вы этакъ занимаете людей? разспросами да удивленіемъ? Кому и какой прокъ въ вашемъ удивленіи.

Ботовъ.

Къ слову пришлось…

Викушинъ.

Къ какому слову? Вы ни одного путнаго слова не сказали, все я говорю. Не вы меня занимаете, а я васъ.

Ботовъ.

Чего-же вы гнѣваетесь? Ну, хорошо, я васъ объ этомъ больше спрашивать не буду.

Викушинъ.

Чрезвычайно обяжете.

Прохаживается.
Ботовъ.

Такъ объ чемъ-же намъ разговаривать?

Викушинъ.

Ваше дѣло — не мое. Вамъ поручено — вы и выдумывайте, я за васъ выдумывать не намѣренъ.

Ботовъ.

Ха, ха!.. такъ вотъ, я выдумалъ объ чемъ: читалъ я сегодня итальянскія газеты, — какой случай былъ въ парламентѣ.

Викушинъ.

Нисколько мнѣ не интересно знать про вашъ парламентъ; — я тамъ засѣдать не буду.

Ботовъ.

Гм… не интересно… Постойте, такъ я вамъ разскажу, какъ тутъ въ Италіи мозаику дѣлаютъ.

Викушинъ.

Ну васъ, съ вашей мозаикой!

Ботовъ.

Вамъ рѣшительно угодить можетъ только одна Лидія Николавна. Скажите, давно вы на ней женаты?

Викушинъ.

Далась вамъ опять Лидія Николавна.

Ботовъ.

Дивлюсь я ей…

Викушинъ.

И я дивлюсь: зачѣмъ она васъ тутъ оставила? ничего въ васъ занимательнаго нѣтъ, нисколько вы разговаривать не умѣете… и не просилъ я совсѣмъ, — зачѣмъ она васъ оставила?

Ботовъ.

Хотите я уйду? Можетъ быть, они еще не уѣхали.

Входитъ Лика. Ботовъ невольно слегка вскрикиваетъ.
VI. ТѢ-ЖЕ и ЛИКА.
Лика.

Нѣтъ-съ, уѣхали. Я ихъ усадила въ лодку, а когда пришлось мнѣ садиться, я забоялась войти: «нѣтъ, нѣтъ, ни за что! вонъ, говорю, объѣзжайте, вонъ къ тому камню, я оттуда сяду…» только это они отплыли отъ берега, я крикнула лодочникамъ: «avanti! avanti!» и убѣжала.

Ботовъ.

Ха, ха! какой сюрпризъ для нашихъ кавалеровъ.

Лика.

Я не могла ѣхать безъ папочки; я такъ боялась, что тебѣ скучно здѣсь.

Викушинъ.

Не заботься ты, пожалуйста, о моей скукѣ… мнѣ скучать очень весело, я люблю скучать.. вотъ развлекателя какого мнѣ навязала… точно судебный слѣдователь, такъ и вцѣпился: «давно-ли женились? да кто ей сватъ?.. да кто ей братъ?» — фу! даже вспотѣлъ!

Лика — Ботову.

Понадѣйся на васъ! Чѣмъ вы его такъ раздражили?

Викушинъ.

Да не раздражили меня совсѣмъ. Надоѣло мнѣ все это.

Лика.

Что?

Викушинъ.

Оставь ты меня… я вотъ закурю сигару, сяду на лѣсенку и буду на луну смотрѣть… занимайтесь вы безъ меня, забудьте обо мнѣ, пожалуйста.

Уходитъ за занавѣску арки, Лика остается одна съ Ботовымъ.
VII.

ЛИКА и БОТОВЪ.

Лика дѣлаетъ шагъ къ аркѣ.
Ботовъ.

Не идите за нимъ!.. не идите, останьтесь! Довольно вамъ эту комедію-то играть.

Лика — остановясь.

Вотъ привѣтствіе! признаюсь.

Ботовъ.

Конечно, комедія!.. Кто-же не видитъ, что всѣ эти ухаживанья за вашимъ мужемъ фальшь и напускное? Не даромъ-же онъ бѣжитъ отъ нихъ. Останьтесь, поговоримте… я такъ радъ, что вы вернулись.

Лика.

Вы думаете, я вернулась для васъ?

Ботовъ.

Нѣтъ, я этого не думалъ; но вы сказали и теперь я невольно думаю… да, я убѣжденъ, что именно для меня.

Лика.

Напрасно.

Ботовъ.

Не говорите такъ; не жалѣйте; даже въ шутку не жалѣйте, что сдѣлали мнѣ эту маленькую любезность: вы осчастливили меня; я, наконецъ, вижу васъ наединѣ, нѣтъ этихъ постороннихъ между нами, и я опять могу, Лика моя, опять…

Лика — прерывая его.

Я васъ прошу: вы меня такъ не называйте.

Ботовъ.

Я прежде называлъ.

Лика.

Прежде было прежде… теперь совсѣмъ не то… не то, что прежде.

Ботовъ.

Вы сердиты на меня? вы, можетъ быть, вправѣ сердиться…

Лика.

Кто сердится, не такъ встрѣчается, какъ мы: я не отвернулась отъ васъ, не убѣжала; я, напротивъ, обрадовалась и сама васъ позвала.

Ботовъ.

Но это маска! Вы притворяетесь привѣтливой и равнодушной… ваше любезное Обхожденіе простой доброй знакомкой, чужой!.. все это маска… Или вы никогда меня не любили, или… если любили… вы должны сердиться.

Лика.

Къ чему-же это насъ приведетъ?

Ботовъ.

Къ объясненію… я жду его, я хочу его, ищу съ той минуты, какъ снова увидѣлъ васъ.

Лика.

А потомъ?

Ботовъ.

Что-бы ни было потомъ! все, что хотите… Вѣдь я еще люблю васъ, — люблю, какъ при первой нашей встрѣчѣ! можетъ быть, и больше, чѣмъ тогда, можетъ быть, и навѣрно, что гораздо больше… Лика, зачѣмъ вы торопились выйти замужъ и не писали мнѣ даже объ этомъ?.. Зачѣмъ все это такъ случилось?

Лика.

Вы заставляете меня вспоминать минуты очень тяжелыя; но что съ вами дѣлать? вы настаиваете… такъ хоть ради того, что было хорошаго въ этомъ — прошломъ, давайте вспоминать. Я гостила лѣтомъ въ деревнѣ у школьной подруги, вы жили по сосѣдству, мы познакомились, разговорились, сблизились… полюбили другъ друга.

Ботовъ.

Хорошее было время.

Лика.

Мы полюбили, по не совсѣмъ одинаково. Для васъ это чувство, вѣрно, ужь было не новостью, я его испытывала впервые… До встрѣчи съ вами у меня въ жизни были только двѣ привязанности… ребенкомъ я была влюблена въ Петра великаго и перепортила всѣ книжки русской исторіи, подчеркивая его имя… и потомъ еще пятнадцати лѣтъ я поцѣловала перчатку моего учителя музыки. Онъ какъ-то сыгралъ намъ что-то до того увлекательное, что я почувствовала слезы, тайкомъ схватила его перчатку и поцѣловала внутри, съ изнанки, чтобы, когда онъ надѣнетъ, мой поцѣлуй коснулся его руки. Ну, вотъ, кромѣ этихъ двухъ глупостей, двухъ дѣтскихъ вспышекъ, до васъ у меня никогда никакой любви не было. Потомъ прямо вы.

Ботовъ.

То-есть любовь настоящая, взаимная.

Лика.

Вы первый на меня взглянули не какъ всѣ другіе: вы не искали моихъ шутокъ, моего дѣтскаго баловства, вы искали душу, искали умъ. Вы первый заговорили со мной серьезно, стали серьезно и спорить, и соглашаться, совѣтывались, выслушивали мои замѣчанія… съ вами я какъ-то сразу выросла. Вы поняли, что подъ этой моей веселостью и легкомысліемъ таится еще что-то, болѣе глубокое, болѣе достойное, человѣчное, — и указали мнѣ это. Вы какъ будто заставили меня одуматься и оцѣнить себя. Я полюбила васъ, я вся отдалась моему чувству… Господи! какъ я была счастлива! словно новый міръ открылся предо мною, новая жизнь началась.

Ботовъ.

Такъ и было.

Лика.

Вы уѣхали… (Глядятъ на него въ упоръ, съ плохо скрытымъ упрекомъ.) Вамъ надо было уѣхать. Мы разстались. Сперва я даже не сообразила, что это? Мнѣ было только горько, невыносимо горько… пошла наша переписка… прошелъ годъ, письма становились рѣже, холоднѣй. Я обидѣлась, я сама стала рѣже писать, ждала вашихъ упрековъ, — упрековъ не было: письма такія спокойныя и все рѣже, рѣже… я задумалась… начала разбирать всѣ наши разговоры и этотъ вашъ отъѣздъ… думала, разбирала — и поняла.

Ботовъ.

Что-же вы поняли?

Лика.

Любила только одна я, у васъ это было лѣтнее времяпровожденіе.

Ботовъ.

Неправда.

Лика.

Вы поддались милому развлеченью, но замѣтили, что я засумасшествовала, что въ себѣ этому отвѣта не находите и отошли… просто, умно, честно, не обрывая, не оскорбляя грубой правдой… такъ, исподволь, въ отдаленьи, замерли. Я затосковала. Прежнее прошло — новое погибло. Куда пропалъ и смѣхъ, и веселье! Какъ мертвая стала. Это приписали болѣзни. Предложили ѣхать за-границу лечиться… я обрадовалась, потому что…

Ботовъ.

И боится договорить!.. Потому что надѣялась, хотѣла встрѣтить меня. Къ чему-же было выходить замужъ за стараго дядю?

Лика — опомнясь отъ невольной искренности.

Онъ вамъ сказалъ, что онъ мнѣ дядя? онъ путаетъ родство — онъ дальній. Замужъ! отчего-же не выйти за хорошаго человѣка? Не все равно какъ жить, когда живешь, чтобъ только существовать.

Ботовъ.

Зачѣмъ вы торопились? отчего не написали мнѣ?.. Хорошій человѣкъ! да вѣдь старикъ-же! не жаль вамъ было себя?

Лика.

Нѣтъ, лгать не стану, — пожалѣла. Какъ одѣлась я въ подвѣнечное платье да пошла къ зеркалу, — вся въ бѣломъ, и бѣлый вуаль, и цвѣты на головѣ, — такъ я себѣ понравилась, такая хорошенькая. Вспомнила про васъ. Не видитъ онъ меня такой, взглянулъ-бы хоть… И вотъ этакая, какъ есть, — -- я достанусь… (Не оканчиваетъ, останавливается, потомъ вздохнувъ.) не ему!.. очень я тогда себя пожалѣла.

Ботовъ.

И все-таки рѣшились…

Лика.

Вы-же меня не хотѣли! вы-же ушли.

Ботовъ.

Неправда, неправда, тысячу разъ неправда. Я былъ неакуратенъ въ перепискѣ, можетъ быть, но оттого, что я слишкомъ былъ увѣренъ въ васъ… Я уѣхалъ въ Италію, чтобъ учиться, развить свое дарованіе художника, и нигдѣ ни на минуту не переставалъ любить васъ и люблю теперь. Я былъ увѣренъ, что вы моя, что вы останетесь моей.

Лика.

Точно вещь какая! — взялъ, заперъ въ сундукъ и думать забылъ: «моя, молъ, когда понадобится, выну!..» Вѣдь это убійство!.. (Сгоряча!) Если ты любилъ… если вы — въ самомъ дѣлѣ любили меня, зачѣмъ было меня бросать? уѣзжать одному? спокойно тянуть эти ласковыя рѣчи?… Я-бы пѣшкомъ пошла за вами въ вашу Италію, я-бы все сдѣлала, что-бы вы мнѣ не сказали…

Ботовъ.

Сдѣлай.

Лика.

Прежде надо было объ этомъ думать.

Ботовъ.

Ты вѣдь твоего мужа не любишь! ты любишь меня, я знаю. Не говори: нѣтъ… если ты скажешь нѣтъ, — ты солжешь.

Л И K А — прислушиваясь.

Погодите! онъ, кажется, зоветъ!

Ботовъ.

О! я готовъ его убить!!

Лика — съ упрекомъ.

Дмитрій Павлычъ!

Ботовъ.

Прости меня, Лика, прости.

Лика.

Сядьте, сядьте, дружокъ, не надо такъ… Если теперь вы въ самомъ дѣлѣ не обманываете… ни себя, ни меня… не отчаивайтесь, нѣтъ, все можетъ хорошо… сдѣлаться… (Пожимаетъ ему руку и идетъ къ занавѣсу арки.) Ты звалъ, папа? (Прислушивается.) Сейчасъ. (Возвращается къ авансценѣ,) онъ проситъ стаканъ лимонаду, помогите мнѣ сдѣлать… (Беретъ съ этажерки воду, сахаръ и лимонъ. Ботовъ наливаетъ въ стаканъ.) Довольно, не такъ полно…

Она, стоя у стола, дѣлаетъ лимонадъ. Онъ сидитъ подлѣ нея и любуется ею.
Ботовъ — съ затаенной страстью.

Я не буду отчаяваться. Лика, я ужъ и тѣмъ счастливъ, что встрѣтилъ тебя… Вотъ, она тутъ, опять подлѣ меня, моя Лика, я опять вижу ее… я сознаю, что она тутъ… (Лика улыбается и покачиваетъ головой.) Нечего ухмыляться-то и головкой покачивать… да, Лика, ты тутъ и теперь для меня никто не существуетъ… ты одна…

Лика — глотнувъ лимонадъ и подавая ему.

Попробуйте; кажется, лимона мало?

Ботовъ.

Я твои мысли узнаю.

Пьетъ. Лика.

Я васъ не объ мысляхъ спрашиваю.

Ботовъ.

А я ихъ узналъ.

Лика.

Какія-же?

Ботовъ.

Ты сама знаешь, чего спрашивать?

Лика — улыбаясь.

Пустяки говорите.

Ботовъ.

Сильнѣе жми… Нѣтъ, у тебя силенокъ мало… Я тебѣ помогу. (Схватываетъ ея руки и сжимаетъ ихъ.) Какъ дрожатъ твои ручки…

Лика.

Оставьте!

Онъ невольно подносить руки ея къ своимъ губамъ и цѣлуетъ ихъ. Входитъ Викушинъ.
VIII. ТѢ-ЖЕ и ВИКУШИНЪ.
Викушинъ.

Я забылъ, что вы здѣсь.

Ботовъ — съ легкимъ смущеніемъ.

Мы лимонадъ для васъ дѣлали… вмѣстѣ.

Лика — подавая стаканъ.

Вотъ, папа.

Викушинъ — попробовавъ.

Немножко пересластили.

Пьетъ.
Ботовъ.

Хорошо тамъ, на воздухѣ?

Викушинъ.

Прогуляйтесь, увидите.

Ботовъ.

Какъ-то наши соотечественники наслаждаются теперь — на морѣ-то?!

Викушинъ.

Кончили наслаждаться, не долго накатались, домой идутъ. Сейчасъ я видѣлъ, какъ лодка причалила.

Лика.

Отчего-же такъ скоро!.. Только-бы они тамъ опять всѣ не перессорились…

Входитъ Бербатовъ и хохочетъ.
IX. ТѢ-ЖЕ и БЕРБАТОВЪ.
Бербатовъ.

Вотъ ловко-то, вотъ мастерски?.. Теперь больше не сунутся съ нами кататься.

Ботовъ.

Какую-нибудь шутку гадкую сотворили съ нашими дамами?

Бербатовъ.

Было… ха, ха… вольно-же имъ считать себя за настоящихъ дамъ… какія это дамы? онѣ больше для оттѣнка, чтобъ рефлексъ производить.

Викушинъ.

Напрасно, — дамы очень обходительныя.

Бербатовъ.

Особы драгоцѣнныя, что говорить! могутъ доставить величайшее блаженство; только, такъ сказать, путемъ отраженія, какъ рѣзкая тѣнь въ живописи. Мазнешь гдѣ-нибудь, этакъ потемнѣе, свѣтлое-то такъ ярко и выступитъ. Вотъ и эти дамы: съ ними наскучаешься вдосталь — и вдругъ послѣ нихъ милое общество! — восторгъ небесный!.. А вѣдь онѣ и чуять не хотятъ, что ихъ берутъ кататься только для оттѣнка.

Входитъ Зарукинъ и хохочетъ.
X. ТѢ-ЖЕ и ЗАРУКИНЪ.
Зарукинъ.

Мы сейчасъ гидротерапію устроили… водяное леченіе.

Лика.

Что вы такое сдѣлали?

Зарукинъ.

Гидротерапію нашимъ барынямъ. Хороши, сударыня, хороши… avanti, avanti, — и исчезла, какъ метеоръ.

Лика.

Я, право, не знаю, что со мной сдѣлалось… вдругъ отъ чего-то страшно было идти въ лодку; а еслибъ я не убѣжала, прогулка-бы разстроилась.

Зарукинъ.

Мы вотъ оба разозлились, все и выместили на барыняхъ. Неужто, думаю, съ ними кататься всю ночь, накладно будетъ; онѣ, пожалуй, рады… Я гребца долой, сѣлъ самъ за весла, да какъ цапну! — такъ моихъ голубушекъ сверху до низу и окатилъ водицей.

Викушинъ.

Это вы и называете водяное леченіе?

Зарукинъ.

Чтожь? вода итальянская, морская, здоровая… въ ней для здоровья купаются.

Бербатовъ.

По крайней мѣрѣ, ужь отъ одной-то болѣзни мы ихъ вылечили: навязываться своей компаніей намъ больше не будутъ.

Лика.

И не стыдно вамъ это прямо про себя разсказывать?.. Надъ чѣмъ смѣетесь? что сдѣлали невѣжество двумъ слабымъ женщинамъ.

Бербатовъ.

Какія онѣ слабыя?.. я лодку сталъ качать, такъ эта дѣвица Хвостова такъ въ меня вцѣпилась, — чуть руку не вывихнула.

Викушинъ.

Не хорошо, господа, не красиво, не порядочно.

Бербатовъ.

Все онъ! развѣ онъ что путное выдумаетъ?.. у него и шутки то все какія-то дубоватыя, неуклюжія.

Зарукинъ.

У меня дубоватыя?.. А кто лодку качалъ?.. онъ лодку качалъ, да еще мнѣ подмигивалъ, чтобъ я на нихъ больше брызгалъ.

Бербатовъ.

Я подмигивалъ? съ чего-же вы это взяли?.. Стану я вамъ подмигивать!?. и какъ это вы ночью увидать могли? да и вообще что за манера подмигивать?.. это жулики московскіе подмигиваютъ…

Лика.

Довольно, господа, прошу не спорить. Я не совсѣмъ здорова сегодня, устала и голова болитъ.

Зарукинъ.

Еще-бы не болѣть, здѣсь душно. Пойдемте-ка съ нами пройтись.

Бербатовъ.

Мы вѣдь за этимъ и шли; пойдемте всей компаніей.

Викушинъ.

Я, пожалуй, по бережку, по дорожкѣ промяться не прочь.

Лика.

Поди, папочка… а я лягу, мнѣ не хочется… мнѣ нездоровится.

Бербатовъ.

Опять безъ васъ?

Викушинъ.

Эге!.. да, можетъ, я тоже у васъ для оттѣнка?..

Лика.

Кто-же это смѣетъ сказать?

Бербатовъ.

Нѣтъ, нѣтъ, съ вами очень пріятно.

Лика — беретъ пальто.

Папочка, хочешь пальто?.. (Бросаетъ пальто Бербатову.) Возьмите, понесите его пальто; можетъ, ему дорогой холодно покажется. (Зарукину.) А вы его стульчикъ складной понесете, онъ любитъ иногда присѣсть. (Зарукинъ беретъ складной стуликъ. Ботову.) Вы тоже съ ними пойдете?

Ботовъ.

Нѣтъ, мнѣ еще сегодня надо позаняться, кое-что почитать.

Лика.

Ну, такъ желаю вамъ… (Беретъ его руки въ свои.) пріятной, очень пріятной ночи… (Викушину.) Папа, я буду спать, когда ты придешь… Прощай, милый.

Цѣлуетъ его.
Викушинъ

Прощай.

Бербатовъ.

Какая холодность! какое спокойствіе въ отвѣтъ на поцѣлуй такого ангела, какъ вы!.. И вы увѣряете, что можете любить его!?. (Идетъ и быстро возвращается.) Да… я сказалъ, что онъ не для оттѣнка вашъ мужъ… это я при немъ только; а вамъ откровенно скажу: онъ тоже для оттѣнка и для очень сильнаго.

Уходитъ за ними.
Зарукинъ.

Это опять жертва… (Показываетъ стуликъ.) И двойная, — такъ и запишите.

Лика.

Вы точно лавочникъ, все счеты представляете.

Зарукинъ.

До завтра-съ, — спите сладко.

Уходитъ.
XI. ЛИКА одна, потомъ БОТОВЪ.
Лика.

Понялъ или нѣтъ?.. Пойметъ, конечно… конечно, придетъ… Онъ опять мой! опять какъ тогда… опять! О! какъ хорошо жить!.. (Тушитъ лампу, идетъ и отворяетъ гардину.) въ самомъ дѣлѣ, какая чудная ночь!.. (Отдергивая всю занавѣсъ, такъ что вся арка открыта. Въ глубинѣ въ саду и на балконѣ яркое лунное освѣщеніе.) Идутъ… (Слѣдитъ за ушедшими.) Слава богу, зашли за уголъ… Скрылись… (За сценой на мандолинѣ играютъ мандолинату.) А! мандолина! моя милая мандолината!.. (Прислушивается; потомъ въ порывѣ восторга.) О, la bella Italia! la terra de Dio е de l’amore!.. (Прислушивается; потомъ внезапно.) Неужто не понялъ?.. (Опять прислушивается.) А! вотъ онъ!.. кусты шелестятъ… это онъ… онъ! Я хочу, чтобъ это былъ онъ.

Прикрываетъ себя отъ сада занавѣсью арки; у балкона появляется Ботовъ. Такимъ образомъ она вся видна публикѣ, освѣщенная луной, но Ботовъ, сталъ почти подлѣ нея, ее не видитъ.
Ботовъ.

Лика!.. Лика!.. выглянь мое солнышко… жизнь моя!.. Лика!.. они ушли и ты лечь еще не успѣла… Лика!.. (Она смѣется и откидываетъ занавѣсъ.) А! ты спряталась, плутовка, ты ждала меня.

Лика.

А ваши занятья? Вы заниматься шли.

Ботовъ.

Какое у меня теперь можетъ быть занятье, кромѣ мысли о тебѣ, кромѣ желанья тебя видѣть? Ты сказала мнѣ: Пріятной ночи! — я искалъ ее, и вотъ моя божественная ночь началась!

Лика.

Тише… слышите… мандолина… Ахъ, какъ хорошо!

Ботовъ.

Что? Лика.

Лика.

Жить хорошо! Сердце замираетъ. А я было ужъ думала, что это все прошло… я ужъ хоронила себя… но нѣтъ! теперь я буду жить… теперь я такъ хочу жить, словно этой жизни и конца не будетъ, и не должно быть никогда!

Ботовъ.

Лика моя…

Лика.

Не троньте, — я уйду… я не знаю… мнѣ страшно…

Ботовъ.

Лика, поцѣлуй меня.

Лика.

Нѣтъ! Отъ этого большое несчастье.

Ботовъ.

Поцѣлуй меня, Лика.

Лика.

Я боюсь… я васъ поцѣловала одинъ только разъ въ моей жизни, когда вы уѣзжали, и этотъ поцѣлуй мнѣ принесъ несчастье: ты уѣхалъ… забылъ… не хочу, боюсь…

Ботовъ.

Такъ тебѣ и теперь жалко потерять меня, Лика! Я вѣдь говорилъ, что ты меня любишь… Я тогда, прощался, теперь я здороваюсь, поцѣлуй меня! — и все, что было между этими двумя поцѣлуями… забудемъ обо всемъ! Пускай оно погибнетъ!..

Лика.

Да… если-бы такъ!..

Ботовъ.

Хочешь, чтобъ было такъ? хочешь?

Они цѣлуются.
ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ. Декорація перваго дѣйствія. Пелевина сидитъ съ шитьемъ въ верандѣ; Хвостова ходитъ по сценѣ, заглядывая за кулисы и въ окно виллы.
I. ПЕЛЕВИНА и ХВОСТОВА.
Пелевина.

Варвара Савишна!

Хвостова.

Что вы?

Пелевина.

Сядьте на мѣсто; что вамъ не сидится?

Хвостова — подойдя и садясь.

Вѣдь это вы какъ понимаете, Ирина Гурьевна? Вѣдь это они чувствуютъ свою вину; боятся выйдти, чтобъ съ нами не встрѣтиться.

Пелевина.

Какія вздорныя у васъ мысли!.. этакіе безшабашные, да будутъ бояться.

Хвостова.

Навѣрно боятся… послѣ вчерашняго обращенія… избѣгаютъ.

Пелевина.

Уши вянутъ васъ слушать. Что вы имъ такое можете сдѣлать, чтобъ имъ бояться?

Хвостова.

Да не посмѣютъ въ глаза взглянуть, вотъ что. Пускай-ка теперь намъ встрѣтятся! Пускай только попробуютъ встрѣтиться… пускай, пускай…

Пелевина.

Ну, что-жь будетъ?

Хвостова.

Я говорю только, пускай… пускай на глаза попадутся.

Пелевина.

Заладила: пускай, пускай, — гроза какая… что такое ужасное вы имъ тутъ готовите?

Хвостова.

Не ужасное; а вотъ стану такъ, руки сложу и прямо въ глаза взгляну… вотъ такъ, прямо въ упоръ! — и смутятся, переконфузятся.

Пелевина.

Нашли конфузливыхъ! очень имъ нужно.

Хвостова.

Увидите, какъ растеряются!.. (Глянувъ за кулисы.) Смотрите, идетъ, прямо сюда идетъ!

Пелевина.

Ну, завертѣлись!.. Сидите смирно, и, пожалуйста, вашихъ взглядовъ въ упоръ чтобъ не было. Не обращайте никакого вниманья; будто не замѣчаете и совсѣмъ не знакомы.

Хвостова.

Я съ нимъ!? — не безпокойтесь, ни слова не скажу… Я съ вами буду говорить.

Входитъ Зарукинъ.
II. ТѢ-ЖЕ и ЗАРУКИНЪ.
Зарукинъ.

А, вы тутъ? Здравствуйте. Лидіи Николавны не видали? не выходила еще? (Молчаніе.) Я васъ спрашиваю, — или ужъ вы въ секту святыхъ молчальниковъ поступили?.. (Хвостова строго взглядываетъ на него и отворачивается.) Скажите!.. отвѣчать не угодно!.. Какое зрѣлище! Движущаяся живая картина. Почемъ за входъ?

Хвостова — всю сцену ведетъ, обращаясь къ Пелевиной.

До какой наглости люди могутъ доходить, до какого безстыдства, — не видала-бы своими глазами, — не повѣрила-бы.

Пелевина.

Оставьте.

Хвостова.

Когда чувствуешь за собой провинность, такъ хоть имѣй совѣсть, не лѣзь прямо на глаза, никто не проситъ.

Пелевина.

Нашли о чемъ разговаривать.

Хвостова.

Ирина Гурьевна, еслибъ мы еще были какія-нибудь грубіянки или ругательницы… мы всегда съ такимъ вниманіемъ, съ такимъ предупрежденіемъ… улыбкой встрѣчали да привѣтствіемъ.

Зарукинъ.

А почему вы знаете: можетъ ваши улыбки мнѣ никакого удовольствія не доставляютъ?

Хвостова.

Московскія вѣдомости давали читать.

Зарукинъ.

Боже, какъ облагодѣтельствовали!

Хвостова

Да, подите-ка, достаньте здѣсь Московскія вѣдомости… пустая вещь, въ Москвѣ за гривенникъ купишь, а здѣсь и милліонъ давайте, сейчасъ подъ рукой не найдете.

Пелевина.

Оставьте.

Хвостова.

Ирина Гурьевна, васъ-то вѣдь слегка задѣло, а меня, какъ изъ ведра, платье выжимать пришлось… Да еще потомъ какъ ни въ чемъ не бывало придти издѣваться!? — я-бы со стыда сгорѣла встрѣтиться.

Зарукинъ.

А горѣть-бы стали, мы-бы потушили… мы-бы васъ опять водицей.

Хвостова порывается говорить; Пелевина ее останавливаетъ.
Пелевина.

Варвара Савишна, я вамъ приказываю замолчать… Берите съ меня примѣръ: я не меньше вашего обижена, а я молчу… потому-что у невѣжи, да у нахала всегда на новую дерзость наскочишь.

Зарукинъ.

Ну, это у васъ молчаніе ругательное.

Пелевина.

Мужикъ всегда мужикомъ останется: одѣньте его въ пиджакъ, положите ему сто тысячъ въ карманъ, когда онъ по натурѣ своей мужикъ, вѣжливости не пойметъ.

Входитъ Бербатовъ.
III. ТѢ-ЖЕ и БЕРБАТОВЪ.
Бербатовъ — идя къ Пелевиной.

Ирина Гурьевна…

Зарукинъ — перехватывая его.

Подите-ка, я васъ объ чемъ спрошу.

Бербатовъ.

Дайте поздороваться.

Зарукинъ.

Не надо… напрасно будете стараться. Да слушайте-же, — я вамъ хочу задать загадку.

Бербатовъ.

Что за выдумки?

Зарукинъ.

Угадайте: чего на свѣтѣ нѣтъ глупѣе?

Бербатовъ.

Глупѣе? Да, это не легко. Глупѣе, глупѣе… (Обдумываетъ.) Да глупѣе нѣтъ того, какъ когда вы объ живописи начнете разсуждать.

Хвостова.

Вѣрно! вѣрно! Ахъ, какъ срѣзалъ, чудесно!

Зарукинъ.

Всегда-то вы какой-нибудь дурацкой шуткой отдѣлываетесь; я васъ серьезно спрашиваю… А если вы, по вашему маломыслію, сами этого не знаете, такъ я вамъ скажу: нѣтъ ничего глупѣе на свѣтѣ женскихъ претензій… (Пелевина встала.) Ага! прямо въ цѣль.

Пелевина — Хвостовой.

Пойдемте.

Строго уходивъ. Бербатовъ кланяется, но она не отвѣчаетъ на поклонъ. Хвостова, уходя, останавливается на секунду, бросаетъ взглядъ презрѣнья и уходитъ.
IV. ЗАРУКИНЪ и БЕРБАТОВЪ.
Зарукинъ.

Куда вы за ними? видите, онѣ обижены вчерашнимъ пассажемъ.

Бербатовъ.

До сихъ поръ все сердятся?

Зарукинъ.

И прекрасно, что сердятся, — теперь мѣшать не будутъ, но вотъ вы… откровенно говоря, вы мнѣ очень мѣшаете.

Бербатовъ.

Да и вы мнѣ тоже.

Зарукинъ.

Хоть-бы и васъ обидѣть чѣмъ-нибудь, — такъ нѣтъ, невозможно; самолюбьишко такое гибкое, ничѣмъ не обидишь… Э! да объ чемъ-же я хлопочу? я вотъ что съ вами сдѣлаю: я вамъ закажу картинку нарисовать; только съ условіемъ, чтобъ не здѣсь, а подальше гдѣ-нибудь. Поѣзжайте вы въ Римъ и срисуйте мнѣ тамъ куполъ Петра… я вамъ заплачу… и вояжъ на мой счетъ.

Бербатовъ.

Иначе говоря — вы меня отсюда спровадить хотите.

Зарукинъ.

Разумѣется; за что-же я вамъ деньги-то буду платить? не за рисунокъ-же! Я вашъ рисунокъ моей кухаркѣ подарю.

Бербатовъ.

Такъ я-же вамъ скажу, что я своей свободы не продаю.

Зарукинъ.

Очень нелѣпо дѣлаете. Рафаэлемъ вы не будете, весь вѣкъ все будете писать итальянку у фонтана; такъ благо случай подвернулся: продавайте свободу и совѣсть… Всякій продаетъ что можетъ… коли у васъ другаго богатства нѣтъ, — радуйтесь, что кому-нибудь такая дрянь понадобилась.

Бербатовъ.

Ну, будетъ вамъ юродствовать-то. Скажите ка, Лидія Николавна вышла?

Зарукинъ.

Не знаю, я самъ ее ищу.

Входитъ Викушинъ.
V. ТѢ-ЖЕ и ВИКУШИНЪ.
Викушинъ.

Ага! два Аякса вдругъ!.. здорово живете, что поздно встаете, вертуны-балтуны?

Бербатовъ — про себя.

Этотъ старикъ такъ много себѣ позволять начинаетъ.

Здороваются.
Зарукинъ.

А вы ужъ давненько поднялись?

Викушинъ.

Не грудной младенецъ, чтобы днемъ спать. Пожалуйте къ намъ.

Зарукинъ.

Очень вамъ благодаренъ, съ большимъ удовольствіемъ.

Бербатовъ.

Я еще и пейзажъ у васъ не кончилъ.

Викушинъ.

Ну да, вы порисуете, а онъ почитаетъ.

Зарукинъ.

Опять по вчерашнему, походы Суворова? Александръ Тимоѳеичъ, помилосердуйте… (Быстро.) Я романъ принесу; я походы терпѣть не могу.

Викушинъ.

Васъ и не просятъ ихъ любить, а вы читайте. Для меня вѣдь, такъ и читайте, что я хочу. А не угодно, я не принуждаю, я и безъ васъ обойдусь.

Зарукинъ.

Нѣтъ, что-же? я очень радъ… походы такъ походы… я только думалъ, что вашей супругѣ будетъ скучно.

Викушинъ.

Объ ней не безпокойтесь; она взяла вышиванье и на гору ушла, моремъ любоваться.

Бербатовъ.

Ахъ, Лидіи Николавны дома нѣтъ?

Викушинъ.

Нѣту. Пойдемте.

Бербатовъ.

Я… я сейчасъ явлюсь… мнѣ къ себѣ забѣжать, взять карандаши.

Викушинъ.

Вы ихъ у насъ оставили.

Бербатовъ.

Не всѣ, мнѣ нуженъ другой номеръ — помягче.

Зарукинъ.

Вы вѣдь это врете… вы удрать хотите… Не пускайте его, Александръ Тимоѳеичъ; онъ уйдетъ и пропадетъ.

Бербатовъ.

Какъ умно! Зачѣмъ-же я пропаду?

Зарукинъ.

Я съ нимъ пойду, я ему не дамъ убѣжать.

Бербатовъ.

Надзоръ какой — полицейскій.

Зарукинъ.

Извольте идти, берите свои карандаши, я посмотрю.

Бербатовъ.

Смотрите.

Зарукинъ.

Я васъ насквозь вишу, меня не надуете.

Идутъ очень степенно къ виллѣ. Пока на нихъ смотрятъ Викушинъ; но едва онъ отвернулся, они быстро убѣгаютъ въ противоположную сторону.
Викушинъ.

Шатуны, пустомели!

Вошла Хвостова.
VI. ВИКУШИНЪ и ХВОСТОВА.
Хвостова — про себя.

Ну! на силу убрались. (Громко.) Александръ Тимоѳеичъ, здравствуйте.

Викушинъ.

Откуда вы выскочили?

Хвостова.

Ждала, чтобъ они ушли. У меня къ вамъ есть разговоръ, тайный секретъ… Какъ это вы еще разговариваете съ такими господами. Вамъ даже кланяться съ ними унизительно. Мы не кланяемся. Знаете, что они съ нами вчера сдѣлали?

Викушинъ.

Прополоскали немножко морской водой, — слышалъ.

Хвостова.

За всѣ наши ласки, за Московскія вѣдомости и за все… кому пріятно, когда вода течетъ по спинѣ. Ухаживаютъ они тамъ за вашей супругой, но почему-же…

Викушинъ.

Вы мою супругу не троньте.

Хвостова.

А я объ ней-то и пришла вамъ говорить.

Викушинъ.

Жалѣю, весьма жалѣю.

Хвостова.

Я не сплетница Ей-богу, Александръ Тимоѳеичъ, храни меня богъ и помилуй, я не сплетница; но единственно уважая васъ, какъ русскаго… мы должны отстаивать другъ друга на чужой сторонѣ.

Викушинъ.

Не размазывайте.

Хвостова.

Не спорю: коли собственно вникнуть, вы этого могли ожидать. Кто въ ваши годы женится на такой молоденькой, хорошенькой… веселенькаго характера… развѣ она, по легкомыслію, можетъ понять на какой высотѣ должна себя держать, какъ ваша подруга жизни, такого почтеннаго человѣка, уважаемаго…

Викушинъ.

Кто васъ городить научилъ?

Хвостова.

Нельзя, Александръ Тимоѳеичъ; есть вещи такія, что нельзя объ нихъ такъ прямо бухать, — надо приготовить.

Викушинъ.

Нѣтъ, вы лучше прямо бухайте, безъ приготовленій.

Хвостова.

Не хорошо… Александръ Тимоѳеичъ, ей-богу, не хорошо!.. сами разсудите: мы въ чужой сторонѣ, всѣ: націи видятъ… и французы, и англичане, и нѣмцы, всѣ націи… скажутъ: вотъ русскіе какъ ведутъ себя. Мы тоже русскіе, тѣнь ложится и на насъ.

Викушинъ.

Какая тѣнь?

Хвостова.

Мужчины вѣдь подлый народъ… ухъ, подлый… то есть не вы; а эти: Бербатовъ тамъ да Зарукинъ. Они всѣ готовы заняться около молоденькой, хорошенькой дамочки, коли она позволяетъ… изъ-за нея даже насъ водою облили.

Викушинъ.

Фу-ты!.. прощайте.

Хвостова.

Сейчасъ скажу; коли вы ужь такъ нетерпѣливы. Вчера вечеромъ… какъ только мы вернулись, раздѣваемся; тутъ вдругъ кто-то заигралъ на мандолинѣ, вечеръ райскій, я и(выгляни въ окно… вдругъ, гляжу, къ вашему балкончику, сквозь кусты пробирается мужчина. Кто это былъ, не разглядѣла, а мужчина молодой… вдругъ… вы не испугайтесь… вдругъ…

Викушинъ.

Только и слышишь отъ васъ: вдругъ, да вдругъ, да вдругъ!..

Хвостова.

Она, супруга ваша…. вышла и затѣялся у нихъ разговоръ, что-то онъ ее какъ будто все упрашиваетъ… она отмахивалась, отмахивалась и не выдержала: какъ бросится ему на шею цѣловать! ей-богу, на каторгу меня сошлите, коли я солгала.

Викушинъ.

Ну?

Хвостова.

Чего ну?.. мало вамъ этого?.. Ну, поцѣловались и разошлись.

Викушинъ.

Да, это очень… того… странно.

Хвостова — про себя.

Вотъ дуракъ! — жена цѣлуется съ мужчиной, а онъ говоритъ: странно.

Викушинъ.

Надо узнать, кто такой… Я ее спрошу, я ее непремѣнно спрошу.

Хвостова.

Только вы про меня не говорите.. и на нее, на бѣдняжку, не очень накидывайтесь… сдержите свой гнѣвъ, по христіански…

Викушинъ.

Какой гнѣвъ?

Хвостова.

На жену, что свой долгъ преступила,

Викушинъ.

Ахъ да… нѣтъ, я ничего… я только спрошу.

Хвостова.

Молода вѣдь еще…

Викушинъ.

Съ кѣмъ не бываетъ?!

Хвостова — про себя.

Совсѣмъ дуракъ! или ужь очень по ея дудкѣ пляшетъ… (Ему.) Потому что все-таки сами вы тутъ не безъ вины… какъ-же такому старику жениться да на такой дѣвчоночкѣ…

Викушинъ.

Никто васъ объ этомъ не спрашиваетъ… вы сказали и ступайте.

Хвостова — про себя.

Ну, и тутъ невѣжества дождалась.

Входитъ Лика, напѣвая мандолинату.
VII. ТѢ-ЖЕ и ЛИКА.
Хвостова.

Ахъ! птичка голосистая! съ утра поетъ… а ужъ тутъ объ васъ справляются, справляются, всѣ кавалеры… Зарукинъ да Бербатовъ, высуня языкъ, бѣгаютъ, какъ собаки: гдѣ Лидія Николавна? да что съ ней?

Лика.

Я была на горѣ.

Хвостова.

Завидно мнѣ вамъ, какъ вы всѣхъ этихъ мужчинъ какъ хлыстикомъ подгоняете… на что ужь Александръ Тимоѳеичъ, человѣкъ почтенныхъ лѣтъ и заслуженный, — вы и того совсѣмъ къ своимъ маленькимъ лапочкамъ прибрали.

Лика.

У насъ съ нимъ всегда миръ и согласіе.

Хочетъ поцѣловать Викушина, онъ отстраняется.
Викушинъ.

Перестаньте, пожалуйста, я этого не желаю.

Хвостова — про себя.

Сейчасъ семейная сцена разразится, — уйдти… Пускай онъ ее невозможно потреплетъ, ништо ей, не задирай носъ… (Громко.) Я вашему согласію и счастью не мѣшаю, меня Ирина Гурьевна ждетъ…

Уходитъ.
VIII. ВИКУШИНЪ и ЛИКА.
Лика.

Дядяша, чѣмъ я провинилась?

Викушинъ.

Всѣмъ вашимъ глупымъ поведеніемъ; вы и меня, и себя дѣлаете посмѣшищемъ всѣхъ.

Лика.

Зачѣмъ-же вашимъ? зачѣмъ-же вы? — я и безъ этого пойму, что ты мной недоволенъ.

Викушинъ.

Ты или вы, все равно; но я этого не хочу, и не хочу, и не хочу больше!.. Встрѣтила тутъ какихъ-то поврежденныхъ и кокетничаетъ съ ними, — стыдно.. просто срамъ!.. да еще меня фиглярничать заставила: какую исторію навязала!.. Супруга!.. не хочу я больше этого надувательства… Супруга! чтобъ мнѣ изъ-за тебя наставленія читали, что я глупъ, старый хрѣнъ женился на молоденькой вертушкѣ!.. и что жена меня обманываетъ, и чортъ знаетъ что!?.

Лика.

Ха, ха! дядяша, что мнѣ въ голову пришло… ха, ха… точно ты въ самомъ дѣлѣ мнѣ строгій мужъ и упреки ревности дѣлаешь… только ты совсѣмъ не такъ; ты не умѣешь, дядяша, ты совсѣмъ не умѣешь, ха, ха, ха!..

Викушинъ.

Уймитесь! что за смѣхъ?!

Лика.

Ты долженъ кулаки сжать, а ты и не можешь, у тебя рука не такая… посмотри, какая бѣлая, мягкая, пухлая… сожми, — ну вотъ: это совсѣмъ не кулакъ, это подушечка…

Смѣется.
Викушинъ.

Веселитесь, веселитесь! почтенно! — умное занятіе себѣ придумала: выслушивать любовныя пошлости отъ всякаго встрѣчнаго, кому понравится твоя смазливая рожица… Сплетенъ захотѣлось, разговоровъ глупыхъ!..

Лика.

Про меня?.. Тебѣ что-нибудь сказали?

Викушинъ.

Похвальныя вещи, самыя похвальныя. Цѣловалась будто ты тутъ въ окнѣ ночью съ кѣмъ-то.

Лика.

А! подсмотрѣли.

Викушинъ.

Такъ это правда? такъ ужь и до этого дошло? Великолѣпно!

Лика.

Ты узнай прежде, а потомъ жури… узнай съ кѣмъ. Я цѣловалась съ моимъ женихомъ.

Викушинъ.

Кто это такъ скоро успѣлъ присвататься?

Лика — съ легкимъ вздохомъ.

Очень не скоро… Ботовъ… Мы съ нимъ давно знакомы… любимъ другъ друга давно. (Смѣется.) Но онъ еще не присватался, онъ все еще думаетъ, что я замужемъ.

Викушинъ.

И ты называешь его женихомъ? и не понимаешь до чего ты… почтенно! почтенно!.. онъ тебя считаетъ чужой женой, а ты съ нимъ цѣлуешься…

Лика.

Онъ на мнѣ женится, въ этомъ не сомнѣвайся.

Викушинъ.

Да что-же это такое? да вѣдь это плутовство, это мошенничество!.. Такъ вотъ вы меня зачѣмъ въ супруги произвели? — чтобъ волокиту въ сѣть запутать? благодарю… какія ухищренія!.. благодарю… Но если ты себѣ такимъ путемъ жениховъ добывать стараешься, такъ ужъ меня извини, я помогать тебѣ не намѣренъ.

Лика.

Дядя! про меня?.. ты…

Викушинъ,

Не намѣренъ… это пріемъ недостойный и къ добру не ведетъ. Коли твой Ботовъ пустой малый и вниманье на тебя обратилъ только потому, что ты чужая жена, такъ не будетъ онъ тебѣ хорошимъ мужемъ никогда… Да и ошибаешься: не всякаго поймаешь на эту удочку… отъ волокитства до вѣнца много времени и десять разъ удрать можно, — и удеретъ, и прекрасно сдѣлаетъ, потому что нельзя довѣрять женѣ, которая обманомъ себѣ мужа заманила… нельзя-съ!..

Лика — которая вначалѣ порывалась говорить, но потомъ молча глядитъ на него, крайне взволнованная.

Какъ-же ты смѣешь?..

Викушинъ.

Что?

Лика.

Какъ-же ты смѣешь говорить мнѣ такія гадости? Неужели-же нѣтъ во мнѣ рѣшительно ничего хорошаго, чтобъ и безъ такихъ уловокъ меня искали, желали?.. и будто такъ мало во мнѣ самолюбія… я говорить съ тобой не хочу.

Викушинъ — опѣшивъ.

Зачѣмъ-же тогда всѣ эти хитрости.

Лика.

Господи! шалость! — пустая шалость, чтобъ немножко позлить, отплатить маленькое охлажденіе, — и вдругъ выводить изъ этого такія гадости!.. (Съ удареніемъ.) Я поймать хочу!? у меня и мыслей-то такихъ скверныхъ не можетъ быть… и ты, дядя!.. знаешь меня и говоришь… это безсовѣстно, дядя!

Викушинъ.

Глупыя шалости всегда съ глупыми послѣдствіями…

Лика.

И про него ты сказалъ неправду… А! еслибъ я хоть на минуту подозрѣвала, что онъ изъ-за волокитства, что тутъ нѣтъ любви настоящей… Ты не смѣешь этого говорить! онъ любить меня… ты не смѣешь, ты не знаешь его.

Викушинъ — совсѣмъ размякнувъ.

Не знаю, матушка, конечно, не знаю, не выходи изъ себя.

Лика — горячо.

Какъ-же ты говоришь, когда не знаешь?

Викушинъ.

Предполагать все можно.

Лика.

А меня этимъ несчастной дѣлаешь?.. Ты хочешь, чтобъ я сомнѣвалась въ немъ… я въ немъ нисколько не сомнѣваюсь; — но ты не хочешь… Да если хоть немножко правда… эта неправда, но если хоть немножко! — я уѣду отсюда сейчасъ, я безъ тебѣ уѣду и пропадай они всѣ на свѣтѣ.

Викушинъ.

Не горячись… не горячись, Ликушка… Лика… ну, полно… Ликушенька…

Лика.

Дядя… приведи сейчасъ ихъ къ намъ всѣхъ… я не могу сама… я двухъ словъ связно… я должна опомниться… я сразу это… прошу тебя, дядяша… чтобъ ни для кого тутъ не было ни обмана, ни подозрѣнія, ни сомнѣнья…

Викушинъ.

Къ чему-же торопиться?

Лика.

Или я счастлива, или совсѣмъ несчастна! — какъ-же не торопиться узнать?.. совершенно навѣрно… Ты-же вѣдь отравилъ мою увѣренность? ты-же хочешь, чтобъ я сомнѣвалась?

Викушинъ.

Ни мало не хочу… почемъ-же я зналъ, что тамъ у васъ? Ну, да все разъяснимъ. сейчасъ разъяснимъ… иду, иду, смѣйся же опять… сейчасъ всѣхъ дураковъ сгоню и торжественно это… судить его станемъ… ха, ха… да смѣйся же, что ты… ишь какая.

Уходить.
IX. ЛИКА одна, потомъ БЕРБАТОВЪ.
Лика.

Могла-ли я ждать?.. О! если дядя правъ? Если это такъ?.. Я не знаю, что!.. меня считать способной на… какая гадость!!

Входитъ Бербатовъ.
Бербатовъ.

Мой маленькій демонъ, я первый васъ нашелъ. Мы втроемъ васъ искали: я, Ботовъ и Зарукинъ; но я глазастѣе ихъ, издали замѣтилъ платьице.

Лика.

Что вамъ отъ меня нужно?

Бербатовъ.

Какой вопросъ?.. вы знаете: видѣть васъ, говорить съ вами, всегда, всегда!

Лика.

Это вамъ совсѣмъ не нужно; вы отъ меня ничего пріятнаго не услышите.

Бербатовъ.

Отчего-же такая немилость сегодня, очаровательница наша.

Лика.

Петръ Петровичъ, довольно… Вы мнѣ вотъ ужь нѣсколько дней постоянно напѣваете про вашу любовь. Я хочу, чтобъ этому былъ конецъ… до сихъ поръ я позволяла вамъ эту шутку, но теперь больше не позволю.

Бербатовъ.

Вы не вѣрите въ искренность моей любви!..

Лика.

Въ искренность любви!!. А! всѣ вы тутъ меня любите, всѣ… вонъ и Зарукинъ сегодня прислалъ мнѣ съ горничной письмо, такое восторженное…

Бербатовъ.

Да вѣдь онъ оселъ-же, Зарукинъ… какъ вы еще вспоминаете объ немъ? это онъ изъ какого-нибудь романа выписалъ; онъ самъ двухъ строкъ связно не выдумаетъ.

Лика.

Самъ-ли, или прочиталъ гдѣ…

Бербатовъ — перебивая ее.

Да и не прочиталъ! онъ ничего не читаетъ… ему другой кто-нибудь подыскалъ; онъ нанялъ кого-нибудь, заплатилъ, чтобъ ему письмо выписали. Вы сравниваете его со мной? говорите: шутка! мое увлеченье шутка!.. когда я изъ-за васъ ничего не могу работать и провожу время съ Пелевиной и ея компаніонкой!.. вы мнѣ все не вѣрите! все не вѣрите!

Лика.

Скажите: вы кого-же любите, меня или жену моего мужа? Ну да, помните, при нашей первой встрѣчѣ вы такъ откровенно сознавались мнѣ, что желали-бы, чтобъ я была дама, потому что не рискуешь… помните…

Бербатовъ.

Гм… такъ это вообще.. но относительно васъ я не дѣлаю различія.

Лика.

Вы любите меня?.. даже еслибъ я не была замужемъ?

Бербатовъ.

Да вѣдь этого нѣтъ.

Лика.

Я говорю: если-бы…

Бербатовъ.

Что говорить о томъ, что было-бы, если-бы…

Лика.

А если это есть! если я обманула васъ и вы послѣ вашихъ признаній дѣйствительно рискуете…

Бербатовъ.

Чѣмъ?

Лика.

Жениться…

Бербатовъ.

Признаюсь, это было-бы большое несчастье. Жениться мнѣ невозможно, я не долженъ жениться… я натура страстная, увлекающаяся, безумно увлекающаяся; но за себя ручаться не могу. Это ничего не доказываетъ: я люблю, можетъ быть, сильнѣе всякаго другого; но когда нельзя за себя ручаться, какъ связать себя на всю жизнь? Это безчестно. Бываютъ, знаете, этакія натуры…

Лика.

Бываютъ, да, къ несчастью, бываютъ.

Бербатовъ.

Но зачѣмъ связывать себя на всю жизнь? какъ будто мы не живемъ постоянно настоящей минутой? Неужели намъ пренебрегать нашимъ счастьемъ оттого, что мы не смотримъ въ даль?.. берите то, что подъ рукой…

Лика.

Остановитесь! мнѣ ваша философія извѣстна… Чувствуете-ли вы, что готовы сказать ужасную… пошлость, — вы за нее можете поплатиться, предупреждаю васъ.

Бербатовъ.

Я опять-таки повторяю вамъ: я только откровенно говорю, что думаютъ всѣ.

Лика.

О, нѣтъ! не всѣ! это клевета.

Бербатовъ — про себя.

Что съ ней приключилось?

Входятъ Ботовъ и Зарукинъ.
X.
ТѢ-ЖЕ, БОТОВЪ и ЗАРУКИНЪ.
Зарукинъ.

Лидія Николавна! мы васъ тамъ ищемъ, а вы тутъ разговариваете… (Укоризненно.) съ кѣмъ?!. вы себя не щадите!..

Бербатовъ — отводя его въ сторону.

Найдите предлогъ, уведите меня.

Зарукинъ.

Куда вы меня тащите?

Бербатовъ — тихо.

Уведите меня, тутъ ужасное дѣло… Я ее не понимаю, она разсердилась на что-то.

Зарукинъ.

Что?

Бербатовъ — такъ-же.

Она, кажется, хочетъ жаловаться мужу на насъ, что мы за ней ухаживаемъ. Уведите меня.

Зарукинъ.

Какъ жаловаться мужу? Я ей написалъ такое любовное письмо!..

Бербатовъ.

Ну, и попадетъ вамъ. Уведите меня, я подробно разскажу.

Лика.

Петръ Петровичъ, куда-же вы? Я докажу вамъ…

Бербатовъ — ей.

Андрей Спиридонычъ пришелъ мнѣ сказать, что тамъ меня ждутъ… Кто меня ждетъ?

Зарукинъ.

Этотъ… какъ его?.. ну, знаете..

Берватовъ.

Да, — русскій пасторъ изъ Ревеля? онъ?

Зарукинъ.

Онъ, онъ.

Берватовъ.

Вѣрно, ему опять письмо прислали русское, онъ ничего не понимаетъ, проситъ перевести…

Зарукинъ.

Да, да, вотъ именно…

Бербатовъ — дразня его, тихо.

Вотъ именно!.. самъ ничего выдумать не умѣетъ… (Ликѣ.) Вы позволите? — я сейчасъ вернусь.

Зарукинъ.

Мы сейчасъ…

Бербатовъ — тихо ему.

Вотъ именно!.. Эхъ вы!!..

Оба уходятъ.
XI. ЛИКА и БОТОВЪ.
Ботовъ.

Никакого пастора тамъ нѣтъ… Зарукинъ со мной былъ все время… чего они переполошились?

Лика.

Гм!.. старая, старая пѣсня! вездѣ все та-нее гадость и грязь… Ахъ, какъ это все противно! какъ противно!…

Ботовъ.

Что? Лика.

Лика.

Видѣть то, что я вижу, и дѣлать, что я дѣлаю!

Ботовъ.

Лика, моя радость, доброе мое сердечко…

Лика.

Не спѣшите вашими ласками, не тратьтесь на нѣжныя слова, чтобъ не пришлось и вамъ попасть въ глупое замѣшательство, и выдумывать пастора, и бѣжать отъ меня.

Ботовъ.

Что такое? какая ты суровая… развѣ ты за ночь переродилась?

Лика.

О! я все та-же!.. какая была и вчера… и годъ тому назадъ.

Ботовъ.

Такъ въ чемъ-же дѣло?.. Давай, поговоримъ объ этомъ, обсудимъ, какъ теперь намъ поступать.

Лика.

Обсудимъ!.. меня возмущаетъ этотъ хладнокровный тонъ!.. смирнехонько сядемъ, вотъ тутъ, рядышкомъ и станемъ обсуждать… что обсудимъ? — какую прогулку сдѣлать, что-ли? на лодкѣ или въ экипажѣ?

Ботовъ.

Чѣмъ ты такъ раздражена?

Лика.

Ничѣмъ! не стоитъ!.. все это очень натурально?

Ботовъ.

Я не понимаю, Лика.

Лика.

О, создатель! неужели всѣ одно и то-же — и самые лучшіе даже?.. Чего вамъ горячиться? вы знаете, что я замужемъ, привязана, прикована къ мужу; вамъ это на руку: вы преспокойно будете обдумывать, какъ теперь воспользоваться моей несчастной любовью къ вамъ… Отчего-же не спокойно обсуждать? что это для васъ? развѣ тутъ какой-нибудь переломъ вашей жизни, начало какого-нибудь новаго существованья?!. нѣтъ! — это развлеченье, по дорогѣ; жизнь пойдетъ по прежнему, ничто не измѣнилось!

Ботовъ.

Лика…

Лика.

Да! развлеченье, прекрасное, увлекательное! — отчего-же и не увлекаться, когда это не даетъ никакихъ обязанностей, не связываетъ ничѣмъ?.. Вы, можетъ быть, тоже, какъ Бербатовъ, такая натура!.. онъ говоритъ: бываютъ такія натуры!.. не ручаетесь за себя и считаете нечестнымъ себя связать вѣрой въ будущее, потому что о сю пору сознаете, что рано или поздно все-таки придется… все это бросить!?

Ботовъ.

Я тебя не брошу.

Лика.

Теперь, потому что я замужемъ.

Ботовъ.

Чтожь такое, что ты замужемъ?.. дѣтей у тебя нѣтъ, мужъ добрый старикъ, — скорѣй отецъ, чѣмъ мужъ; онъ долженъ понять, онъ пойметъ, что ты ему не пара… нѣтъ, ты не прикована, Лика, я оторву тебя, я увезу тебя, насильно, если нужно!

Лика.

И навсегда? чтобъ никогда не разставаться?.. Увѣрь меня! отними у меня мое глупое подозрѣніе… Навсегда!?..

Ботовъ.

Навсегда, Лика. Какъ не хорошо ты толкуешь мое спокойствіе. Я оттого спокоенъ, что эта новая наша жизнь для меня рѣшена безповоротно, что теперь никакого колебанья во мнѣ нѣтъ. Мы обручились нашимъ вчерашнимъ поцѣлуемъ и насъ никто не разведетъ. Не такъ-ли? сядь.

Лика — кладетъ ему руки на плечи.

Такъ, такъ, мой дорогой! Я говорила, что они клевещутъ на тебя!

Цѣлуетъ его.
Ботовъ.

Кто?

Лика.

Прости мнѣ жестокое слово! Твоя правда во всемъ, милый человѣкъ, давай спокойно обсуждать.

Ботовъ.

Какъ сказать твоему мужу? какъ отнять у него?..

Лика.

А, это очень легко.

Ботовъ.

Развѣ ты съ нимъ въ разладѣ, въ ссорѣ?

Лика.

Нѣтъ, напротивъ, напротивъ, мы ужасно любимъ другъ друга.

Ботовъ.

Такъ ему будетъ тяжело и непріятно.

Лика.

Да нѣтъ, нисколько… ему будетъ очень пріятно.

Ботовъ.

Что ты убѣжишь отъ него ко мнѣ?

Лика.

Онъ будетъ очень радъ.

Ботовъ.

Такъ онъ тобой пренебрегаетъ? Онъ къ тебѣ равнодушенъ?

Лика.

Да нѣтъ-же, совсѣмъ не то, но… ты главнаго не знаешь, самаго главнаго.

Ботовъ.

Скажи, такъ буду знать.

Лика.

Надо сказать, безъ этого не обойдешься; да ужъ очень оно мнѣ… неловко.

Ботовъ.

Передо мной-то неловко?

Лика.

Именно передъ тобой, — другимъ-бы я никѣмъ не стѣснялась… но ты мой любимый, да вѣдь надо… видишь: онъ будетъ радъ, Александръ Тимоѳеичъ, онъ очень будетъ радъ… потому что… потому что… (Рѣшительно и быстро.) Онъ мнѣ совсѣмъ не мужъ, а дядя.

Ботовъ.

Что ты говоришь?! Такъ ты и не переставала быть моей.

Лика.

Прости, милый, прости… Тутъ не было никакого плутовства, ей-богу, — ни расчетовъ, ни кокетства, нѣтъ, — одна шалость!.. я тебѣ сознаюсь и ты повѣришь… Я сердита была на тебя, обижена, что ты сталъ меня забывать; у меня явилось злое чувство: отмстить немножко мои мученья, помучить и тебя, чтобъ ты понялъ, что я испытывала, теряя тебя… хотѣла заставить пожалѣть обо мнѣ, но и въ мысляхъ не было, какъ вотъ дядя… чтобы завлекать, ловить жениха, какая гадость!.. вѣдь ты такъ не думаешь?

Ботовъ.

Нѣтъ.

Лика.

Ты счастливъ?

Ботовъ

Очень.

Лика.

Если ты хоть разъ въ жизни такъ подумаешь, я откажусь отъ моего счастья!

Ботовъ.

Да еще безъ твоей шалости, кто знаетъ!?.. можетъ быть, я-бы и не понялъ, чего мнѣ стоить уступить тебя другому.

Лика.

Такъ я хорошо сдѣлала? такъ слѣдовало тебя помучить? да?

Входятъ Пелевина и Хвостова.
ХІІ. ТѢ ЖЕ, ПЕЛЕВИНА и ХВОСТОВА; потомъ ВИКУШИНЪ, БЕРБАТОВЪ, ЗАРУКИНЪ и лакей гостинницы.
Пелевина.

Объяснились? можно поздравлять?

Хвостова.

Что это вы, плутовочка маленькая, обманывать насъ вздумали, надувать?.. Намъ дядюшка все сейчасъ разсказалъ… обманщица! — замужняя! дама!..

Лика.

Ну, не все равно? ну, черезъ мѣсяцъ буду замужемъ… немножко прежде срока назвалась.

Пелевина.

Можно поздравлять?

Лика.

Можно, можно…

Хвостова.

И заберетъ-же она васъ въ руки, Дмитрій Павлычъ… Смотрите вы на неё… Уююй, какая!

Въ глубинѣ доказывается Бербатовъ и Зарукинъ, за ними гонится Викушинъ и схватываетъ ихъ за руки.
Викушинъ.

Петръ Петровичъ! Петръ Петровичъ! Андрей Спиридонычъ!.. куда вы? постойте…

Бербатовъ.

Извините, пожалуйста, намъ некогда.

Викушинъ.

Нѣтъ, не извиню… Пожалуйте, мнѣ необходимо одно объясненіе….

Бербатовъ.

Я телеграмму получилъ, у меня братъ скончался, я сейчасъ ѣду…

Зарукинъ.

У него братъ скончался, мы ѣдемъ…

Бербатовъ.

Андрей Спиридонычъ сопровождаетъ, въ горѣ… поможетъ… передайте мой поклонъ вашей супругѣ…

Лика.

Неужели уѣдете, не простясь?

Бербатовъ.

А мы, всѣ тутъ… мы торопимся; если сегодня не уѣдемъ, вы знаете, сюда пароходъ заходитъ только черезъ два дня.

Ботовъ.

Успѣете; до отъѣзда еще полтора часа осталось.

Бербатовъ.

Надо уложиться… (Въ глубинѣ лакей гостинницы провозитъ тачку, нагруженную дорожными вещами.) Вонъ, видите, нѣмцы тоже ѣдутъ, вонъ ихъ вещи на пароходъ повезли.

Лика.

Только два слова: Андрей Спиридонычъ, вы мнѣ сегодня записку прислали.

Зарукинъ.

Мнѣ отвѣта не надо.

Лика.

Я и не могу отвѣтить, я ее не читала.

Зарукинъ.

И хорошо, что не читали.

Лика.

Я ее подарила какому-то мужичку, какому-то ладзарони… онъ изъ нея сдѣлалъ трубочку и закурилъ.

Бербатовъ.

Ха, ха!.. вотъ на что пригодилось ваше любовное признанье!

Викушинъ.

Любовное?

Лика.

А ваше и на трубочку пригодиться не можетъ.

Бербатовъ.

Ахъ!.. позвольте… у меня братъ…

Лика.

Умеръ?.. Прощайте. А на прощанье… должны-же и вы тоже узнать… я не дама, я вамъ солгала. Я скоро буду дама, поздравьте меня, потому что ужъ съ годъ, какъ я невѣста Дмитрія Павлыча… но пока… извините меня: я дѣвица… и вотъ мой милый дядяша! Цѣлуетъ Викушина.

Бербатовъ.

Каково!.. и всѣ смѣются? Никто не сердитъ?

Зарукинъ.

Послушайте, можетъ быть, вашъ братъ совсѣмъ не умеръ?

Бербатовъ.

Кто вамъ сказалъ, что умеръ? я говорю боленъ, опасно боленъ.

Лика.

Ну, вѣрно, ужь не такъ опасно.

Викушинъ.

Можетъ быть, и совсѣмъ не боленъ, а здоровёхонекъ.

Пелевина.

Да и нѣтъ никакого брата у него; кому тамъ болѣть!

Лика.

А! и вы насъ тоже обманывали? и у васъ это была только шалость?

Бербатовъ.

Шалость, ей-богу, одна только шалость!.. и братъ, и признанье, и вчерашнее обливанье, и все… а такъ какъ тутъ всѣ желаютъ, чтобъ мы остались…

Пелевина.

Кто это всѣ?

Зарукинъ.

Мы не поѣдемъ, мы остаемся. Я кстати опять отдалъ бѣлье прачкѣ.

Хвостова.

И напрасно вы ихъ задержали; пускай-бы ѣхали… и вдругъ-бы этому пароходу да другой пароходъ въ бокъ стукнулъ, и сталъ-бы онъ, сердечный окунаться…

Зарукинъ.

Однако! благодарю!..

Лика.

Не пугайтесь! вѣдь это тоже шалость!..

Всѣ смѣются.
-----

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ

Виктора Крылова.
(Александрова).

ТОМЪ ТРЕТІЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Г. Шредера, Гороховая, 49.

1882.

ОТЪ АВТОРА.

править
I.

Въ концѣ 60-хъ годовъ, второю оригинальною пьесою, поставленною мною на сцену, была комедія въ 4-хъ дѣйствіяхъ подъ заглавіемъ «Неземныя созданья». Мнѣ хотѣлось показать въ этой пьесѣ тотъ бездушный эгоизмъ, сухость и мелочность, которые у людей извѣстной среды часто прикрываются напускнымъ великодушіемъ и лицемѣрной душевной теплотой. Идея эта олицетворялась по преимуществу въ образѣ трехъ женщинъ различнаго возраста: наивной дѣвушки, скрывающей подъ участіемъ ко всему хорошему полнѣйшую душевную пустоту и ничтожество; замужней женщины, старающейся видѣть какую-то великодушную сердечную борьбу въ банальной интрижкѣ разврата и потачкѣ своимъ слабостямъ, — и наконецъ въ эгоистичной старухѣ, разыгрывающей роль благодѣтельной широкой души, но въ сущности заботящейся только о мелочномъ благѣ своемъ и своей внучки. Задача эта, крайне интересная сама по себѣ, была, однако, не по силамъ начинающему драматургу; пьеса понравилась актерамъ въ чтеніи, но, при исполненіи ея въ Москвѣ, въ концѣ шестидесятыхъ годовъ, торжественно провалилась и всего на всего сыграна была только раза три, четыре. Прошло нѣсколько лѣтъ и въ 1872 году мнѣ вздумалось примѣнить заново къ той-же темѣ, пріобрѣтенныя за это время знаніе и опытность. Я взялъ изъ неудавшейся пьесы постановку замужней женщины и написалъ комедію: «Поэзія любви». Сосредоточеніе темы на лицемѣріи въ дѣлѣ половой любви дало возможность болѣе широкой разработки сюжета именно въ этой области.

Въ вѣковой борьбѣ за любовь и изъ-за любви нерѣдко бываетъ очень много лицемѣрія, какъ бываетъ оно и въ другого рода психической борьбѣ. Общественныя условія, налагающія цѣпи на извѣстнаго рода проявленія жизни человѣческой, могутъ являться хорошимъ прибѣжищемъ самоуслажденія для людей, не желающихъ покорять свои слабости, — и часто именно тѣ, кто болѣе всего жалуется на цѣпи, менѣе всего желали-бы, чтобы цѣпей не было. Общественныя условія мутная вода, въ ней легко ловить рыбу, тутъ не мало случаевъ выставить всякаго рода маленькія гадости подвигами протеста, сваливать свои грѣшки на безвыходность положенія, драпироваться угнетенностью. Иные люди очень любятъ такого рода тюрьму, въ ней уютно и привольно ихъ совѣсти; подъ гнетомъ меньше отвѣтственности, съ пріобрѣтеніемъ наибольшихъ правъ эта отвѣтственность увеличивается и потому, когда такой человѣкъ получаетъ, въ какой-либо мѣрѣ, величайшее изъ благъ человѣческихъ, свободу, для него это не радость, а горе; ему нечего дѣлать со свободой, ему неудобно, не на что жаловаться, нечѣмъ оправдываться. Эта тема большаго комизма, разнообразіе ея велико и ей предстоитъ еще не мало разработки; въ моей комедіи я примѣнилъ ее къ проявленію любовныхъ столкновеній. Бракъ, въ томъ видѣ, въ которомъ онъ практикуется, подъ покровомъ иныхъ законодательствъ, есть оружіе обоюду-острое, иногда гораздо болѣе способствующее супружеской измѣнѣ, чѣмъ укрѣпляющее супружескую вѣрность. Являясь конечнымъ результатомъ глупой путаницы и лжи, въ которой нравственныя привязанности смѣшиваются и подавляются матерьяльнымъ благосостояніемъ, бракъ, при затруднительности развода, при стѣснительности предписанныхъ закономъ супружескихъ отношеній, конечно, безпрестанно является цѣпями жизни, но именно оттого-то и даетъ возможность этимъ пользоваться. Разнаго рода взаимный обманъ и неприглядныя продѣлки находить свое оправданіе въ этихъ цѣпяхъ и многія обычныя развратныя супружескія измѣны не случались-бы, еслибы не помогала имъ нѣкоторая несокрушимость брака. Вотъ основа комедіи «Поэзія любви». Любовникъ и любовница лицемѣрно толкуютъ о поэзіи любви, проклинаютъ мужа и общественныя условія, яко-бы заставляющія пускаться на компромиссъ, развратничать тайкомъ, — но все это дѣлается именно въ виду той увѣренности, что бракъ не дозволитъ имъ честнаго откровеннаго общежитія, со всѣми проистекающими оттого неудобствами. Чрезъ нѣсколько лѣтъ послѣ постановки комедіи въ Москвѣ и Петербургѣ почти въ одно время появились двѣ французскія пьесы, повторившія до крайности близко тотъ-же сюжетъ, именно: «La petite marquise» — Мальяка и Галеви и одноактная комедія «L’acrobate». Впослѣдствіи почти та-же идея легла въ основу комедіи В. Сарду: «Divorèons», и она-же является въ заключительной развязкѣ ком. Соловьева «женитьба Бѣлугина».

Комедія «Поэзія любви» поставлена была сперва въ Москвѣ. Мнѣ помнится Шумскій, когда я предложилъ ему выбрать себѣ роль одного изъ двухъ мужей, отвѣтилъ мнѣ, что съ большимъ удовольствіемъ будетъ играть и ту и другую роль, какую я самъ ему назначу; такъ ему нравилась пьеса. Комедія прошла съ успѣхомъ въ обѣихъ столицахъ, даже критика отнеслась къ ней сочувственнѣе, чѣмъ ко многимъ другимъ моимъ произведеніямъ и все-таки пьеса продержалась недолго, не болѣе двухъ сезоновъ, возобновлена до сихъ поръ не была, но время отъ времени постоянно появляется на репертуарѣ провинціальныхъ сценъ.

Конечно, счастье мое было, что комедіи Мельяка Галеви и Сарду появились послѣ моей, иначе меня-бы непремѣнно тотчасъ обвинили, что я у нихъ взялъ свой сюжетъ какъ это мнѣ говорили по поводу пьесы «Шалость». Нужды нѣтъ, что и діалогъ и лица не подходятъ ни къ какой чужой пьесѣ, — достаточно того, что въ «Шалости» дѣвушка выдаетъ себя за замужнюю даму, что можно насчитать десятокъ пьесъ, гдѣ встрѣчается тоже самое, чтобъ нашлись люди, готовые тотчасъ обвинить въ литературномъ заимствованіи безъ указанія источника, какъ-бы въ литературномъ хищеніи. Кстати сказать, меня всегда удивляло это рвеніе нѣкоторыхъ обсужденій, старающихся во что-бы то ни стало заподозрить непосредственную наблюдательность и творчество русскаго автора. Не далѣе какъ въ прошломъ году въ Парижѣ была поставлена на сцену пьеса «Un voyage d’agrement» — дословно повторяющая сюжетъ одной изъ первыхъ моихъ комедій: «Къ мировому!» — и такое совпаденіе никого, конечно, не удивитъ. Но когда у насъ, въ Россіи, встрѣчается хотя-бы и гораздо болѣе отдаленное сходство такого рода, сейчасъ находятся люди, готовые обвинять въ плажіатѣ. И это обвиненіе тѣмъ легче, что спорить съ нимъ довольно трудно, потому-что изъ строки въ строку пришлось бы слѣдить за двумя пьесами, сличая ихъ указывая несправедливость выводовъ намѣреннаго или слишкомъ поверхностнаго сопоставленія.

Комедія «Шалость» — вполнѣ оригинальная пьеса и представляетъ скорѣе веселыя сцены заграничной жизни кружка нашихъ соотечественниковъ, чѣмъ цѣльную комедію. И здѣсь какъ въ «Поэзіи любви» встрѣчается мотивъ отстраненія отъ себя отвѣтственности, налагаемой любовной привязанностью, но онъ пріуроченъ къ другимъ даннымъ, главнымъ образомъ его только подозрѣваютъ и онъ въ развитіи пьесы заслоняется картинкой той небрежности, того неумѣнія дорожить этимъ чувствомъ, изъ за которыхъ часто такъ много высокаго счастья человѣческаго пропадаетъ въ самомъ зародышѣ.

Пьеса исполнена была въ Москвѣ и Петербургѣ въ сезонъ 1880—81 годовъ; причемъ особенно выдалась основная ея сцена въ концѣ 2-го акта, выясняющая отношенія влюбленныхъ и заканчивающаяся ихъ примиреніемъ, поставленная нарочно, для усиленія этой минуты блаженства, въ роскошную итальянскую обстановку. Большой успѣхъ пьесы повторился и на частныхъ, даже на любительскихъ сценахъ, куда она вошла въ репертуаръ какъ одна изъ любимыхъ пьесъ. Въ первый разъ комедія «Шалость» — была напечатана въ журналѣ «Живописное Обозрѣніе» — въ первыхъ номерахъ 1881 года. «Поэзія любви» является здѣсь вторымъ изданіемъ, первое было напечатано отдѣльной книгой.

Викторъ Крыловъ.

17-го Апрѣля

1882.