ОТЪ ИЗДАТЕЛЯ.
править2) Комедія «Черная неблагодарность» — въ сущности, можетъ быть названа оригинальной и слова — «сюжетъ заимствованъ» — поставлены только въ виду слишкомъ щепетильной критики, которая такъ боязлива на всякое проявленіе русскаго творчества, что всегда готова видѣть плажіатъ въ малѣйшемъ сходствѣ съ чѣмъ-нибудь чужимъ. Есть нѣмецкая пьеса Мозера «Die Sünderin», въ которой тоже интрига вертится на подмѣнѣ бальныхъ букетовъ и засунутомъ въ одномъ изъ нихъ любовномъ письмѣ. Этимъ и ограничивается все сходство. Нѣмецкая пьеса и обычно осмѣиваетъ назойливость старой тещи; русская-же имѣетъ совсѣмъ иную цѣль; въ ней и иная постройка, иной разговоръ и лица. Русская пьеса вся, главнымъ образомъ, написана для одной роли: Чириковой; это — одна изъ тѣхъ дамъ, большею частью порождаемыхъ средою застарѣлыхъ гувернантокъ, втирающихся въ довѣріе молодыхъ семействъ, около которыхъ и живутъ разъѣдающей паразитной жизнью. Какая нибудь тайна и любовная интрига для нихъ лакомый кусокъ, потому что дѣлаетъ ихъ нужными. Съ безцвѣтной, какъ-бы вылинявшей внѣшностью, быстро говорящая, льстивая, унижающаяся, Чирикова являетъ богатыя данныя для артистки съ дарованіемъ на характерныя роли. Имѣя хорошую артистку для роли Чириковой, пьесу поставить легко, такъ какъ остальныя роли второстепенны и весьма не сложны. Артисткѣ, обладающей хорошимъ пѣніемъ, представляется здѣсь случай выказать это дарованіе въ роли молодой жены.
ЧЕРНАЯ НЕБЛАГОДАРНОСТЬ.
правитьИпполитъ Григорьевичъ Страдинъ.
Антонина Петровна — его жена.
Софья Петровна — сестра Страдиной.
Любовь Марковна Чирикова.
Модестъ Андреичъ Ручински.
Артемій — лакей, Лева горничная, Страдиныхъ.
1.
правитьЛена. Что-же ты не несешь?
Артемій. Несу, несу.
Лена. (Принимая отъ него подносъ.) Барыня ждетъ, ждетъ, не дождется, почти что совсѣмъ одѣлась, а ты мямлешь, мямлешь…
Артемій. Не десять рукъ, за всѣми не поспѣешь: барину кофе въ кабинетъ, барынѣ шеколадъ въ спальню, а тутъ барышня вставать зачнетъ — и той самоваръ подай… а тамъ сейчасъ завтракъ… (Останавливаясь.) Что это? Кажись, позвонили… Кого богъ даетъ?
ЛеНа. Кто тамъ еще?.. (Заглядываетъ въ щелку средней двери.) Ну, очень тебя нужно!.. Любовь Марковна пожаловали.
2.
правитьЧирикова. Лена, Ленушка!.. Лена, погоди.
Лена. Здравствуйте, Любовь Марковна! — некогда-съ.
Чирикова. Погоди, душечка, на минуточку.
Лена. (Возвращаясь.) Барыня и такъ давно ждутъ, сердятся.
Чирикова. Антонина Петровна еще не вставала?
Лена. Встали-съ; почти что совсѣмъ одѣлись. Вотъ я имъ шеколадъ несу.
Чирикова. Залежалась, моя голубушка, устала отъ вчерашняго бала. Смотри, ужъ первый часъ… А Софья Петровна?
Лена. Барышня еще въ постели, — только что только глаза раскрыла.
Чирикова. Молодые годы, что имъ? спится! заботъ нѣтъ, тревоги нѣтъ…
Лена. Совѣсть чиста.
Чирикова. Ну, совѣсть, — что совѣсть?!. Совѣсть и у насъ чиста… а заботы вотъ спать не даютъ, такъ оно такъ… Ступай, душечка, скажи Антонинѣ Петровнѣ про меня. Пустятъ они меня къ себѣ, очень мнѣ хочется ихъ видѣть.
Лена. Да онѣ шеколаду напьются и сюда выйдутъ.
Чірккова. Я тебя, душечка, объ этомъ не спрашиваю; ты слуга, ты дѣлай, что тебѣ приказываютъ.
Лена рѣзко поворачивается и уходитъ въ дверь направо.
3.
правитьЧирикова. (Снимаетъ шляпу и кладетъ въ сторону муфту.) Вотъ оно, у молодыхъ-то людей, всегда прислуга непочтительна. Погодите, дайте мнѣ здѣсь гнѣздо свить, я васъ къ рукамъ приберу. (Оглядываясь.) Вотъ порядокъ какой: какъ она царица — монархиня пріѣхала, — шваркъ, шваркъ, раскидала свои доспѣхи, такъ и о сю пору все лежитъ… вотъ они — перчатки… вѣеръ… платокъ… Ахъ ты, богатство безпутное!.. вонъ букетъ хоть въ вазу поставили, объ цвѣтахъ позаботились, слава-богу… (Осматривая букетъ.) Вѣдь вотъ за него большія деньги заплачены, а что въ немъ? завтра завянетъ и въ печь его. (Вытаскивай изъ букета бумажку.) Это что?!. ай, ай… (Оглядывается и быстро развертываетъ бумажку.) Любовная записочка… Отъ кого это?.. вашъ рабъ! — не подписался… (Кладетъ записку опять въ букетъ.) Такъ у васъ, мадамъ, тоже головушка завертѣлась?.. Ну что-жъ? это намъ на руку. Гдѣ въ домѣ шашни заведутся, тамъ жить хорошо. То того утѣшь, то этого обереги, — цѣны тебѣ не будетъ… Кто-жъ-бы это за ней ухаживалъ?.. Смотрѣла я вчера, въ оба глаза смотрѣла… Ручинскій что-то очень около нея увивался… Хитры ужъ больно стали ноньче въ любовныхъ дѣлахъ… Ручинскій, право… больше-то некому…
4.
правитьСтрадинъ. А! Любовь Марковна, здравствуйте…
Чирикова. (Испугавшись.) Нѣтъ-съ, нѣтъ, я такъ.
Страдинъ. Чего вы испугались?
Чирикова. Такъ-съ, въ мечтахъ своихъ забылась, такъ, отъ неожиданности. Ну, Ипполитъ Григорьичъ, вчера на балу про вашу супругу того я наслышалась, того я наслышалась, — ужасть.
Страдинъ. (Равнодушно.) Очень радъ.
Чирикова. Первыя двѣ красавицы только и были: она да сестрица ея, Антонина Петровна и Софья Петровна… и одѣлись, мои голубушки, совсѣмъ одинаково, и букетики въ рукакъ, и причесаны какъ одна, такъ и другая… Ну, двѣ душки, душки, ангелочки, — охи да ахи кругомъ… А ужъ мужчины такъ, кажется, васъ съ зависти съѣсть готовы были… Одинъ тутъ особливо… ну, да ужъ не скажу кто, — сами догадайтесь… такъ глаза и таращилъ… Будь я на вашемъ мѣстѣ, остерегаться-бы стала. Счастливецъ вы.
Страдинъ. А я, признаться, не замѣтилъ. Поскучалъ порядкомъ… вернулись мы такъ поздно; сегодня съ утра голова болитъ.
Чирикова. Ахъ, ахъ! Ипполитъ Григорьичъ… Что-жъ такое, что немножко голова поболитъ? за то она, наша красавица, веселилась; нельзя за это осуждать. Вы тамъ все въ кабинетъ уходили, а я на нее любовалась: то съ тѣмъ кавалеромъ, то съ другимъ, ту-ту-ту, да ту-ту-ту, — и улыбается-то, и глазками-то, — ахъ, моя прелесть!.. Нельзя ее осуждать, Ипполитъ Григорьичъ.
Страдинъ. Кто ее осуждаетъ?
Чирикова. Еще молода… скучно, вѣдь, ей все вдвоемъ только съ вами сидѣть, тоска возьметъ… хочется и показать себя, и другихъ видѣть…
Лена. (У двери справа.) Пожалуйте.
Чирикова. Иду, иду. Я къ моей красавицѣ, вы ужъ извините.
Страдинъ. Сдѣлайте одолженіе.
5.
правитьСтрадинъ. Какая ехидная старушонка: и хвалитъ-то, точно мерзость какую-нибудь хочетъ сказать… Когда-же это Нина кокетничаетъ и шушукается?.. и когда же бывало, чтобъ она скучала, рставясь со мной вдвоемъ?..
Ручинскій. (Входитъ быстро и останавливается, увидя Страдина.) А!
Страдинъ. (Оборачиваясь.) Ты? Модестъ!.. Здравствуй.
Ручинскій. Развѣ ты дома?
Страдинъ. Какъ видишь. Что за вопросъ?
Ручинскій. Я думалъ, ты на службѣ.
Страдинъ. Сегодня воскресенье.
Ручинскій. Ахъ, чортъ! въ самомъ дѣлѣ, я и не подумалъ.
Страдинъ. Такъ ты ко мнѣ шелъ нарочно, чтобъ не застать меня дома?
Ручинскій. Нѣтъ… а такъ, — я, то есть, зашелъ случайно, потому что… я очень радъ, что засталъ тебя.
Страдинъ. Да что ты путаешься?.. и что это за смущеніе? словно глупость какую-то сдѣлалъ…
Ручинскій. Ахъ, что ты присталъ, право… Ничего, рѣшительно ничего… такъ, зашелъ провѣдать твоихъ дамъ; спросить ихъ, какъ онѣ себя чувствуютъ послѣ вчерашняго бала… поздравить ихъ съ успѣхомъ.
Страдинъ. Съ какимъ успѣхомъ?
Ручинскій. То есть, какъ это сказать… ну, съ побѣдами, что-ли… то есть, не съ побѣдами, а такъ, — потому что онѣ, какъ царицы праздника, вчера поражали всѣхъ, и женщинѣ это всегда пріятно… Какъ-будто нельзя такъ просто…
Страдинъ. Да ты здоровъ-ли?
Ручинскій. Здоровъ.
Страдинъ. У тебя языкъ что-то заплетается, способность рѣчи потерялъ.
Ручинскій. Нисколько, — а я вижу, что ты привязываешься ко всякому моему слову. Тебѣ непріятно, что я пришелъ… ну, я уйду…
Страдинъ. Да вѣдь ты къ дамамъ пришелъ; погоди, онѣ сейчасъ выйдутъ.
Ручинскій. Зачѣмъ? не надо… я отъ тебя знаю, что онѣ здоровы и веселы и спали превосходно… Чего-же мнѣ?
Страдинъ. Христосъ съ тобой, да я тебѣ о нихъ еще ни слова не сказалъ.
Ручинскій. Я вижу по твоему лицу, что онѣ здоровы и веселы… Если-бъ этого не было, ты-бы самъ не былъ веселъ…
Страдинъ. Я-то ужъ совсѣмъ не веселъ, — у меня ужасно голова болитъ.
Ручинскій. Ну, вотъ! теперь все и разъясняется: у тебя голова болитъ, а я виноватъ… оттого я тебѣ и кажусь страннымъ, что у тебя голова болитъ.
Страдинъ. Это мнѣ вѣдь не мѣшаетъ видѣть…
Ручинскій. Не спорь, сдѣлай милость. Что тамъ спорить! — прощай!
Страдинъ. Такъ и не подождешь?
Ручинскій. Нѣтъ, зачѣмъ, въ другой разъ.
Страдинъ. А то жена сейчасъ выйдетъ.
Ручинскій. Когда-нибудь въ другой разъ. Прощай. (Идетъ и останавливается.) Ты сегодня такъ весь день и просидишь дома?
Страдинъ. А тебѣ что за дѣло?
Ручинскій. Мнѣ дѣла нѣтъ, я только думалъ, что при головной боли тебѣ было-бы полезно выйти на воздухъ… освѣжиться…
Страдинъ. Ты докторъ?
Ручинскій. Я не докторъ… я… нѣтъ, ты такъ придирчивъ сегодня, что это просто невозможно… Прощай.
Страдинъ. Прощай, пожалуй… (Ручинскій идетъ и останавливается.) А?
Ручинскій. Что ты говоришь?
Страдинъ. Я — ничего… я думалъ, тебѣ что-то хотѣлось сказать.
Ручинскій. Мнѣ?.. да… нѣтъ, мнѣ ничего. Прощай.
Страдинъ. Прощай… одурѣлъ человѣкъ.
Что съ нимъ такое? совсѣмъ
6.
правитьСтрадинъ. (Поцѣловавъ жену.) Здравствуй.
Чирикова. Ипполитъ Григорьичъ, это кто у васъ сейчасъ былъ?
Страдинъ. Модестъ Ручинскій заходилъ.
Чирикова. Такъ и знала!!. Пари готова была держать хоть на милліонъ, что онъ сегодня здѣсь будетъ.
Страдинъ. Почему-жъ это?
Чирикова. Такъ, ни почему… предчувствіе у меня было.
Страдинъ. Странно!
Страдина. Что-жъ онъ такъ скоро ушелъ? отчего не остался?
Страдинъ. А кто его знаетъ? Онъ сегодня какой-то одурѣлый: смущается, путаетъ слова.
Чирикова. Ну, такъ и есть… когда сердце не на мѣстѣ…
Страдинъ. То есть, какъ-же это не на мѣстѣ?
Чирикова. Нѣтъ, вѣдь это такъ, — только одни мои предположенія.
Страдинъ. Однако, какого рода?
Чирикова. Ну что, бросимъ… Полноте…
Страдинъ. Это ваша тайна?
Чирикова. Ахъ, пожалуйста, не клевещите. Христосъ съ вами, — какія у меня тайны!? Моя жизнь вся какъ на ладонькѣ, а про чужую жизнь я судачить не люблю… Коли и вижу что, такъ про себя разумѣю. Моя хата съ краю, ничего не знаю.
Страдинъ. Оно и видно, что вы судачить не любите, — что ни слово, то пилюля.
Страдина. Ипполитъ! Soyez poli… Если ты сердитъ на меня, такъ за что-же говорить грубости Любовь Марковнѣ.
Страдинъ. Кто тебѣ сказлъ, что я на тебя сердитъ?
Страдина. Кто сказалъ?.. непремѣнно надо, чтобъ кто-нибудь сказалъ, а сама я такъ глупа, что этого замѣтить не могу.
Страдинъ. Да я совсѣмъ не сердитъ.
Страдина. И какъ это мило: въ кои-то вѣки соберешься выѣхать и потомъ цѣлую недѣлю за это встрѣчаешь кислую физіономію… Оттого, что я вчера была довольна и веселилась, сегодня надо отравить все удовольствіе… Лучше-бы сказалъ вчера, я-бы не поѣхала на балъ.
Чирикова. Ахъ, ангелъ мой, ну что вы раздражаетесь? Ипполитъ Григорьичъ не сердятся, у нихъ головка болитъ.
Страдина. Пожалуйста, ужъ не заступайтесь… и зачѣмъ вы его щадите въ глаза? вы совершенно справедливо тамъ въ спальнѣ говорили мнѣ, что онъ терпѣть не можетъ видѣть, чтобъ со мной были любезны и предупредительны.
Страдинъ. Съ чего-же вы взяли?
Чирикова. Душечка, я не такъ говорила.
Страдина. Онъ-бы хотѣлъ меня запереть, чтобъ я лица человѣческаго не видала… Удивительная любовь: сдѣлать изъ человѣка вещь… отнять всякія желанія…
Страдинъ. Нина, я прошу тебя, перестань ворчать и капризничать… Я на это имѣю больше основаній, чѣмъ ты, и все-таки молчу: я терпѣть не могу всѣ эти балы и все-таки ѣду, тебѣ въ угоду… Я вотъ не выспался сегодня и голова болитъ, а развѣ я тебѣ сказалъ объ этомъ хоть единое слово? развѣ я упрекнулъ?
Страдина. А теперь что ты дѣлаешь? не упрекаешь?
Чирикова. Да вѣдь и ревность! что-жъ такое? голубушка!.. вѣдь и ревнуютъ отъ любви.
Страдина. Какой я поводъ подала ему ревновать меня?
Чирикова. Поглядите-ка на себя, красавица моя… какъ васъ не ревновать то? этакій брилліантъ… дорогъ вѣдь онъ…
Страдина. А начнутъ такъ со мной обращаться, то, разумѣется, богъ знаетъ, до чего меня можно довести.
Страдинъ. (Понемножку раздражаясь.) Какъ обращаться? до чего довести?
Страдина. Разумѣется! — если я вижу, что другіе умѣютъ цѣнить меня и готовы, богъ знаетъ, что сдѣлать, чтобъ угодить мнѣ, а ты дѣлаешься взыскателенъ къ каждому шагу… когда ты въ грошъ не ставишь мою любовь, — разумѣется, я буду обращать вниманіе и на другихъ…
Страдинъ. Вотъ какъ?
Чирикова. Ну, скажите! до чего она васъ любитъ! на себя клеветать готова.
Страдинъ. А! вы хотите обращать вниманіе на другихъ, — сдѣлайте милость… посмотримъ, что изъ этого выйдетъ… Я жалѣю, что скоро отпустилъ Ручинскаго, вотъ-бы вамъ сейчасъ-же сдѣлать первую пробу.
Страдина. Ахъ, я была бы очень рада.
Чирикова. Ручинскому вы не вѣрьте, вретъ онъ, все онъ вретъ… Онъ, можетъ быть, воображаетъ богъ знаетъ что; а это неправда… Ниночка на него и глядѣть-то не хочетъ; ей-богу! — ужъ это я вамъ говорю!
Страдинъ. Что вы, Любовь Марковна! Мнѣ Ручинскій ничего такого не говорилъ, я и не подозрѣваю… и скажу вамъ откровеннно… конечно, если-бъ жена моя стала благосклонно относиться къ ухаживанію каждаго шелопая, я зналъ-бы, что дѣлать… но пока я не имѣю никакихъ причинъ думать что нибудь подобное, — мнѣ эти разговоры противны… и всякій, кто непрошенно суется въ мои отношенія къ женѣ — тоже. Замѣтьте это, Любовь Марковна.
Страдина. (Строго.) Ипполитъ!..
Страдинъ. И всякаго такого гостя я съумѣю такъ-же вышвырнуть за окно, какъ и непрошеннаго вздыхателя.
Чирикова. Господи! Силы небесныя!
Страдина. Ипполитъ Григорьичъ!!
7.
правитьЧирикова. Матушка, красавица, ангелъ, оставьте, не заступайтесь… я стерплю, мнѣ не въ диковину, я стерплю… (Страдина ходитъ по комнатѣ раздраженная.) Я вѣдь знаю: была-бы я генеральша какая или графиня… или богатствомъ-бы обладала, горы-бы золотыя имѣла, — были-бы мнѣ и почетъ, и уваженье; а такъ, — за что меня уважать?.. совсѣмъ я особа незначущая; что со мной церемониться? — не стоитъ… Я стерплю… Только за васъ мнѣ, мой ангелъ, горько и обидно: какая-же это у него любовь къ вамъ, когда онъ вашихъ друзей, преданнаго вамъ человѣка, можетъ такъ обозвать… Я что? я уйду… а вамъ-то каково, милая? каждый-то день этакъ-то…
Страдина. Ну, Любовь Марковна, вѣдь не каждый-же день…
Чирикова. Еще-бы каждый день! тогда-бы отравиться можно.
Страдина. Онъ нездоровъ сегодня.
Чирикова. Да, болѣзнь, это дѣйствительно, но, какъ хотите, душечка, деликатный мужъ не далъ-бы вамъ этого почувствовать, — деликатный мужъ не сказалъ-бы, что онъ боленъ… Вѣдь онъ долженъ-же понимать, что это вамъ тяжело… вамъ и безъ того грустно видѣть, какъ онъ страдаетъ, а онъ еще хочетъ показать, что вы виноваты въ его болѣзни… что изъ-за васъ, изъ-за этого бала, изъ-за вашего веселья онъ хвораетъ, — это неделикатно.
Страдина. Кто-жъ его тащилъ на балъ? я моглабы и одна поѣхать.
Чирикова. Разумѣется… но ужъ мужчины всѣ таковы, всегда свои вины на насъ сваливаютъ, потомъ упрекаютъ насъ въ невѣрности… Господи! вѣдь женщина тоже человѣкъ: когда всюду, куда являешься, внушаешь восторгъ, а дома видишь только кислыя физіономіи, — понятно, что будешь стремиться вонъ изъ дому.
Страдина. А! Любовь Марковна, всѣ они хороши.
Чирикова. Однако, съ одной стороны восторгъ, съ другой — пренебреженіе, тутъ поневолѣ станешь выбирать… и если въ такомъ положеніи женщина увлекается, я ее никогда не осуждаю… Никогда! никогда!! Помилуйте, мужчины себѣ все позволяютъ, а мы не смѣй?.. Нѣтъ-съ, мы тоже жить хотимъ… Вотъ хоть-бы вы: здѣсь у васъ дрязги, тоска, а вчера… одинъ Ручинскій такъ просто совсѣмъ съума сошелъ… Ну, завертѣлся, завертѣлся, завертѣлся — и запылалъ… весь превратился въ одно пылающее сердце.
Страдина. Ужъ не ко мнѣ-же.
Чарикова. А то къ кому?.. Это даже было немножко неловко смотрѣть, — такъ и не отходитъ отъ васъ, мой ангелъ, такъ и впивается въ васъ.
Страдина. Я не замѣтила.
Чирикова. Хитрите, ma chère, не замѣтила.
Страдина. Право… Онъ, правда, много танцовалъ со мной, но онъ такой неразговорчивый, — все конфузится, все какъ будто что-то хочетъ сказать, а съ языка не сходитъ.
Чирикова. Не удивительно, когда человѣкъ влюбленъ…
Страдина. Полноте!
Чирикова. Ахъ. ma chère, кого вы обманываете? съ кѣмъ вы хитрите? Я вѣдь сказала вамъ, я эти увлеченія не осуждаю; мнѣ вы можете довѣриться во всемъ, я вамъ только сочувствую и не пророню ни слова.
Страдина. Въ чемъ довѣриться? вы ошибаетесь…
Чирикова. Ахъ, ахъ, а еще считаете меня своимъ другомъ… Голубчикъ мой, не вы первая, не вы послѣдняя… я не осуждаю, — ей богу, не осуждаю… вашъ мужъ самъ въ этомъ виноватъ, онъ самъ довелъ васъ… (Цѣлуетъ ее.) Душечка, я сочувствую вамъ…
Страдина. Да что вы такое говорите, я, ей богу…
Чирикова. Какъ? вы все-таки хотите скрывать отъ меня?
Страдина. Что?
Чирикова. Ваше маленькое… какъ-бы сказать… ну, кокетство, шалость…
Страдина. Не понимаю, на что вы намекаете.
Чирикова. (Мѣняя тонъ, нѣсколько обиженно) Хорошо-съ… Ну, ужъ коли вы до такой степени скрытны, что даже мнѣ, другу, не хотите говорить, такъ ужъ надо быть и осторожной… а вы неосторожны.
Страдина. Какъ неосторожна?
Чирикова. Вы, можетъ быть, обидитесь, что я вмѣшиваюсь въ эту вашу тайну, но, любя васъ, я не могу не сказать вамъ… (Показывая на букетъ.) Это чей букетъ?
Страдина. Мой.
Чирикова. Поройтесь въ немъ.
Страдина. Что это значитъ?
Чирикова. Посмотрите хорошенько… пошарьте въ вашемъ букетѣ.
Страдина. Что-жъ въ немъ такое?.. (Ищетъ въ букетѣ.) Ба! записка!! (Читаетъ.) Любовное посланіе!?
Чирикова. Да-съ… и съ вашей стороны очень неосторожно забывать ее такъ здѣсь… а, впрочемъ, извините, что я васъ остерегаю.
Страдина. Милая Любовь Марковна, клянусь вамъ, что я вижу это письмо въ первый разъ.
Чирикова. Хорошо, хорошо.
Страдина. Я, ей-богу, и не замѣтила, когда и какъ мнѣ его подсунули.
Чирикова. Другъ мой, это меня не касается, — что мнѣ за дѣло?! Пожалуйста, не оправдывайтесь… Я вамъ сказала, что въ вашемъ положеніи я-бы васъ не осудила, — и меня бояться нечего, я умѣю скрывать тайны… но вѣдь къ букету могъ подойти всякій другой… даже вашъ мужъ.
Страдина. Въ самомъ дѣлѣ, что, если онъ видѣлъ?..
Чирикова. Это, душечка, надо узнать.
Страдина. Можетъ быть, онъ отъ этого и раздраженъ сегодня, и дуется… Ахъ, господи! и подозрѣваетъ меня… Зачѣмъ-же прямо не сказать?..
Чирикова. Да не бойтесь, голубушка; дайте мнѣ выказать вамъ мое участье.
Страдина. Я ничего не боюсь, но я терпѣть не могу этой неизвѣстности, этой скрытности. Онъ сейчасъ-же долженъ мнѣ откровенно сказать все…
Чирикова. Что вы? что вы, милая… Можетъ быть, онъ еще ничего не знаетъ…
Страдина. Пускай узнаетъ, не скрывать-же мнѣ…
Чирикова. Нѣтъ, нѣтъ, ради бога, вы этого не дѣлайте… это у васъ самая фальшивая система, теперь этой откровенностью никого не обманешь.
Страдина. Да я и не хочу обманывать, мнѣ и не въ чемъ обманывать.
Чирикова. На прошлой недѣлѣ Катенька Закоржецкая тоже вздумала такъ откровенничать, чтобъ подозрѣніе отвести, — чѣмъ кончилось: поссорились, побранились, и теперь расходятся… Вѣрьте мнѣ, эти дѣла надо дѣлать шито и крыто… Слушайте, милочка, вотъ что я вамъ посовѣтую… (Страдина идетъ налѣво.) Куда вы? ну, куда вы идете?
Страдина. Къ нему, чтобъ онъ зналъ, чтобъ кончить это…
Чирикова. Ахъ, Антонина Петровна, это даже обидно!.. Ну, сообразите сами, сообразите: тактично-ли вамъ теперь идти къ нему? вѣдь такъ онъ вправѣ подумать, что вы виноваты, что вы приходите прощенья просить… Надо, чтобы онъ самъ пришелъ къ вамъ… И зачѣмъ вы волнуетесь? вы выдаете себя.
Страдина. Это меня бѣситъ! это меня бѣситъ!.. Глупая ревность, богъ знаетъ, за что…
Чирикова. Ахъ, какъ вы еще молоды, дитя мое, сейчасъ и растерялась… Полно вамъ, во всемъ мірѣ каждый день то-же дѣлается… Покажите твердость характера чтобъ онъ не замѣтилъ и тѣни волненія… Спокойствіе, полное спокойствіе… Онъ придетъ, мы сторонкой изъ него и выпытаемъ, знаетъ онъ или не знаетъ, видѣлъ письмо или нѣтъ.
Страдина. Когда онъ придетъ? когда? — теперь онъ до обѣда не выйдетъ изъ своего кабинета.
Чирикова. А, ma chère, совсѣмъ это не такъ трудно заставить его выйти; слушайте только меня… Подите, подите сюда, садитесь за фортепьяно, и спойте мнѣ что нибудь… Онъ услышитъ вашъ голосъ, онъ такъ любитъ, когда вы поете, и придетъ васъ послушать.
Страдина. Я никогда не пою по утрамъ.
Чирикова. Такъ что-жъ?.. теперь вы могли спѣть какъ будто для меня… а между тѣмъ, это ему покажетъ, что у васъ душа спокойна, что вы съ чистою совѣстью отдаетесь пѣнію… Садитесь-ка, садитесь…
Страдина. Пожалуй.
Чирикова. Спойте мнѣ, да что нибудь повеселѣй…
Страдина. Ну, это ужъ я никакъ теперь не могу. (Перебирая ноты.) Вотъ развѣ это.
Чирикова. Ну, что хотите, душа моя, что хотите; я слушаю васъ… Начинайте, начинайте…
8.
правитьЧирикова. (Тихо Страдиной.) Ага!! видите, вышелъ, самъ вышелъ… Вы увидите, какъ онъ теперь будетъ любезенъ съ вами… О! у васъ такой прелестный голосъ, онъ хоть кого очаруетъ.
Страдинъ. Милочка, Ниночка, сдѣлай мнѣ милость…
Чирикова. Слышите, слышите.
Страдинъ. Перестань, пожалуйста, пѣть. У меня и такъ голова трещитъ, а тутъ эта музыка, господи!..
Страдина. (Злобно закрываетъ клавиши и съ негодованіемъ отходитъ отъ фортепьяно.) Это, наконецъ, нестерпимо глупо!..
Страдинъ. Что ты? что ты?
Страдина. Развѣ я виновата, что за мной ухаживаютъ? развѣ я виновата, что есть еще на свѣтѣ люди, которые находятъ меня хоть немножно привлекательной?.. что не всѣмъ на свѣтѣ я такъ опротивѣла, какъ тебѣ?!.
Страдинъ. (Схватываясь за голову.) Господи, боже мой!
Страдина. (Сердито.) Останѣтесь, останѣтесь… Погодите…
Страдинъ. Душенька, ради бога, послѣ… не могу я теперь тебя слушать.
Страдина. (Крикливо.) Останѣтесь, говорю я вамъ!.. вы должны меня выслушать, — сейчасъ-же…
Чирикова. Полноте, что вы хотите…
Страдинъ. Ради бога…
Страдина. Вы мнѣ еще не отвѣтили; извольте отвѣчать: виновата-ли я, что еще могу нравиться?
Страдинъ. Ахъ, оставь меня въ покоѣ!..
Страдина. (Топая ножкой.) Не оставлю, не оставлю, не оставлю!.. Это, по твоему, честно, это благородно такъ мучить меня цѣлое утро изъ-за какого-то дурацкаго письма, о которомъ я сама только сейчасъ узнала?!
Страдинъ. Какое письмо?
Чирикова. (Тихо ей.) Слышите, онъ ничего не зналъ, — ахъ, какъ вы неосторожны!
Страдина. Какъ хитро, — не зналъ!! изъ-за чего-жъ ты дуешься на меня все утро? Ты скажешь, что не былъ здѣсь безъ меня? не рылся вонъ тамъ въ моемъ букетѣ? не прочиталъ любовное письмо, которое какой-то оселъ подсунулъ мнѣ?!
Страдинъ. Что? любовное письмо?
Страдина. Если ты честный человѣкъ и довѣряешь мнѣ, ты долженъ былъ сейчасъ-же прямо и откровенно мнѣ сказать, — и я-бы объяснила тебѣ.
Страдинъ. Для меня новость, что тебѣ пишутъ любовныя письма… Какое письмо? позвольте полюбопытствовать?
Страдина. О! я и не была намѣрена скрывать его отъ тебя.
Страдинъ. Посмотримъ, кому это вздумалось шутить со мной такими шуточками? Я найду его… я покажу ему!..
Чирикова. (Отводя Страдину въ сторону, тихо.) Что вы дѣлаете? онъ узнаетъ руку, вызоветъ на дуэль!!
Страдина. Мнѣ все равно.
Страдинъ. Гдѣ-же это таинственное письмо?
Страдина. (Подавая ему.) Вотъ оно.
Чирикова. (Перехвативъ письмо) Нѣтъ, ужъ я этого допустить не могу.
Страдинъ. Отдайте, что вы дѣлаете?
Чирикова. Нѣтъ, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ!
Страдинъ. Любовь Марковна, — я совсѣмъ не намѣренъ шутить и потѣшаться.
Чирикова. Тѣмъ больше я должна беречь и васъ, и вашу жену, моего друга.
Страдинъ. Я васъ покорно прошу отдать мнѣ письмо.
Чирикова. Я васъ покорно прошу не просите меня.
Страдинъ. Не выводите меня изъ терпѣнья!..
Страдина. Отдайте!
Чирикова. Не просите вы невозможнаго.
Страдинъ. Наконецъ, я требую!!
Чирикова. Вы вырвете у меня это письмо только вмѣстѣ съ моей жизнью!! только съ жизнью!!
Страдинъ. Но позвольте, по какому праву вы позволяете себѣ?..
Страднаа. Отдайте, прошу васъ, Любовь Марковна!
Чирикова. (Тихо страдиноё.) Не бойтесь, я васъ выгорожу. Ипполитъ Григорьичъ, простите меня… я вижу, скрывать больше невозможно: я вамъ все скажу… успокойтесь и слушайте меня, я вамъ все скажу.
Страдинъ. Что вы мнѣ скажете?
Чирикова. Это письмо… это я написала.
Страдинъ. Вы?!
Чирикова. Я… да съ… и сегодня утромъ, еще вы не выходили, — я вложила его сюда въ букетъ.
Страдинъ. Что за вздоръ! зачѣмъ вамъ нужно было?…
Чирикова. Вы знаете, какъ я люблю Ниночку, — въ послѣднее время, видя ваше охлажденіе къ ней…
Страдинъ. Съ чего вы взяли?
Чирикова. Ахъ! глаза друга все видятъ!.. Я рѣшилась возбудить въ васъ маленькую ревность, — вотъ для чего я написала это письмо. Я сама хотѣла, чтобъ оно попало вамъ въ руки; но теперь, когда я замѣчаю, что это васъ слишкомъ волнуетъ и можетъ имѣть дурныя послѣдствія… нѣтъ, теперь я не дамъ…
Страдинъ. Очень вамъ благодаренъ за ваши непрошенныя услуги.
Чирикова. (Тихо Страдиной, подойдя къ ней.) Пускай онъ бранитъ меня, но не васъ, мой другъ!.. видите, какъ я все это хорошо обдѣлала.
Страдинъ. Но я вамъ не вѣрю, и все-таки настаиваю, чтобы вы мнѣ отдали письмо.
Страдина. Отдайте, Любовь Марковна, отдайте! я этого совсѣмъ не хочу… Отдайте-же, — это письмо не ваше.
Чирикова. Ужъ если вы такъ непремѣнно требуете; съ ножомъ къ горлу, — извольте… читайте… но, разумѣется, знала-бы я, что вы такой горячій человѣкъ, никогда-бы я не написала, и прошу простить меня…
Страдинъ. (Прочитавъ письмо.) Какъ? вы утверждаете, что это письмо писали вы? — Позвольте, — эта рука мнѣ слишкомъ хорошо знакома… Это писано Ручинскимъ.
Страдина. Почемъ я знаю, кѣмъ это писано?
Чирикова. Увѣряю-же васъ…
Страдинъ. А! перестанѣте, пожалуйста, и не раздражайте меня въ конецъ. Съ самаго утра вы всѣ тутъ сговорились обманывать меня… Теперь я понимаю, почему давеча этотъ болванъ Ручинскій растерялся, заставъ здѣсь меня, а не васъ. Теперь я повѣрю Любовь Марковнѣ, что вы тамъ на балу шушукаетесь съ разными любезниками, кокетничаете… Понятно, что вамъ дома наединѣ со.мной и тоска, и скука.
Чирикова. Я совсѣмъ не то говорила.
Страдинъ. И теперь, чтобы скрыть эти подвиги, вы лжете! вы придумываете разныя уловки, будто Любовь Марковна писала это письмо, чтобъ мнѣ отвести глаза.
Страдина. Развѣ я это сказала?.. Вотъ Любовь Марковна, теперь изъ-за васъ-же мнѣ достается.
Чирикова. Это я, это все я!! Я одна во всемъ виновата.
Страдинъ. Пожалуйста, безъ великодушія, Любовь Марковна… къ чему это?
Страдина. Это ужасно! это ужасно!
Чирикова. Успокойтесь, мой другъ, я все улажу, я все улажу.
9.
правитьРучинскій. (Войдя, внезапно останавливается.) Ты все еще не ушелъ?
Страдинъ. А! Пожалуйте… васъ-то мнѣ и надо!.. Я все еще не ушелъ и не уйду, не безпокойтесь.
Ручинскій. Что съ тобой? я, ей богу, тебя не узнаю… ты рѣшительно на себя не похожъ.
Страдинъ. Если вамъ угодно объясниться съ моей женой, такъ объясняйтесь при мнѣ…Я, по крайней мѣрѣ, послушаю: насколько она изощрилась въ этомъ дѣлѣ.
Страдина. Ипполитъ, это безсовѣстно!
Ручинскій. Да что у тебя, отъ головной боли мозги совсѣмъ, что-ли, перевернулись? что ты мелешь?
Страдинъ. Извольте читать!.. Кто писалъ это письмо?
Ручинскій. А! тебѣ ужъ его отдали.
Страдинъ. Кто писалъ это письмо?
Ручинскій. Ну, я писалъ, — что ты кричишь?!
Страдинъ. Любовь Марковна, слышите!..
Чирикова. Какой вы ничтожный! вы не достойны, чтобъ васъ любила женщина!
Ручинскій. Я по этому поводу и былъ сегодня утромъ и хотѣлъ говорить, но не съ тобой, — ты въ этихъ дѣлахъ никуда не годишься.
Страдинъ. Прекрасно… ты хотѣлъ говорить съ моей женой?
Ручинскій. Разумѣется, — а ты весь день торчишь, не выходишь изъ дому.
Страдинъ. Это мило! это ужасно мило!.. Да какъ-же ты смѣешь?!
Ручинскій. Ну, что ты напустился?.. Ну, что-жъ тутъ такого? Ну, я люблю ее, какъ будто я не человѣкъ и не могу полюбить.
Страдинъ. Силъ нѣтъ!!
Чирикова. (Ручинскому тихо.) Вы нестерпимыя (Громко.) Кто вамъ позволилъ высказывать вашу любовь? развѣ вамъ подали къ тому какой-нибудь поводъ?
Ручинскій. Еще-бы не подали! Если-бъ я не разсчитывалъ на взаимность, развѣ-бы я рѣшился на такой шагъ?
Страдина. Да вы съ ума сошли!
Чирикова. Успокойтесь, успокойтесь… Тсс… Сонечка…
10.
правитьСОНЯ. (Вбѣгая съ букетомъ въ рукахъ.) А! ужъ и гости у насъ… (Поочередно быстро цѣлуя всѣхъ, кромѣ Ручинскаго.) Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! (Дѣлая церемонный реверансъ Ручинскому.) Здравствуйте! Ниночка, нѣтъ-съ, ужъ извините, возьмите назадъ вашъ букетъ и отдайте мнѣ мной.
Страдинъ, Чирикова и Страдина. Что? что? что?
Соня. Развѣ ты не помнишь, когда я танцовала мазурку, я отдала тебѣ подержать мой букетъ, а потомъ ты мнѣ отдала свой, вмѣсто моего; мой и гуще, и свѣжѣе.
Ставитъ принесенный букетъ въ вазу, откуда вынимаетъ стоявшій въ немъ букетъ и роется въ цвѣтахъ.
Чирикова. Какъ?.. Такъ это вашъ букетъ стоялъ здѣсь, въ вазѣ?
Соня. Конечно.
Страдинъ. (Тихо ей.) Не ищите, — вотъ оно.
Соня. Ахъ! противный! какъ онъ меня сконфузилъ!.. Не стыдно-ли подсматривать чужія тайны!
Страдинъ. (Подойдя къ Ручинскому.) Ну, извини! извини! я не зналъ…
Ручинскій. Послушай, мой другъ, не свезти-ли тебя на девятую версту?.. У тебя сегодня весь день пароксизмы: то нюнишь, то бѣснуешься, то просишь прощенья…
Страдинъ. Это ничего, это пустяки. Что-же ты, чудакъ этакій, давеча мнѣ…
Ручинскій. Ну вотъ, теперь бранишься!
Страдинъ. Отчего ты давеча не сказалъ, что любищъ Соню?
Ручинскій. Развѣ съ тобой можно говорить объ этихъ вещахъ?.. Я именно пришелъ, чтобъ объявить Антонинѣ Петровнѣ, что я хочу жениться на ея сестрѣ.
Соня. И что сестра эта вчера на батѣ дала свое согласіе.
Ручинскій. А ты вонъ вѣдь какой громъ поднялъ.
Страдинъ. Я горячился, потому что этотъ проклятый букетъ…
Ручинскій. И онъ говоритъ, что не сумасшедшій… Теперь о букетѣ приплелъ.
Страднъ. Довольно", вы любите другъ друга — и будьте счастливы… Мы. таки, давно съ женой думали объ этой свадьбѣ!.. А вы, милая Соня, впередъ не будьте такимъ ротозѣемъ, — не оставляйте записокъ въ букетахъ.
Ручинскій. Ахъ! такъ это моя записка была въ букетѣ… и ты… Понимаю… ты думалъ, что я писалъ твоей женѣ, что я въ нее влюбленъ…
Страиднъ. Да, ужъ говорю извини, извини, виноватъ!
Чирикова. Не тамъ вамъ прощенья надо просить, не тамъ, а вотъ гдѣ.. могли заподозрить такую святую женщину и оскорбить!.. Каяться вы должны, на колѣняхъ просить прощенья.
Страдинъ. (Подходя къ женѣ.) Съ женой мы сладимся, съ женой мы скоро помиримся, только-бы не совались между нами незванные гости, которыхъ хлѣбомъ не корми, только дай устроить какую-нибудь каверзу.
Чирикова. Ахъ, господи!
Страдина. Ну, а твоя голова, Поля, болитъ?
Страдинъ. Голова!.. да постой… нѣтъ, кажется, не болитъ, прошла.
Чирикова. Вотъ видите, я знала, что пройдетъ… вѣдь это нервы… Ужъ меня извините, что васъ немножко подзадоривала… думаю, пускай погорячится, головѣ лучше будетъ.
Страдинъ. Благодарствуйте! только вы лучше ваши ветеринарныя средства гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ примѣняйте.
Чирикова. Какъ-съ? что такое?
Страдинъ. Постойте… (Ручинскому.) Сядь-ка ты вотъ тутъ съ невѣстой, а я здѣсь съ женой. (Садится.) Смотрите на насъ, Любовь Марковна: радуется ваше сердце видѣть, какъ мы тутъ всѣ вчетверомъ?
Чирикова. Ахъ, какъ радуется! такъ радуется!
Страдинъ. И чудесно побѣжитъ телѣга нашей жизни на четырехъ колесахъ. Пятое-то колесо, Любовь Марковна, какъ будто и лишнее, — только мѣшаетъ.
Чирикова. Какъ-съ это понимать?..
Страдинъ. Да такъ-съ. Кто въ чужія дѣла суется, чтобъ ссоритъ мужа съ женой, того вонъ! Такъ-ли, Модестъ?
Ручинскій. Вонъ, вонъ! Посмотрѣлъ-бы я, какъ меня стали-бы ссорить съ моей Соней… я бы такого задалъ…
Чирикова. Ахъ!!. Нина Петровна, другъ мой, слышите вы это?
Страдина. Слышу, Любовь Марковна.
Чирикова. И не заступитесь за друга-то?
Страдина. Любовь Марковна, простите… Я всего мѣсяцъ съ вами знакома, а ужъ вы меня три раза съ мужемъ ссорили. Сегодня вы намъ обоимъ весь день такъ отравили…
Чирикова. Довольно!! довольно-съ!! Понимаю. Послѣ этого, когда я все сердце мое здѣсь положила — и такъ со мной… нога моя здѣсь никогда не будетъ… Нѣтъ, нѣтъ, и не просите… ни за что! Потому что видала я на своемъ вѣку и зло, и брань, и оскорбленія, терпѣла я, какъ христіанская душа, но такой черной неблагодарности — никогда не встрѣчала!