Чудо-Юдо (Анненкова)/ДО

Чудо-Юдо
авторъ Варвара Николаевна Анненкова

Опубл.: 1866. Источникъ: az.lib.ru

ЧУДО-ЮДО
СКАЗКА
И
СТИХОТВОРЕНІЯ

Варвары Анненковой,
съ приложеніемъ стихотв. «Эстляндскій баронъ» соч. Ивана Анненкова.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографіи А. Траншеля, на углу Невскаго и Владимірскаго просп., домъ № 45—1
1866.

ЧУДО-ЮДА

СКАЗКА. Царь Андронъ, утомясь путемъ дорогой, наклонясь надъ моремъ пьётъ. Морское Чудо хватаетъ его за Бороду.

Царь Андронъ.

Ай! Что это?… Морское Чудо-Юда!

Куда меня въ свой омутъ тянешь ты?

Или въ твоемъ прохладномъ государствѣ

Воды не стало напоить людей?

Пусти меня…

Чудо Юда.

Отдай чего не знаешь

Ты дома! —

Царь Андронъ.

Да что? я знаю все!

Хотя давно я странствую по свѣту,

Но помню все!… Да!… Все на перечетъ!

Пусти меня!… И опись мы составимъ

Подробную — имуществу всему.

Чудо-Юда.

Не проведешь!… Отдай чего не знаешь!

Царь Андронъ.

Ай дѣдушка!… Да ты неумолимъ!

Не ловко мнѣ съ тобою торговаться…

И такъ ужъ я домашнихъ не увижу

Когда меня въ свой омутъ втянешь ты!…

Чудо-Юдо.

Что?… Отдаешь?…

Царь Андронъ.

Ну, быть по твоему

Лишь душу ты пусти на покаянье!

Ударили на этомъ по рукамъ!

И царь Андронъ пошелъ въ свой путь-дорогу;

И къ царству онъ подходитъ своему,

И высыпалъ народъ ему на встрѣчу —

Бѣгутъ, кричать царица впереди

Съ прекрасными царевнами встрѣчаетъ. —

Съ ней объ руку какой-то молодецъ,

И царь Андронъ глядитъ, остановился,

Точь — въ точь какъ былъ онъ двадцать лѣтъ назадъ:

И бровь дугой, и очи соколины,

Ну, писанной красавецъ молодецъ!

Беременна царица оставалась,

И странствовалъ за три-девять земель

Нашъ царь Андронъ, не день, не два, а годы,

Десятки лѣтъ; такъ диволь что не зналъ,

Что сынъ ему красавецъ народился?

И вотъ его нашёлъ ужъ молодцомъ!

И вспомнилъ тутъ свое онъ обѣщанье:

Отдать чего не зналъ онъ у себя.

Но на сердцѣ онъ затаилъ кручину;

На первой разъ, печалить не хотѣлъ

Семьи своей; — къ тому-жъ усталъ съ дороги,

И на скоро пожинавъ, спѣшилъ

Спокоиться въ свою опочивальню;

И всѣ тогдажъ въ палатахъ улеглись.

И чудный сонъ Иванъ Царевичъ видитъ

Едва успѣлъ глаза свои сомкнуть;

Чу!… Будто кто къ нему въ опочивальню

Торжественно въ желѣзной ступѣ скачетъ

И помеломъ нещадно погоняетъ!

Взглянулъ, ахти!… Ягая Баба тутъ!

И съ нимъ она такую рѣчь заводитъ:

Яга-Баба.

Ой ты спишь, не спишь доброй молодецъ?

За тобой пришла я Царевичъ мой!

Полно спать тебѣ, полно нѣжиться.

Все у батюшки, да у матушки.

И не вѣкъ тебѣ все у нихъ прожить,

А пора тебѣ въ путь-дороженьку —

Подземельному королю служить. —

Очнулся нашъ Иванъ Царевичъ, глядь —

Нѣтъ никого!… Приходитъ ночь, другая —

И тотъ же сонъ; — приходитъ третья ночь —

И сонъ опять все тотъ же! — По неволѣ

Задумался Иванъ Царевичъ нашъ,

И сонъ отцу разсказываетъ дивный…

Царь выслушалъ, и тотчасъ же смекнулъ

Куда и кто на службу вызываетъ

Царевича, не вытерпѣлъ онъ болѣ….

Горючими онъ залился слезами,

И все ему подробно разсказалъ:

Какъ въ знойной день онъ шёлъ путемъ дорогой,

И въ морѣ вдругъ напиться захотѣлъ,

И какъ его схватилъ морское диво,

За бороду; и съ тѣмъ лишь отпустилъ,

Чтобъ отдалъ онъ чего не знаетъ дома. —

Когдабъ я зналъ", примолвилъ царь-Аидронъ,

"Что я найду тебя мой сынъ любезный,

"Уніъ лучше-бъ онъ меня не отпускалъ!

«Ужъ лучше-бъ я домой не воротился…»

Иванъ Царевичъ.

"Царь батюшка!… Помилуй! Что ты это?

Вѣдь я тебя немножко помоложе;

И лучше я труды перенесу!

Не скушаетъ меня морское диво!

И нечего бояться мнѣ его!

Да я-жъ готовъ служить ему охотой

За то, что онъ тебя къ намъ отпустилъ!

И службы мнѣ его совсѣмъ не страшны,

Лишь былъ бы ты спокоенъ и здоровъ

Доволенъ всѣмъ; да ты не безпокойся

Царь батюшка!… Такъ много обо мнѣ!

Благослови на дальній путь-дорогу!

А тамъ, повѣрь, съ твоимъ благословеньемъ

Всѣхъ чудъ морскихъ я за поясъ заткну! —

И царь Андронъ его благословилъ,

И въ дальній путь-дорогу снарядилъ;

Царица-жъ мать, когда о томъ узнала

Едва ударъ такой перенесла;

Царевича слезами обливала

И столько ужъ припасовъ напекла,

Что вѣрно бы на много лѣтъ достало;

Чтобъ сынъ ея любезный, ненаглядный,

По крайней мѣрѣ, не съ пустымъ желудкомъ

На подвигъ свой диковинный спѣшилъ,

Чтобъ видѣли и знали добры люди,

Что странствуетъ Царевичъ именитый

Не нищій же бродяга кто нибудь.

Чтобъ могъ онъ тамъ и въ царствѣ подземельномъ

Кого нибудь задобрить, закормить;

Ну, словомъ, тутъ печеній столько было

Что мотъ бы самъ великій Чудо-Юда

Довольствовать весь штатъ придворный свой

Когда не годъ, то полгода съ походомъ. —

И наконецъ, отправился Царевичъ

Въ далекій путь, за три-девять земель,

Отъ матушки и батюшки роднаго

Напутствуемъ благословеньемъ ихъ. —

И вотъ въ пути Иванъ-Царевичъ нашъ,

И странствуетъ не день, не два, а много

Ужъ времени; и счётъ онъ позабылъ;

А все конца пути еще не видитъ. —

И вотъ, однажды, вечеръ былъ прекрасный,

Близъ моря онъ въ раздумья тихомъ шёлъ

Коня-жъ пустилъ онъ въ ближнюю лужайку.

Чтобъ травку тамъ, муравку пощипалъ.

Идетъ, — и вдругъ, подъ деревомъ высокимъ,

Разбросаны одежды видитъ онъ. —

И взялъ одну изъ нихъ полюбоваться,

Но въ этотъ мигъ заколыхалось море,

И онъ кусты тихохонько развёлъ;

Глядитъ — и чтожъ?…. Такое видитъ диво,

Что этого ни въ сказкѣ разсказать.

Не только ужъ перомъ не написать;

Двѣнадцать дѣвицъ красныхъ выходили

Какъ лебеди изъ пѣны волнъ морскихъ;

И всѣ они равно прекрасны были,

И братъ родной не разпозналъ бы ихъ;

Встаютъ они изъ моря — океана. —

Чуть-чуть дыша, — Царевичъ мой глядитъ,

Не такъ заря вечерняя румяна,

Какъ пламя ихъ дѣвическихъ ланитъ;

Лазорево и небо голубое

Да все не то, что ясныя ихъ очи,

Не свѣтится огнемъ такимъ умильнымъ,

Не такъ манитъ надеждою оно!

И поступью идутъ они павлиной,

И вешняго цвѣточка не примнутъ;

По груди ихъ раскошной, лебединой

Ихъ волосы кудрявыя бѣгутъ

До самыхъ пятъ, глядитъ Иванъ Царевичъ, —

Растаялъ онъ!… Вотъ стали одѣваться,

Одиннадцать одѣлися, — одна

Глядитъ — своей одежды не находитъ.

Туда, сюда, — все нѣтъ какъ нѣтъ!… Не диво,

Когда её Царевичъ спряталъ нашъ;

Измучилась красавица дѣвица,

И хищника такъ стала вызывать:

"Когда старикъ мою одежду взялъ,

"Отдай!… Тебя я батюшкой звать буду,

"Съ отцемъ роднымъ почту я на-ровнѣ;

"Когда её ребенокъ малой взялъ

"Отдай!… Тебѣ сестрой я старшей буду,

"Должна уму, да разуму учить,

"Когда ее взялъ добрый молодецъ,

"Отдай!… Тебѣ невѣстою я буду

"И суженымъ тебя я назову!…

Тутъ выступилъ Иванъ Царевичъ нашъ,

Съ одеждою красавицы дѣвицы

"А!… Это ты, удалый молодецъ!

Промолвила красавица дѣвица.

"Пора тебѣ у батюшки служить!

"Давно мы ждёмъ тебя Иванъ Царевичъ!

"Ты лихо насъ у моря подстерегъ!

"Но быть ужъ такъ!… Отъ словъ не отопруся

"Невѣстою твоею буду я!

"Но какъ меня съ сестрами распознаешь

«Когда изъ насъ ты будешь выбирать?»

Смекнулъ тогда удалый нашъ Царевичъ,

Что видитъ онъ прекрасныхъ дочерей —

Великаго морскаго Чудо-Юды.

И службѣ тутъ обрадовался онъ

И суженой своею любовался,

И взялъ ее за бѣлую онъ руку,

И такъ онъ ей умильно отвѣчалъ:

"Конечно, то мудреная задача

Межъ жемчуга жемчужину узнать,

Въ лучахъ зари, признать тотъ лучь прекрасной

Которымъ счастья день предвозвѣщенъ;

И, можетъ быть, труднѣе несравненно —

Признать тебя между сестеръ твоихъ!

Но я слыхалъ отъ матушки присловье:

Что сердце вѣсть другому подаетъ! —

Когда меня немножко ты полюбишь,

Узнать тебя — мнѣ сердце вѣсть подастъ;

Скажи теперь красавица дѣвица

Какъ звать тебя? и былъ её отвѣтъ:

Меня зовутъ прекрасною Марфидой,

Къ тому-жъ еще когда сердита мать,

Она меня премудрой величаетъ;

И, вижу я, прекрасный мой Царевичъ,

Родной твоей пословица вѣрна,

И ты меня узнаешь несомнѣнно,

И скажется душа моя твоей!

Но время мнѣ отцу тебя представить,

Пойдемъ къ нему! — И вотъ они пошли —

И ласково привѣтилъ Чудо-Юда,

Царевича. — За то въ углу Яга

Зловѣщими очами покосилась

Когда вошёлъ съ Марфидой вмѣстѣ онъ. —

Чудо Юда (къ Ивану Царевичу;)

Пора!… добро пожаловать Царевичъ,

Мнѣ вѣрою и правдой послужить!

Я чувствую, слуга ты добрый будешь,

За то и я пожалую тебя!

Отдамъ тебѣ полъ-царства въ награжденье,

Съ богатствами подземныхъ кладовыхъ,

И часть отдамъ я моря океана,

И дочь мою возмёшь любую ты;

Но, вѣрно ты усталъ съ пути-дороги;

Поди-жь теперь, немножко отдохни;

А вечеромъ, явись за приказаньемъ,

И первую сослужишь службу ты. —

ВЕЧЕРЪ 1

Чудо-Юдо, Иванъ Царевичъ.

Чудо-Юда.

Когда на міръ отсюда погляжу,

Какъ сорныхъ травъ на нивѣ этой много!

Кто первый тамъ приходитъ, тотъ и правъ;

Да хищныя хватаютъ жатву птицы,

А мелкимъ нѣтъ хорошаго зерна!

Но въ духѣ я землѣ благотворить;

Я съ тѣмъ позвалъ тебя Иванъ Царевичъ,

Чтобъ это все тебѣ препоручить; —

За эту ночь, вѣдь ныньче длинны ночи,

Ты выполешь всю землю, какъ гряду;

Чтобъ сорной въ ней травинки не осталось!

Ну!… Слышалъ ты? — исполнить!

(Иванъ Царевичъ откланивается и уходитъ.)

УТРО.

Чудо-Юда. (открывая глаза, говоритъ Ивану Царевичу:)

Что готово?

Отъ сорныхъ травъ очистилъ землю ты?

Иванъ Царевичъ.

Выпалывалъ свѣтлѣйшій Чудо-Юда!

Да выполоть я сорныхъ травъ не могъ!

Чуть выдернешь одну изъ нихъ, и разомъ,

Они ужъ кучкой лѣзутъ изъ земли!

И разныя у всѣхъ у нихъ фигуры!

Кто съ грабелькой, кто съ ручкой, кто съ крючкомъ!

Подумаешь, схватить они готовы! —

И далѣе невольно отбѣжишь!

Какой имъ родъ!… Разсаживать не надо!

По грунту, знать, пришлись они земли!

Чудо-Юда (махнувъ рукой:)

Да! видно имъ привольно въ этомъ полѣ

Оставить ихъ до будущихъ временъ!

Поди-жъ теперь, часочикъ отдохни

А вечеромъ явись за приказаньемъ!

ВЕЧЕРЪ 2.

Чудо-Юда. (глядитъ на міръ сквозь огромную льдину, которую держитъ какъ лорнетъ и говоритъ Ивану Царевичу:)

Смотри-ка, тамъ какія чудеса!

Гляжу, глажу, глазамъ своимъ не вѣрю!

Въ звѣринецъ что ли міръ преобратился?

Какія львы расхаживаютъ тамъ

Косматою помахивая гривой? —

Но львомъ зовутъ, а будто человѣкъ!

Да! Подлинно!… Весь образъ человѣка!

Но какъ и чѣмъ къ звѣрямъ они причлись?

Ужъ вѣрно есть звѣриныя примѣты?

Мнѣ хочется ихъ когти разглядѣть

Что желтыми перчатками прикрыты!

И галстухъ какъ смогли они надѣть?

И какъ въ сапогъ упрятали копыты?

До рѣдкостей охотникъ страшный я!

И всѣхъ звѣрей хочу имѣть породы;

Особенно невѣдомыхъ, кому

И мѣста нѣтъ въ исторіи науки;

Пожалуйста добудь ты львенка мнѣ!

Хоть взрослаго; пускай земныя львицы,

Какъ водится, поплачутъ тамъ объ нёмъ,

Что въ когти ихъ свои не забираетъ;

Авось мою жену не соблазнитъ

И будетъ тихъ съ моей Ягою-Бабой!

А дочери?… Да мы припрячемъ ихъ!

Пожалуйста, породы этой львиной

Образчикъ мнѣ на пробу привези!

(Иванъ Царевичъ откланивается и уходитъ).

ВЕЧЕРЪ 3.

Чудо-Юда (къ Ивану Царевичу):

Послушай-ка, удалый мой Царевичъ,

Вонъ этотъ берегъ слишкомъ обнаженъ!

Ни дерева, ни травки, ни былинки;

И негдѣ въ часъ полудня отдохнуть!

Чтобъ завтра же, на самомъ этомъ мѣстѣ

Высокій дубъ, развѣсистый, стоялъ!

Ты долженъ солнце, море замѣнить

И всѣ четыре древнія стихіи!

И времени и лѣтамъ пособить!

И выростить могучій дубъ въ ночь эту!

Да!… Жалокъ мнѣ весь этотъ родъ людской —

За всё, про всё, у нихъ уходитъ время,

Какъ будто жить Мафусаила вѣки

Назначено на этой имъ землѣ!

Примѣръ я имъ хочу подать великій:

Ты видишь тамъ младенца въ пеленахъ?

Зубки едва прорѣзываться стали,

И то готовъ кормилицу хватить! —

Вотъ ночь тебѣ; — чтобъ завтра-жъ онъ явился —

Къ услугамъ мнѣ, удалымъ молодцомъ!

Чтобъ былъ вершковъ одиннадцати росту!

Мнѣ дѣла нѣтъ — хотя за уши тяни!

Чтобъ кровь въ лицѣ играла молодая!

Чтобъ взглядомъ бралъ въ полонъ онъ города!

Иль скажешь ты: отваги, крови, силы

Въ младенцѣ нѣтъ? — Какое-жъ дѣло мнѣ?

Своей въ него впустить ты можешь крови,

Свою ему премудрость передай!

Хотя всю ночь ему Аристотеля,

Философовъ, съ указкою толкуй!

Посѣй теперь премудрости въ немъ вѣки,

Чтобъ къ жатвѣ онъ заутра былъ готовъ!

За чѣмъ мнѣ знать, какія примешь мѣры

Десятки лѣтъ часами замѣнить?

Но ты его заутра мнѣ представишь;

Надѣюсь я полюбоваться имъ!

(Дѣлаетъ знакъ, чтобъ Иванъ Царевичъ ушелъ. Онъ уходитъ).

УТРО.

Чудо-Юда (лежитъ въ постелѣ, звонитъ, входитъ Иванъ-Царевичъ.)

Чудо-Юда.

Что скажешь ты?

Иванъ Царевичъ.

Почтенный Чудо-Юда!

Исполнилъ я приказъ великій твой!

И выростилъ высокій дубъ, могучій;

Да какъ то онъ не весело глядитъ!

И вытянулъ младенца въ человѣка —

И кажется смотрѣлъ онъ молодцомъ!

Но какъ то былъ не очень долговѣченъ;

Хоть жить ему я именемъ твоимъ

Приказывалъ! — но къ утру онъ скончался!

Изволишь ли взглянуть ты на него? —

Чудо-Юда (сердито:!

Не хочешь ли ты звать на погребенье?

Всю эту честь, по милости своей

Я жалую тебѣ въ вознагражденье;

А вечеромъ, явись къ приказу ты!

ВЕЧЕРЪ 4.

Чудо-Юда (къ Ивану Царевичу:)

Послушай другъ!… Ты зодчимъ долженъ быть.

Волшебныя сооруди палаты!

Чтобъ было гдѣ привольно намъ пожить!

Чтобъ солнцы тамъ во мраморахъ свѣтили,

Чтобъ круглый годъ весна у насъ цвѣла!

Чтобъ завѣсы опаловыя были!

Алмазныя сіяли зеркала!

Пусть вѣютъ тамъ ясминовъ бѣлыхъ сѣни

О сладостномъ напоминая снѣ,

Пусть манятъ насъ пріюты тихой лѣни

Спокоиться полудня въ тишинѣ!

Пусть облака нисходитъ покрывало

Прохладою объемля тихо насъ!

А море тамъ, чтобъ дальнее журчало

Какъ сказочникъ, бывалыхъ лѣтъ разсказъ!

Но, можетъ быть, и пиръ великолѣпный

Когда нибудь я вздумаю задать;

Хотя бы съ тѣмъ, чтобъ бракъ тысячелѣтній

Съ супругою моей попировать;

Иль, можетъ быть, задумаю устроить

Судьбу почти ужъ взрослыхъ дочерей;

Такъ видишь ли? — Придетъ тебѣ настроить:

Огромныхъ залъ, зеркальныхъ галлерей!

Гдѣ явятся въ торжественномъ собраньи

Танцовщики — со всѣхъ концевъ созданья!

Гдѣ тысячъ сто зажжёмъ паникадилъ!

Да музыкой, чтобъ Штраусъ — предводилъ!

Чтобъ былъ оркестръ для вальсовъ и редовы,

Ну, строй себѣ до утренней зари!

Да замокъ мой не требуетъ основы!

Чтобъ крѣпокъ былъ на воздухѣ!… Смотри!…

Пошёлъ Иванъ Царевичъ молчаливо,

Задумался нашъ добрый молодецъ

И голову удалую повѣсилъ;

Но вотъ глядитъ — откуда ни возмись

Идетъ къ нему прекрасная Марфида

И съ ясною улыбкой говоритъ:

Прекрасная Марфида

Что думаешь?… Отца приказъ пугаетъ,

Но ты свою невѣсту позабылъ!

Увидишь самъ — палаты мы построимъ

Волшебныя до утренней зари.

И, какъ нибудь, мы ихъ ко грунту моря

Хоть поясомъ волшебнымъ прикрѣпимъ!

Не унывай прекрасный мой Царевичъ

Пора!… Пора за дѣло взяться намъ!

(Открываетъ окно и зоветъ громкимъ голосомъ:)

По щучьему велѣнью!

По моему прошенью

Вы, всѣ морскія чуды!

Вы, духи облаковъ!

Во имя Чудо-Юды

На мой сбирайтесь зовъ!

Съ коралломъ, жемчугами,

Несмѣтными дарами.

И ты подземный гномъ,

Являйся съ молоткомъ!

Вы, чуды всѣ пучины!

Янтарныя корзины

Носите серебра.

И золота литаго,

И яхонта живаго

И всякаго добра!

Смотрите!… Чтобъ достало

Для занавѣсъ опала!

Мостите полъ скорѣй —

Алмазныхъ галлерей!

Ну, живо!… За работу!

Я завтра для отчету

Потребую васъ всѣхъ;

Чтобъ былъ во всемъ успѣхъ!

Чтобъ были какъ живыя

Сапфиры голубыя!

Чтобъ былъ чертога сводъ

Какъ радужный намётъ!

Чтобъ были въ мозаикѣ

Кораллы, янтари!

Чтобъ замокъ былъ великій

Оконченъ до зари!

Работникъ ночи тёмной

Паукъ морей огромной

Какъ скуки долги дни

Мой поясъ растяни!

Его, какъ якорь длинный

Опустишь съ высоты,

И домъ ко дну пучины

Привяжешь крѣпко ты!

Мое ты слышалъ слово? —

Исполни же, смотри!

Чтобъ было все готово

До утренней зари.

Марфида (къ Ивану-Царевичу:)

Ну, слышишь ты, какъ всѣ захлопотали?

Какая тамъ тревога, бѣготня

Пошла у нихъ!… Вотъ!… Слитки золотыя

Уродливой насилу тащитъ гномъ,

Стучатъ, кричатъ, лишь пыль пошла столбомъ!

Да прыгаютъ граниты какъ живыя!

Работаютъ милліоны малыхъ рукъ,

То ракъ морской, то котикъ, то паукъ.

Все, кажется, невзрачные народы;

Горбатые, мохнатые уроды:

А домъ растётъ — смотрика! ужъ стѣна

Подъ молотомъ какъ быстро выростаетъ

И блескомъ тамъ серебрянымъ, луна

Прозрачную колонну осыпаетъ. —

Поди-жъ теперь, Царевичъ! почивать,

И крѣпкую свою откинь ты думу!

Какъ видишь ты, все къ утренней зарѣ

Должно поспѣть!… Прощай же!… До свиданья!

И спать они спокойно разошлись.

Но старую пословицу забыли!

Что вечера всё утро мудренѣй!

Ее жъ давно Ягая-Баба знала

Все видѣла злодѣйка, знала всё!

Она дала покончить всѣ работы —

И вотъ заря на небѣ занялась

И замокъ весь явился въ красотѣ.

Тогда она подкралась молчаливо,

Хвать топоромъ! И поясъ разлетѣлся

Которымъ былъ тотъ замокъ величавый,

Какъ якоремъ волшебнымъ прикрѣплёнъ!

И замокъ вдругъ привсталъ, заколебался

И вдаль небесъ торжественно помчался!

Тогда Иванъ Царевичъ прибѣжалъ —

Тогда открылъ глаза и Чудо-Юда,

Глядятъ…. Ахъ!… Ахъ!…

А замокъ все летитъ:

Не кажется ль огромною жаръ-птицей

Когда одѣтъ востока багряницей

Въ лучахъ зари онъ утренней блеститъ?

Чудо-Юда.

Пропалъ нашъ трудъ, Иванъ Царевичъ, даромъ!

И вѣтеръ горъ надъ нами подшутилъ!

Но что жъ бѣды?… Надумаюсь, быть можетъ.

Другую ты сослужишь службу мнѣ!

ВЕЧЕРЪ 5.

Чудо-Юда (глядитъ на міръ земной и зоветъ Ивана-Царевича.)

Пожалуй-ка сюда, Иванъ Царевичъ!

Какая тьма людей тамъ собралась!

Быть можетъ есть и дѣльные межъ ними,

Но многіе прикрыты кое чѣмъ

И какъ нибудь! подумаешь, не стало

Сапогъ у нихъ!… А умный все народъ!

Бумагъ за то, бумагъ какія стопы!

И, вѣрно, все премудрыя ихъ рѣчи

О томъ, какъ міръ усовершатъ они!

Какъ общество недужное исправятъ!

Такъ диво ли, что нѣкогда, порой

Одѣться имъ, какъ слѣдуетъ, какъ надо?

Легко ли все придумать, обсудить?

Не даромъ же они свѣтиломъ вѣку!

И слышалъ я: — по милости своей

Хотятъ они пересоздать людей,

Хотятъ придать свой образъ человѣку!

Не думаю, чтобъ міръ при этомъ много

Выигрывалъ. — Но дѣло не мое!

Да слышишь ли, о чемъ они толкуютъ?

О братствѣ рѣчь мнѣ кажется, зашла,

Да!… Точно такъ! Узнать желалъ бы я

Во имя чьё идъ братство процвѣтаетъ,

Когда у нихъ нѣтъ общаго отца?

Не шатко ли, какъ домъ мой безъ основы,

Что вѣтромъ вдаль недавно унесло?

Едваль не такъ!…

А что-то жаль мнѣ стало,

Что нѣтъ сапогъ у этихъ мудрецовъ;

А мало ль имъ заботы и трудовъ:

Ужъ подлинно огромная опека!

Легка ль бѣда исправить міръ земной?

Къ тому жъ еще житейскія заботы!

Не можемъ мы легко имъ пособить

Въ такой нуждѣ!… Послушай-ка Царевичъ!

Едва лишь мракъ накроетъ міръ земной.

Едва лишь ночь наляжетъ надъ водами,

Поди ты къ нимъ, и платьемъ, сапогами,

И нужнымъ всѣмъ премудрыхъ ты прикрой!

Да ты смотри жъ!… Не сдѣлай имъ обиды!

Чтобъ этого никто и не видалъ!

За то и ты попользуйся отъ нихъ!

И выслушай ихъ рѣчи, ихъ системы;

И если въ нихъ прочесть не хватитъ силъ,

На помощь имъ зови все наше царство,

Подземное все наше государство,

И всѣхъ духовъ всѣхъ четырехъ стихій!

Вотъ — видишь ты, какую я дорогу,

Какія средства я тебѣ даю

Огромныя, къ наукѣ и познанью!

За то, и ты мнѣ службу сослужи!

Всё выслушай! Обдумай все глубоко!

И выведи всей мудрости итогъ!

И краткое представь мнѣ извлеченье,

Страничкахъ въ двухъ; чтобъ я обдумать могъ,

И высказать про все мое сужденье.

Поди жъ теперь, часочикъ отдохни!

Тебѣ труда и въ эту ночь не мало,

За то ужъ какъ ты можешь быть уменъ!

За то ужъ тамъ премудрости палата!

Не столько чудъ въ подводной глубинѣ

Какъ тамъ ума!… Премудрѣе Сократа

Заутра ты представишься ко мнѣ!

УТРО.

Чудо-Юда (открывая глаза, говоритъ Ивану Царевичу:)

А!… это -ты!… Ну, что Иванъ Царевичъ?

Принесъ итогъ?… Да что это съ тобой?

Какъ блѣденъ ты!… Какъ будто чѣмъ разстроенъ!

Не болѣнъ ли?

Иванъ Царевичъ.

Почтенный Чудо-Юда!

Приказъ я твой исполнилъ сколько могъ;

Явился я въ ихъ мудрое собранье,

И обувью и платьемъ одѣлилъ;

Да тайно, такъ чтобъ люди не видали;

Какъ сказано, сосѣди чтобъ не знали;

До чтенія тутъ очередь дошла,

Тогда снесли рѣчей огромныхъ кипы,

И дрожь меня невольно проняла,

Какъ я взглянулъ! свои произведенья

Пошли читать всѣ эти мудрецы!

Ни силы въ нихъ, ни голосу не стало;

И позвалъ я усердныхъ слугъ твоихъ,

Какъ ты велѣлъ. —

И вотъ морей поляна

Покрылась вся жильцами океана!

На голосъ мой, изъ пропастей земли

Милліоны рукъ, головъ произросли! —

И полное собраніе тутъ было,

И желчный гномъ, и сильфъ золотокрылой —

И духи безднъ, и духи горныхъ водъ

Слились въ одинъ волнуемой намётъ!

И голосъ мой отгрянулъ въ міръ далёко

До нѣдръ земли, до зыби облаковъ.

И сонмы ихъ, отъ юга, отъ востока,

Росли, вились со всѣхъ земли концовъ.

Лились волной изъ бездны океана,

Вились огнёмъ изъ кратера волкана,

Изъ нѣдра тучь въ воздушной вышинѣ

Огнёмъ зарницъ они являлись мнѣ.

И чуденъ былъ ихъ сонмъ разноплеменный

И видѣлись съ волнистой высоты,

И ужасы незнаемой вселенной,

И облики чудесной красоты!

То, будто насъ, во мракѣ полуночи

Незримый кто, невѣдомый слѣдилъ,

Лишь видѣлись недвижимыя очи,

И этотъ взоръ намъ душу леденилъ!

То, ближе къ намъ, шумѣли водяные,

И лѣшіе аукались въ лѣсахъ;

То крылья тамъ сильфиды голубыя

То хохотъ, плескъ русалки на волнахъ!

Какое тутъ волшебное собранье

И дивныхъ формъ, достойныхъ изваннья!

И облика чудесныхъ нереидъ

И хобота, и зоба, и копытъ

И сонмы тамъ носилися надъ нами

Невѣдомыхъ не названныхъ духовъ,

И вѣяли огромными крылами

Отъ волнъ морей, до темныхъ облаковъ!

Но вспомнилъ я и тутъ твоё велѣнье,

И собралъ весь несмѣтный сонмъ духовъ,

И роздалъ имъ системы мудрецовъ

И рѣчи ихъ, для скораго прочтенья. —

И-помнится — на каждаго пришлось

Не мало, ихъ, но что со мною сталось

Какъ море всё духовъ заколебалось,

Какъ чтенье вдругъ повсюду началось?

Какъ будто всё исполнилось рѣчами,

И словъ однихъ вселенная полна,

И сушь, моря, и неба вышина, —

Какъ будто все содѣлалось устами!

Читало все отъ моря до высотъ,

И каждое мнѣ слово доходило!

Воздушный весь, подземный весь народъ

Читалъ, читалъ — и все мнѣ внятно было!

Хотя, подъ часъ, кружилась голова.

Хотя, порой, въ глазахъ моихъ темнѣло,

Но помнилъ я, по зналъ какъ дважды два

Что рѣчи тѣ едваль пригодны въ дѣло!

Но что-то вдругъ, притихли всѣ уста,

Но очи всѣ подернулись дремотой —

И сушь, моря и неба высота,

Все стало вдругъ огромной позѣвотой?

И я, совсѣмъ ужъ выбившись изъ силъ

Бѣжалъ къ тебѣ представить донесенье. —

Желудокъ мой ужъ больше не варилъ

Испортилось совсѣмъ пищеваренье!

Чудо-Юда.

Ахти бѣда!… За докторомъ скорѣй!

Иванъ Царевичъ.

Не надобно, почтенный, Чудо-Юда!

Пройдетъ и такъ, я русской человѣкъ;

Лишь часъ, другой, мнѣ сладкаго покоя,

И вновь явлюсь къ твоимъ услугамъ я!

ВЕЧЕРЪ 6.

Чудо-Юда. (прищурясь смотритъ на землю и говоритъ Ивану Царевичу:)

Тамъ, кажется, любезный, лотерея?

Велики что-то больно нумера!

Охъ!… Эта мнѣ игра въ перевороты!

Не только землю разыграть хотятъ.

Отъ нихъ и морю даже достается!

И разволнуютъ самый океанъ

Дѣля его по прихоти — безумцы!

Хотятъ въ полонъ взять старца океана —

Ну, гдѣ имъ всѣмъ съ могучимъ совладѣть!

Найдется ли въ ихъ маленькой вселенной

Убѣжище отъ ятихъ рьяныхъ водъ?

Махнетъ ли онъ волной неукрощенной

И всѣхъ онъ ихъ съ лица земли смететъ!

И было такъ; — да видно ужъ забыли,

Иль думаютъ, что было, то прошло. —

Иди ты къ нимъ, раскланяйся учтиво,

Посланникомъ явися тамъ моимъ!

Да выскажи про все краснорѣчиво

Какъ силенъ я, добра желаю имъ;

Какія здѣсь янтарныя палаты,

Какъ много здѣсь коралла, жемчуговъ,

Какъ царства всѣмъ подводныя богаты,

И я, порой, ссудить ихъ всѣмъ готовъ,

Да! міръ земной украшу какъ сосѣда,

Чтобъ только онъ мои покоилъ сны, —

Чтобъ сладко мнѣ дремать послѣ обѣда

Подъ говоромъ полуденной волны. —

Ну, кончено! — Поди теперь, отчета

Потребую я утромъ. —

УТРО.

Чудо-Юда (просыпаясь говоритъ Ивану Царевичу:)

Это ты?

Что новаго?

Иванъ Царевичъ.

Почтенный Чудо-Юда!

Тебя они разыгрывать хотятъ.

Чудо-Юда.

Какъ!… Что?… Меня!.

Иванъ Царевичъ.

Да!… ты велѣлъ напрасно

Разсказывать — какъ моря глубина

Невиданныхъ диковинокъ полна!

И какъ твои янтарныя палаты

Кораллами, жемчугами богаты, —

Нашелъ я ихъ, залетныхъ, безъ труда;

Въ собраніяхъ преважно засѣдаютъ,

Берутъ въ полонъ, словами, города —

Народами какъ шашками играютъ!

Кто сѣетъ бунтъ, роститъ переворотъ,

Кто подчуетъ васъ частью свѣта новой,

У всякаго свой маленькой приходъ,

И есть билетъ на все у нихъ готовой!

А тамъ, другой, пожалуй, въ попыхахъ,

Читаетъ рѣчь о новыхъ вамъ лунахъ!

Вотъ я пришелъ, раскланялся учтиво,

Посланникомъ явился я твоимъ

И высказалъ про все краснорѣчиво

Какъ силенъ ты, добра желаешь имъ

И прочая. Но рѣчь едва коснулась

До жемчуговъ, огромныхъ кладовыхъ,

Какъ эта вся ватага встрепенулась!

И только могъ разслушать я у нихъ;

"Скорѣй, скорѣй печатать объявленье!

"Разыгрывать подводный этотъ кладъ!

И поданъ былъ собранію докладъ, —

И вотъ — писать пошли опредѣленье!

Тогда — одинъ ораторъ видно, всталъ,

Разсказывать онъ началъ горделиво:

"Что міръ земной и тѣсенъ намъ, и малъ

"Что славная на днѣ морей пожива;

Что глубь морей для насъ же создана,

"Что дань и ты платить обязанъ вѣку

"И бездны всѣ исчерпаемъ до дна;

"И то едва достанетъ человѣку;

Тутъ — шумъ и плескъ, — но я разслушать могъ,

Но понялъ я сужденій всѣхъ итогъ:

Едва тебѣ разсказывать я смѣю;

Что пущено все море въ лотерею;

И въ гости къ намъ пожаловать хотятъ.

Чудо-Юда.

Пусть жалуютъ! я буду очень радъ!

Поди теперь! тебѣ на отдыхъ время;

А вечеромъ къ приказу приходи!

ВЕЧЕРЪ 7.

Чудо-Юда. (къ Ивану Царевичу:)

Что это, другъ?… Никакъ землетрясенье!

Иль мучится тамъ мать сыра-земля?

Огромная признаться! роженица!

И что на свѣтъ она произведетъ?

А мнѣ на дняхъ разсказывали люди —

Что- долженъ быть такой переворотъ!

Уже ль пришла минута разрѣшенья

И часъ давно ожиданный насталъ?

Ну, чѣмъ то — насъ порадуетъ земля,

И плодъ какой даруетъ мірозданью?

То будетъ ли герой, иль полу-Богъ?

То будетъ ли звѣзда или планета?

А можетъ быть лишь новой частью свѣта

Изволитъ насъ пожаловать она?

Не даромъ же вся эта кутерьма

Не даромъ же беременности лѣта!

Да! кажется, почти уже пол-вѣка

Рѣшительной минуты этой ждутъ;

Чу!… Какъ она, сердечная, кричитъ,

И охаетъ и мечется и стонетъ

Суставчики всѣ ходятъ ходуномъ,

И судорги несчастную схватили!

Иль средства нѣтъ недугу пособить?

Нѣтъ знахаря смягчить ее истому?

Вотъ!… городъ тамъ шатается, упалъ!

Вотъ!… рушилась еще твердыня эта!

И съ трескомъ тамъ разсѣлася гора —

Смотри!… Смотри!… Что выползетъ оттуда!

Чудовище ль со гривою косматой?

Временъ ли допотопныхъ великанъ?

Иль, можетъ быть, красавица дѣвица

Съ роскошною — до самыхъ пятъ косой

Съ умильными, сафирными очами,

Прозрачными, какъ синева морей?

Тогда — то я съ моей Ягою — Бабой

Раздѣлаюсь, быть можетъ, какъ нибудь!

Но пусто все!… Ни признака рожденья!

И долго ли страдалицѣ землѣ,

Выдерживать такую боль напрасно?

Смотри!… Смотри!… Не облики-ль духовъ

Замѣтны тамъ, въ окошкѣ облаковъ?

И, кажется, полвѣка перемчалось

Какъ это тамъ окно не закрывалось.

Да! подлино! Ужъ лѣтъ подъ пятьдесятъ,

Какъ всѣ они усильно сторожатъ

Желанную минуту разрѣшенья!

Увидимъ мы — каковъ — то будетъ кладъ

Наградою за долгое терпѣнье!

А тамъ — смотри!… Станица нереидъ

Какъ пристально въ окошко волнъ глядитъ!

И далѣе, вонъ тамъ, между тумановъ,

Кудрявою поникнувъ головой,

Воздушныя дружины великановъ

Глядятъ — и ищутъ, что станется съ землей?

Подумаешь, изъ всѣхъ концовъ творенья

Нахлынула вся эта молодежь

И всѣ хотятъ земли произведенье

Обсуживать — какъ зрители изъ ложъ!

Иной, схвативъ кусокъ огромной льдины,

На міръ земной наводитъ какъ лорнетъ;

Иной свой глазъ уставитъ соколиный

Изъ облака — а все развязки нѣтъ!

И смотритъ все, и ждетъ нетерпѣливо,

Какое тутъ на свѣтъ родится диво?

Подводный весь, воздушный весь народъ

Внимательно высматриваетъ, ждетъ —

И что жъ землѣ наградою страданій?

Раздастся ли ей громъ рукоплесканій?

Иль грянетъ ей, въ возмездіе трудовъ,

И свистъ я смѣхъ, съ морей и облаковъ?

Но — вотъ опять, ужасный шумъ, тревога!

Знать, точно часъ рѣшительный насталъ!

Знать, время ей развязки наступило

Чу!… Шумъ и крикъ!… Бѣги скорѣй, бѣги

Привѣтствовать съ счастливымъ разрѣшеньемъ!

Кто бъ ни былъ тотъ диковинный младенецъ,

Что выстраданъ мученьемъ столькихъ лѣтъ —

Хотѣлось бы взглянуть мнѣ на него!

Хотѣлось бы мнѣ имъ полюбоваться!

Послушай-ка усердный мой Царевичъ,

Ты службу мнѣ большую сослужи:

Пожалуйста, отъ бабки повивальной

Тихонько ты младенца унеси

На мигъ одинъ; я только полюбуюсь,

Узнаю, чѣмъ такъ мучилась земля;

И ты опять домой его представишь, —

Пока еще въ истомѣ спитъ она!

Бѣги жъ скорѣй!

(Иванъ Царевичъ уходитъ.)

УТРО.

Чудо-Юда (открывая глаза говоритъ Ивану Царевичу.)

А гдѣ жъ новорожденный?

Хотя бы ты мышёнка мнѣ принесъ!

Пожаловалъ съ пустыми ты руками!

А!… Такъ-то, мнѣ, Царевичъ служишь ты?

Не могъ принесть….

Иванъ Царевичъ.

Почтенный Чудо Юда!

Какого жъ бы младенца я принесъ?

Земля въ родахъ — но все не разродилась!

Чудо-Юдо.

Какъ!… Нѣтъ еще? —

Иванъ Царевичъ.

Вотъ то-то и бѣда!

Усердствуя свершить твоё велѣнье,

Не мало я постранствовалъ по ней,

И встрѣчныхъ всѣхъ выспрашивалъ людей,

Куда бѣжать? — Гдѣ ждали разрѣшенья?

Я къ городу, что мучился въ родахъ,

Я къ той горѣ, что съ трескомъ разсѣдалась

Я къ мудрымъ тѣмъ, чья мудрость въ попыхахъ

Проектами, рѣчами разрождалась

Всё ничего!… Начала жизни нѣтъ!

Тутъ не было и призрака рожденья!

И твой не могъ я высказать привѣтъ

О радости великой разрѣшенья!

Хотя вѣковъ великіе дѣльцы

Поднявъ носы, гуляли мудрецы

И будто всѣ считали звѣзды неба

Порой кусокъ вымаливая хлѣба!

За то уже, какъ этотъ весь народъ

Младенца вдаль грядущаго ведётъ;

Подумаешь-болѣзнію повальной

Больны они, чтобъ міръ пересоздать;

Разыгрывать роль бабки повивальной,

Системами, рѣчами повивать!

Младенецъ тотъ, еще не нарожденной

Въ глазахъ иныхъ прямой Наполеонъ,

Ужъ то-то имъ основный дастъ законъ!

Ужъ то-то дастъ единство онъ вселенной!

Другія кровь Бурбоновъ видятъ въ нёмъ;

Хотятъ его, какъ лѣтъ бывалыхъ вѣры.

Иные ужъ какъ будто бы съ ключёмъ —

Навѣрно ихъ возметъ онъ въ каммергеры!

То бѣдныхъ онъ съ богатыми сравнитъ,

И общину надъ обществомъ уставитъ!

То всѣхъ цвѣтовъ республикой глядитъ,

То міръ земной онъ силою управилъ. —

Видалъ ли ты, какъ въ воздухѣ, норой,

Волшебныя волнуются видѣнья,

Гдѣ носятся надъ нашей головой

Всѣхъ тайныхъ думъ, желаній отраженья?

Не такъ ли онъ, младенецъ бѣдный тотъ,

Что выбиться на свѣтъ еще не можетъ,

Приходится всѣмъ названнымъ отцамъ,

По тайному желанью, по недугу,

За тѣмъ, что онъ во образъ вылитъ ихъ!

Чудо-Юда.

Не даромъ ты водился съ мудрецами.

Какой ты сталъ великій краснобай!

А жалко мнѣ земли Иванъ Царевичъ!

Да! хорошо разсказывать вамъ всѣмъ!

Въ родахъ она. Когда же разродится?

ВЕЧЕРЪ 8.

Чудо-Юда (къ Ивану Царевичу).

Все новости разсказываютъ мнѣ:

Ты, можетъ быть, слыхалъ Иванъ Царевичъ,

Что новое искусство на землѣ

Явилась, что ветхо, устарѣло,

Все къ юности волшебной возродятъ!

И общества изрубленные члены

Живой водой опять соединятъ!

Ну, старая исторія Язона!

Ты, можетъ быть, слыхалъ и про неё?

И, чѣмъ тогда окончилось все дѣло

Не знаю какъ запамятовалъ я. —

Но вымысломъ тогда все это было —

На хитрости тотъ вѣкъ не поднялся. —

И, вотъ теперь, все дѣло разъяснилось;

Изъ области волшебной баснословной

Въ существенность шагнуло!… Въ наши дни

Ужъ мало-ль что открыто человѣкомъ!

Такъ можетъ быть, и міръ помолодятъ!

Вотъ, видишь ли, какъ дѣло происходитъ:

Сперва возмутъ-да міръ сварятъ въ котлѣ,

А тамъ, его и вынутъ изъ бульона

Красавчикомъ, молоденькимъ! Ну, такъ,

Что юношамъ при немъ завидно будетъ!

И волосы завьются вновь кудрями!

И усики пробьются у него,

И силы всѣ, что отняты лѣтами,

Удвоятся!… Боюсь я одного —

На пользу ли другимъ лекарство это?

Признаться другъ!… И я-бъ помолодѣлъ!

И мнѣ мои наскучили морщины;

Ну, кто меня полюбитъ старика!

Яга моя? — И та уже, порою,

На пажиковъ молоденькихъ глядитъ!

А эти всѣ вертушки, нереиды,

И знать меня, сѣдаго, не хотятъ!

Хотя я имъ и набольшій: —

Царевичъ!

На этотъ разъ, не службу сослужи,

А дружбу ты мнѣ истинно докажешь,

Когда ты все узнаешь; да смотри —

Срослись ли всѣ изрубленные члены?

И точно-ль міръ старикъ помолодѣлъ? —

И всѣ-ль его разгладились морщины

Съ изрытаго, столѣтьями, лица! —

И точно-ль онъ смѣнялъ свои сѣдины

На поступь льва, осанку молодца? —

И лысину волнистыми кудрями

Прикрылъ ли онъ? — Провѣдай, разсмотри?

И, если такъ, примись скорѣй за дѣло!

Скорѣй воды и мертвой, и живой

Достань ты мнѣ. И снадобье все это,

И докторъ тотъ — чтобъ все передо мной

Явилося какъ листъ передъ травой!

Ну, милый мой Царевичъ!… Удружи

Ты этимъ мнѣ! За то и я въ награду,

Отдамъ тебѣ полцарства моего.

И съ дочерью, съ прекрасною Марфидой,

Бѣги-жъ скорѣй;

Иванъ Царевичъ.

Когда не сказка это,

И снадобья, и врачь передъ тобой

Все явится, какъ листъ передъ травой!

(скоро уходитъ.)

УТРО.

Чудо-Юда (открывая глаза, къ Ивану Царевичу.)

Вернулся ты? ну, что, Иванъ Царевичъ!

Ни снадобья съ тобою, ни врача!

А я какъ ждалъ!… и, право, мнѣ казалось,

Что я какъ міръ земной помолодѣлъ

Чтожъ видѣлъ ты? —

Иванъ Царевичъ.

Почтенный Чудо-Юда

Спаси Господь отъ юности такой!

Повѣрь ты мнѣ, все сказываютъ сказки

Про міръ земной; — не стоило труда

И слушать ихъ; я странствовалъ не мало,

Но юности я міра не видалъ!

Изрубленъ онъ, разбросаны всѣ члены?

Да, можетъ быть! — Но гдѣ-жъ срослись они?

Это-жъ снадобье нашелъ соединенья? —

Я былъ вездѣ, въ столицахъ, въ городахъ —

Но, кажется, живой они водою

Не вспрыснуты!… Усталыя все лица,

Приличныя старѣющимъ душамъ!

Скажу ли все? — Мнѣ даже чудно было,

Какъ мало тамъ я юношей нашелъ.

Не то, чтобы лѣтами стары были,

Не страстію байронствовать они

Размучены — прошла ужъ мода эта!

Нѣтъ!… Старитъ ихъ промышленность, расчетъ!

А съ юностью, едва-ль совмѣстно это!

Ужъ если ты выслушиваешь сказки,

Такъ быль тебѣ могу я разсказать —

Позволишь ли?

Чудо-Юда.

Я слушаю. —

Иванъ Царевичъ.

Тамъ, дома,

Отсюдова за тридевять земель,

Есть царскія, высокія, палаты,

Гдѣ мать меня вскормила, воспоила

И на сердцѣ взлелѣяла своемъ;

И, подъ вечеръ, она меня водила

Гулять, порой, на тотъ шелковой лугъ,

Которымъ мы изъ оконъ любовались;

И много тутъ и званыхъ, и незваныхъ

Играть со мной сбиралося дѣтей;

И помню я, одинъ былъ мальчикъ бойкій,

Оборванный, а прытокъ, и хитеръ;

То выхватитъ онъ пряникъ золоченый,

То выманитъ онъ лакомой кусокъ,

А все его поймать никто не могъ,

Хотя ему вездѣ была пожива!

Но какъ то онъ изъ виду у меня

Совсѣмъ пропалъ: — межъ тѣмъ, во услуженье,

Царь-Батюшка послалъ меня къ тебѣ;

Вотъ!… Въ эту ночь — какъ ты меня отправилъ

Отыскивать воды себѣ живой

За тридевять земель. — Я ѣду, ѣду —

И, вотъ, какой-то садъ передо-мной;

А тамъ — стоятъ высокія палаты;

Я къ нимъ — смотрю, пирушка тамъ идетъ,

И шумъ и смѣхъ — гульба у нихъ такая,

Огни вездѣ — музыка роговая —

Я признаюсь, измучился усталъ —

И крѣпко мнѣ напиться захотѣлось!

Тѣмъ болѣе, что тамъ звучали чаши,

И хлопали тамъ пробки въ потолокъ!

Вотъ, я вхожу — кого-жъ я тамъ увидѣлъ?

Какъ думаешь? — Да мальчикъ бойкій тотъ,

Что нѣкогда и хитрымъ, и лукавымъ

Товарищемъ въ младенчествѣ мнѣ былъ!

Но словно онъ совсѣмъ переродился!

Призналъ его я только по лицу;

Какъ важенъ сталъ съ своей повадкой львиной

И, будто бы хозяйничаетъ тутъ!

И всѣ къ нему съ какимъ-то уваженьемъ;

Узналъ меня, бѣжитъ на встрѣчу мнѣ:

Кричитъ: добро пожаловать, Царевичъ!

Угодно ли откушать хлѣба-соли

Съ товарищемъ бывалыхъ лѣтъ? — А я

Въ отвѣтъ ему: Да! Счастливой къ обѣду!

И такъ, мы всѣ усѣлись пировать,

Описывать обѣда я не стану;

Скажу одно: лишь мертвой да живой

На пиршествѣ, воды не доставало. —

Окончилась трапеза — мы пошли

Гулять въ саду; — музыку роговую

Послушать; — тутъ, я вытерпѣть не могъ,

Спросилъ его: — свахи ты мнѣ, пожалуй,

Иль дядю ты, Набаба схоронилъ

Индѣйскаго? — Иль кладъ нашелъ великій?

Иль пріиски досталъ ты золотыя,

Что сдѣлался такимъ ты богачемъ?

Пиры даешь, глядишь совсѣмъ вельможей,

Подумаешь весь вычерпалъ Уралъ!

Тутъ малой мой совсѣмъ расхохотался,

И въ тѣнь дубовъ, со мною удалясь,

Сказалъ онъ мнѣ: — (быть можетъ разболтался

Съ похмѣлья онъ, лукавецъ, въ первой разъ.)

"Смотри же ты, чтобъ люди не узнали!

"Какой тутъ кладъ! — Онъ весь тутъ на лицё!

"Вонъ — мой Уралъ разгуливаетъ въ шали,

"И съ жёлтою кокардой на чепцѣ!

"А тамъ въ тѣни, мелькая какъ живые,

"Всё пріиски гуляютъ золотые!

"Хоть, можетъ быть, не вдругъ узнаешь ихъ,

"Въ сюрту-пальто, въ перчаткахъ щегольскихъ!

"Тамъ — разныхъ рудъ и пластовъ — вереница —

"И мѣрно тамъ, похаживаетъ кладъ,

"Подумаешь — на нихъ всѣ эти лица

"Накинуты — какъ маски въ маскерадъ!

"Когдабъ ты зналъ, какъ золото всё это

"Вытравливать — мнѣ любо и легко!

"За чѣмъ искать въ безвѣстной части свѣта?

-Какъ видишь ты — оно не далеко!

Когда мнѣ міръ рудникъ и такъ богатой,

"Гдѣ все беру, не силой, молоткомъ —

"Гдѣ золото гребу я не лопатой,

"Но хитростью, догадливымъ словцомъ;

"И сколько рудъ, металловъ, пластовъ разныхъ

"Тутъ собрано въ чертахъ разнообразныхъ!

"И могъ бы я, имъ всѣмъ, прозванье дать

По качествамъ, по свойствамъ ихъ секретнымъ;

" И могъ бы я ихъ всѣхъ нумеровать,

"Кого рудой, кого дворомъ монетнымъ;

"Иль думаешь, я ныньче пиръ давалъ?

"Да!… Какъ не такъ!… Они за все платили!

"Но ихъ добромъ, я ихъ же угощалъ,

"И мнѣ-жъ они обязаны всѣ были!

" На что мнѣ кладъ? — Наслѣдіе отцовъ? —

"Лишь были бы пріятели всѣ живы!

"Ты видишь ли, тутъ сколько есть головъ,

"Все пріиски, — мои все это нивы!

И могъ бы онъ еще поразсказать

Тутъ многое, — но времени не стало

И вдаль спѣшилъ я юности искать, —

Но встрѣтилъ я подобныхъ лицъ не мало!

Чудо-Юда.

Не можетъ быть!

Иванъ Царевичъ.

Почтенный Чудо-Юда!

Я-бъ этого и выдумать не могъ;

По истинѣ, болѣзнью первой вѣка

Всѣмъ жертвовать для выгоды своей;

Какъ будто имъ всегда найдется время

И счастье знать, и чувствовать; — межъ тѣмъ,

Придетъ пора, хозяинъ гаситъ свѣчи,

И конченъ балъ! —

Иль юности такой

Жмалъ бы ты? — Хотя-бъ возмояіно было

(Что каніется мнѣ выдумкой одной;)

Не лучше-ль жить съ твоею сѣдиной,

Да жить съ душой открытой, беззаботно,

Чѣмъ ближняго выпахивать какъ ниву,

Чѣмъ сокъ его послѣдній выжимать?

Что скажешь ты, почтенный Чудо-Юда?

Чудо-Юда.

Обдумаемъ мы послѣ какъ нибудь;

Теперь еще недавно я проснулся,

И голоду опасно затруднять;

Легко-ль вопросъ обдумывать мудреной?

Посмотримъ мы, поди, ложись и спи!

А вечеромъ, явись опять къ приказу!

ВЕЧЕРЪ 3.

Чудо-Юда (къ Ивану Царевичу:)

А!… Что это?… Не свѣта-ль преставленье?

Изъ края въ край колеблется земля!

И берегъ нашъ въ основѣ зашатался!

Вотъ!… падаютъ и городъ и утёсъ!

Вотъ!… Новые подъемлются волканы!

И все въ огнѣ и сушь и океаны!

Все заревомъ пожара занялось!

А тамъ, — смотри!… Не вѣки-ль исполины

Съ развалинъ царствъ разбитыхъ возстаютъ?

И кто дерзнулъ тревожить ихъ сѣдины?

Кто отдалъ все минувшее подъ судъ?

Шемякинъ судъ!…

Въ войнѣ междоусобной

Съ предбудущимъ минувшее! — И вотъ —

Того и жди, что міръ земной падетъ,

Во глубь морей — какъ памятникъ надгробной

Засыплетъ насъ!…

Бѣги туда! — бѣги!

Царевичъ мой!… Смири скорѣй тревогу,

Оружія, сокровища бери!

Всѣхъ слугъ моихъ возни себѣ въ подмогу!

Да только міръ земной ты усмири!

Спаси насъ всѣхъ!

Спѣшитъ Иванъ Царевичъ

И сушь подъ нимъ трепещетъ какъ моря!

И горы тамъ, какъ волны океана

Колеблются; — не ступитъ шагу онъ,

Не сыщетъ онъ незыблемой твердыни,

Гдѣ-бъ не было готоваго жерла!

Гдѣ-бъ пламени не вспыхнуло волкана!…

И онъ поникъ удалой головой;

Но съ нимъ его прекрасная Марфида —

И рогъ она волшебной поднесла

Къ устамъ своимъ — и вотъ въ концахъ Созданья

Отгрянули прекрасной заклинанья —

И такъ духовъ стихій она звала:

Марфида (Простирая жезлъ свой:)

Отъ поясовъ тропическихъ,

Отъ царства вѣчныхъ льдовъ

Вы, духи мірозданія,

На мой слетитесь зовъ!

Вы, гномы подземельные!

Вселенной глубины,

Основы міра шаткаго,

Скрѣпить теперь должны!

Вы, духи разрушительныхъ

Волкановъ и огней,

Во всѣхъ концахъ творенія

Тушить огонь скорѣй!

Ундины свѣтлоокія!

Какъ лучшій міру даръ,

Вы море Средиземное

Пролейте на пожаръ!

Марфида (Ивану Царевичу:)

Ты слышишь ли, Иванъ Царевичъ мой

Какъ гномы тамъ, въ землѣ захлопотали!

Работаютъ, скрѣпляютъ и куютъ,

Но будетъ ли успѣшна ихъ работа?

Охъ!… эти мнѣ земные мудрецы!

Какой они основы не подроютъ?

У всякаго отдѣльный лагерь свой!

У всякаго есть собственное знамя!

А міръ борись за каждаго изъ нихъ!

И вотъ-они метлой вооружились,

Метутъ себѣ минувшее какъ соръ!

Какъ стараго, покинутаго зданья

Ненадобный оброшенный мусоръ!

Но каждой шагъ отстаиваютъ вѣки!

Опять пальба!… Кружится голова!

Чу!… Вздрогнула земля до основанья!

Горитъ…. Горитъ…. Но гдѣ же духъ огня?

Скорѣй сюда!… На помощь, саламандры! —

Тушить огонь!… Но пуще лишь горитъ!

Знать эта имъ стихія не подъ силу!

Знать этотъ ихъ не слушаетъ огонь!

Не имъ смирять кипящихъ думъ волненье!

Не имъ тушить страстей земныхъ разгаръ!

Чтожъ дѣлать намъ? И гдѣ искать спасенья?

Ужъ развѣ Ундина,

Что тихо подъемлетъ головку изъ водъ

Залогомъ спасенья

Съ опаловой чашей изъ волнъ возстаетъ!

И поясъ волнистой

Изъ радугъ, воздушныя перси облекъ;

Потокъ серебристой

Приноситъ изъ бѣлыхъ ей лилій вѣнокъ!

Въ лазурномъ просторѣ

Умильно заискрились звѣзды очей,

И цѣлое море

Съ любовью до облакъ восходитъ за ней,

Она съ сожалѣньемъ

Глядитъ — и кого-бы тотъ взоръ не увлекъ?

И, тихимъ движеньемъ.

Свергаетъ на землю весь моря потокъ!

Марфида (къ Ивану Царевичу.)

Скорѣй!… Скорѣй!… Уйдемъ на эту гору

И, кажется, измокли даромъ мы. —

И море всё преобратилось въ пламень,

И пуще лишь бушуетъ и кипитъ!

Лишь болѣе ожесточились люди!

И вновь рѣзня во имя братства тамъ!

Ты слышишь ли?… Вотъ хохотъ раздается

Неназванныхъ, невѣдомыхъ духовъ!

Ты видишь ли?… Отъ безднъ до облаковъ

Ихъ тёмный сонмъ огромнымъ клубомъ вьётся!

Какъ коршуны надъ трупами летятъ!

И, ближе всё къ землѣ они кочуютъ,

Иль тамъ они себѣ поживу чуютъ?

Иль вѣрную добычу сторожатъ?

Ты видишь ли? Зловѣщими кругами

Сбираются, спускаются надъ нами!

Но средство есть — послѣднее оно!

Попробуемъ еще искать спасенья!

Титановъ я могу еще призвать;

Давно лежатъ земли они въ основѣ,

И міръ земной сдержать могли-бъ они!

Какъ думаешь, Царевичъ мой?

Иванъ Царевичъ.

Конечно!

Имъ стоитъ міръ въ охабку захватить

И стихнетъ все!

Марфида.

Такъ къ дѣлу поскорѣй

(Поднимая жезлъ свой говоритъ)

Вы, Титаны!… Міра въ основаньи

Не отъ вѣка-ль вы положены?

Иль не слышны вамъ земли призванья;

Или ваши непробудны сны?

Иль въ вертепы ваши вѣковые,

Не достигнетъ бѣдъ земныхъ разсказъ!

Встрепенитесь ныньче, какъ живые!

Поднимайся съ ложа, ты Атласъ!

Или вѣчно спать вамъ подъ горами?

Или пламень въ бездны не проникъ?

Ухватитесь, мощными руками?

Закрѣпите міра материкъ!

Марфида (къ Ивану Царевичу).

Вотъ! Теменемъ гордымъ Атласъ возстаетъ!

И съ нимъ покачнулися цѣпи Кавказа!

И съ нимъ поднимается высь Чимборазо!

Не даромъ поддерживалъ неба онъ сводъ!

Бѣда, какъ уставится всей головою,

Какъ шапку подниметъ онъ небо съ собою!

Вотъ!… видно, тряхнулся онъ?… міръ задрожалъ!

. Со сна ли задумалъ вытягивать члены,

Что горъ разсѣдаются крѣпкія стѣны!

Что городъ какъ бурею сорванный, палъ?…

И птицы ночныя часъ гибели чуютъ!

А люди за шумныя рѣчи враждуютъ!

Смотри!… Не замѣтна ли дрожь по скаламъ!

Смотри!… Не колеблются-ль горы, какъ волны,

Съ подножій не сходятъ ли ужаса полны?

Нейдутъ ли какъ гибели вѣстники къ намъ?

Едва ли во спасенье силы Титана

Какъ рухнетъ вся насыпь земнаго кургана?

Мнѣ жаль тебя Иванъ Царевичъ мой,

И за тебя я даже страхъ узнала.

Нѣтъ! пусть въ своемъ вертепѣ онъ сидитъ,

Покояся тамъ снами вѣковыми!

(Махаетъ жезломъ Атласу — )

Назадъ, Титанъ! —

Ни шагу, ни движенья

На міръ земной!

(Атласъ, уже готовой подняться, снова опускается на ложе свое — )

Но гдѣ-жъ искать спасенья?

А люди, тамъ и страхъ ихъ не беретъ;

Схватмися въ своемъ ожесточеньи!

Смотри! Смотри! Какъ эти всѣ пигмеи

Не чувствуя волкана подъ собой —

Послѣднія основы подрываютъ!

И шумъ, и крикъ, усобица, раздоръ!

Грядущаго размахиваютъ знамя!

И всякому грядущее свое!

Хотятъ они во образъ свой созданье

Пересоздать!… И такъ трясется міръ,

И такъ его подломлены основы,

Каковъ же онъ во образъ будетъ ихъ?

Одинъ оплотъ бушующему морю

Минувшаго спокойный великанъ!

И держитъ онъ земли былой основы,

Не даромъ всѣ озлились на него!

Бѣснуяся — руками и когтями

Готовы бы на части растерзать!

А онъ стоитъ, поддержанный вѣками!

Единствомъ онъ своимъ несокрушимъ —

Гдѣ-жъ этимъ всѣмъ разрозненнымъ пигмеямъ

Сломить его?… Ужъ развѣ подорвутъ

Весь міръ земной?… Да!… Ихъ на это станетъ!

Вотъ!… Вотъ!… Сильнѣй сумятица, волненье.

Держись земля!… Заколебался міръ —

О! страшно мнѣ!… Куда бѣжать, Царевичъ?

Не знаю я что дѣлать?

Иванъ Царевичъ.

Знаю я! —

Смотри!… Вонъ тамъ, на сѣверѣ великомъ,

Спокойная не тронется земля

Не видно тамъ ни признака волненья,

Какъ будто весь созданья материкъ

Основанъ тамъ. —

Какъ берегъ океану

Не сѣверъ ли предѣломъ положенъ

Волненьямъ всѣмъ, тревогамъ мірозданья?

Не тамъ ли грань бушующимъ грозамъ?

.Тамъ сила есть — предъ ней же эти силы,

Какъ мальчики передъ богатырёмъ!

Тамъ есть Титанъ, при комъ твои титаны

Уйдутъ, въ свои запрячутся норы;

Попробую, взмолюсь ему теперь;

Быть можетъ онъ на казни эти глядя,

И вступится во спасенье земли!

(Иванъ Царевичъ низко кланяется, простирая руки на сѣверъ; и потомъ говоритъ Марфидѣ прекрасной:)

Вотъ!… Сѣвернымъ сіяньемъ окруженъ,

На темени горы великой, онъ

Стоитъ — поднявъ оружіе высоко,

И зоркое на міръ наводитъ око!

Бывалъ ли гдѣ подобный богатырь?

Подножіемъ Таврида и Сибирь;

И шлемъ его межъ облаковъ косматой

Развѣялся съ востока до заката!

Вотъ!… видно онъ услышалъ битвы гулъ,

И грозными очами онъ сверкнулъ!

И вотъ!… Грозитъ оружіемъ съ размаха

И буйныя присѣли всѣ со страха!

Притихло всё!…

Тутъ нашъ Иванъ Царевичъ,

Почуявъ духъ родимой стороны,

Самъ удалью исполнился великой;

Стянулъ кушакъ, и шапку на бекрень,

И русскую свою отвѣдать силу

Заморскую ватагу эту звалъ; —

Но не было на вызовъ тотъ отвѣта.

Царевичъ нашъ тогда пріосанился,

Увидѣлъ онъ, что нечего тутъ ждать,

И ну себѣ, сбирать скорѣй въ охабку

Буяновъ всѣхъ; щедушный все народъ!

Инаго онъ въ свою запрячетъ шапку,

Инаго онъ подъ мышку приберетъ!

И зданье онъ великое заводитъ,

Гдѣ разомъ всѣхъ уладитъ, примиритъ;

Минувшее кладетъ въ основу храма,

И будущимъ онъ куполъ повершитъ;

И живо всѣ дѣла идутъ; и къ свѣту

Диковинный успѣлъ построить храмъ,

И самъ спѣшитъ съ докладомъ къ Чудо-Юдѣ: —

Иванъ Царевичъ (Чудо-Юдѣ:)

Все кончено, почтенный Чудо-Юда!

Исполнилъ я приказъ великій твой!

Притихли всѣ заморскіе народы.

Разумники какъ разъ усмирены;

И эти всѣ задорливые вѣки,

Въ великое одно я зданье слилъ;

Не хочешь ли ты имъ полюбоваться?

Похвалишь ли сноровку ты мою?

Я, кажется, все къ лучшему устроилъ;

Прошедшее въ основу положилъ,

И будущимъ докончилъ своды храма!

Чудо-Юдо.

Догадливъ, другъ!…

И въ этотъ храмъ чудесной,

Съ невѣстою пойдешь ты женихомъ!

И было такъ: — и нашъ Иванъ Царевичъ

Съ Марфидою прекрасною своей

Заутра же въ томъ храмѣ сочетался;

И юною любуяся четой

Народъ на нихъ глазѣлъ и дивовался;

И пѣвчихъ хоръ такъ звонко разливался;

И пиръ пошелъ, какъ водится, горой.

Усѣлись всѣ за скатертію бранной,

Межъ жемчуговъ, коралловъ океана

Гдѣ плавали станицы нереидъ

Съ великими на блюдахъ осетрами,

Гдѣ винъ фонтанъ пускалъ огромный китъ

Въ русалокъ — тамъ играющихъ предъ нами,

Съ букетами тропическихъ цвѣтовъ,

Съ мороженнымъ изъ розъ благоуханныхъ!

И тотъ былъ пиръ, скажу безъ дальнихъ словъ,

Про цѣлой міръ; про званныхъ и незванныхъ;

И чудилось, что каждая волна,

Напѣвовъ, думъ диковинныхъ полна;

И такъ звучалъ весь замокъ тотъ хрустальной

Какъ будто самъ тутъ Маріо запѣлъ;

И солнце путь свершая въ небѣ дальной

Спокоилось отъ всѣхъ житейскихъ дѣлъ

И въ первой разъ, заслушалось, забылось,

Уставя ликъ въ тотъ радужный налетъ,

Что аркою вставалъ изъ лона водъ;

Не пиршеству-ль подводному дивилось?

И я тамъ былъ, и медъ и пиво пилъ,

И но усу лилось тогда ни мало,

И даже въ ротъ, какъ помнится, попало,

Когда я рѣчь на свадьбу говорилъ;

И царство тутъ подводное все было;

И звали всѣхъ наземныхъ мудрецовъ;

И радость всѣхъ крыломъ своимъ накрыла,

И слышалось всѣхъ чоканье вѣковъ;

И даже, всѣ умовъ больныхъ причуды,

И всѣ мечты сбывались наконецъ!

Блистательной былъ пиръ у Чудо-Юды,

Гдѣ не было враждующихъ сердецъ!

Шампанскимъ всё, мадерой заливалось,

И слышались лобзанія кругомъ,

Прошедшее съ грядущимъ обнималось,

Какъ будто бы невѣста съ женихомъ;

Такъ праздновалъ великій царь подводной

Дѣтей своихъ торжественный союзъ;

Едва ли что бывало съ этимъ сходно;

Чтожъ далѣе? — предсказывать боюсь,

Была-ль ихъ жизнь какъ пиръ тотъ знаменитой?

И былъ ли мужъ такъ свѣтелъ какъ женихъ?

И было-ль все ихъ мачихой забыто?

Простила ли Ягая баба ихъ?

Изволила-ль имъ дать благословенье?

Рѣшилась ли за счастье наказать?

На этотъ разъ позвольте умолчать

Конецъ-ли тутъ, иль будетъ продолженье?