ЧТО ТАКОЕ ПРОГРЕССЪ?
правитьI.
правитьВъ предисловіи къ русскому изданію «Опытовъ» Спенсера говорится, что всякаго человѣка, способнаго увлекаться, Спенсеръ увлекаетъ въ такую область, въ которой нѣтъ доступа политическимъ страстямъ и порокамъ. «Своя мысль, свое умственное и физическое совершенствованіе становятся конечной цѣлью такого человѣка, когда онъ пойметъ Спенсера. Никакая злонамѣренность, никакое честолюбіе, никакія заблужденія не въ состояніи будутъ увлечь такого человѣка на разыгрываніе политическихъ ролей: а не въ этомъ ли заключается и вся сущность того обезпеченія, котораго ищетъ общество въ настоящую минуту?..»
По словамъ издателя вліяніе Спенсера дѣйствительно потому, что его философія покоится на весьма реальномъ и научномъ убѣжденіи, что «не идеи управляютъ міромъ, что идеи служатъ только руководителями чувствъ… что быть хорошими гражданами значитъ прежде всего быть возможно-совершенными индивидами и возможно совершенными родителями и воспитателями своего потомства.»
Если читатель не чувствуетъ вообще особенной склонности къ анализу предлагаемыхъ ему понятій, то картинки аркадскаго счастія, рисуемыя русскимъ издателемъ, могутъ ввести его легко въ заблужденіе.
По мнѣнію русскаго издателя, заслуга Спенсера въ томъ, что онъ увлекаетъ читателя въ какую-то область, въ которой нѣтъ доступа страстямъ и порокамъ, въ которой человѣкъ отрекается отъ всякой общественной дѣятельности.
Допустимъ, что такое состояніе блаженнаго покоя есть дѣйствительно идеалъ счастія; но какже, отрѣшившись отъ всякой общественной дѣятельности, вы найметесь воспитаніемъ дѣтей? Кого вы станете изъ нихъ воспитывать? Монаховъ? Но и монахи живутъ въ обществѣ, и у нихъ есть свои общественныя дѣла, а слѣдовательно и общественныя отношенія. А какъ только являются общественныя отношенія, являются и страсти, страсти создаютъ пороки, и вотъ мы снова въ круговоротѣ той жизни, которая такъ исправится русскому издателю.
Онъ говоритъ, что быть хорошимъ гражданиномъ — значитъ быть возможно совершеннымъ индивидомъ. Но я не понимаю, какимъ образомъ совершенный индивидъ сдѣлается хорошимъ гражданиномъ, отказавшись отъ всякой гражданской дѣятельности? И кто же станетъ заниматься общественными дѣлами, если, согласно рецепту автора русскаго предисловія къ Спенсеру, всякій захочетъ превратиться въ совершеннаго индивида и, переселившись въ область, въ которой нѣтъ ни слезъ, ни воздыханій, закаменѣетъ въ добродѣтели. По религіозному ученію индѣйцевъ, такое блаженное, состояніе хотя я достижимо; но во-первыхъ, для этого требуется имѣть очень благочестивую душу, а во-вторыхъ — умереть. Но какъ издатель писалъ свое предисловіе не для индѣйцевъ, то и слѣдуетъ полагать, что подъ блаженнымъ состояніемъ онъ понималъ не безмолвное созерцаніе безчисленныхъ совершенствъ Брамы, а кое-что другое.
Вѣроятнѣе всего, что русскій издатель недоволенъ дурнымъ поведеніемъ кандіотовъ и итальянцевъ. И въ самомъ дѣлѣ, вмѣсто того, чтобы быть совершенными индивидами и заниматься воспитаніемъ своего потомства, эти дурно воспитанные народы бунтуютъ противъ турецкаго султана и противъ папы. Гарибальди же, которому такъ поклоняются невѣжественные англичане, больше ничего, какъ злонамѣренный честолюбецъ, желающій розыграть политическую роль. Иное дѣло папа и турецкій султанъ — это люди солидные, особенно Пій IX, благонамѣренные, не честолюбивые. Мои свѣденія относительно того, насколько они совершенные родители, и занимаются ли воспитаніемъ своего потомства, слишкомъ ограниченны, и поэтому предмету я не могу сообщить читателю ровно ничего. Тѣмъ болѣе жаль, что и авторъ русскаго предисловія не говоритъ по этому предмету тоже ни слова.
Правильность своихъ соображеній русскій авторъ основываетъ на томъ, что философія Спенсера покоится на весьма реальномъ и научномъ убѣжденіи, что не идеи управляютъ міромъ, что онѣ служатъ только руководителями чувствъ.
Такая похвала, во-первыхъ, не прибавляетъ ничего къ философской репутаціи Спенсера; а во-вторыхъ, въ этомъ воображаемомъ новомъ открытіи нѣтъ ничего и новаго.
Современная психологія уяснила уже достаточно, что желаніе, возбуждаемое въ человѣческомъ организмѣ внѣшними впечатлѣніями или внутренними процессами, совершенно слѣпо; воля, направляющая человѣка къ осуществленію своихъ желаній, слѣпа точно также. Не слѣпъ интеллектъ, направляющій волю въ ту или другую сторону. Но и интеллектъ не есть непогрѣшимая сила — имъ руководятъ знанія и идеи, существующія въ обществѣ въ данный моментъ. Такъ было всегда, такъ существуетъ и нынче. Слѣдовательно очевидно, что человѣкъ, подчинявшійся всегда однимъ и тѣмъ же естественнымъ законамъ, дѣйствовалъ согласно этимъ законамъ во всѣ времена. Если характеръ дѣйствій, какъ отдѣльныхъ лицъ, такъ и цѣлыхъ обществъ бывалъ не всегда одинаковъ, то это происходило не оттого, чтобы въ одинъ періодъ управляло міромъ чувство, а въ другой управляли идеи; а потому только, что бывали различныя идеи и знанія, руководившія поступками людей. Первыми христіанами двигало тоже чувство, которое двигало инквизиторами, но христіане старались спасать людей кроткой проповѣдью и поученіями, а инквизиторы сжиганіемъ еретиковъ. Въ періодъ господства теологическихъ идей, бѣднымъ и голодающимъ помогали милостыней; въ періодъ же болѣе развитыхъ экономическихъ понятій нищаго и пролетарія хотятъ поставить въ возможность самостоятельной экономической дѣятельности. Если въ исторической жизни народовъ чувства и страсти играли до сихъ поръ такую видную роль, то это происходило только оттого, что сырая сила брала перевѣсъ надъ интеллектомъ. Но изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы чувство было основнымъ двигателемъ въ судьбахъ человѣчества. Чувство людей не сдѣлалось лучше, стремленія ихъ неизмѣнились — все тоже, что было пять тысячь лѣтъ назадъ — но если въ 1868 году невозможенъ не только Чингисъ-ханъ, но даже и Наполеонъ I, то это происходитъ оттого, что иныя знанія и идеи управляютъ теперешнимъ міромъ. Съ этой точки зрѣнія личная добродѣтель, какую проповѣдуетъ русскій издатель Спенсера, теряетъ свое обаяніе, и хорошія чувства вовсе не такъ важно, какъ хорошія мысли и полезныя знанія. Можно быть превосходнымъ семьяниномъ и никуда негоднымъ гражданиномъ, въ чемъ, читатель, вы можете убѣдиться на каждомъ шагу. Въ этомъ и ошибка автора предисловія, что онъ хочетъ построить міръ на семейной добродѣтели и полагаетъ, что для коллективнаго счастіи людей совершенно достаточно, если каждый человѣкъ начнетъ упражняться въ самоусовершенствованіи и откажется отъ всякой общественной дѣятельности.
Предлагая всѣмъ заняться чтеніемъ Спенсера и затѣмъ переселиться въ область добродѣтели, авторъ предисловія спутать понятія двухъ различныхъ порядковъ, которыхъ спутывать безнаказанно нельзя. Онъ взглянулъ безразлично на цѣль человѣческой дѣятельности и на средства для ея достиженія. Если вмѣстѣ съ авторомъ мы предположимъ, что сущность человѣческаго благополучія заключается въ томъ блаженномъ состояніи покоя, когда человѣкъ, освободившись отъ всѣхъ страстей и заблужденій, отдается исключительно чувству любви къ своимъ дѣтямъ и живетъ ихъ воспитаніемъ, не зная никакой другой дѣятельности, то очевидно, что мы имѣемъ передъ глазами цѣль, для осуществленія которой человѣчеству нужно прожить еще многое, многое числи столѣтій. Легко сказать — достигнуть всему человѣчеству періода полной безстрастности и неподвижнаго состоянія! Но если это состояніе есть цѣль, — а цѣль оно потому, что теперешнее состояніе европейскаго общества слишкомъ страстно, порочно и утомительно для совершенныхъ индивидовъ, — то какимъ же образомъ можно предлагать всей Европѣ, или, пожалуй, хотя одной Россіи, переселиться немедленно въ область, гдѣ нѣтъ ни страстей, ни пороковъ, превратиться въ возможно совершенныхъ родителей и заняться воспитаніемъ своего потомства? Разъ блаженное состояніе предлагается какъ цѣлъ, а въ другой разъ оно предлагается какъ средство. Что-то мудрено.
Спенсеръ, хотя и кабинетный человѣкъ, но ничего подобнаго сказать онъ не могъ. Какъ логичный мыслитель, Спенсеръ не могъ спутать такихъ разнородныхъ понятій какъ цѣль и средство; не могъ совѣтовать современному человѣчеству отказаться отъ всякой общественной дѣятельности. Иначе онъ дошелъ бы до абсурда — до обвиненія итальянцевъ и кандіотовъ, до оправданія политики Наполеона III; до отрицанія всѣхъ протестовъ и заявленій народнаго мнѣнія; до отрицанія политической борьбы и парламентской жизни Англіи; до отрицанія всей цивилизаціи и до провозглашенія, наконецъ, вѣнцомъ совершенства общественныхъ порядковъ каменнаго періода и самоуправства Ѳеодора аббиссинскаго. Этого, Спенсеръ, будь онъ даже китаецъ, сказать бы не могъ, а Спенсеръ англичанинъ и англичанинъ мыслящій. Что чтеніе Спенсера произвело такое странное впечатлѣніе на его русскаго издателя, въ этомъ, конечно, невиноваты его «Опыты»; мало ли какія впечатлѣнія могутъ иногда явиться вслѣдствіе субъективныхъ особенностей индивида, стремящагося къ совершенству.
Если уже необходимо обвинять Спенсера, то его можно обвинить въ томъ, что иногда онъ останавливаетъ свои изслѣдованія на полпути, не договариваясь до конца; что указывая на цѣль, онъ умалчиваетъ о средствахъ. Но вѣдь Спенсеръ не публицистъ и не администраторъ. Какъ ученый, онъ можетъ сказать, что благосостояніе и счастіе человѣческаго рода требуетъ, чтобы каждый отдѣльный человѣкъ находился въ условіяхъ самыхъ благопріятныхъ для его матеріальнаго и нравственнаго процвѣтанія; онъ можетъ перечислить условія этого процвѣтанія, но все это не возлагаетъ еще на него обязанности указать способы и средства для практическаго осуществленія начертаннаго имъ идеала. Теоретикъ-агрономъ, изслѣдуя причины матеріальныхъ бѣдствій архангельскаго края, можетъ сказать, что причина суровости климата, мѣшающаго хлѣбородію почвы и причина растительной скудости края заключаются въ томъ, что край не защищенъ съ сѣвера ни горами, ни лѣсами; что если устроить защиту со стороны Ледовитаго океана, то мѣстныя условія должны измѣниться и страна, производящая только ячмень, станетъ производить пшеницу. Но изслѣдуя вопросъ чисто научнымъ образомъ, теоретикъ предоставляетъ разрѣшеніе его практикамъ. Будетъ ихъ дѣломъ сообразить, какъ лучше и дешевле устроить защиту края противъ полярнаго холода: гдѣ развести лѣсъ, какой породы, какой густоты, какими способами, нуженъ ли при этомъ дренажъ, чтобы согрѣть почву, или простыя канавы и т. д. Надобно понять, что Спенсеръ ученый, а не публицистъ, и тогда станетъ ясно, почему онъ производитъ успокоивающее впечатлѣніе. Такое, же впечатлѣніе производитъ и физика ученаго Гано, и «логика» Стюарта Милля. Но въ тоже время они вовсе не предѣлъ для человѣческаго мышленія, и не возлагаютъ ни на кого обязательства воздержанія отъ соображеній, выводовъ и заключеній. Конечно большинство читателей не въ состояніи идти дальше того, что говоритъ авторъ; но есть люди, которымъ мыслительныя способности позволяютъ идти и дальше.
Заслуживаетъ ли Спенсеръ того нареканія, которое взводитъ на него его русскій издатель, читатель убѣдится изъ послѣдующаго изложенія настоящей статьи. Для этого я возьму статью его «Прогрессъ, его законъ и причина.» Судя по заглавію, статья эта касается вопроса весьма жизненнаго. Какже относится къ нему Спенсеръ, на какія размышленія наводитъ онъ читателя?
II.
правитьЧто Спенсеръ принадлежитъ къ мыслителямъ прогрессивнымъ и способенъ наводить на размышленія иного сорта, чѣмъ тѣ, какія возбудились въ русскомъ издателѣ его «Опытовъ, „ читатель убѣдится немедленно.
Спенсеръ говоритъ, что обиходное понятіе о прогрессѣ вообще довольно смутно и въ значительной степени ошибочно. Подъ именемъ прогресса понимаютъ не столько дѣйствительный прогрессъ“ сколько сопровождающія его обстоятельства. Такъ, напримѣръ, соціальный прогрессъ видятъ въ производствѣ большаго количества предметовъ для удовлетворенія потребностей общества, въ большей свободѣ, въ лучшемъ огражденіи личности и собственности. Ни правильно понимаемый прогрессъ заключается совсѣмъ не въ этихъ внѣшнихъ признакахъ, составляющихъ только видимое, осязательное доказательство дѣятельности прогрессивной силы. Правильно понимаемый соціальный прогресса. заключается въ тѣхъ измѣненіяхъ строенія соціальнаго рріаипзма. которыя вызываютъ или создаютъ указанные выше признаки. Изъ этихъ словъ кажется довольно трудно вывести заключеніе, что Спенсеръ рекомендуетъ своимъ читателямъ заниматься исключительно воспитаніемъ дѣтей.
Но говоря о соціальномъ прогрессѣ, Спенсеръ видитъ въ немъ только часть общаго міроваго прогресса, и потому, неограничиваясь разсматриваніемъ всѣхъ явленій исключительно съ точки зрѣнія человѣческаго счастія, онъ, оставляя въ сторонѣ побочныя обстоятельства и благодѣтельныя послѣдствія прогресса, задается вопросомъ, что такое прогрессъ самъ по себѣ, разсматриваемый независимо отъ нашихъ интересовъ? Такая генеральная постановка вопроса даетъ ему особенно широкое значеніе, и человѣческое общество является только частичкой земной жизни, подчиненной общимъ міровымъ законамъ. Спенсеръ говоритъ: касается ли дѣло развитія земли или развитія жизни на ея поверхности, развитія общества, государственнаго управленія, промышленности, торговли, языка, литературы, науки или искуства, — всюду сущность прогресса остается одною и тою же. Въ чемъ же эта сущность?
„Изслѣдованія Вольфа, Гете, фонъ-Бэра, говоритъ Спенсеръ, утвердили ту истину, что рядъ измѣненій, черезъ которыя проходитъ сѣмя, развиваясь до дерева, или яйцо — до животнаго, состоитъ въ переходѣ отъ однородности строенія къ его разнородности.“ Примѣняя это положеніе ко всѣмъ міровымъ явленіямъ, Спенсеръ приходитъ къ тому заключенію, что превращеніе однороднаго въ разнородное или безконечный рядъ дифференцированій есть именно то явленіе, въ которомъ заключается сущность прогресса.
Такъ, принимая безошибочной гипотезу туманныхъ массъ и происхожденія солнечной системы, мы можемъ прослѣдить слѣдующій рядъ выходящихъ одно изъ другого дифференцированій.
Сначала среда, изъ которой образовалась нынѣшняя солнечная система, существовала какъ пространство однородное по плотности температурѣ и по составу. Но вотъ эта масса начинаетъ твердѣть, и одновременно съ этой перемѣной мѣняется ея плотность и температура. Вмѣстѣ съ тѣмъ въ массѣ возникаетъ вращательное движеніе, измѣняющееся въ быстротѣ отъ центра къ окружности. За этимъ новымъ дифференцированіемъ слѣдуютъ разрывы въ массѣ; оторвавшіяся части начинаютъ самостоятельное вращеніе и наконецъ слагается цѣлая группа міровъ — солнца, планетъ, спутниковъ. Всѣ эти міровыя тѣла отличаются другъ отъ друга величиной, плотностію, силой вращенія, температурой, удѣльнымъ вѣсомъ, физическимъ строеніемъ, наклоненіемъ своихъ орбитъ и осей и т. д. Во всемъ этомъ выражается чрезвычайно высокая степень разнородности сравнительно съ той однородной, туманной массой, изъ которой возникла наша солнечная система.
Теперь взглянемъ на перемѣны совершавшіяся на землѣ.
Вначалѣ земля представляла изъ себя расплавленное вещество. Вещество это было однородно и по составу, и по температурѣ. Земля была окружена атмосферой, состоявшей частію изъ элементовъ воздуха и воды, а частію изъ газовъ, созданныхъ высокой температурой раскаленнаго ядра. По мѣрѣ выдѣленія лучистой теплоты, поверхность земли стала твердѣть и образовала кору. Съ охлажденіемъ поверхности пары воды сгустились и явились моря. Продолжавшійся процессъ излученія теплоты, дѣйствіе внутренняго огня и дѣйствіе воды вызвали новый рядъ чрезвычайно разнообразныхъ дифференцированій. Съ одной стороны плутоническая сила выдвинула горы, съ другой — вода размывала, и осажденіями создала слои земли, образовала рѣки. Въ настоящее время нѣтъ на поверхности земли ни одного болѣе значительнаго пространства, которое было бы похоже на другое по своему очертанію, геологическому строенію и химическому составу, по характеру флоры и фауны. И все это поразительное разнообразіе создалось изъ нѣкогда простой к однообразной туманной массы.
Подобное же дифференцированіе можно прослѣдить и въ біологической исторіи земнаго шара. Для краткости мы перейдемъ прямо къ человѣку.
Человѣческій организмъ, какъ и вся земная жизнь, становился все болѣе и болѣе разнообразнымъ. Это разнообразіе мы можемъ видѣть легче всего изъ сравненія цивилизованнаго человѣка съ дикаремъ. Дикарь по своему типу гораздо ближе къ четверорукимъ, чѣмъ человѣкъ цивилизованный. Напримѣръ, у панцаса въ размѣрѣ рукъ и ногъ нѣтъ большого различія, т. е. замѣчается таже пропорція частей какъ между задними и передними членами обезьянъ. Отношеніе между лицевыми и черенными костями указываетъ точно также на явившееся дифференцированіе. Чѣмъ ниже типъ, тѣмъ лицевыя кости отличаются сравнительно большимъ объемомъ, чѣмъ черепныя. Въ этомъ отношеніи дикарь опять ближе къ обезьянамъ, чѣмъ цивилизованный человѣкъ. Болѣе сложная и разнородная нервная система людей болѣе развитой расы указываетъ опятыіа новое дифференцированіе. И что такое превращеніе однороднаго въ разнородное свершалось дѣйствительно въ человѣкѣ, убѣждаетъ окончательно слѣдующій фактъ, научная правильность котораго признана всѣми физіологами. Европейское дитя имѣетъ нѣсколько чертъ сходныхъ съ чертами низшихъ расъ. У него крылья носа сравнительно площе, чѣмъ у взрослаго европейца, переносье вогнуто, ноздри раскрыты спереди, нѣтъ лобной впадины, широкое разстояніе между глазами, короткія ноги. Путемъ развитія эти признаки низшаго типа постепенно измѣняются и переходятъ въ высшій типъ европейца, т. е. свершается параллельный процессъ съ тѣмъ, которымъ черты дикой расы перешли въ черты человѣка цивилизованнаго. Неоспоримость дифференцированія человѣческаго рода подтверждается вполнѣ множествомъ и разнообразіемъ существующихъ въ настоящее время человѣческихъ племенъ. Отъ одного ли или отъ нѣсколькихъ корней происходитъ человѣческой родъ, справедливость сдѣланнаго вывода нисколько не ослабляется, потому что племена, общность происхожденія которыхъ доказана неоспоримыми филологическими свидѣтельствами, разнятся значительно между собою, и нерѣдко вовсе не похожи на расу, изъ которой они произошли.
Тотъ же законъ перехода однороднаго въ разнородное обнаруживается и въ соціальномъ организмѣ.
Дикое племя, въ своей общественной формѣ, представляетъ однородное собраніе личностей, имѣющихъ одинаковый кругъ дѣятельности и власти. На первомъ планѣ стоитъ у нихъ половое различіе: каждый мужчина есть воинъ и охотникъ; каждая женщина занимается хозяйственными работами. Нужды и потребности семьи дикарей такъ ограничены, что они удовлетворяются вполнѣ силами и средствами однихъ ея членовъ. Въ дикомъ быту каждая семья мастеритъ себѣ сама все, что ей нужно, поэтому общественная связь слаба, и только такія крупныя явленія, какъ нападеніе внѣшнихъ враговъ или наступательная война, вызываютъ солидарность интересовъ.
Но уже въ этой солидарности интересовъ лежитъ начало старѣйшинства и власти. Авторитетъ правда еще слабъ, шатокъ и неопредѣленъ. Правитель дикаго племени самъ добываетъ себѣ пищу, самъ строитъ свой шалашъ; онъ не больше какъ первый между равными.
По мѣрѣ увеличенія племени порядокъ мѣняется, власть получаетъ болѣе опредѣленный характеръ и болѣе точныя границы: является различіе между правящими и управляемыми, и слагается наконецъ понятіе о верховной власти наслѣдственной въ одномъ семействѣ.
Въ понятіи первыхъ народовъ верховная власть облекается всегда религіознымъ уваженіемъ и правитель является обоготворяемой особой. Эти двѣ правительственныя формы — религіозная и гражданская — вытекающія изъ недостаточной опредѣленности понятій, существуютъ долгое время въ тѣсной связи, такъ что религіозные и гражданскіе законы составляютъ одинъ общій кодексъ или, если и два различныхъ, то перепутаны такъ, что гражданскій законъ заключаетъ въ себѣ частію религіозныя постановленія, а религіозный — гражданскія.
Съ распаденіемъ однороднаго племени или народа на управляющихъ и управляемыхъ является постепенно цѣлый рядъ весьма сложныхъ дифференцированій. Первоначальное понятіе о бого-государѣ распадается на понятіе о богѣ и государѣ; первоначальные религіозно-гражданскіе церемоніальные обряды распадаются на религіозные и гражданскіе. Съ образованіемъ знатныхъ родовъ, какъ ближайшихъ служителей верховной власти, тѣ церемоніальные обычаи, которые служили прежде выраженіемъ покорности монарху, стали соблюдаться въ отношеніи людей къ нему приближенныхъ и облеченныхъ общественной властію. Постепенно опускаясь ниже и ниже по лѣстницѣ общественныхъ отношеній, они превратились наконецъ въ простые обычаи и въ условныя знаки обыкновенныхъ свѣтскихъ приличій. Съ религіозными церемоніями случилось тоже нѣчто подобное. Почтеніе, воздававшееся нѣкогда одному бого-государю, стало воздаваться потомъ, хотя и въ болѣе ослабленной формѣ, служителямъ религіознаго культа.
Рядомъ параллельныхъ дифференцированій сложилась постепенно цѣлая организація политическо-гражданской власти: начиная съ государя, министровъ, высшихъ правительственныхъ лицъ, разныхъ правительственныхъ учрежденій административныхъ, полицейскихъ, судебныхъ инстанцій и кончая низшими служителями и простыми разсыльными. Тоже самое мы находимъ и въ организаціи весьма сложной церковной іерархіи.
Въ то время, какъ выработывалась такимъ образомъ одна сторона общества, происходило дифференцированіе, но иного рода, въ управляемой половинѣ человѣчества. Здѣсь это дифференцированіе имѣло но преимуществу экономическій характеръ. Прогрессъ въ 7 низшихъ слояхъ общества есть собственно исторія раздѣленія труда.
Въ началѣ трудъ имѣлъ семейный характера, затѣмъ являются въ Европѣ цеховыя корпораціи, и наконецъ выработалась организація производства, характеризующая современный экономическій бытъ.
„Долго спустя послѣ того, какъ произошелъ, уже значительный прогрессъ въ раздѣленіи труда между различными классами рабочихъ, говоритъ Спенсеръ, незамѣтно еще было почти никакого раздѣленія труда между отдѣльными частями общины: народъ продолжаетъ быть сравнительно однороднымъ въ томъ отношеніи, что въ каждой мѣстности отправляются однѣ и тѣже занятія. Но по мѣрѣ того, какъ дороги и другія средства перемѣщенія становятся многочисленнѣе и лучше, различныя мѣстности начинаютъ усвоивать себѣ различныя отправленія и становятся во взаимную зависимость. Бумагопрядильная мануфактура помѣщается въ одномъ графствѣ, суконная въ другомъ, шелковыя матеріи производятся здѣсь, кружева тамъ.; чулки въ. одномъ мѣстѣ, башмаки въ другомъ. Горшечное, желѣзное, ножевое производства избираютъ себѣ наконецъ отдѣльные города и въ заключеніе каждая мѣстность становится болѣе или менѣе отличною отъ другихъ, по главному роду своего занятія. Мало того: это подраздѣленіе отправленій является не только между различными частями одного и того же народа, но и между различными народами. Обмѣна произведеній, который свободная торговля обѣщаетъ увеличить въ такой значительной степени, будетъ имѣть окончательнымъ результатомъ большую или меньшую степень спеціализированія промышленности каждаго народа. Такъ что начиная съ дикого племени, почти — если не совсѣмъ — однороднаго въ отправленіяхъ своихъ членовъ, прогрессъ шелъ и теперь еще идетъ, къ экономическому объединенію всей человѣческой расы; онъ становится все болѣе разнороднымъ относительно отдѣльныхъ отправленій, усвоенныхъ различными народами; отдѣльныхъ отправленій, усвоенныхъ частями каждаго народа; отдѣльныхъ отправленій, усвоенныхъ многочисленными разрядами производителей и промышленниковъ каждаго города; и отдѣльныхъ отправленій, усвоенныхъ рабочими, соединившимися въ производствѣ каждаго изъ произведеній“.
Такимъ образомъ переходъ отъ простого къ сложному, путемъ послѣдовательныхъ дифференцированій, которыя можно прослѣдить отъ самыхъ отдаленныхъ, раннихъ измѣненій вселенной и кончая земными растеніями, животными и человѣкомъ, какъ въ дикомъ, такъ и въ цивилизованномъ состояніи, составляетъ повсюду одинаково дѣйствующій законъ.
Одинаковость дѣйствія или всеобщность закона предполагаетъ необходимо и всеобщность причины создающей. Эта всеобщая причина заключается въ новомъ законѣ, по которому каждая дѣйствующая сила производитъ болѣе одного измѣненія или каждая причина производитъ болѣе одного дѣйствія.
Этотъ новый законъ Спенсеръ объясняетъ слѣдующимъ примѣромъ. Если ударить одно тѣло о другое, то первое видимое дѣйствіе будетъ заключаться въ томъ, что одно или оба тѣла измѣнятъ свое положеніе. Кромѣ механическаго результата произойдетъ еще и звукъ, т. е. колебаніе въ одномъ или въ обѣихъ тѣлахъ и въ окружающемъ ихъ воздухѣ. Вмѣстѣ съ колебаніемъ воздуха могутъ произойти въ немъ нѣсколько теченій вслѣдствіе перемѣщенія ударившихся тѣлъ. Въ ударившихся тѣлахъ, въ точкахъ сосѣднихъ съ точкой ихъ столкновенія, произойдетъ перемѣщеніе, которое доходитъ иногда до замѣтнаго увеличенія плотности тѣла. Увеличеніе плотности сопровождается отдѣленіемъ теплоты. Иногда ударъ сопровождается искрой и т. д. Такимъ образомъ ударъ, — одиночная дѣйствующая сила, произвелъ цѣлый рядъ измѣненій. И подобное явленіе замѣчается повсюду и во всемъ. Всегда дѣйствующая сила производитъ болѣе одного измѣненія, всегда и во всемъ однородное превращалось въ разнородное.
Эту истину можно прослѣдить во всемъ, начиная съ развитія солнечной системы, о которой мы уже говорили и кончая опять соціальнымъ бытомъ человѣка. Въ мірѣ нѣтъ такого явленія, которое бы не создавало новыхъ болѣе разнообразныхъ комбинацій; нѣтъ такого дѣйствія, которое не вело бы къ размноженію дѣйствій. Переходъ отъ простого къ сложному только оттого и происходитъ, что каждое измѣненіе сопровождается всегда больше чѣмъ однимъ измѣненіемъ.
Оставляя въ сторонѣ всѣ химическія комбинаціи и процессы обратимся прямо къ человѣку. Прослѣдите, какъ дѣйствуетъ на васъ радость или испугъ. Вы видите, напримѣръ, какое нибудь страшное поражающее насъ зрѣлище, или слышите тревожный звукъ. Прежде всего у васъ возбуждаются органы чувствъ — зрѣніе или слухъ. Сообщая впечатлѣніе нервамъ и головному мозгу дѣйствіе или явленіе, поразившее васъ, создаетъ цѣлый рядъ непріятныхъ представленій и поражаетъ страхомъ весь вашъ организмъ. Испугъ можетъ вызвать крикъ, непріятную дрожь, холодный потъ, разслабленіе мускуловъ, приливъ крови къ мозгу или къ сердцу, обморокъ, даже внезапную смерть. И во всѣхъ рѣшительно дѣйствіяхъ человѣка, личныхъ или общественныхъ, замѣчается тоже самое явленіе. Уаттъ, придумавшій паровую машину, или Стефенсонъ, придумавшій паровозъ, буквально измѣнили физіономію цивилизованнаго міра. Всякая новая желѣзная дорога, всякій отдѣльный поѣздъ создаютъ цѣлый рядъ многообразныхъ измѣненій, которыя даже невозможно прослѣдить во всѣхъ ихъ мелкихъ и разнообразныхъ подробностяхъ.
„Локомотивъ, какъ главная основа желѣзныхъ дорогъ — говоритъ Спенсеръ — измѣнилъ весь видъ странъ, весь ходъ торговли, всѣ привычки народовъ“. Уже постройкѣ дорогъ предшествуетъ цѣлый рядъ перемѣнъ; предварительныя соображенія и совѣщанія, разрѣшеніе правительства, изслѣдованіе въ натурѣ, составленіе проектовъ и смѣтъ, приглашеніе компаньоновъ, выпускъ акцій или облигацій. Затѣмъ наступаетъ самое устройство дороги: дѣланіе полотна, буравленіе тоннелей, постройка мостовъ и станцій со всѣми принадлежностями, кладка шпалъ и рельсовъ, постройка подвижнаго состава.
Эти процессы производятъ самое возбуждающее дѣйствіе почти на всѣ отрасли главныхъ промышленностей. Постройка желѣзныхъ дорогъ создаетъ усиленный спросъ на строевой лѣсъ, камень, кирпичъ, дрова, каменный уголь, желѣзо; она даетъ занятіе множеству рабочихъ: землекоповъ, возчиковъ, плотниковъ, каменьщиковъ, столяровъ, экипажныхъ мастеровъ, машинистовъ; она создаетъ новые роды знаній и занятій — изготовленіе рельсовъ, частей подвижнаго состава, кондукторовъ, смотрителей станцій, машинистовъ.
Ile менѣе сложны и многочисленны измѣненія, производимыя дорогами въ обществѣ, во всемъ его составѣ. Удобство, быстрота и дешевизна сообщенія измѣняютъ организацію многихъ экономическихъ дѣлъ и отношеній. Предметы, которые прежде было невыгодно перевозить уже за 20 верстъ, перевозятся за 100 и болѣе; что прежде не перевозилось потому, что портилось отъ продолжительнаго пути, стало перевозиться благодаря быстротѣ сообщенія; благодаря той же быстротѣ устроились во многихъ дѣлахъ прямыя сношенія и устранились коммиссіонеры и агенты; многія производства стали локализироваться и сосредоточиваться въ мѣстностяхъ болѣе выгодныхъ; дешевизна перевозки уравняла цѣны на предметы и сдѣлала доступнымъ то, что было прежде недоступно. Все это подѣйствовало благодѣтельно на привычки, потому что создало новыя, болѣе тонкія потребности, возбудило охоту къ увеселительнымъ поѣздкамъ и путешествіямъ, а слѣдовательно способствовало распространенію новыхъ идей. Смѣшеніе разнородной публики въ однихъ и тѣхъ же вагонахъ ослабило сословные предразсудки и аристократическую заносчивость. Явилось безчисленное множество дешевыхъ изданій, такъ называемыхъ библіотекъ желѣзныхъ дорогъ. Однимъ словомъ, пульсъ общественной жизни сталъ биться гораздо быстрѣе и создалось множество новыхъ измѣненій несуществовавшихъ до изобрѣтенія локомотива.
Такимъ образомъ законъ, но которому каждая затраченная сила разлагается на нѣсколько новыхъ силъ, и каждая такая новая сила, разлагаясь въ свою очередь еще на новыя силы, производятъ безконечный рядъ измѣненій, — составляетъ причину прогресса. „Слѣдовательно, говоритъ Спенсеръ, прогрессъ не есть ни дѣло случая, ни дѣло подчиненное волѣ человѣка, а благотворная необходимость“.
Рядъ благодѣтельныхъ измѣненій, произведенныхъ одной какой либо подѣйствовавшей силой, въ большинствѣ случаевъ, бываетъ невозможно прослѣдить до конца. Эту мысль представитъ читателю нагляднѣе слѣдующій примѣръ. Вѣтеръ, ударившій въ одну какую нибудь точку морской поверхности, производитъ въ ней передвиженіе частицъ воды; движеніе это сообщается дальше и дальше, и все море принимаетъ взволнованный видъ. По чѣмъ дальше причина, взволновавшая море, тѣмъ валы слабѣе, и наконецъ они совсѣмъ изчезаютъ, хотя вы этого съ берегу и не видите. Или правительство налагаетъ налогъ на табакъ. Каждый табачный торговецъ постарается переложить этотъ налогъ на покупателя. Покупателя постараются поступать точно также, и каждый кому только будетъ возможно переложитъ свой платежъ на другого. Сапожникъ, курящій табакъ, заставитъ заплатить за него своего заказчика; если этотъ заказчикъ портной, то онъ наложитъ свой расходъ на цѣну платья, и такъ далѣе безконечно. Въ какихъ размѣрахъ и на кого именно падетъ это переложеніе прослѣдить до конца совершенно Невозможно, какъ нельзя прослѣдить до кони, а морское волненіе.
Если такимъ образомъ переходъ простаго и однороднаго въ сложное и разнородное, и разложеніе одной затраченной силы на нѣсколько новыхъ силъ, составляютъ законъ и причину прогресса, которому подчинена вся вселенная, то очевидно, что человѣческая воля такъ же безсильна надъ нимъ, какъ она. безсильна надъ астрономическими законами и движеніемъ звѣздъ.
III.
правитьВъ предъидущей главѣ изложена не только вся сущность спенсеровой теоріи прогресса; но и приведены подлинникомъ воззрѣнія его на прогрессъ соціальный.
Читатель можетъ убѣдиться самъ, что Спенсеръ не говоритъ ни слова объ области успокоенія, плѣняющей такъ воображеніе русскаго его издателя. Обобщая вопросъ, Спенсеръ смотритъ на прогрессъ, какъ на міровое явленіе, не отдавая по видимому никакого предпочтенія ни одному изъ частныхъ видовъ прогресса. Поэтому читателю, который бы захотѣлъ уяснить себѣ явленіе соціальнаго прогресса, предстоитъ еще немалая самостоятельная работа, чтобы оріентироваться надлежащимъ образомъ въ разнородной массѣ фактовъ противорѣчива!„ свойства, представляемыхъ ему соціальной жизнію человѣчества.
Когда мы обращаемся къ явленіямъ матеріальнаго порядка, то всякая качественная ихъ характеристика оказывается неумѣстной. Напримѣръ, гидраты, образующіеся въ силу закона прогресса, представляютъ довольно сложное соединеніе различныхъ простыхъ элементовъ. Хорошо или худо и кому именно, что образуетъ тотъ или другой гидратъ мы сказать не можемъ. Хорошо ли, что альбуминъ состоитъ изъ 482 основныхъ атомовъ, а фибринъ изъ 660, мы съ вами тоже не порѣшимъ. Мы знаемъ только то, что при извѣстныхъ условіяхъ образуются непремѣнно идеи“ а при другихъ — другія химическія соединенія, и что эти соединенія образуются независимо отъ воли человѣка, на основаніи повсюду дѣйствующихъ химическихъ законовъ.
Когда дѣйствуетъ стихійная сила природы, создавая тѣмъ цѣлый рядъ различныхъ измѣненій, то человѣку остается только наблюдать и изучать фактъ и больше ничего. Такъ, планеты солнечной системы, подчиняясь извѣстнымъ законамъ, совершаютъ правильное движеніе вокругъ солнца; такъ земля, подчиняясь тѣмъ же законамъ, оборачивается вокругъ солнца и вокругъ своей оси. Эти движенія создаютъ на землѣ цѣлый рядъ измѣненій и управляютъ жизнію всей органической и неорганической земной природы, потому, что отъ нихъ зависитъ главнѣйшее распредѣленіе на землѣ теплоты и свѣта. Человѣкъ, своимъ личнымъ участіемъ, не можетъ измѣнить ни въ чемъ астрономическихъ законовъ и вліяній, и производимыхъ ими измѣненій. Слѣдовательно относиться критически къ такимъ силамъ, дѣйствіе которыхъ ни отстранить, ни измѣнить невозможно, будетъ совершенно безплоднымъ занятіемъ и напрасной тратой времени.
Но есть другой порядокъ явленій, въ которыхъ человѣческое участіе становится уже возможнымъ, и является даже болѣе или менѣе активной силой. Если мы не въ состояніи измѣнить порядка обращенія земли вокругъ солнца или вокругъ своей оси, и создать болѣе равномѣрное распредѣленіе теплоты на земной поверхности, тѣмъ не менѣе мы все-таки владѣемъ нѣкоторыми средствами, при которыхъ таже самая солнечная теплота оказываетъ намъ большія услуги, чѣмъ при дѣйствіи внѣ этихъ средствъ. Мы можемъ, напримѣръ, измѣнять климатъ, правда на небольшомъ пространствѣ, сообщить веснѣ лѣтнюю температуру, а лѣту — температуру весеннюю. Чтобы заставить солнце оказать намъ услугу первого рода, мы строимъ снарядъ извѣстный подъ названіемъ парника, а чтобы ослабить дѣйствіе солнечныхъ лучей, мы преграждаемъ имъ доступъ къ оберегаемому предмету посредствомъ посадокъ деревъ, или же понижаемъ температуру извѣстнаго пространства устройствомъ вентиляціи. Мы можемъ создавать искуственную теплоту даже освобожденіемъ солнечной теплоты изъ ея соединеній, пользуясь для итого разложеніемъ каменнаго угля, дерева, торфа и другихъ горючихъ матеріаловъ.
Если мы безсильны надъ земной атмосферой въ полномъ ея объемѣ, то тѣмъ не менѣе мы подчиняемъ ее себѣ но частямъ, или заставляемо служить себѣ въ нѣкоторыхъ случаяхъ. Одно время, Т. е. до приходовъ, вѣтеръ служилъ единственнымъ двигателемъ при морскихъ плаваніяхъ. Устройство водяныхъ насосовъ основано на давленіи атмосферы.
Мы безсильны надъ океанами и морями и совершенно подчиняемся ихъ стихійной силѣ, но вода небольшихъ водоемовъ, какъ озера, рѣки, ручьи тоже подчиняются волѣ человѣка. Мы заставляемъ ее вертѣть водяныя колеса, орошать наши поля и луга, мы даемъ ей иное направленіе противъ того, какое она получитъ отъ природы.
Химическія силы, дѣйствующія подъ вліяніемъ солнца, атмосферы и излученія земной теплоты, производятъ на поверхности земли цѣлый ужи, и ост о ли пыхъ измѣненій, которыя мы можемъ только наблюдать, по не больше. Точно также мы не въ состояніи измѣнить химическихъ законовъ, заставить, напр., для образованія воды соединиться кислороду и водороду въ иной пропорціи. Но наблюдая изучая законы химическихъ соединеній мы можемъ пользоваться ими въ процессахъ меньшаго объема, мы можемъ разлагать многія тѣла и получать ихъ въ ихъ основномъ чистомъ видѣ, какъ это мы дѣлаемъ при обработкѣ металловъ и разныхъ химическихъ -фабричныхъ продуктовъ.
Этими отношеніями, хотя и не слишкомъ большого размѣра, къ дѣйствующимъ силамъ природы, мы даемъ мѣсто новому фактору, роль котораго въ происходящихъ измѣненіяхъ вовсе не такъ ничтожна.
Согласимся съ Спенсеромъ, что рядъ послѣдовательныхъ измѣненія и переходъ простого въ сложное есть прогрессъ. Но кромѣ этого закона простой послѣдовательности нѣтъ ли еще и другого закона, опредѣляющаго направленіе измѣненій и дѣлающаго изъ прогресса благотворную необходимость, какъ выражается Спенсеръ?
Если мы станемъ говорить о неизбѣжности тѣхъ измѣненій, которыя, въ силу физическихъ законовъ, совершались въ туманномъ міровомъ пространствѣ и создали нашу солнечную систему; которыя вызвали охлажденіе земли, рядъ геологическихъ перемѣнъ и теперешнее состояніе земной поверхности, то всякое соображеніе относительно благотворности подобной необходимости является не больше, какъ доказательствомъ неспособности нашей относиться правильно къ міровымъ явленіямъ.
О благотворности тутъ не можетъ быть ровно никакой рѣчи, потому что всѣ измѣненія были только рядомъ причинъ и послѣдствій. Въ срединѣ туманной массы является вращательное движеніе, сообщающееся всей массѣ; вслѣдствіе той же силы отъ центральной движущейся массы отдѣляются кольца; въ кольцахъ дѣлаются разрывы; каждая оторвавшаяся часть получаетъ самостоятельное вращательное движеніе и превращается въ круглое тѣло; явившіяся круглыя міровыя тѣла образуютъ нашу солнечную систему.
За этимъ первымъ рядомъ измѣненій наступаетъ другой: рядъ процессовъ въ экономіи каждаго міроваго тѣла. Такъ на землѣ, по мѣрѣ охлажденія ея раскаленнаго ядра, образуется кора; излученіе теплоты превращаетъ паръ въ воду; этотъ новый не существовавшій. прежде дѣятель создаетъ цѣлый рядъ новыхъ измѣненій; онъ размываетъ твердыя тѣла, переноситъ ихъ мелкія частицы съ одного мѣста на другое, и вмѣстѣ съ другими агентами — свѣтомъ, воздухомъ и теплотой, — образуетъ почву.
Теперь наступаетъ опять новый рядъ измѣненій — на земной поверхности является растительность. Какого вида и характера была первая растительность земли, мы сказать положительнаго ничего не можемъ. Несомнѣнно только то, что она не была похожа на нынѣшнюю и была распредѣлена иначе. Только путемъ медленныхъ и многочисленныхъ измѣненій создалась нынѣшняя фауна.
Съ первой растительностію являются и первые слѣды животной жизни. И здѣсь путемъ медленныхъ и многочисленныхъ измѣненій развились постепенно различныя формы, болѣе и болѣе сложныя; послѣ четвероногихъ явились четверорукіе, и наконецъ человѣкъ. Земля получила свой теперешній видъ и свое теперешнее населеніе.
Съ появленіемъ высшихъ формъ начинается и новый порядокъ явленій. Пока совершались химическіе процессы неособенно сложные и созидалась неорганическая природа, не могло быть и-рѣчи о благотворности причинъ и послѣдствій, ужъ только потому, что некому было возбуждать подобнаго вопроса. Подъ вліяніемъ различныхъ агентовъ происходили въ природѣ постоянныя измѣненія Основныя вещества при однихъ условіяхъ соединялись такъ; при другихъ они разлагались, вступали въ новыя соединенія, опять разлагались, опять соединялись, и такъ безконечно.
Но уже и въ этомъ движеніи матеріи замѣчалось особенное свойство, которое, при болѣе сложныхъ условіяхъ, должно было проявиться въ болѣе сложномъ видѣ.
Соединеніе основныхъ веществъ происходило вовсе не безразлично, подъ вліяніемъ случайности. Каждое вещество обнаруживало свои особенности, которыхъ не имѣло вещество другое, и эти особенности проявлялись съ извѣстной силой, пока не являлось какое либо препятствіе, и новый болѣе энергическій агентъ не уничтожалъ этой силы. Такъ водородъ и кислородъ, въ періодъ расплавленнаго состоянія земли, существовали какъ двѣ отдѣльныя, самостоятельныя силы. Съ охлажденіемъ поверхности и, слѣдовательно, съ пониженіемъ температуры ихъ самостоятельное существованіе оказалось невозможнымъ и они. соединившись, образовали воду. Тотъ же кислородъ, и вслѣдствіе той же причины, началъ вступать повсюду въ соединеніе съ другими веществами и образовалъ новыя тѣла. Но не смотря на это поглощеніе одного вещества другимъ, каждое изъ нихъ стремится выдѣлиться при первыхъ благопріятныхъ къ тому условіяхъ и если не вступитъ въ новое соединеніе, то сохраняетъ свою самостоятельность.
Тоже, самое свойство обнаруживается и въ тѣлахъ болѣе сложныхъ. Каждое изъ нихъ борется за свое существованіе. Камень противится разрушающей его совокупной силѣ воздуха, теплоты и воды, и только послѣ продолжительной и упорной борьбы составляющихъ его элементовъ съ элементами стремящимися къ соединенію съ нимъ, уступаетъ большей силѣ.
Въ такъ называемыхъ органическихъ тѣлахъ, т. е. въ химическихъ соединеніяхъ высшаго порядка замѣчается тоже явленіе. Каждое растеніе противится энергически всякимъ внѣшнимъ силамъ, стремящимся его разрушить. Въ тоже время каждое растеніе стремится къ тому, чтобы вытѣснить всѣ остальныя и занять самому всю земную поверхность. Если бы не было полукустарныхъ растеній, то мхи и лишаи росли бы повсюду: не будь растеній болѣе высшаго порядка, тоже самое сдѣлали бы и полукустарныя: они заняли бы всякое пригодное для нихъ мѣсто и вытѣснили бы изъ него растенія низшія. Если бы не существовало обстоятельствъ, дѣйствующихъ разрушительно на цѣлость лѣсовъ, то вся земля представляла бы одинъ сплошной лѣсъ, и растенія низшаго порядка помѣстились бы только тамъ, гдѣ деревьямъ рости невозможно.
Совершенно тоже самое мы видимъ и въ царствѣ животныхъ. Каждое изъ нихъ борется за свое существованіе, каждое.стремится завладѣть всею землею и вытѣснить всѣ остальныя. Здѣсь произошло бы тоже самое, что и съ растеніями, если бы не существовало обстоятельствъ, устанавливающихъ предѣлъ размноженію
Въ этомъ всеобщемъ стремленіи къ господству собственнаго типа, и въ проистекающей изъ того борьбѣ за существованіе перевѣсь долженъ оставаться, и остается въ дѣйствительности, на сторонѣ, болѣе сильнаго. Все, что слабѣе, должно уступать.
Изъ всѣхъ земныхъ существъ самымъ многостороннимъ по развитію своего тина и слѣдовательно самымъ богатымъ по располагаемымъ имъ средствамъ является человѣкъ и потому понятно что въ общей борьбѣ за существованіе ему принадлежитъ первое и».сто и перевѣсь надъ всѣмъ остальнымъ.
Въ чемъ же заключается сущность человѣческой борьбы за существованіе? Сущность ея заключается въ устраненіи всего того что грозитъ какой либо опасностію этому существованію. И вотъ тотъ новый факторъ, который даетъ опредѣленное направленіе измѣненіямъ, обусловливающимъ прогрессъ.
Первому человѣку грозила опасность во всемъ. Всѣ силы природы, все, что его окружаетъ, представляло ему препятствія на каждомъ шагу. Солнце, грѣвшее его лѣтомъ, зимой не спасало его отъ холода; вода, утолявшая его жажду, грозила ему наводненіемъ. Ему нужно было принять мѣры и противъ жара, и противъ холода, и противъ вѣтра, и противъ воды. Животныя, служившія ему пищей и доставлявшія ему одежду, были врагами не менѣе опасными.
Путемъ продолжительной и трудной борьбы человѣку удалось выработать себѣ, условія земледѣльческаго быта. Какъ ни проста соха и борона, но для изобрѣтенія ихъ потребовалось, можетъ быть, больше подготовительной работы и борьбы съ природой, чѣмъ для изобрѣтенія паровой машины и локомотива.
Прежде чѣмъ человѣкъ дошелъ до искуства обработываніи земли, ему нужно было убѣдиться, что только извѣстный сортъ растеній наиболѣе пригоденъ въ пищу. Человѣкъ началъ свои эксперименты конечно съ растеній, которыми питались окружающія его травоядныя животныя, болѣе опытныя въ этомъ дѣлѣ. Онъ могъ воспользоваться и опытомъ обезьянъ. Но конечно ни опытъ барановъ и коровъ, ни опытъ обезьянъ не могъ привести ему другой пользы, кромѣ отрицательной. Человѣкъ убѣдился лишь въ томъ, что ихъ пища для него непригодна. Затѣмъ оставалось все-таки порѣшить вопросъ: чтоже для него пригодно? If опять новые опыты и пробы. Опять приходилось ѣсть и то и другое, и прежде чѣмъ человѣкъ придумалъ муку и пенекъ первую лепешку, прошло, быть можетъ нѣсколько, столѣтій.
Но вотъ лепешка испечена и очень поправилась. Новое открытіе сообщается всему прогресивному человѣчеству, дожившему до хлѣбнаго періода. Тогда передовые мыслители. направляютъ свои способности на соображеніе того, какимъ бы образомъ обезпечить міръ такимъ превосходнымъ кушаньемъ. По справедливому заключенію, вопросъ этотъ кажется имъ вопросомъ великой важности, ибо дикорастущія хлѣбныя растенія растутъ въ слишкомъ незначительномъ количествѣ, и вытѣсняются отовсюду болѣе ихъ сильными растеніями. Соображеніе передовыхъ людей останавливается на искуственномъ возращеніи хлѣбовъ.
Начинаются новые опыты, и конечно съ пріемовъ наиболѣе простыхъ и легкихъ. Способнѣйшій изъ экспериментаторовъ, вооружившись заостренной палкой, приготовляетъ ею въ землѣ ямки и сѣетъ зернушки во одиночкѣ. Счастливая мысль возбуждаетъ общее удивленіе къ геніальной сообразительности изобрѣтатели. По скептики подсмѣиваются и думаютъ, что можно бы найти способъ болѣе, практическій. Новое поколѣніе вмѣсто дѣланія ямокъ, проводитъ заостренной палкой борозды. Способъ безъ сомнѣнія болѣе совершенный, но и онъ неудовлетворяетъ новыхъ людей. Путемъ постепенныхъ усовершенствованій, человѣчество приходить наконецъ къ мысли объ устройствѣ рѣжущаго орудія. Но этотъ первообразъ теперешняго плуга долженъ быть инструментомъ очень несовершеннымъ. Очень можетъ быть, что онъ похожъ болѣе на борону, чѣмъ на соху. Такъ или иначе, но инструментъ придуманъ; человѣкъ тянетъ его собственными руками и находитъ, что это очень трудно. Что дѣлать?
Новый геніальный мыслитель думаетъ: а если вмѣсто человѣческой силы воспользоваться силой животнаго? По гдѣ взять такое животное, когда все, что окружаетъ человѣка, при его приближеніи или лягаетъ или бодаетъ или кусаетъ? — Наступаетъ новый періодъ — укрощенія дикихъ животныхъ и превращенія ихъ въ домашнія.
Превращеніе лепешки, казавшейся нѣкогда геніальнымъ изобрѣтеніемъ, въ нынѣшній хлѣбъ, и особенно на дрожжахъ, испеченный въ печи, потребовало конечно тоже нѣсколько столѣтій.
Трудность этого дѣла заключалась въ томъ, что оно должно было идти паралельно съ цѣлымъ рядомъ изобрѣтеній другого рода, повидимому неимѣющихъ съ нимъ никакой связи. Для этого требовалась уже довольно высокая умственная культура и богатый запасъ разнообразныхъ познаній. Человѣку слѣдовало овладѣть уже многими силами природы и заставить ихъ служить себѣ. Печеный хлѣбъ на дрожжахъ могъ явиться только въ такой періодъ, когда желѣзо сдѣлалось предметомъ повсемѣстно извѣстнымъ, а приготовленіе его точнымъ, положительнымъ знаніемъ; когда техническая химія сдѣлала уже такой успѣхъ, что стало извѣстнымъ приготовленіе хлѣбныхъ напитковъ путемъ броженія, когда искуство постройки домовъ достигло солидности и печь явилась повсемѣстнымъ нагрѣвательнымъ снарядомъ.
Только долгой борьбой за свое существованіе человѣкъ могъ выработать себѣ подобное экономическое положеніе и вмѣстѣ съ нимъ право ѣсть печеный хлѣбъ. Нужно было заставить почву себѣ повиноваться и производить то, что было угодно человѣку. Нужно было укротить дикую лошадь и дикого быка и сдѣлать ихъ ручными, домашними животными. Нужно было внушить хищнымъ звѣрямъ почтеніе къ человѣческому жилищу и заставить ихъ держаться въ приличномъ отъ него отдаленіи. Нужно было воду и вѣтеръ сдѣлать движущей силой и заставить ихъ вертѣть мельничные жернова.
Во всемъ, что дѣлалъ человѣкъ, стремившійся прежде всего къ обезпеченію себя печенымъ хлѣбомъ, проявлялась только одна отрицательная сила. Устранялись лишь опасности и вредъ; польза же являлась только результатомъ этого устраненія.
И ту же самую отрицательную дѣятельность продолжало человѣчество послѣ изобрѣтенія печенаго хлѣба, чтобы достигнуть своей теперешней высоты цивилизаціи. Постоянная борьба съ вредными вліяніями, постоянное изысканіе средствъ для устраненія опасностей и бѣдствій, грозящихъ человѣческому существованію.
Въ этой борьбѣ за свое существованіе человѣчество конечно не задавалось вопросомъ о законоизмѣненіи и переходѣ простаго въ сложное. Первый дикарь, проводившій въ землѣ борозду заостренной палкой, или первый булочникъ, пёкшій лепешку на угольяхъ, нисколько и неподозрѣвали, что они превращаютъ простое въ сложное; они думали только о томъ, какъ бы устранить непріятность голода или опасность голодной смерти. Они впали только, что имъ нужно побѣдить своихъ враговъ въ видѣ голода, холода, дикихъ животныхъ, болѣзней разнаго рода и т. д., и направляли свои усилія именно такъ, чтобы враги эти изчезли.
Конечно во всемъ, что дѣлали люди, проявлялся законъ Спенсерова прогресса, — измѣненіи слѣдовали за измѣненіями непрерывнымъ рядомъ и простое переходило въ сложное. 11о если бы первое человѣчество вовсе не вступало въ борьбу за свое существованіе или въ ней погибло, развѣ указываемый Спенсеромъ законъ въ чемъ нибудь бы нарушился? Развѣ измѣненія не слѣдовали бы точно также одно за другимъ, какъ они совершались въ геологическій періодъ, не знавшій еще человѣка? Развѣ простое не переходило бы въ сложное, какъ это было послѣ смерти всѣхъ мастодонтовъ, ихтіозавровъ, плезіозавровъ и т. д.? Слѣдовательно очевидно, что кромѣ закона измѣненій, есть еще и другой законъ, сообщающій имъ опредѣленное направленіе и создающій изъ нихъ благотворную необходимость. Законъ этотъ, какъ уже и видно изъ предъидущаго, устанавливается самой сущностію человѣческаго организма, борьбой человѣка за свое существованіе, устраненіемъ имъ всего вреднаго, грозящаго ему опасностію.
Обобщая вопросъ наиболѣе широкимъ образомъ, можно говорить о прогрессѣ въ смыслѣ благотворнаго перехода отъ простаго къ сложному, не дѣлая никакихъ частныхъ или спеціальныхъ указаній. Въ широкомъ смыслѣ Переходъ туманной массы въ туманныя кольца и тѣла, образованіе планетъ, всѣ геологическія перемѣны, бывшія съ землей и т. д. все это благотворная необходимость, ибо рядъ причинъ и слѣдствій, въ конечномъ своемъ результатѣ, привелъ къ развитію на землѣ человѣческой жизни и къ тому улучшенію соціальнаго быта, которымъ пользуется цивилизованная Европа, въ сравненіи съ человѣчествомъ, питавшимся сырыми травами или хлѣбными лепешками.
Но даже и въ широкомъ смыслѣ всѣ измѣненія являются благотворной необходимостію только по отношенію къ людямъ, и если бы мы съ вами, читатель, взяли этотъ вопросъ безотносительно, заговорили бы, напримѣръ, о геологическихъ измѣненіяхъ, свершающихся въ настоящій моментъ на Сатурнѣ, то конечно оказалось бы очень страннымъ увѣрять кого нибудь, что кольца Сатурна, несформировавшіяся еще въ спутниковъ или во что имъ придется сформироваться, составляютъ для Сатурна благотворную необходимость.
Мы, люди земли, къ чему бы мы ни обращались, можемъ относиться только съ точки зрѣнія личной пользы. Для насъ солнце важно не потому, что оно міровое тѣло, а потому, что оно роститъ намъ хлѣбъ, деревья, траву, и грѣетъ. Мы изучаемъ движеніе солнца и другихъ планетъ солнечной системы не потому, что изученіе это даетъ занятіе нашему уму, а только потому и для того, чтобы устранить вредъ незнанія, суевѣрія и тѣхъ матеріальныхъ опасностей, которыми грозитъ намъ незнаніе.
Это все таже борьба за существованіе, все тоже отрицательное отношеніе къ ошибкамъ прошлаго, все таже пытливость, направляемая боязнію за наше благосостояніе. Перенесите человѣка внезапно въ какую нибудь незнакомую для него мѣстность, прекрасную, какъ рай, и вы увидите, что не красоты природы плѣнятъ его, а онъ прежде всего осмотрится кругомъ и постарается удостовѣриться, не грозитъ ли ему какая нибудь опасность. Страхъ, одинъ изъ могущественныхъ двигателей, руководившій до сихъ поръ человѣчествомъ и учившій его взбѣгать опасности. Поэтому благотворная необходимость измѣненій на столько благотворна на сколько ими уменьшаются опасности и облегчается борьба за существованіе. Другого воззрѣнія на прогрессъ человѣчество имѣть и не можетъ.
Вслѣдствіе закона, по которому каждая дѣйствующая сила производитъ болѣе одного измѣненія, можетъ явиться рядъ измѣненій, совершенно подавляющихъ человѣка въ его борьбѣ за существо, ваше. Какой нибудь внезапный геологическій переворотъ можетъ на мѣстѣ нынѣшней Италіи образовать пропасть, и въ тоже время выдвинуть гдѣ нибудь въ Средиземномъ морѣ новый безлюдный материкъ. Хотя подѣйствовавшая сила произведетъ болѣе одного измѣненія, по едва ли отъ нихъ выиграютъ что нибудь итальянцы и Европа, которая вмѣсто людной производительной страны пріобрѣтетъ безплодный камень исполинскаго размѣра. Пусть это будетъ прогрессъ въ безотносительномъ смыслѣ, но если мы съ вами итальянцы, то въ тотъ моментъ, когда, по милости геологическаго переворота, мы будемъ проваливаться сквозь землю, уже безъ сомнѣнія мы не станемъ увѣрять друга, друга, что нами распоряжается сила благотворная.
Пріурочивая все къ личному благу, мы скажемъ, что только то прогрессъ, что уменьшаетъ наши страданія и облегчаетъ намъ борьбу за существованіе; всѣ же измѣненія, дѣйствующія въ противуположномъ направленіи, составляютъ уже не прогрессъ, а регрессъ. Очень можетъ быть, что въ общемъ ходѣ всѣхъ измѣненій, конечный результатъ будетъ всегда прогрессивнаго характера, какъ это и есть въ дѣйствительности: но изъ этого вовсе не слѣдуетъ, что мы должны видѣть прогрессъ въ каждомъ частномъ измѣненіи.
Изъ сказаннаго въ началѣ этой главы слѣдуетъ еще и другое заключеніе. Человѣческая жизнь есть борьба за существованіе. Въ природѣ все борется за свое существованіе; самая маленькая и слабосильная мошка старается отстранить отъ себя вредное и окружить себя условіями наиболѣе благопріятными дли жизни. Но ни мошкѣ, ни зайцу, ни слону никто не устроитъ ни одной благопріятности, если они сами не станутъ думать о себѣ и не устранятъ сами того, что имъ мѣшаетъ. Каждый борется за себя, ибо у каждаго организма свои боязни, свои опасности, свои требованія. За человѣка точно также никто не станетъ бороться, если онъ не станетъ бороться самъ. И вотъ въ силу этого закона, чело вѣкъ подобно мошкѣ, зайцу, слону, направляетъ всѣ свои силы на то, чтобы уменьшить и ослабить дѣйствующія на него вредныя вліянія и измѣненіямъ, происходящимъ въ природѣ, дать по возможности благопріятное для себя направленіе. Такимъ образомъ прогрессъ заключается не въ законѣ безусловныхъ измѣненій, а въ измѣненіяхъ, благопріятныхъ развитію человѣка и направляемыхъ имъ самимъ.
Когда человѣкъ явился на землѣ, круговоротъ земной жизни достигъ уже полнаго своего развитія и естественныя явленія совершались по тѣмъ же законамъ и съ тою послѣдовательностію, съ какими они совершаются нынче. Солнце грѣло землю и испаряло изъ нея воду. Растенія жили, умирали и на мѣсто ихъ являлись новыя. Животныя точно также жили, плодились и умирали. Все умиравшее разлагалось подъ вліяніемъ свѣта, влажности и теплоты. Освободившіеся элементы соединялись съ воздухомъ и водой, питали новую жизнь, опять освобождались, опять питали, и такъ безконечно. Холодъ дѣлалъ тоже свое дѣло. Онъ превращалъ воду въ твердое тѣло, онъ создавалъ снѣгъ, онъ убивалъ зимою жизнь. Во всемъ этомъ, по закону измѣненій, каждая дѣйствовавшая сила создавала болѣе одного измѣненія. Такимъ образомъ если бы человѣкъ, вслѣдствіе вредныхъ испареній, созданныхъ разложеніемъ органическихъ веществъ, солнечной теплотой, погибъ отъ какой нибудь болѣзни или если бы его заѣлъ дикой звѣрь, то хотя разъ подѣйствовавшая причина и создала бы болѣе одного измѣненія, однако заѣденному человѣку было бы отъ этого не легче. И вотъ человѣкъ, желавшій жить, сталъ подумывать о мѣрахъ противъ вредныхъ вліяній.
Первую борьбу онъ повелъ противъ природы. Ему надо было защититься отъ жара, и отъ холода. Ему нужно было смирить нападавшихъ на него хищныхъ животныхъ. Ему нужно было принять мѣры противъ голода и заставить землю производить именно тѣ растенія, какія ему требовались. Съ началомъ земледѣльческой культуры оказалось необходимымъ подчинить себѣ и воду и вѣтеръ.
Въ этой борьбѣ съ силами природы человѣкъ не нарушалъ ни въ чемъ законовъ, по которымъ они дѣйствовали. Вода оставалась тою же капельною жидкостію и сохраняла всѣ свои свойства; но пользуясь этими свойствами человѣкъ заставлялъ ее течь иногда въ иномъ направленіи, ослаблялъ быстроту ея теченія, или же напротивъ усиливалъ быстроту и создавалъ такимъ образомъ изъ воды движущую силу. Человѣкъ не нарушалъ ни въ чемъ химическихъ законовъ: кислородъ, углеродъ, водородъ, азотъ соединялись по прежнему въ извѣстныхъ пропорціяхъ; разложеніе органическихъ веществъ совершалось тоже по прежнему и подъ вліяніемъ тѣхъ же агентовъ; но человѣкъ ни умершихъ животныхъ, ни умершихъ людей не оставлялъ на поверхности земли, а сталъ ихъ зарывать, и такимъ образомъ перенесъ процессъ разложенія въ другое мѣсто. У египтянъ, которымъ наносили особенный вредъ разложенія органическихъ веществъ, слѣдовавшія за разливами Нила организовалось цѣлая система предохранительныхъ мѣръ. Они ввели бальзамированіе, они покровительствовали ибису, уничтожавшему органическіе остатки и ихневмону, поѣдавшему яйца крокодила, для увеличенія плодородія почвы, страдавшей отъ засухъ, у тѣхъ же египтянъ явилась цѣлая система орошеній.
Въ этихъ, и во всѣхъ подобныхъ случаяхъ человѣкъ ни на іоту не измѣнялъ ни свойствъ силъ природы, ни законовъ, по которымъ они дѣйствовали: онъ только обращалъ эти свойства въ свою пользу. Такъ, если водѣ прекратить теченіе, то она разливается. Въ стоячей водѣ появляются нитчатки и другіе водоросли. Постепенное накопленіе этихъ растеніи создаетъ моховое болото. Моховое болото выдѣляетъ изъ себя кислыя вредныя испаренія, способствуетъ сырости климата и теплую мѣстность превращаетъ въ холодную. Для такой вредной для человѣка перемѣны бываетъ иногда достаточно, чтобы нѣсколько деревъ, сломанныхъ вѣтромъ, упали поперегъ ручейковъ и преградили бы имъ теченіе. И вотъ простая причина ведетъ къ тому, что огромное пространство земли, пригодной для земледѣлія, превращается постепенно въ моховую пустыню. Зная свойство воды, какъ капельной жидкости, и пользуясь имъ, человѣкъ можетъ достигнуть результата совершенно противуположнаго. Онъ убираетъ деревья, остановившія теченіе ручьевъ, онъ усиливаетъ быстроту теченія въ нихъ воды, онъ устроиваетъ систему отводненія, и плодородная земля, превратившаяся нѣкогда въ болото, снова становится плодородной. И въ первомъ случаѣ явился цѣлый рядъ простыхъ причинъ съ сложными послѣдствіями, и во второмъ, но какая разница въ результатахъ. И вотъ человѣкъ., которому нужны только полезныя результаты, старается дѣйствовать такъ, чтобы силы природы работали лишь въ выгодномъ для него направленіи. Задача эта не такъ легка. Стремясь къ ея разрѣшенію, человѣкъ вредилъ себѣ почти на столько, на сколько онъ приносилъ себѣ пользы.
Въ началѣ человѣческой дѣятельности природа подавляла человѣка на каждомъ шагу, и борьба съ нею была трудна. Даже холодъ и голодъ были не самыми опасными врагами. Главными врагами человѣка должны были быть дикія животныя. При ограниченныхъ естественныхъ средствахъ защиты, что могъ подѣлать человѣкъ съ своими руками противъ мощныхъ, вооруженныхъ когтями лапъ льва, тигра или страшныхъ челюстей крокодила? Даже и тогда, когда человѣкъ придумалъ пращу и лукъ, борьба съ дикими животными требовала кромѣ ловкости и силы, еще смѣлости и мужества. А эти качества могли быть только удѣломъ нѣкоторыхъ. Понятно, какой перевѣсъ дали эти преимущества людямъ смѣлымъ и сильнымъ. Сильный, возбуждавшій къ себѣ удивленіе слабыхъ, и явившійся ихъ покровителемъ и защитникомъ, превратился скоро въ предводителя, и удивленіе къ его талантамъ перешло также скоро въ богопочитаніе.
Не меньшимъ удивленіемъ пользовались и тѣ изъ болѣе наблюдательныхъ людей, которымъ удалось подмѣтить нѣкоторую связь причинъ и послѣдствій въ естественныхъ явленіяхъ, и изъяснить ихъ людямъ, неимѣющимъ подобныхъ способностей. Воображеніе ничего непонимавшаго дикаго человѣка, возбуждаемое боязнію къ непонятному, работало и здѣсь въ томъ же направленіи, и изъ простыхъ наблюдателей создало кудесниковъ, шамановъ, жрецовъ, т. е. особенный родъ людей, имѣвшихъ, по мнѣнію остальныхъ, связь съ таинственными силами и власть надъ ними. Въ рукахъ этихъ людей находилась вся наука, вся мудрость первобытнаго періода человѣческаго существованія. Знахари, и позже жрецы, были и докторами, и предвѣщателями счастья и несчастья; они умилостивляли злыя и добрыя таинственныя силы въ минуты народныхъ бѣдствій, они были наставниками во многихъ искуствахъ и техническихъ производствахъ; однимъ словомъ, они держали въ своихъ рукахъ ключъ всякой земной и небесной мудрости.
Такимъ образомъ въ трудности борьбы за свое существованіе и въ необходимости прибѣгать къ содѣйствію болѣе сильнаго и болѣе знающаго, лежитъ первое начало дѣленія общества на слои и образованіе кастъ и сословій. То, что въ началѣ было вызвано простой естественной необходимостію, перешло впослѣдствіи въ наслѣдственное право и закрѣпилось историческимъ развитіемъ общества. И въ этомъ случаѣ хотя законъ, указываемый Спенсеромъ, находитъ себѣ примѣненіе въ каждомъ данномъ случаѣ; но не въ каждомъ данномъ случаѣ переходъ простого въ сложное былъ прогрессомъ, какъ нельзя считать прогрессомъ каждый разливъ воды.
Въ своей основной сущности подобное дѣленіе общества было больше ничего какъ простымъ раздѣленіемъ труда. Кто былъ способнѣе бороться съ дикими звѣрями, тотъ и боролся съ ними; кто былъ способнѣе на войнѣ, тотъ командовалъ на войнѣ; кто былъ наблюдательнѣе, тотъ наблюдалъ небесныя явленія и явленія земной природы. Но изъ этого вовсе не слѣдуетъ, что всю борьбу за существованіе человѣчества вели только эти люди; ее велъ всякій, по мѣрѣ своихъ силъ и способностей, въ силу присущаго каждому организму стремленія къ удовлетворенію своихъ потребностей.
Несмотря однако на эту коллективную борьбу человѣчества съ природой въ моменты общей опасности, каждый человѣкъ велъ еще спеціальную борьбу за свое личное существованіе. Борясь съ природой, человѣкъ въ тоже время боролся еще и съ человѣкомъ. Этотъ партикуляризмъ, создавшій у всѣхъ народовъ поговорку — каждый самъ за себя, — одинъ Богъ обо всѣхъ, — способствовалъ больше всего дѣленію общества на касты, слои, сословія. Сумма коллективныхъ пріобрѣтеній была не всегда такъ велика, чтобы, при равномъ раздѣлѣ ихъ, удовлетвореніе каждаго оказалось достаточнымъ. И потому въ человѣчествѣ организовалась борьба чуждыхъ племенъ или народностей между собою, и борьба внутренняя между кастами, сословіями, корпораціями. Начало этой борьбы, разъединявшей народы, лежитъ въ стремленіи каждаго отдѣльнаго человѣка обезпечить себѣ по возможности наиболѣе выгодъ. Чего человѣкъ не надѣялся достигнуть своей личной, одиночной дѣятельностію, того онъ старался достигнуть дѣятельностію коллективной, составляя корпораціи, касты, сословія. Дѣйствуя такимъ образомъ, каждый отдѣльный человѣкъ трудился лично для себя, каждая корпорація или каста тоже лишь для себя, каждый пароль точно также для себя, и никто не трудился для другого; а еще менѣе никто не сидѣлъ съ сложенными руками, ожидая, что благодѣянія прогресса ему поднесетъ кто нибудь въ видѣ подарка на имянины.
Излишняя боязнь за свое существованіе, породившая разрозненность интересовъ, создала въ историческомъ развитіи человѣчества столько регрессивныхъ отступленій, что въ настоящее время приходится устанавливать новую формулу прогресса — каждый за себя и каждый за всѣхъ.
Выводъ этотъ, сдѣланный изъ теоріи прогресса Спенсера, не совсѣмъ-то согласенъ съ заключеніемъ его русскаго издателя. А это все, что мнѣ и хотѣлось показать читателю.