Что такое искусство? (Толстой)/Прибавление I

Прибавление I

L’ACCUEIL


Si tu veux que ce soir, à l’âtre je t’accueille,

Jette d’abord la fleur, qui do ta main s’effeuille,

Son cher parfum ferait ma tristesse trop sombre;

Et ne regarde pas derrière toi vers l’ombre,

Car je te veux, ayant oublié la forêt

Et le vent, et l’écho et ce qui parlerait

Voix à ta solitude ou pleurs à ton silence!

Et debout, avec ton ombre qui te devance,

Et hautaine sur mon seuil, et pâle, et venue

Comme si j’étais mort ou que tu fusses nue!


(Henri de Régnier, «Les jeux rustiques et divins»)


< СВИДАНИЕ


Коль хочешь ты побыть у очага со мною,

То брось цветок, что мнешь небрежною рукою:

Печалит он меня, вотще благоухая;

И не гляди назад — там только ночь глухая...

Ты мне нужна иной — забывшей и леса,

И перекличку птиц, и ветер — голоса,

Что утоляют боль и гонят прочь тревоги.

Хочу, чтоб ты вошла и встала на пороге

Одна, горда, бледна и тьмой окружена,

Как если б я был мертв — иль ты обнажена.


(Анри де Ренье, «Игры сельские и божественные», перев. А. Эфрон)>


V


«Oiseau bleu couleur du temps»

Sais-tu l’oubli

D’un vain doux rêve,

Oiseau moqueur

De la forêt?

Le jour pâlit,

La nuit se lève,

Et dans mon coeur

L’ombre a pleuré;

O, chante-moi

Ta folle gamme,

Car j’ai dormi

Ce jour durant;

La lâche émoi

Où fut mon âme

Sanglote emmi

Le jour mourant.

Sais-tu le chant

De sa parole

Et de sa voix,

Toi qui redis

Dans le couchant

Ton air frivole

Comme autrefois,

Sous les midis?

O, chante alors

La mélodie

De son amour,

Mon fol espoir,

Parmi les ors

Et l’incendie

Du vain doux jour

Qui meurt ce soir.


(Francis Vielé-Griffin, «Poèmes et poésies»)


<V


«Синяя птица цвета времени»

Лесной певец,

Дрозд-пересмешник!

Слыхал ли ты?

Я ей не мил!

Уж дню конец,

Уснул орешник,

Свои мечты

Я схоронил...

О пробуди

Задорной гаммой

Ты душу мне —

Ведь ей невмочь!

Сам посуди —

С той встречи самой

Я как во сне —

На сердце ночь...

А если вдруг

Тот голос нежный,

Чьи клятвы — ложь,

Слыхал и ты,

Пернатый друг,

Что так прилежно

С утра поешь

До темноты,

О, для меня

Напев дразнящий

Ты слов ее

Вновь повтори,

На склоне дня,

Среди летящих

В небытие

Лучах зари.


(Франсис Вьеле-Гриффен, «Поэмы и стихотворения», перев. А. Эфрон)>


IX


Enone, j’avais cru qu’en aimant ta beauté

Où l’âme avec le corps trouvent leur unité,

J’allais, m’affermissant et le coeur et l’esprit,

Monter jusqu’à cela, qui jamais ne périt,

N’ayant été créé, qui n’est froidure ou feu,

Qui n’est beau quelque part et laid en autre lieu;

Et me flattais encore d’une belle harmonie,

Que j’eusse composé du meilleur et du pire,

Ainsi que le chanteur que chérit Polymnie,

En accordant le grave avec l’aigu, retire

Un son bien élevé sur les nerfs de sa lyre.

Mais mon courage, hélas! se pâmant comme mort,

M’enseigna que le trait qui m’avait fait amant

Ne fut pas de cet arc que courbe sans effort

La Vénus qui naquit du mâle seulement,

Mais que j’avais souffert cette Vénus dernière

Qui a le coeur couard, né d’une faible mère.

Et pourtant, ce mauvais garçon, chasseur habile,

Qui charge son carquois de sagesse subtile,

Qui secoue en riant sa torche, pour un jour,

Qui ne pose jamais que sur de tendres fleurs,

C’est sur un teint charmant qu’il essuie les pleurs,

Et c’est encore un Dieu, Enone, cet Amour.

Mais, laisse, les oiseaux du printemps sont partis,

Et je vois les rayons du soleil amortis.

Enone, ma douleur, harmonieux visage,

Superbe humilité, doux-honnête langage,

Hier me remirant dans cet étang glacé,

Qui au bout du jardin se couvre de feuillage,

Sur ma face je vis que les jours ont passé.


(Jean Moréas, «Le Pèlerin Passionné»)


<IX


Энона, возлюбив в тебе свою мечту,

И красоту души, и тела красоту,

И сердцем и умом я вознестись хотел

К тому, чему в веках не сотворен предел,

Чему начала нет, к чему хвала, хула

Не льнут, в чем не найти ни хлада, ни тепла

И что ни свету дня, ни мраку не подвластно.

Гармонию меж злом, таящимся в природе,

Мечтал я отыскать — и тем, что в ней прекрасно;

Не так ли музыкант, что в чаще звуков бродит,

В разноголосье их мелодию находит?

Но дерзости былой нет ныне и следа:

Пронзившая меня Венерина стрела

Не мужеством любви — и в этом вся беда, —

Но слабостью ее мне послана была.

Я знаю двух Венер — одна из них богиня,

Другая же — любви несмелая рабыня.

А что же мальчуган, охотник шаловливый,

Набивший свой колчан премудростью игривой,

Над факелом своим слепящий балагур,

Блестящий мотылек, порхающий меж роз,

Причина многих зол и осушитель слез?

Он тоже грозный бог, Энона, бог — Амур...

Довольно! Вешних птиц умолкли голоса,

Бледнеет солнца луч и меркнут небеса...

Послушай, боль моя, ты олицетворенье

Достойной красоты и гордого смиренья:

Вчера я заглянул в тот стынущий вдали

Пруд и увидел в нем свое отображенье

Сказало мне оно, что дни мои прошли.


(Жан Мореас, «Вдохновенный пилигрим», перев. А. Эфрон)>


XVI BERCEUSE d’OMBRE


Des formes, des formes, des formes

Blanche, bleue, et rosé, et d’or

Descendront du haut des ormes

Sur l’enfant qui si rendort.

Des formes!

Des plumes, des plumes, des plumes

Pour composer un doux nid.

Midi sonne: les enclumes

Cessent; la rumeur finit...

Des plumes!

Des rosés, des rosés, des rosés!

Pour embaumer son sommeil

Vos pétales sont moroses

Près du sourire vermeil.

О rosés!

Des ailes, des ailes, des ailes

Pour bourdonner à son front.

Abeilles et demoiselles,

Des rythmes qui berceront.

Des ailes!

Des branches, des branches, des branches

Pour tresser un pavillon

Par où des clartés moits franches

Descendront sur l’oisillon.

Der branches!

Des songes, des songes, des songes,

Dans ses pensers entr’ouverts

Glissez un peu de mensonges

A voir la vie au travers.

Des songes!

Des fées, des fées, des fées

Pour filer leurs écheveaux

De mirages, de bouffées

Dans tous ces petits cerveaux,

Des fées!

Des anges, des anges, des anges

Pour emporter dans l’éther

Les petits enfants étranges

Qui ne veulent pas rester

Non anges...


(Comte Robert de Montesquieu, «Les Hortensias bleux»)


<XVI КОЛЫБЕЛЬНАЯ ТЕНЕЙ


О краски, и краски, и краски,

Вся радуга форм и вещей

Слетает с дерев, словно в сказке,

Дитя, к колыбели твоей.

О, краски!

О перья, и перья, и перья,

Чтоб гнездышко ими устлать...

Пусть звуки не ломятся в двери,

Дитя собирается спать.

О, перья!

О розы, и розы, и розы,

Чей запах — садов торжество...

Ваш пурпур печален, как слезы,

В сравненье с улыбкой его.

О, розы!

О взлеты, и взлеты, и взлеты

Стрекоз и мохнатых шмелей —

Слагайтесь в дремотные ноты,

Чтоб мог он уснуть поскорей!

О, взлеты!

О ветки, и ветки, и ветки,

Сплетайтесь в прозрачный шатер,

Который бы доброй наседкой

Над птенчиком крылья простер.

О, ветки!

О грезы, и грезы, и грезы,

Пошлите свой сладкий обман

Рассудку его, чтоб на грозы

Мирские взирал сквозь туман,

Сквозь грезы...

О феи, и феи, и феи,

Свивайтесь в тончайшей из пряж

Для спящего — прихоть, затею,

Фантазию, призрак, мираж.

О, феи!

О крылья, о ангелов крылья!

Коль с нами здесь быть не хотят,

Коль наши напрасны усилья,

Пусть дети от нас улетят

На крыльях!


(Граф Робер де Монтескье, «Голубые гортензии», перев. А. Эфрон)>