I. править
Если вы спросите различных евреев, что именно они подразумевают под словами «еврейская национальная культура», то получите различные ответы. Религиозный еврей ответит вам: «еврейская культура это — наша вера, наша религия». Свободомыслящий еврей, считающий себя националистов, ответит вам: «наша национальная культура — это еврейский язык, отличающий нас от окружающих наций». При этом большинство будут подразумевать под «еврейский» языком наше разговорное наречие, так называемый «жаргон», и лишь немногие объяснял вам, что под «еврейский» они понимают древний и святой язык Библии. Представители другой группы еврейской интеллигенции вообще не дадут определенного ответа на поставленных вопрос; они начнут указывать на разнообразные признаки: наше общее прошлое, наши обычаи, наш характер, общие страдания и т. д. и т. д. Есть, однако, один пункт, в котором все, по-видимому, сходятся: отличительным признаком, выделяющим нас из среды других народов, является что-то культурное, духовное бред гиф, язык, исторические воспоминания и традиции, национальный характер и т. п. Особое место занимают религия — у ортодоксальной части нашего народа — и язык (жаргон) у нашей национально настроенной интеллигенции. Еврейская пресса переполнен статья и, в которых «жаргон» отстаивается, как главная основа нашего национального существования. Мы поэтому остановимся сначала на этом пункте. Прежде всего следует указать на фактическую сторону вопроса.
Из двенадцати миллионов евреев на так называемом жаргоне говорит, во всяком случае, не больше половины, — около шести миллионов. Вторая половина еврейского народа объясняется на различных языках, а также нас своих собственных жаргонах, созданный под влиянием и из элементов местных языков. Так, сефарды в своем большинстве и поныне пользуются еще жаргоном, берущим свое начало от испанского языка. Северо-африканские и значительным часть западно-азиатских евреев создали себе арабский жаргон; бухарские и персидские евреи говорят на особом, ими же созданному, персидском наречии. Поскольку идет речь о единой двенадцати-миллионной еврейской нации, немецкий жаргон не может, таким образом, считаться национальным языком всего народа.
Не следует также упустить из внимания, что немецкий жаргон, на котором в настоящее время объясняется большинство восточной европейских евреев, не всегда был языком евреев. Мы его переняли от южных немцев, а затем перенесли его с собою в Польшу, Россию и Румынию, а впоследствии также в Америку. Жаргон является, таким образом, не продуктом еврейского национальной духовного творчества, во всей его исторической эволюции, а результатом наших скитаний, результатом голуса. Вот почему евреи, когда-то жившие в Испании, говорят на испанском жаргоне; евреи, жившие в арабских землях, говорят на арабском жаргоне, а мы — на немецком жаргоне. Все эти жаргоны возникли не изнутри, не из творческих глубин еврейской души, а извне — их навязали нам наши скитальческие мытарства.
И наконец: во всех странах наши жаргоны обыкновенно удерживались в течение не которого времени, а затем бесследно исчезали. Это доказывает, что жаргон имеет тенденцию не расширять, а постепенно суживать круг своего влияния. Было время — всего 120 лет тому назад — когда все германские евреи говорили на жаргоне, а сейчас в Германии нет ни одного еврея, который понимал бы его. То же самое произошло и с евреями немецких провинция Австрии. Испанский жаргон сефардов (так называемый "эспаньольский"язык) все более и более вытесняется турецким, арабским и французским языками, и даже арабский жаргон начинает уступать свое место чистому арабскому языку. Такое же явление нам приходится уже наблюдать и среди евреев, говорящий на немецком жаргоне, который заметно вытесняется, смотря по стране, русским, польским или английским языком. В некоторых областях России жаргон уже до того ассимилировал в себя русские слова и обороты речи, что, за вычетом жаргонных окончания в нем останется весьма и весьма мало «еврейского». На наших глазах заметно увеличивается количество евреев, пользующихся в своем обиходе и культурной жизни исключительно русским языком и не знающим уже жаргона. В Америке немецкий жаргон осевших там и мигрантов из Восточной Европы до того уже «англизирован», что новоприбывающие русские и галицийские евреи понимают его с трудом. Еще важнее то обстоятельства, что молодое поколение уже говорит на чистом английском языке и перестает понимать жаргон. В польских областях также намечается усиленный переход от жаргона к польскому языку. И когда в России на станут для евреев лучшие времена, когда они получат доступ в государственные учебные заведения, начиная от народных школ и кончая университета ми, когда экономические условия установят более близкие отношения между евреями и христианами, то и здесь бессомненно придется жаргону еще более сократить свое влияние и уступить место языку государственному.
Обо всем этом следует помнить, когда речь идет о жаргоне, как об основе еврейской национальности, ибо если мы упустим из виду другие части нашего народа, пользующихся другими языками и жаргона и, и остановимся свое внимание исключительно на российском еврействе, то и в этом случае жаргон можно рассматривать только, как временный признак нашей национальности. Его дала нам чужбине, она теперь и отнимает его без борьбы, без насилия. Никто нас не принуждает говорить по-русски, но мы сами, по своей же доброй воле начинаем говорить по-русски, и чем дальше, тем больше будем говорить на этом языке. Можно ли сравнить число евреев, читающих русские газеты, с читателями еврейских газет? Известно ведь, что многие из крупнейших русских газет не могли бы просуществовать без еврейских подписчиков.
В самом ли деле еврейская нация так убога, что ее существование зависит от жаргона?
Гораздо серьезнее вопрос о вере, о религии, как о призрака еврейской национальности. Еврейская религия, основанная на Торе, объединяет, как утверждают ортодоксы, евреев всего мира, а между тем, все более и более увеличивается число евреев, отрекшихся от синагога и не имеющих ничего общего с Торой. Никакие раввинские комиссии этому помочь не смогут, иду жизнь сильнее раввинские вожделений. И в этой области перед нам выступает нечто своеобразное: в то время, как, например, француз католического вероисповедания, переходящий в лютеранство, или даже в еврействе, не перестает от этого быть французов, т. е. членом французской нации, то для еврея перемена религии равносильно отречению от своего народа. Из этого вытекает, во-первых, что религия играет у нас гораздо большую национальную роль, чем у других народов, и во-вторых, что с ослабление религии падает и национальность. Это доказывает, что наша религия заключается в себе нечто большее, чем сумму верований и обрядов. Но с другой стороны нельзя основывать нашу национальность на одних религиозных начала, ибо если еврейская религия сумела сохранить существование и единство евреев всего мира, то именно потому, что она заключается в себе и другие, не только религиозные, ценности, к которым мы еще вернемся.
Если же ни жаргон, ни религия, как таковая, не может служить признаком и реальным содержанием еврейской национальности, то что же нам остается? обычаи? Но именно в обычаях и расходятся евреи разных стран! Часто даже евреи одной и той же страны лишены общих обычаев, общего, так сказать, вклада жизни. Что общего, например, между неверующим еврейский интеллигентом в Петербурге, воспитанный и живущим в русском духе, и евреем какого-нибудь литовского или польского местечка, прошедшим свои молодые годы в ешиботе или в бет-гамидраше?!
А если так, то является вопрос: отчего же так кипятятся еврейские «националисты»? какую же именно еврейскую культуру они отстаивают? как они намереваются защитить еврейскую национальность? не праздные ли это разговоры? Мне думается, что на самом деле оно так и есть.
Дело в том, что понятие «национальная культура» определяют у нас абсолютно неправильно. Национальная культура есть не религия, не язык, не одно только духовное, а вся жизнь всего народа. Американцы говорят по английски, большей своей частью они исповедуют ту же религию, что и англичане, а все-таки они не англичане и обладают собственной национальной культурой. Швейцарцы говорят на целых четырех языках, исповедуют две религии происходят от различных племен, — а все-таки они составляют одну нацию, ибо живут особой жизнью. Наши «националисты» забывают, что национальная культура есть чрезвычайно сложное явление. Для определения и формирования национальной культуры важно не только, как и о чем говорят, как и что мыслят, во что веруют, но и многое, многое другое, как, например, — как добиваются средства к существование, как и какие именно товары вырабатываются, как и чем торгуют, как питаются и одеваются, как управляют собою и какими правовыми норма и регулируется жизнь, какие дома строятся и какая мебель выделывается; что и как любят или не любят. Из всех этих многообразных проявлений человеческой жизни и деятельности и складывается национальная культура. И если евреи представляют собою в настоящее время нечто цельное, особую нацию, то исключительно потому, что в их жилах течет кровь далеких предков, живших когда-то нормальной и цельной жизнью, потому, что в каждом из нас еще сохранилось отражение палестинского голубого неба и палестинского палящего солнца, потому, что в наших душах и поныне звучат отголоски псалмов, которые наши предки когда-то распевали в своем храме, потому что мы взяли с собою в изгнание осколки иудейских скал, потому что в наших молитвах мы просим не только об отпущении грехов, но и о возвращении в Сион и о восстановлении храма. Мы молим о громе и дожде в соответствии с палестинским климатом, — когда у нас, в изгнании, наступают морозы и падает снег, мы молим о благодатном дожде и живительной громе. Мы поныне еще молимся о восстановлении трона Царя Давида и развалины Иерусалима. Мы — нация исключительно потому, что верим в свою будущность, в возрождение цельной народной жизни. Мы — нация не потому, что уже обладаем национальной культурой, а потому, что мы стремимся к самостоятельной жизни. Без этого нашего стремления ни жаргон, ни даже религия не дадут нам национальной культуры. Жаргон с течением времени будет заменен русским и польским языками, как это уже давно произошло у германские евреев, а религия станет безсодержат полной формой, которая только облегчить путь к крещению. Ибо в тот момент, когда еврейская национальность будет отождествляться с религией и зиждиться на ней, у неверующих не останется никакой связи с народом, и они получат моральное оправдание для окончательно го, нормального разрыва с еврейством.
Вот этого наши свежеиспеченные «националисты» не хотят понимать, или притворяется непонимающими. Дешево они продают наш национализм — за жаргон да за самостоятельной ведение нашими благотворительными учреждения и, ибо от религии они уже давно отказались. В конце концов, я не отдам ни одного действительного религиозного еврея, основательно знающего наш национальный язык и глубоко верующего в пришествие Сессии за тысячу еврейских «прогрессивных националистов», вытравивших из своих душ все еврейское и оставивших одно только уродливое сознание голуса — жаргон, которого многие из них и не знают, который они отстаивают без веры и любви. Религиозный еврей инстинктивно познает, что теперь у нас ничего нет, но он верит, что мы снова заживем полной национальной жизнью, и стремится к этой жизни. В нем слабо национальное сознание, но развить глубокое национальное чувство. Те же, которые основывают все семейство на жаргоне, лишены этого чувства, без которого немыслимо и национальное сознание. У них остались только пустые, безжизненные рассуждения о национализме.
II править
Следует, однако, отличать национальные права от национальной жизни. Вы можете по собственному желанию остаться дома за работой по целым дням и не выходить на улицу, — это вам не причинил никаких страданий. Если же вас насильно посадят дома хоть на одну неделю, т. е. если вас подвергнут домашнему ареста на семь дней, то вы от этого будете глубоко страдать. То же самое относится и к национальным правам. Сможете ли вы действительно использовать эти права в своих интересах другой вопрос, но иметь их — очень важно. Наше человеческое достоинство требует, чтобы мы везде были признаны официально особой нацией, чтобы мы имели право самостоятельно устраивать свои дела, свои общины, свои просветительные учреждения, чтобы мы имели право преподавать в наших школах на желательно нам языке, на еврейской, жаргоне или даже на русском, — как нам угодно будет. Мы вправе требовать, чтобы в местностях с преобладающим еврейский населением чиновники обязаны были знать наш язык, одним словом, как люди, мы имеем право защищать наше человеческое достоинство. Захотят ли евреи посылать своих детей в русские или жаргонных школы — покажет сама жизнь, но нам должно быть предоставлении право преподавать в наших школах на желательном нам языке. Это ясно, и если бы все стали на такую точку зрения, то мы избегли бы многих бесполезных пререканий и чрезвычайно вредной внутренней борьбы.
За последнее время у нас расплодилось множество горячих защитников жаргона, как фактора и необходимо го условия для развития национальной культуры. Я вспоминаю теперь учительский съезд, состоявшийся в Вильне несколько лет назад. На этом съезде серьезно проводились мысль об окончательно исключение из программы еврейских школ «древне»-еврейского языка и всего того, что находится в связи с ним. Один жаргонных писатель предложил даже перевести Библию на жаргон, дабы отвлечь этим евреев от исторического языка. Другие предлагали, чтобы начали писать на жаргоне латинскими буквами, дабы не только язык, но и внешняя форма Торы пришла в забвение. Все эти предложения доказывают, что их авторы совершенно незнакомы с нашей историей.
Евреи уже раз пережили такое время: это было две тысячи лет тому назад в Александрии (Египет). И там появились в то время такого рода «националисты», как в наше время. Они не только говорили, но и делали: они перевели Библию на греческий язык, которым тамошние евреи пользовались тогда в повседневной, и в своей духовной жизни. Евреи тогда пользовались всеми национальным правами: они имели самостоятельную общинную организацию, собственные школы, даже храм («Mikdasch-Cohnjo»). Они управлялись собственными старейшинами, судились в специально еврейских судебных установлениях, одним словом — обладали одной национальной автономией. Александрийские евреи имели все, о чем сейчас мечтают наши современные «националисты», а чем это все кончилось? Где теперь александрийские еврейство, что оно по себе оставили, где духовная преемственность и связь между ним и современным еврейство? Александрийские евреи бесследно исчезли. Для последующие поколений они ничего не оставили, кроме некоторых произведений Филона, которыми другие народы пользуются гораздо больше, чем мы.
Почему это так случилось? Почему мы, напротив, столько унаследовали от вавилонских и персидские евреев, давших нам Талмудист, хотя и эти евреи уже говорили не на еврейской, а на чужом языке? Только потому, что александрийские евреи оторвались от нашей истории, и полагали, что Александрия навсегда стала для них отечество, потому, что они окончательно забросили наш единственный национальный язык, язык Торы и псалмов, со всеми национальным традициям и и надеждами, связанными с этим языком. В против гетто почти им, вавилонские и персидские евреи сохранили свою привязанность не только к языку, но и к стране, в которой была создана Тора — к Палестине. Это объясняется очень просто: подобно отдельно у человеку, который только один раз в жизни бывает ребенком, один раз — юношей, взрослым человеком, — и целый народ развивается и растет в одном направлении. Только раз в жизни народ создает свой национальный язык, свою национальную культуру и жизнь. Национальная жизнь есть непрерывная нить от начала народной жизни до конца. Творить национальные ценности значит продолжать собственную нить, работу предыдущих поколений. Вавилонские евреи так и поступили, и поскольку умели, они продолжали еврейскую жизнь в направлении, предначертанном палестинским еврейством, и остались верными общенародному идеалу. Александрийские же евреи хотели создать совершенно новое еврейством, которое и не должно было находиться в связи с предшествовавшим еврейством. Нового они не создали, а старого они тем временем лишились. Они остались ни при чем и окончательно сошли с исторической арены. Национальная культура есть душа народа, и подобно тому, как невозможно сотворить новую душу для человека, невозможно и создать новую культуру для народа. Душа народа, как и душа отдельного человека, получается в наследство от родителей, от предков. Это особенно применимо по отношению ко взрослому человеку и к древнему историческому народу, а евреи, как известно, одна из древнейших культурных наций. Тут можно умертвить, уничтожить душу, но нельзя ее переменить. В каждом отдельном случае, когда нам хотели навязать новую душу, новый язык, новую религию, новую культуру, и окончательно оторвать нас от нашего прошлого, от нашего исторического идеала, нас умерщвляли. Те евреи, которые дали произвести над собою такую операцию, исчезли навсегда.
Атакой именно смертоносной операции жаргонисты и хотят подвергнуть русское еврейством. Следует помнить, что последовательные жаргонисты стремятся к искоренению еврейского языка и исторического идеала нашего народа. Они прекрасно осознают, что покуда евреи еще привязаны к Библии, к родному языку и веками выработанной на нем культуре, не может быть речи о настоящей жаргонной культуре. Но результаты подобного рода операции, если бы таковая удалась, были бы те же, что и у александрийские евреев: еврейством исчезло бы, оно лишились бы своей души и ничего взамен не получило бы, ибо древний народ органически не может создать себе сызнова новую душу.
Если бы вся наша национальная культура действительно врезалась вокруг одного жаргона, то нашу нацию следовало бы считать осужденной на верную смерть. Жаргон, во всяком случае, не в состоянии дать нам что-нибудь такое, ради чего стоило бы страдать и бороться. Цельной национальной души он нам не даст, ибо мы уже не молоды и не можем уже приступить к созданию совершенно новой культуры, оторванной от длинного творческого пути, который мы уже успели пообедать. В самом деле: жаргонная литература, которой нам за последнее время прожужжали уши, играет у нас только роль полезного орудия, посредника. До последнего времени культурная часть нашего народа состояла из двух групп: первая сериала всю свою духовную пищу исключительно из еврейской литературы, вторая — из литература окружающих народов (немецкой, русской и др.). Наши народные массы вообще ничего не читали и стояли вдали от всякой литературы. За последние двадцать лет положение, однако, изменилось: масса начала читать, начала интересоваться ценностями духовной культуры, а знает она пока только жаргон. Ни еврейский, ни русский язык не доступен ей в такой степени, чтоб она могла свободно читать и понимать красоты литературных произведений, написанные на этих языках. Это и вызвало потребность и спрос на жаргонную литературу. Но как только эта масса проникнет немного глубже в мир духовных понятий и вопросов, она оставит жаргон и жадно набросился на более высокую и богатую культуру, которую она легче всего найдет на русском языке. Небольшая часть перейдет и к еврейской литературе, но при жаргона никто не останется.
Не надо обманываться: в голусе мы и с помощью еврейского языка не можем создать национальной культуры, ибо это язык нашего прошлого, а не настоящего. Еврейский язык дает нам, в лучшем случае, возможность сохранить наше старое национальное достояние и целость нашей исторической физиономии.
Следует еще остановиться на тех «националистах», которые, не зная, какому Богу служить, поклоняются одновременно всем богам: они признают и жаргон, и еврейский, и даже русский язык. На всех языках — утверждают они — созидается национальная культура. Эти господа обыкновенно не включают религии в национальное достояние. Что же, в таком случае, у них остается? Если не религия и не единый национальный язык, то в чем же именно они видят содержание особой еврейской культуры, что именно служит для них признаком нашей национальности? Осталось у них, по-видимому, одно изучение и исследование еврейской истории. Их национализм — архив со старыми документами. Они издают энциклопедия и исторические журналы для нескольких десятков евреев (само собою понятно, на русском языке), и эту всю деятельность они считают исполнение долга перед родным народом. Вместо того, чтобы делать будущую еврейскую историю, они копаются в нашей прошлой истории, наивно веры, что достаточно, чтобы каждый еврей изучил историю еврей кого народа и его литературы, по русским учебниками готова еврейская национальная культура. Лучше, конечно, что-нибудь, чем ничто, лучше, чтобы все евреи сознавали, что не всегда еврейский народ торговал старыми вещами, что он когда-то создал Библию и проявлял себя героем на исторической арене; что он умел когда-то красиво жить и достойно умирать. Большое им спасибо за эту работу! Но не профанируйте слова «национальная культура», не старайтесь убеждать нас, что евреи представляют собою особого рода «духовную нацию», живущую одной только книгой, книгой далекий старину. Не проповедуйте, что еврейский народ будет вечно жить, если даже не создаст себе самостоятельной народной жизни.
Среди упомянутых «археологических» националистов часто встречаются очень симпатичные люди, в которых бьются благородный еврейские сердца, но они трусливый по своей природе. Они даже не умеют сильно желать чего-нибудь. Нет у них мужества для действительного стремления к полной и цельной жизни, нет также мужества умереть. Скромные по своей натуре, они удовлетворяются кое-чем, хотя бы архивным национализмом, лишь бы сохранить кое-какие национальное содержание. Эти добрые люди, однако, не осознают, что они разрушают, а не создают еврейскую нацию. Это особенно рельефно подтверждается на примере германских евреев. Там также пытались основать еврейством на архивным документах, и из среды тамошних евреев вышли такие ученые и специалисты по «еврейской науке», как Иост, Цунц, Франкель, Гейгер и Герцфельд. К чему же это все привело? Ученые труды предназначены для темного круга специалистов, а масса в настоящее время уже протестуют, когда ей говорят о ее принадлежности к еврейскому народу. Она считает себя уже частью немецкого народа, а наследники великих ученых во Израиле требуют теперь, чтобы еврейских детей заставляли соблюдать христианские праздники. Вот каковы последствия архивного национализма! Эти последствия неизбежны и в России, если наша интеллигенция поведет еврейством по тому же пути, без идеала национальной жизни. Немыслимо существование и развитие национальной культуры без идеала национальной жизни. Народ без культуры есть цыганская орда, вечно перекочевывающая с места на место и живущая сегодняшним днем. Без идеала нет и не может быть культуры.
III править
Что же все-таки такое «национальная культура» и в чем заключается еврейский национализм?
Поставьте этот вопрос германскому или французскому еврею, и он, не долго думая, ответит вам: еврейский национализм — это сионизм. Вне сионизма западной Европейский еврей не может представить себе еврейский национализм. Жаргонного национализм он, естественно, не поймет; в голуса же он может видеть только еврейскую религию, но не еврейскую нацию.
В Западной Европе евреи уже пообещали то, что мы, российские, галицийские и румынские евреи, лишь теперь переживаем. Они уже пообещали опыт спасения национального существования путем развития духовной культуры на еврейской языке (так называемые «meassfim» в эпоху Мендельсона), на жаргоне и особенно на немецком языке. Горький опыт убедил их, что в голусе из еврейского национализма можно пасти только две вещи: синагога, и то, если она устроена на новый манер и принимает форму христианской церкви и общинную организацию, занимающуюся преимущественно благотворительными делами. Большинство из них примирилось с таким положением, меньшинство же познает всю ненормальность такого положения и обратились к более радикальному средства. Та часть недовольного меньшинстве, которая окончательно порвала свою связь с еврейство, перешла в христианство. Другая часть, сохранившая еще в себе привязанность к еврейство, выдвинула идеал национального возрождения и грядущей национальной культуры, — она примкнула к сионизму.
Пройдет несколько десятилетия, и российское еврейство (в особенности, если оно получит к тому времени бумажник равноправие и не будет замкнуто искусственно в «черте оседлости») очутится в таком положении: большинство будет удовлетворяться и пользоваться общинной организацией для различных филантропических убеждений и предприятий, а меньшинство разделится на две части: одна часть окончательно сольется с окружающим населением, а другая примкнет, во имя национального идеала, к сионизму. Вот почему все эти разговоры о жаргоне, национальных терактах, национальной общине, отделении синагоги от светской общины лишены всякого реального значения. Жизнь сметет все эти разговоры, как снег в весенний день, ибо вне сионизма нет еврейского национализма, нет еврейской культуры.
Для национальной культуры необходима прежде всего национальная жизнь во всех ее проявления: национальное хозяйство, национальная политика, национальный суд, национальный язык и — в качестве важнейшей предки свое — национальная почва.
Живя масса и на общей и собственной территории, люди входят в разнообразные отношения и общение не только друг с другом, но и с самой почвой, с окружающей природой. Природа кладет свою печать на людей, влияет на их чувства и привычки. Страны не похожи друг на друга, а потому обитатели одной страны не похожи на обитателей другой. Первый фактор, определяющий образование нации и национальной культура — это страна, территория. Каждая территория порождает особое хозяйство: одна страна годится для хлебопашества, другая — для садоводства, третья — для промышленности, четвертая — для целого ряда иных культур. Хозяйство каждой страны находится в теснейшей зависимости от качества ее почвы. Одна и та же культура не везде развивается в одинаковой форме. Земледелие страны с плоской поверхность значительно разнится от земледелие гористой страны. Таким образом разнообразится национальная экономика разных стран, а ведь она то и определяет национальную культуру каждого отдельного народа. Особенности естественной среды и хозяйственный форм создают и особый вклад национальной жизни, определяя характер жилищ, одежды, верований. Так в истории нашей религии сыграло крупную роль то обстоятельства, что палестинским земледелие зависимо от росы и дождей, от естественный атмосферный осадков, а не от искусственного орошения, которым еще в далекий древности широко пользовались в Египте и Вавилонии. Это обстоятельства породило у евреев идею о божественное регламент Ирландии земной жизни. Горный характер Палестине долго затруднял на рождение класса крупных земле владельцев, и, благодаря этому, у древних евреев естественно радовался идеал социального равенства и справедливости. Своеобразными естественным условиями следует также объяснить то, что в древней Палестине господствовали демократической принципы, и власть царей ограничивалась Торой.
Привязанность к определенной почве, экономическая независимость и внутренняя самостоятельно то создают почву для самостоятельно го культурного творчества. Народ имеет свой язык, с помощью которого создается национальная литература. Жизнь определяет содержание идей, а язык придает им форму. В Палестине мы не будем поставлена в необходимость распространять знание нашего национального языка искусственным путем. Это само собою произойдет, как мы уже это наблюдаем сейчас не только в колониях, но даже в Иерусалиме, где еврейский язык все более и более становится языком повседневной жизни. Там не может быть разлада между книгой и жизнью, ибо там все объединяется и сливается в гармонично целое, а идеи, которые мы выразим в национальной литературе на национальном языке, объединяет прошлое с будущим нашего народа, ибо в сущности совершенно нет новых идей. Каждая новая идея уже раньше находилась в зачаточном состоянии, а потом только созрела. Каждая новая идея есть развитие предыдущей, менее ясной и разработанной идеи, а национальное творчество лишь тогда возможно, когда цепь идей не прерывается.
Важнейшая причина, по которой национальная культура невозможна вне сионизма, заключается в том, что только осуществление сионизма может создать свободные условия для национального творчества. Все предпринимаемое нами здесь, в голуса, зависимо от посторонних обстоятельств и влияний. Мы очень многое заимствуем от окружающей обстановки не столько потому, что считаем это необходимым, сколько потому, что мы желаем и до известной степени вынуждены приспособляться к вклада окружающей нас чужой жизни и чужим вкусам. Мы одевается по чужой моде и защищает идеи, не нами взрощенные. Мы становимся каким-то зеркалом, в котором отражается формы вещей и явлений из чужого, не нашего мира. Все это происходит не только потому, что мы живем среди чужих, дышим чужим воздухом, воспринимает чужие идеи, но и потому, что от чужих идей мы ожидаем улучшения нашего положения, реальной, не по ре странной выгоды. В одном месте мы реформируем нашу синагогу по католическому образцу, в другом — по протестантскому, а еще кое-где попытается это сделать по православному образцу. В литературе — мы реалисты, символисты, декаденты, потому что у других как раз в это время пошла мода на Золя, Метерлинка или Верлэна. Нечего поэтому особенно удивляться, если среди русских евреев имеется партия… Крестьян кого социализма, несмотря на то, что у самих почти нет земледельческого класса в России. Все это одно подражания без собственного, самостоятельно го творчества. Таково наше положение и не только сейчас, — таковым оно было всегда, и иначе быть не могло. Недаром, заметил один видный христианин, что все евреи, не желающие вернуться в Палестину, должны быть объявлены ассимиляторами, ибо только в собственной стране евреи могут освободиться от подражания и копирование чужих культур. Там, где все наше творчество, независимо от его содержания, будет строго национальным, ибо будет протекать в свободных, автономных условиях, — там мы, наконец, освободимся от голусного страха перед новыми культурными ценностями, — а это самое важное.
Дело в том, что современное еврейство, поскольку оно еще религиозного, боится всяких новшеств и реформ, ибо каждое нововведение разрушает старое еврейство, древнюю религию, старый вклад народной жизни, и приближает к ассимиляции. Просвещенный еврей уже игнорирует Шульхан-Арух, не посещает синагоги и мало-по-малу удаляется от еврейства. В Палестине же, при более свободных и автономный условиях народной жизни, этот страх исчезнет, ибо там и неверующий еврей будет сознательным членом еврейской нации. Там возможно будет проводить самые коренные реформы, но целость нации от них не пострадает. Проводились же «реформы» и пророками, каждым в свое время, а когда жизненные условия этого потребовали, рабби Гилель не остановился перед изменением некоторых важных религиозных предписаний. Еврейство от этого ничем не пострадало, — оно скорее выиграли. Нормальный народ не боится новых ценностей, и там, на родной земле, мы создадим новую культуру под влиянием и давлением нашей собственной жизни, в нашем духе, не считаясь с тем, как другие на это посмотрят. Тогда все еврейство будет культурным, ибо все будут жить здоровой жизнью. Это будет не культура языка, а культура цельной народной жизни. Культура эта будет выражаться не только в религии, не только в книгах, но и в земледелие, и в ремеслах, и в торговле, и в законодательстве, и в политике, и во взаимоотношениях между рабочим и работодателем, между высшими и низшими классами. Она будет проявляться и дома, и на улице, и по праздникам, и в будни, — в теле и душе. Еврейская душа освободится от голусного гнета и проявит на свободе свои собственные силы. Мы там воспримем также элементы чужих культур, но мы их переварим в своем национальном котле, и чужое станет нашим, родным, самостоятельным.
Одним словом, национальная культура создается национальной жизнью на собственной территории, с которой народ находится в постоянном общении. Вот почему мы открыто заявляем, что вне сионизма нет и не может быть еврейской национальной культуры, ибо только сионизма стремится к созданию здоровой национальной жизни. Еврейский национализм без сионизма есть или обман, или самообман, или же просто трусость, боящаяся открыто смотреть правде в глаза.
IV править
Но нас могут спросить: удержалось же еврейство на протяжении 19 столетий вне Палестине, в голусе, а до последнего времени никто, ведь, не сомневался в существовании национальной культуры.
Да, это правда. Но почему оно так случилось? Во-первых, потому что в течение 19-ти столетий еврейство святости бережно охраняли те культурные ценности, которые наши предки накопил и в Палестине. Еврейство находило в себе силы к сохранению своей древней культуры, так как оно в свое время было воодушевлено глубокой верой в возрождение национальной жизни в Палестине, так как оно было создано сионистским. До последнего столетия еврейский народ не примирялся с голусом, наоборот, его надежды и стремления все время были направлены в Сион. Не следует забывать, что до последних 100—150 лет евреи могли пользоваться культурой, принесенной ими из старого отечества, ибо почти все окружавшие их народы еще находились тогда в полуварварском состоянии. Когда европейские народы приступили к созданию новой культуры, они должны были прежде всего приняться за Библию. Они таким образом подражали нам. Когда немецкие крестьяне 16-го столетия пытались «утвердить справедливость на земле», они вынуждены были искать поддержки у нашей Торы, опираться на наших пророков.
Эти-то две причины и привели к тому, что евреи удержали свою древнюю национальную культуру, не созидая новых национально-культурных ценностей. Но тогда каждый еврей считал своим долгом изучать наш исторический язык и Тору, тогда слова «Leschanah habaah bijerucholaim» были не фразой, а криком души.
Это положение коренными образом изменилось за последнее столетие. С одной стороны у окружающих нас народов выросла колоссальная культура. Европейские народы переросли нас, ибо они все время создавали новые национальные ценности. Даже совсем отсталые народы выросли за это время и накопили солидное культурное достояние. Нам стало тесно в рамках нашей древней, застывшей культуры. Мы почувствовали свою бедность и, голодные, мы стали подбирать крошки из под чужого стола. С другой стороны мы потеряли веру в самих себя, в свою будущность, в свой народ. Мы сами теперь топчем ногами все свои святыни. Теперь у нас встречаются quasi-националисты, требующие исключения еврейского языка из учебной программы наших школ. С ненавистью все эти господа относятся не только к синагогу, но и к национальному языку, на котором мы когда-то нормально творили свою национальную культуру. Нам теперь говорят, что евреи должны приступить к созданию культуры на жаргоне. Согласимся с этим на минуту. Какие жаргонных писатели наиболее оригинальный? Те ли, которые впитали в себя еврейскую культуру во всем ее историческом развитии, как, например, Менделе Мохер-Сфорим, Шолом-Алейхем и Перец, или те новоявленные писаки, которые оторваны от исторической почвы и поражают своими грошевыми мыслями и бьющим в глаза невежество в отношении к нашим национальным ценностям? Как жалко и убогий все эти представители новейшей жаргонной литературы, видимо хотя бы из того, что они провозгласили гениями Шолома Аша и Давила Пинского. А ведь современное молодое поколение хоть кое-что вкусило из сокровищницы нашего древнего духовного достояния! Но представьте себе на минуту, что нашим жаргонистам действительно удалось вырвать все корни нашего прошлого и вмести все следы нашей древней культуры. Что нам тогда сможет дать жаргонная культура? Понимают ли они, что они подрывают корень того дерева, плодами которого они питаются? Осознают ли они, что их старания оторвать народ от его идеала, лишают его характера особой национальности, т. е. его права на будущность? Не означает ли это, что весь их национализм направлен больше против ассимиляторов, чем против самой ассимиляции? Но мы убеждены, что здоровое национальное чувство оттолкнет этих новомодных «тоже» — националистов, и пойдет своим историческим путем в интересах дальнейшего развития нашей национальности. Ошибочно мнение, Ахад-Гаама, что с ними даже нечего бороться. Надо им, напротив, объявить решительную и энергичную борьбу, как разрушителям исторического идеала, и народ бессомненно будет на нашей стороне.
Какой же положительной работой сионист должен заниматься в области национальной культуры?
Быть сионистом — значит, прежде всего, содействовать всеми силами непосредственному возрождение еврейского народа в Палестине, где уже теперь начинает развиваться цельная национальная культура. Там все ярче выступает глубокая истина, что наша духовная культура неразрывно связана с языком Торы и идеалами наших пророков, и ем больше будет развиваться наша оригинальная культура, тем больше будет ее влияние и на евреев голуса.
Но и в самом голуса перед нами большая и ответственная работа. Мы не вправе забросить жаргон, ибо пока еще говорят на нем широкие массы нашего народа, мы должны им воспользоваться, как средством для национализации и углубления самосознания наших масс. Бороться мы должны только против тех, которые видят в жаргоне самодовлеющую цель и стремятся возвести его в культ. Покуда же жаргон остается тем, что он есть на самом деле, т. е. средством для национальных целей, он нам дорог и близок. Мы им должны поэтому пользоваться в наших школах. Одновременно с этим мы должны настоящим образом потребовать, чтоб в еврейских школах обращались серьезное внимание на изучение еврейского языка, чтобы Библия проходилась не в переводе и не в отрывках, а в оригинале, и чтобы еврейская литература занимала подобающее место в программах всех наших учебных заведений.
Мы должны достигнуть такого положения, при котором каждый еврей был бы в состоянии читать и понимать по-еврейски. Мы должны постараться, чтобы изучение еврейского языка не носило бездушно-формального характера, чтобы оно охватило весь круг идей, которые создали историческое еврейство. Мы для этого должны добиться равноправие для обоих языков (еврейского и «жаргона») как в школе, так и в публичной жизни. К чему это приведет в будущем, для нас в данную минуту безразлично. Долго ли еще жаргон будет разговорный языком нашей массы, забросил ли она его и начнет пользоваться государственным языком, или же осуществится наша мечта о возрождение еврейской речи среди широких масс нашего народа — все это тайна будущей эволюции, которой мы не можем наметить пути одной нашей волей и конечные результаты которой предугадать довольно трудно. Подобно тому, как невозможно оживить искусственными мерами еврейский язык, невозможно и сохранить жаргон такими мерами. Но сейчас он существует — а этого достаточно, чтобы мы его использовали для наших целей. При этом необходимо, однако, помнить всегда, что еврейская культура начинается не с жаргона, а с Библии, и что весь народ должен быть проникнуть ее духом и языком. Еврейский язык для нас не святой язык, которому следует отвести почетное место в книжном шкафу; это язык нашей культуры, нашей духовной самобытности, нашей национальной индивидуальность, — это язык, объединяющий евреев всех стран и времен.
И наконец: важнейшей средство для упрочения и углубления национального самосознания нашего народа это — укрепить в нем вечные национальные идеалы, проповедывать сионистскую идею, развить в нем живое стремление к созданию всесторонней национальной культуры на собственной почве. Тоска по национальной жизни уже создает нацию. Это можно уже сейчас наблюдать среди наших братьев в Западной Европе, где сионизм национализм повел всю молодежь, даже те ее части, которые относятся отрицательно к сионистской идее. Ибо «сионизм есть возвращение к еврейскому народу, а потом уже в еврейскую страну», как выражался Герцль. Сионизм отчасти уже национализировал даже наших жаргонистов, и чем сильнее будет сионистское движение, тем шире и глубже будет его национализм рублей влияние на все еврейство. Здесь в голусе, мы не можем создать здоровой национальной культуры, но стремление к созданию таковой есть уже начало ее созидания, а путь к нашей национальной культуре есть путь сионизма.