Что же такое Россия?
Выше Русская Мысль открывает серию статей под общим заголовком „Письма о национальностях и областях“ — очерком еврейских настроений, написанным В. Е. Жаботинским. Задача „Писем о национальностях и областях“ — освещать для читателей нашего журнала национальные и областные вопросы не со стороны, а изнутри, с точки зрения тех, кто является представителем данной национальности или области. К темам этих статей редакция будет возвращаться и разбирать их со своей точки зрения, отправляясь от того материала и тех рассуждений, которые дадут авторы „Писем“. Очерк В. Е. Жаботинского представляет мне для этого первый повод. В заключение своей весьма интересной и для русской публики поучительной статьи г. Жаботинский высказывается против моей мысли, что Россия должна быть и не может не быть национально русским государством. Ему кажется странной претензия великорусского племени, составляющего 43% всего населения, на гегемонию в России.
В настоящих заметках я отнюдь не желаю ставить и разбирать вопроса, затрагиваемого в заключительных замечаниях г. Жаботинского, во всей его полноте и сложности. Не буду я и напирать на то, чего хотелось бы мне, а займусь главным образом установлением того, что есть.
Изумительно прежде всего, в какой мере политическая или иная тенденция способна слепить глаза и скрывать от зрения самые внушительные и непререкаемые объективные факты. Какая-то упорная традиция, постоянно оживляемая интеллигентской политической тенденцией, скрывает от таких людей, как талантливый автор статьи о еврейских настроениях, огромный исторический факт: существование русской нации и русской культуры. Именно русской, а не великорусской. Ставя в один ряд этнографические „термины“ — „великорусский“, „малорусский“, „белорусский“, автор забывает, что есть еще термин „русский“, и что „русский“ не есть какая-то отвлеченная „средняя“ из тех трех терминов (с прибавками „велико“, „мало“, „бело“), а живая культурная сила, великая, развивающаяся и растущая национальная стихия, творимая нация (nation in the making, как говорят о себе американцы).
Русская культура, конечно, неразрывно связана с государством и его историей, но она есть факт в настоящее время даже более важный и основной, чем самое государство. Есть Пушкин, есть Гоголь, есть Толстой; есть русская наука, которая, при всей ее отсталости и слабости, есть все-таки и абсолютно, и относительно очень крупная величина; есть русское искусство, которое тоже уже сказало свое слово. Это все огромные культурные силы.
Я допускаю, что можно быть в Варшаве или Гельсингфорсе участником местной культурной жизни, не зная русского языка, но без этого знания нельзя быть таким участником ни в Киеве, ни в Могилеве, ни в Тифлисе, ни в Ташкенте. И вовсе не потому, что вас там обязательно тянут в участок расписаться в почтении перед русской культурой, а потому, что эта культура действительно есть внутренно властный факт самой реальной жизни всех частей Империи, кроме Царства Польского и Финляндии. Я утверждаю, что человек, который в Киеве или Могилеве захочет быть культурным человеком, не вступая в общение с „русской“ культурой, должен быть не только „малороссом“ или „белоруссом“, но в придачу еще и немцем или французом, или англичанином. Ибо с одной „малорусской“ или „белорусской“ культурой он, как культурный человек, прожить не может. Нужно же вдуматься, что̀ означает эта излюбленная постановка „великорусской“ культуры в один ряд с „малорусской“ и „белорусской“. Это значит, что рядом с русской культурой на всем, так сказать, протяжении культурного творчества должны быть созданы параллельные культуры — „малорусские“ и „белорусские“. Ведь тут речь идет не просто о „преподавании в начальной школе на местном языке“; перед нами не более, не менее как огромный, поистине титанический замысел раздвоения или растроения русской культуры на всем ее протяжении — от букваря до „общей патологии“ и „кристаллографии“, от народной песни до переводов из Овидия, Гёте, Верлэна или Верхарна.
Это значит, что „малорусская“ или „белорусская“ „нации“ станут в такое же отношение к „великорусской“, в каком чехи стоят к немцам или австрийские „украинцы“ к полякам. Но ведь это значит еще, что „малорусская“ и „белорусская“ культуры будут нарочно создаваемы.
И, в самом деле, как культуры, равноценные и равнозначные с той, которую любители этнографических терминов называют великорусской, но которую и история, и здравый смысл предписывают называть просто — русской, культура „малорусская“ и „белорусская“ еще должны быть созданы. Их еще нет. Об этом можно жалеть, этому можно радоваться, но во всяком случае это факт.
И этот факт объясняет другой, на который указывает сам г. Жаботинский. Когда евреи в черте оседлости ассимилируются, они приобщаются и прислоняются не к „малорусской“ или „белорусской“, а к „великорусской“ = русской культуре.
Итак, пока в Российской империи существует только одна единая русская культура в том смысле, в каком мы можем говорить о национальных культурах.
Но, может быть, существуют рядом с русской культурой равносильные и равноценные ей „инородческие“ культуры?
Оставляя в стороне Царство Польское и Финляндию, области, которые имеют совершенно особую судьбу, — где есть в России культуры, которые могут противопоставиться русской культуре, как объективно равноценные силы и, главное, как такие силы, которые смогли бы итти вперед, не опираясь на русскую культуру и тем самым не подчиняясь в известном смысле ее гегемонии?[1]
Я их не вижу. И всего менее может быть такой силой еврейство. Ибо недаром оно развилось и окрепло в диаспоре, в рассеянии среди других народов. Все крупное в еврействе переступает национальные и вероисповедно-групповые границы, ибо эти границы — таков исторический факт, имеющий роковое для еврейской „национальности“ значение, — слишком тесны для крупного культурного творчества.
Впрочем, я не собираюсь сейчас размышлять над проблемой еврейского национализма. Я хотел только, разъясняя свою точку зрения, показать, что Россия потому не может не быть национально-русским государством, что единой русской нации[2] историческим ходом вещей предуготована не только политическая, но и культурная гегемония в России. Не случайно и не вследствие какого-то насилия гимназическое и университетское преподавание в Киеве ведется на так называемом „великорусском“ языке, а потому, что в области университетской культуры этот язык является естественным и необходимым органом творчества и общения для всех русских племен, которые образуют единую нацию. Но и для инородческих племен России русская культура обладает гегемонией не только в силу физического превосходства и численного преобладания русских. Такая гегемония принадлежит ей в силу ее внутренней мощи и богатства. Ведь, в самом деле, в Казанском университете преподают на русском языке не только потому, что так приказывает устав и за этим следит полиция.
Гегемония русской культуры в России есть плод всего исторического развития нашей страны и факт совершенно естественный. Я не знаю, возможно ли преодолеть и разрушить этот факт. Во всяком случае такая работа в моих глазах всегда будет представляться колоссальной растратой исторической энергии населения Российской Империи. Ибо не может быть никакого сомнения в том, что постановка в один ряд с русской культурой других, ей равноценных, создание в стране множества культур, так сказать, одного роста, поглотит массу средств и сил, которые при других условиях пошли бы не на националистическое размножение культур, а на подъем культуры вообще. Я глубоко убежден, что, например, создание средней и высшей школы на малорусском языке было бы искусственной и ничем не оправдываемой растратой психических сил населения. Ибо историческое соотношение между русской („великорусской“) и малорусской культурой сложилось так, что „русский“ (= „великорусс“) может быть культурным участником национальной жизни и образованным человеком, не понимая вовсе малорусского языка, но „малоросс“, не понимающий русского языка, просто еще безграмотен в национальном и государственном отношении, еще не прочел национально-государственного букваря.
Мы можем так или иначе относиться к этому созданному всей историей России положению вещей, но отрицать его значило бы отрицать очевидные всем факты.
В этих фактах и заключаются элементы решения вопроса о том: что же такое Россия?
Примечания
- ↑ Прибалтийский край составляет только кажущееся исключение. Прибалтийский край мог пойти тем же путем, каким пошла Финляндия, но раз этот путь ему оказался недоступным, он силой вещей был вовлечен в сферу русской культуры. Печать к этому приложила неотменимая русификация Дерптского университета.
- ↑ По переписи 1897 г. русские племена (великоруссы, малороссы, белоруссы), образующие русскую нацию, составляют более 65% всего населения России.
