Чортов завод (Коргуев)
| Чортов завод |
| Из сборника «Беломорские сказки». Опубл.: 1938. Источник: Беломорские сказки, рассказанные М. М. Коргуевым / редакция А. Н. Нечаева. — М.: Советский писатель, 1938. — С. 205-220; Примечания, с. 251; Словарь местных слов, с. 253-254. |
Вот был-жил купец, ну, он был, конечно, богатый, и ему все было охота на одной реке построить завод, а детей у него не было никого. И чтобы этот завод работал водой, а не как-нибудь. И вот однажды он говорит жене:
— Ну, жена, ты оставайся дома, смотри за торговлей, а я хоть год прохожу, а найду мастера для этого завода.
И вот так он распростился и ушел. Прошло месяц, и два, и три, а она осталась в положении; он, конечно, не знал.
И вдруг встречается ему навстречу в хорошем обряде человек высокого роста:
— Здравствуй, товарищ купец.
— Здравствуй, здравствуй, добрый молодец.
— Куда отправился?
— А куда? Не нужно было — не пошел бы; да вот уж четвертый месяц иду, да никак не могу найти, что нужно. Вот нужно работать завод на одной реке, а мастера не могу сыскать.
Заговорил человек высокого роста:
— Найми меня, купец, мастером, я те сработаю, только не раньше, чем через три года; это не шутка — завод на реке. И я с тебя недорого возьму.
— Ну, так скажи, сколько ты с меня возьмешь за завод, За работу?
— А сколько с тебя взять? Да я вот с тебя немного возьму: вот дай мне незнаемое дома, вот только и возьму. А я тебе сработаю завод; только срок три года.
Купец подумал, подумал: «Что у меня незнаемое дома? Жена у меня осталась, детей сроду не бывало, скот я знаю, торговлю знаю, а только четыре месяца дома не бывал, что там такое? — я не знаю. Ничего нет, а если он без денег сработает, так это, пожалуй, дешево».
Подумал, подумал и говорит:
— Ну, давай, работай завод сроком на три года.
И вот стали они писать договор.
Вот они сделали договор, купец подписался, мастер подписался и говорит:
— Ну, иди теперь домой, а я к тебе через месяц приду.
И купец ушел. Вот приходит он домой, жена выходит, встречает и несет на руках мальчика и девушку. Он сразу и подумал: «Эх, я какой, думал — дешево, а теперь жалко. Ну, ничего уж не сделаешь».
И ничего он, конечно, не сказал. Не прошло много времени, как приходит мастер. Этот мастер был сам чорт. И вот он работает целый год. Уж ребята стали большие, бегают. И так растут быстро, что не по дням, а по часам.
На втором году уж парень забегал на улице и стал играть с ребятами. И его звали Ванюшей. И он сделал такой самострельчик шутовой и все ходил стреляв. И раз запустил бабушке в окно стрелочку и разбил окно старушке.
Эта старушка выбежала и закричала:
— Эх, ты, выкормок отцов, посулёнок ты мастера! Отец тебя мастеру посулил, который завод работает, скоро тебя мастер увезет отсюда с сестрой; не будешь ты у меня окна бить!
А эта старушка знала колдовать.
Ну, вот он приходит домой, конечно, заплакал и говорит отцу, матери:
— Ну, как ты меня, отец, посулил мастеру, и он нас отсюда увезет со сестрой.
— Брось ты, Ванюша, — говорит, — что там тебе старуха наговорила, это потому что ты разбил окно у нее.
А мать ничего не знает; а сестра была совсем маленькая, звали ее Марья. Так убедил парнишка, парень опять по-старому стал играть.
Вот парень забыл про все про это и как-то раз опять стрелил старухе в окно.
Опять старуха ему и говорит:
— Такой ты сякой, отцовский посулёнок, отец посулил тебя мастеру, — скоро уйдешь ты отсюда, не будешь у меня окна бить!
Он опять пошел со слезами к отцу.
— Слушай, отец, скажи мне, ты посулил меня мастеру, уж скажи мне, бабушка не зря говорит.
— Да брось ты, Ванюша, опять тебе бабушка наговорила.
— Ну, коли так, так дай мне денег, надо пойти бабушке заплатить.
А сам думает: «Не говорит он мне, а надо пойти к бабушке узнать, недаром это все».
Вот отец дал ему денег, он и пошел к бабушке, а мать слыхала все это, плачет, а уж что ей делать. И вот он пошел к старухе, а это уж было на третьем году, месяца уж выходить стали, скоро завод готовой.
— Вот, бабушка, прости меня, что я окна разбил, уж по глупости, а я спомнил, что тебе надо деньги заплатить, и принес. А ты мне скажи, как отец меня мастеру посулил.
— Хочу я правду узнать, а отец стоит, не сказывает.
— Так, дитятко, посулил вас отец мастеру обоих со сестрой. Хорошо, что пришел ко мне, так я уж научу, как убежать вам отсюда. Пока еще есть месяц времени, а тогда уж не убежать будет. Потом она и говорит:
— Вот, Иванушко, я тебе даю плоточку, кремешок и жилеточку и расскажу, как действовать. Вот иди к отцу, к матери, да вели пекчи подорожничков. Вот как напекут подорожничков, вы и уходите. Он станет вас нагонять, ты брось плоточку и скажи: «Станьте, ле́сы темные, от земли и до неба, от востока и до запада, чтобы этому злодею не пройти, не проехать». Станет лес дремучий. Вот как опять станет нагонять вас, брось кремешок и скажи, что «станьте, горы темные, от земли до неба, от востока до запада». Вы станете за горами, и он опять будет вас достигать, а в эту пору вы придете к речке. И скинь эту жилеточку со себя, махни по ветру, и образуется лодочка. И вы переедете речку, а там стоит домичек, и там живет старичок. Вот у этого старичка вы и будете жить. А через эту речку он не попадет, не только не попадет, а не смеет он перейти.
Бабушка это все рассказала, и он пошел к отцу. Приходит к отцу и к матери и говорит:
— Ну, отец, коли ты отдал нас мастеру, то пеките подорожнички, надо нам отсюда уходить. Вот мать плачет, говорит:
— Куда вы пойдете, как вы еще маленькие?
— Что делать, такая судьба. И отец плачет, говорит:
— Да я не знал, да то, да сё; чорт с ним и с заводом, да и с мастером!
Ну, делать-то нечего. К утру они спекли им подорожничков, ребята встали, поели, попили, взяли по котомочке и отправились. Мастер дорабатывает завод, конечно, и не знает этого дела. Они идут, идут все путем-дорогой, все вперед попадают. Еще ма́лые, где посидят да поотдохнут, а все вперед попадают. А уж мастер узнал это дело, что ушли ребята.
— Ну, ладно, все равно мои будут.
И вот он спешит, дорабатывает; дорабатывает и говорит купцу:
— Ну, готов завод; где ребята?
— Да, ребята ушли, чтобы тебе наготове, а нам на них и не смотреть.
— Ну, ладно.
И пустился их догонять. Бежит, бежит; вот уж и увидал их и закричал:
— Дожидайте, дети, вместе пойдем!
Вот Ванюша услышал и бросил плоточку.
— Станьте, ле́сы темные, от земли и до неба, от востока до запада, чтобы этому злодею не пройти, не проехать!
Вот он прибежал к этим лесам. Ну, что делать? Ле́сы стали. Стал грызть, ломать, и прогрызься, а в эту пору ребята далёко ушли.
И вот опять догонил и закричал:
— Эх, ты, Ванюшка, какой, научился колдовать. Погоди у меня. А ты, Маша, погоди. Коли остановишься, я тебя возьму, а его убью.
Ванюша ничего не говорит, бросил кремешок и сказал:
— Встаньте, горы темные, от земли до неба, от востока до запада, чтобы этому злодею не пройти, не проехать!
Вот, что ему делать? Побежал опять в эти леса, стал бить да ломать дубьё, чтобы горы прогрызть. Вот пока бегал туда да обратно, ребята далёко ушли. И приходят ребята, видят такой бурливый поток, дак только гром стоит. Ванюша скидывает жилеточку со себя, махнул. и поток сразу стих, образовалась лодочка. Вот они переехали через, он опять махнул, и порог опять зашумел. И видит, что за порогом там стоит, но голосу никакого не слышно. Вот они пошли вперед. Шли, шли, шли и видят, что стоит дом. И зашли они в этот дом, и в доме никого нет — пустой. А на столе еды много, есть, что поесть. И есть не смеют, хотя есть хотят. Потом уж Ванюша заговорил:
— Ну, сестрица, возьмем немного, как уж есть очень хочется, а потом захоронимся где-нибудь. Однако мне бабушка сказала, что живет дедушко один; уж он с нами ничего не сделает.
Они немножко поели да взяли в печь и схоронились. Спят — не спят, а сидят и думают: «Что нам теперь будет?» Вдруг слышат — идут. Впереди бегут кобели, а сзади старик. И пришел, пихается в дверь и садится на лавку. И эти кобели взглянули в избу, туда, на печь и узнали, что есть люди, начали лаять. А старик заговорил:
— Цыц, кобели, если есть там кто, так выйдут. Да, вот старик и заговорил:
— Слушайте, кто есть, выходите, если стары старички — то пусть моима братьями, если старые старушки — то пусть мне сестрами, если моло́ды молодцы — пусть сыновьями будут, а если молоды девушки — то дочерьми будут. Выходите, а то плохо дело, как кобели достанут! Ну, что делать? Они и вышли.
— Эх, вы какие малые деточки. Ну, откуда вы? Они, конечно, все ему обсказали.
— Ну, вот и хорошо: живите у меня с богом, никто вас не найдет здесь, а сейчас садитесь есть.
Они, конечно, с радостью сели за стол и нача́ли есть. Потом дедушко и говорит:
— Вот, Иванушко, живи у меня здесь ве́ки. Тебе отсюда не попасть никуда; и ты, дочка, живи как сестра ему. Готовь нам обед или что там по хозяйству, а мы уж с ним будем свое дело делать. А вот живите здесь, пока я жив. Я, Иванушко, тридцать лет хожу, себе могилу копаю, все выкопать не могу, со своима́ кобелями. И вот слушайте, кобели, когда я если умру скоро, то во всем слушайтесь Ивана. Служите и помогайте ему, как и мне служили.
Сейчас вскочил один кобель к дедушку на шею, а другой к Ивану, и говорит:
— Будем во всем помогать и слушаться Ивана-купеческого сына.
И теперь он говорит еще:
— Вот, Иванушко, я завтра опять пойду в лес, а ты пойди погуляй хошь с ружьем, хошь как, только не уходи далёко от дому, а то сестре будет скучно. А если солнце на запад придет, и кобели прибежат одни, значит, уж не будет больше меня, я буду мертвый.
И так переспали они ночь, дедушко пошел в восемь часов, а Иванушко пошел прохаживаться, так часов в десять. Сестра осталась, конечно, по дому, так кое-чего прибирать. И вот он так немного проходил и приходит обратно домой. Стали дожидать дедушка; уж чаек попили — дедушка все нет и нет. Уж солнце на западе, и кобелей нет.
Они соскучились. И вдруг смотрит Иванушко, бежат кобели одни, а дедушка нет. Он и подумал: «Вот и помер, нет у меня больше дедушка».
Вот прибежали кобели и броси́лись к Ивану на шею.
— Ну, ладно, ребята, что же делать, будем жить без дедушка, только помогайте мне во всем.
Так и начали они жить одни, только кобели с нима. Куда Иван, туда и кобели с ним, ни шагу не оставались. Вот он, конечно, походит в лес, берет ружье, и кобели идут за ним, а сестра все остается дома. И так он все каждый день ходил охотиться. Птицы им хватало. Он все дичь носил, и так они жили.
И раз опять ушел в лес. Сестре что вздумалось?
— Схожу я, пойду на речку, стоит ли этот чертенок там?
Собралась и пошла.
Приходит к речке и смотрит, там чертенок за речкой кричит:
— Эх, Маша, перевези меня, мы с тобой будем жить, а брата погубим. Тебе с братом не жить все равно, а мы с тобой будем жить.
— Так как же я тебя перевезу, такая бурливая река, мне тебя не перевезти будет.
— Перевезешь. Возьми у брата там жилеточку, есть в спальной; махни жилеточкой, образуется лодочка, и в этой лодочке ты меня и перевезешь.
И она подумала: «А что мне-ка, с братом жить не будешь. Надо мне кого достать».
Пошла в спальну, достала эту жилеточку и пошла к речке. Приходит к речке, махнет этой жилеточкой. Речка стихла, и образовалась лодочка. Вот перевезла она этого чертенка, жилеточку положила на старое место. А он ей говорит:
— Ну, Маша, мы с тобой будем жить вместе, а брата убьем. Придет он, мы и убьем.
Да, и вот, конечно, на вечер дело пошло. Идет Ванюша с кобелями. Чертенок взглянул в окно.
— Ох, — говорит, — дедовы кобели идут, разорвут меня вместе. Я думал, дед умер, так и кобели вместе, а так они меня разорвут. Оберни меня булавочкой, да сунь в косу, иначе не спастись мне.
Ну, сейчас он обернулся булавкой, сунула она его в косу и притворилась больной.
А эти кобели как прибежали, так бросились в избу, поднялся лай такой, шум, что дух нечистый, готовы эту сестру прямо разорвать. Вот она, конечно, притворилась, Заплакала, говорит:
— Братец, уйми кобелей, я незамогла, не могу унять кобелей.
— Цыц, кобели!
Вот он ничего про это не знает, сел за стол, поел, потом повалился спать. А сестра ушла в спальну спать. А чорт ей и говорит:
— Слушай, ты притворись больной. А здесь ходит такой медведь волшебный, он никого не пропускает, всех людей ест. Ты скажи: «Братец, принеси-ко мне от этого медведя шерсти». Он пойдет, тот его и разорвет. Так мы от него и избавимся, и от кобелей его, и от самого.
И вот она утром встает, пришла к брату и говорит:
— Слушай, братец, сходи в лес, я во сне видела, там есть медведь, достань ты от него шерсти, я попарю ее в молоке, так и поправлюсь.
— Ну, ладно, сестра.
Берет кобелей и пошел в лес. Идет, конечно, в лес, приходит в чащу. Смотрит — медведь навстречу. Кобели залаяли, берет ружье и хочет в него стрели́ть. А медведь говорит:
— На что ты хочешь, Иван-купеческий сын, меня стрели́ть?
— Да вот, сестру надо вылечить, попарить шерсти в молоке, она и поправится.
— А чем, — говорит, — меня стрелять, так я и сам пойду.
— Ну, идем вместе.
Медведь побежал. Вот они идут на вечеру́, уж теперь их четверо стало. Чертенок смотрит в окно:
— Вот беда, медведь еще волшебный идет. Теперь мне не спасенье. Пихай меня скорее в жараток иглой, да не давай им пахать пепел. Скажи: «Братец, я не могу, ради бога уйми».
Вот только они в избу прибежали, поднялся у них шум, они в жаратку, ворочают пепел. Она закричала:
— Братец, ради бога уйми, печь всю разворочают; я не могу обирать, всю разломило!
— Цыц, кобели! Садись, Миша.
Тот сел. И вит поужинали, конечно, повалились спать. Мишка повалился в ноги, а кобели по бокам. А она ушла в свою комнату. Вот он и говорит:
— Слушай, седни такое дело надо сделать: в лесу есть соловей, засвистит, так листья сыплются, клюв на аршин железный, а уж как клюнет, так и смерть. Вот если достать от него перо.
И вот он утром вставает, она и подходит к нему:
— Слушай, братец, я ничего не могла поправиться, а как во сне видела, что есть в лесу соловей. Вот достань от него перо.
— Ну, ладно, сестра, я пойду.
Собирает свою дружину, опять пошел. И вот вышел в лес и видит — сидит соловей, а собаки во-всю лают. Он вынул ружье и хочет стрели́ть, а соловей и заговорил:
— На что ты, Иван-купеческий сын, хочешь меня стрёлить?
— Да вот, надо поправить сестру, достать ей перо.
— Ну, коли ей надо поправиться, я и сам полечу.
И полетел вслед за нима. И пришли; он как взглянет в окно:
— Ну-ко, еще и соловей летит. Теперь спасай меня, как знаешь, сунь-ко меня булавкой в косу, иначе никак не спастись. Он как дознает, так беда, он еще хуже их всех!
И вот они в избу залетают, шум подняли еще пуще старого, а она там орет:
— Братец, помоги, твои кобели и меня разорвут, да и зверьё все!
— Цыц, кобели, лежи, Мишка!
Дал им поесть и сам поел. И повалились спать. А она уже лежит там, не шевелится. Дал ей перо.
— На, сестрица, попарься и поправляйся.
И вот пошел он когда спать, чорт и говорит:
— Ну, вот что, нам уж с ним ничего не сделать, а только одно еще. Пусть он сходит в тот завод, который у отца сработан, и принесет оттуда опилку. А у меня такой сработан завод, что кто зайдет туда, оттуда не выйдет. Они все туда зайдут, и не выйдут больше. И вот она утром вставает и говорит:
— Вот что, брат, сослужи мне-ка еще службу, а уж если и это не выйдет, тогда все равно помирать. Сходи-ко в этот завод, который у батюшка работал мастер, принеси мне-ка оттуда опилку.
— Ну, ладно.
Поел и пошел. Немного отошел, ему и говорят соловей да медведь:
— Слушай-ко, Ванюша, тебе надо остаться здесь, а мы-то уж пойдем, да и сходим. Пусть люди работают, очистить надо этот завод. Мы-то пойдем, да и сходим. Конечно, тебе уж хорошего не будет. Он уж тебе скажет: «Теперь ты попал, я тебя съем», ты ему скажи: «Уж дай-ко мне в баине вымыться, давно в баине не бывал, а там и ешьте, уж все равно помирать». Они тебе дадут, а ты топи такими мозглыми дровами, промедляй время, чтоб мы поспели тебе на выручку. Мы уж обратно придем к тебе не землей, а подземельем, прямо к тебе в баину, а уж когда мы придем кто-нибудь к тебе, ты тогда скажи: «На, поди, ешь».
Вот они ушли, конечно, и он пришел обратно, а он сидит с сестрой:
— Ну, вот, Ванюша, уж долго я тебя искал; теперь ты попался, я тебя съем. Он и стал молиться:
— Слушайте, дайте мне-ка баину истопить, уж я ходил-ходил, долго в баине не бывал; дай попарю косьё, а уж там ешьте.
Сестра и говорит:
— Ну, дай ему, пусть истопит баину.
И вот он, конечно, вышел эту баину топить, нарубил худых дровишек, топит, а дрова никак не горят. Тот прибегает:
— Ну, что, готово?
— Да что ты, дрова никак не горят, не могу даже и баину истопить.
— Ну, скорей, скорей!
Ушел. Вот маленько вытопил тамотки, опять приходит:
— Ну, скоро ли?
— Да вот погоди, только мыться начинаю, чад, да и вода холодная.
— Ну, скорее, скорее, в третий раз приду, так будь готов!
«Вот, — думает, — если не поспеют теперь, беда мне будет».
Вот смотрит, уже целится соловей из-под полка прямо, и Мишка целится, и кобели там.
— Был ли?
— Был, был; скоро опять придет.
А он на полке там моется. Вдруг прибегает в третий раз.
— Ну, еще скоро ли?
— Да уж готово, все равно теперь.
Вот как он голову только вытянул, соловей как даст ему клювом, Мишка как смял его, а кобели всего на куски розорвали. Вышли они из баины и сожгли всю баину. Вот она услыхала, идет — плачет, ничего не говорит, только плачет. Начала рыться в пепле. Рылась, рылась, нашла зуб от чорта и завязала в узелок. Сама ничего не говорит, только плачет. И он ей ничего не говорит. Уж Знает, почему сестра такая — плачет.
И вот, конечно, он нача́л говорить:
— Ну, что ты, сестра, такая туманная? Тебе здесь жить скучно — пойдем в какое-нибудь царство, там жить будем, там веселее тебе будет. Она согласилась.
— Пойдем, — сказала.
И вот они пошли попадать. Соловей, медведь, а также кобели пошли вслед за нима́. И вот идут, идут и идут, не Знают и сами, куда идут. Нигде не встречают ни села какого, ни города, ничего не видать. И вот увидали — стоит домичек небольшой.
— Давай, зайдем.
Приходят, конечно, к этому дому. Вот когда пришли к этому дому, и смотрят, все человечье косьё кругом наружи, ничего целого нет: руки да головы, да ноги и еще кое-чего нарыто.
— Ну, ладно, ладно, ребята, пойдем в избу, все равно.
Медведь идет вперед, за ним соловей летит, и кобели бегут. Заходят в избу и видят — сидит девушка, плачет. Он подошел к ней и говорит:
— Что ты, красавица, плачешь, чья ты есть и какого государства, и чего ты сюда приехала?
— Как же мне-ка, добрый молодец, не плакать? Меня отправили змею на съедение. У меня был какой-то спаситель, да скрылся.
— Не плачь, прекрасная царевна, мы убьем этого змея, и нечего тебе плакать.
Она, конечно, обрадела и не стала плакать, а он говорит сестре:
— Вот сиди с ней, утешай, чтобы не плакала, а мы пойдем к озеру.
Берет свою дружину. Вот, конечно, стал он к озерку, сел и смотрит: стала вода выставать. Вы́стала шесть раз, а на седьмой раз вылез шестиглавый змей.
— У, какой царь, дал царевну, да еще какого-то зверья, да молодец тут. Ну, хорошо, теперь пообедаю! Заговорил ему Иван-купеческий сын:
— Да, пообедат кто-нибудь, только не ты.
Змей озлился.
— Ну-ка, Миша да соловей, справьтесь с ним!
Соловей бросился, клюнул его — одна голова долой. Мишка пошел, да и кобели не отставают. Ро́зорвали его на куски, — которые съели, которые к черту пустили, развеяли и прикончили совсем. Он к нему и не прикасался. Царевна увидала — дело хоро́шо, спасёна. Вот он пришел к ней.
— Вот, прекрасная царевна, ты теперь освобождена.
— Вижу, что освобождена. Ты скажись, кто ты есть?
— Я есть Иван-купеческий сын.
— Ну, вот, будь ты теперь моим мужем, — и дает ему именное кольцо свое. — Приходи ко мне на пир, а уж там я тебя узнаю по этому зверью и по кольцу своему.
— Ладно. А я еще останусь здесь на сутки, обожду, а там посмотрю, что будет.
А этот, который поехал спасать, подъехал к ней и говорит:
— Ну, если ты теперь не скажешь, что я зме́я убил, тебе худо будет.
— Ладно, уж как мы с тобой поехали, так скажу, а его я ие знаю.
И так они поехали в царство. И Иван обождал сутки, на вторые сутки приходит в царство, к бабушке к одной, и попросился на квартиру. Когда они пришли, им и поесть нечего. Он и говорит:
— А что, ребята, как бы кто сбегал, у нас там осталась скатерётка-хлебосолка, ее бы принести, а то и поесть нечего.
Вот говорит соловей:
— Я бы полетел, скоро слетал, да нести мне неудобно, негде держать.
Мишка и говорит:
— Я пойду, пока вы тут, и принесу.
И попёр. Прибежал, да не только скатерётку-хлебосолку принес, и весь стол припёр.
— Жалко, — говорит, — там оставлять, чего там.
И вот они расселись кругом этого стола, стали есть. Иван и говорит:
— Бабушка, садись с нами, пообедай, у тебя еще такой пищи не было.
Бабушка тоже села с нима. Пообедали все.
— Вот сегодня, — говорит, — переспим, а завтра надо итти к царю на бал.
Переспали ночь, он и говорит; — Ну, ребята, теперь я пойду. Мишка и говорит:
— Слушай, возьми меня с собой.
— Ничего, я один пойду, а случаем чего, так и все прибежите.
— Ну, смотри, как бы не было худо.
— Ничего.
И пошел. А там у этого была поставлена стража. Вот он идет себе, только к страже подходит, его кряду же узнали, захватили, убили и за город бросили. Соловей догадался:
— Знаете что, у нас хозяина живого нет.
Сейчас они побежали в город; бегали, бегали, народ перепугался, ну, найти не могут. Вот выбежали за город, а он и лежит. Соловей и говорит; — Вот собирайте куски, а я сейчас слетаю за живой водой и за мертвой.
Пока они тут собирали, заложили в кучу, а уж соловей обратно прилетел. Собрали они куски, спрыснули, Иван встал.
— Да, долго я спал!
— Ну, Иван-купеческий сын, вот учись теперь, как один ходить.
— Да, теперь один я больше не пойду. И говорит:
— Ну, Миша, теперь мы пойдем с тобой двое, а вы пойдите домой. Какой случа́й, дак ты, соловей, узнаешь.
— Ну, ладно, двое, так не беда.
Они пошли. А те прилетели домой, сели есть, и тут сестра и бабушка с нима. Они не знают, а звери ничего не говорят им. И когда они идут, то все смотрят, идут медведь и человек. Вот пошел медведь лапами размахивать, и так пришли на пир. Медведь залез под стол, да и сидит себе. А этот спаситель-то сидит себе с невестой. Невеста чарами обносит и думает: «Что это так долго не находится Иван-купеческий сын?» И вот Иван сел за стол, она обносит. Обносит, пришла очередь и до него. Он выпивает эту чарочку, спускает ей на поднос кольцо. Она берет это кольцо в руки и говорит:
— Ну, батюшко, дозволь мне теперь слово сказать.
— Ну, дочка, говори, что?
— А вот, — говорит, — батюшко, что я тебе скажу. Не тот мой муж, который рядом сидит, а тот, который кольцо подал. Он змея убил, и я ему дала кольцо. У него есть сестра и дружина — зверьё.
— А может, его и нет здесь, какой он спаситель тебе?
Это заговорил тот, который сидел с ней рядом. Вдруг Иван вставает на ноги.
— Ошибаешься, я здесь, хотя ты меня и убил, но я ожил и пришел сюда.
Вылезает медведь.
— А вот и медведь здесь, а остальные, наверно, у него дома, — это царевна.
— Ну, Миша, бежи, зови всех.
Вот он сейчас сбегал, и все пришли на пир. А гости смотрят на них, как на чудо. Потом сказал царь:
— Ну, Иван-купеческий сын, коли ты спас мою дочь, садись на его место, а с ним что хошь делай, воля твоя. И он сказал:
— Ну-ка, Миша, бери его.
Мишка схватил, соловей подлетел, куда дунет его носом, так и конец. Мишка схватил его лапой — только мокро. И сами выстали обратно на пир. Вот пришли, конечно, на пир, пир продолжался три дня.
Иван-купеческий сын женился на царской дочери и получил пол-царства.
Вот он живет с ней год. И это зверьё с ним, как прежде, и сестра с ним вместе живет. И в одно прекрасное время повалился он спать с женой, и заснули они крепко, а комната была полая. И вот эта сестра, что ей в ум взбрелось? Она берет этот чортов зуб и спускает ему сонному в рот, и он умер. Умер, тогда парь — что делать? Продержали сутки его, двои, с мертвым делать нечего. Он спросил:
— Как по вашему обряду хоронят покойников? Она ответила:
— А вот у нас как хоронят. Делают сперва гроб, а потом полагают в гроб и набивают кругом его железные обручи. А потом отвезут, да в море бросят.
Ну, конечно, это так и сделали. Отвезли, да в море и бросили. Ну, зверьё и беспокоится:
— Где же у нас хозяин? Нет его. И вот соловей и говорит:
— Вы бегайте по земле, а я полечу по морю.
И все отправились по разным сторонам. И вот те бегали, бегали, нигде найти не могут. А соловей прилетел и говорит:
— Я нашел гроб, на одном острове прибило, пойдемте скорее.
И oтправились они, конечно, вплавь, по морю, и в скорое время приплыли к этому острову. И сейчас же этот гроб взяли, оборвали все, вскрыли его, смотрят, он лежит. Вот соловей смотрел, смотрел, да и Мишка, да и кобели.
— Ну, ребята, знаете что? Нам придется кому-нибудь одному помереть из артели. Тут это сделала все сестра по насердке. Она спустила ему зуб чортов, и кому его достать, тот и умрет. А кому умереть — давайте кинем жребий из четверых.
И выпала очередь Мишке тянуть изо рта зуб.
— Вот беда-то, как я теперь лапу в рот пропихаю?
Мишка давай по острову бегать. Бегал, бегал, поймал зайца и принес его ко гробу и говорит:
— Ну-ко, заинька, у тебя лапка узенька, кривая, достань у него этот зуб изо рта, тогда я тебя отпущу.
Вот заяц — что делать? Надо уж делать. Дернул, достал зуб, а Мишка отпустил его, он и убежал. Хозяин и встал.
— Фу-фу, как долго спал!
— Да, долго, это уж сестра твоя. Спустила тебе зуб, ты и помер. Спустили тебя в гроб, да в море, мы и нашли тебя.
— Ну, спасибо, ребята. Дру́гожды сестра этого уж не сделает.
Ну, ладно. Тогда он и говорит:
— Ну, ребята, теперь попадайте, а ты, соловей, меня неси. Сел на соловья и полетел, как на ероплане. Жена поплакала — делать было нечего. Сидит с отцом раз и смотрит в окно.
— Папа, смотри, да ведь это муж мой летит на соловье, больше некому.
— Да как же он может, ведь мы его сбавили.
— Да так уж, у него дружина такая, доставила его, да и все.
— Не знай, дочка, у тя в глазах мерещится, что-то плохо верится. А ведь верно, верно, — он летит.
Прилетает он на двор, а в избу не заходит. Выходит царь, выходит царевна.
— Ну, почему ты, Иван-купеческий сын, не идешь в избу?
— А вот до тех пор не пойду: кликните мне сестру сюда на разговор на один, я у нее кое-что спрошу, а потом зайду.
Вот ясно, что уж раз требуют сестру — сестра выходит.
— Ну, что тебе, братец, надо?
— А, сестра, отомстила ты мне за чорта, спустила зуб, ну, я тебя больше не прощу. Ну-ко, соловей, расправься с ней!
Соловей как дёрнул носом, она и померла. Вот приказал он сделать гроб, и похоронили ее в землю, как полагается, а не то, что она сказала. Вдруг прибегает все его войско.
Он приходит в дом, завел все свое зверьё, напоил, накормил.
Царь собрал пир; он, конечно, все обсказал, как он вышел из дому, как путешествовал и как сестра его загубила второй раз. Тогда он сказал соловью и Мишке:
— Ну, ребята, если желаете жить со мной, то живите, а если не хотите, то идите, а в случае чего, если понадобитесь, то я вас повещу.
— Хорошо, тогда мы пойдем.
— А вы, кобели, оставайтесь, тако уж благословенье дедушка, живите до моей смерти, а там уж видно будет.
Потом он стал жить да поживать со своей царевной, впоследствии получил престол и стал престолом править до глубокой старости.