Читатели о «Русскихъ Вѣдомостяхъ»
правитьІ.
править«Когда-то покойный Салтыковъ печаловался о томъ, что не было въ его время „читателя друга“. Теперь „читатель другъ“ давно народился, а потому да позволено будетъ ему отозваться, разъ къ тому данъ поводъ», — такъ начинаетъ свое обращеніе къ намъ одинъ изъ нашихъ друзеій-читателей. — «Лица, на плечахъ которыхъ лежитъ вся тяжесть веденія газеты, въ тяжелыя минуты пусть вспомнятъ, что тамъ въ глубинѣ Россіи у нихъ есть искренніе друзья, которыя радуются ихъ радостями и печалуются ихъ печалями». «Русскія Вѣдомости» — нашъ учитель жизни и другъ, съ которымъ думались завѣтныя думы и лелѣялись лучшія мечты; теперь ко дню полувѣковаго юбилея мы шлемъ «нашей газетѣ» свои симпатіи, воспоминанія и горячія пожеланія".
И со всѣхъ сторонъ въ отвѣтъ на наше обращеніе притекаютъ эти отклики друзей-читателей, въ которыхъ — отзывы, воспоминанія, думы о настоящемъ, мечты о будущемъ, выраженія симпатій и благодарности, дружескіе совѣты и пожеланія. Этихъ отзывовъ тысячи.
«Русскія Вѣдомости» неустанно проповѣдуютъ, зовутъ къ свѣту, будятъ общественную мысль". «Газета въ трудные моменты государственной и общественной жизни указываетъ разумные пути и выходы». «Русскія Вѣдомости» стоятъ на службѣ у всей Россіи. Газета развиваетъ и поддерживаетъ въ читателяхъ серьезное прогрессивное направленіе". «На „Русскихъ Вѣдомостяхъ“ воспитались цѣлыя поколѣнія. Каждый, говоря о себѣ, долженъ сказать, что въ его жизни „Русск. Вѣд.“ сыграли значительную роль». «Русск. Вѣд.» наравнѣ съ «Отечественными Записками», «Современникомъ», «Русскимъ Богатствомъ», «Вѣстникомъ Европы» заложили фундаментъ нашего общественнаго міровоззрѣнія и сыграли существенную роль въ дѣлѣ развитія политической мысли". «Русскія Вѣдомости», — это «каѳедра политической мысли и гражданственности», «вольный университетъ», русское «University exstension», «книга для самообразованія», «энциклопедія политической жизни». «Вт газетѣ отсутствуетъ партійность, національная узость, высоко-человѣческое ставится выше всего». «Это — одна изъ немногихъ лабораторій благородной и гордой русской творческой мысли, проводникъ честныхъ свободныхъ идей и благороднѣйшихъ идеаловъ. „Это — свободная, безпартійная каѳедра для правдиваго, талантливаго прогрессивнаго слова“. „Русск. Вѣд.“ всегда были честнымъ и независимымъ органомъ печати, даже по взглядамъ тѣхъ, кто по раздѣляетъ мнѣній газеты». «Помню первый выходъ газеты. Она сразу завоевала симпатію читателей своей серьезностью, правдивостью и вѣрностью освѣщенія фактовъ и вопросовъ жизни». «Въ темные годы реакціи „Русск. Вѣд.“ служили путеводной звѣздой, заставляя вѣрить въ лучшее будущее». «Газета стойко во всѣ времена проводила свои идеи, и огонекъ ихъ не потухалъ среди зловѣщаго мрака». «Неподкупно, по убѣжденію она служила политическому и гражданскому развитію родины, и пронесла свои завѣтныя идеи чрезъ всѣ годы реакціи». «Русск. Вѣд.» воспитали и создали въ русскомъ обществѣ тѣ гражданскія стремленія, которыя нашли себѣ потомъ выраженіе въ годы политическаго и общественнаго подъема, въ первыхъ требованіяхъ народнаго представительства". «Дни свободъ, это были дни торжества лучшихъ общественныхъ стремленій, созданныхъ русской прогрессивной печатью». «Въ эти дни, „Русскія Вѣдомости“ сохранили вѣрность своему направленію, служенію началамъ правды, справедливости и законности, и устроенію на этихъ основахъ русской государственной жизни; газета не ушла отъ жизни въ область химеръ и красивыхъ фразъ, и, подвергаясь ударамъ и справа, и слѣва, не сошла съ своего поста». «При общей растерянности „Русскія Вѣдомости“ съ удивительнымъ хладнокровіемъ, какъ подобаетъ опытному кормчему, освѣщали событія и указывали вѣрный путь». «Ни въ угоду власть имущимъ, ни въ угоду людямъ, находившимся во власти временныхъ увлеченій переживаемаго момента, газета не сошла съ своего пути». «Ни въ одинъ изъ моментовъ русской жизни газета не измѣнила серьезности, честности и стойкости своего направленія». «Русскія Вѣдомости» всегда имѣли и имѣютъ опредѣленное политическое направленіе, отъ котораго но отступаютъ. Это порождаетъ иногда аберрацію: когда общество лѣвѣетъ, газета кажется намъ правой, когда общество вступаетъ на путь реакціи, она представляется намъ слишкомъ лѣвой, но она ни правая, ни лѣвая; она имѣетъ свое направленіе, не измѣняется съ перемѣнами (въ обществѣ, не слѣдуетъ слѣпо за нимъ, а продолжаетъ сохранять въ своихъ рукахъ руководящую роль".
Такъ отзываются наши многочисленные читатели-друзья о «своей газетѣ», объ ея значеніи для нихъ; о роли, которую играла газета въ разные моменты русской общественной жизни. У нихъ единство съ газетой во взглядахъ и убѣжденіяхъ, у нихъ духовная близость и между собой. «Когда видишь у кого-либо свою газету, чувствуешь родственную душу». Разумѣется, не можетъ быть полнаго совпаденія взглядовъ. Люди слишкомъ различны и по соціальному положенію, и по возрасту, и по темпераменту. Среди читателей есть и свой правый, и свой лѣвый флангъ. «Безпартійность и уваженіе къ чужимъ искреннимъ убѣжденіямъ со стороны газеты привлекаютъ въ ряды читателей людей различныхъ политическихъ убѣжденій». Больше «гнѣва», больше «пыла», больше «темперамента», — говорятъ одни; поменьше «крикливаго задора», — говорятъ другіе. «Да минетъ газету хлесткость, уличный тонъ, флюгерство, погоня за сенсаціей, служеніе улицѣ, да сохранитъ она свое благородное учительство и служеніе высокимъ идеаламъ, свое негодующее созерцаніе». «Безсиліе прессы въ насъ самихъ, въ переживаемомъ обществомъ затишьѣ, общественномъ застоѣ, въ паденіи нравовъ. Все это создаетъ неблагопріятную атмосферу для нашей печати. Замеръ духъ, и печатное слово падаетъ на каменистую почву». Ню все, что намъ пришлось выслушать отъ читателей, свидѣтельствуетъ, что живъ духъ, что онъ растетъ и крѣпнетъ… Тысячами присылались сообщенія и отъ постоянныхъ нашихъ друзей-читателей, связанныхъ съ газетой долголѣтними узами, и отъ недавнихъ читателей, передававшихъ и свои мнѣнія, и отзывы разныхъ группъ и круговъ, раздѣляющихъ воззрѣнія газеты и расходящихся во взглядахъ съ нею. Разнообразные вопросы затронуты въ нихъ. И разнообразіе вопросовъ, и обиліе присланныхъ сообщеній не даетъ возможности использовать ихъ всѣ. По необходимости мы ограничиваемся лишь весьма малой долей ихъ, преимущественно лишь тѣми сообщеніями, въ которыхъ выражается только общее отношеніе къ газетѣ или содержатся воспоминанія, связанныя съ ней. И это — громадный матеріалъ, который трудно использовать съ должной полнотой. Мы и въ немъ пока принуждены ограничиться малымъ. Въ другое время мы вернемся къ нѣкоторымъ вопросамъ, выдвинутымъ нашими читателями.
II.
править«Русскія Вѣдомости» зачастую «традиціонная газета» семьи. Ее читали отцы и дѣды. «Въ нашей семьѣ характерна традиціонная привязанность къ вашей газетѣ: отцомъ она почиталась за лучшую въ современной прессѣ, такой же почитается и нами». «Съ малыхъ лѣтъ „Русск. Вѣд.“ пользовались у насъ уваженіемъ и благо-говѣніемъ. Помнится, что первыя печатныя буквы, которыя я разобралъ въ дѣтствѣ, скрывшись въ углу подъ столикомъ, были заголовкомъ вашей газеты». «Газета — нашъ другъ. По газетѣ опредѣлялось развитіе ребенка. Сперва мальчикъ читаетъ отдѣлъ происшествіи, потомъ телеграммы и отчеты о засѣданіи Думы Послѣдній этапъ — передовыя статьи».
Большинство воспоминаній первое знакомство съ газетой связываютъ съ раннимъ возрастомъ, нерѣдкость гимназической порой. «Русск. Вѣд». оказали огромное вліяніе на формированіе моихъ взглядовъ. Это была традиціонная газета нашей семьи. Еще до поступленія въ гимназію, я нерѣдкопытался ее читать, по находилъ подходящій для себя матеріалъ только въ отдѣлѣ военныхъ событій и происшествій. Позднѣе, лѣтъ съ 12—13-ти мнѣ понемногу становятся доступными и другіе отдѣлы газеты, сначала содержащіе фактическій матеріалъ, касающійся политической міровой жизни, а затѣмъ! и статьи публицистическія. 15-ти лѣтъ я уже былъ внимательнымъ читателемъ «Русск. Вѣд.», послушнымъ ученикомъ ихъ. Бывало, сидишь въ гимназіи на урокахъ, помнится, въ четвертомъ или пятомъ классѣ. То, что доносится до меня, до послѣдней парты съ каѳедры учителя, такъ скучно, такъ мала даетъ уму и сердцу, что невольно съ особымъ удовольствіемъ нащупываешь въ карманѣ принесенную изъ дома газету «Русск. Вѣд.», и, улучивъ удобный моментъ, развертываешь подъ партой ея большіе, шуршащіе я неприспособленные къ классному пользованію листы. И когда въ классѣ шли объясненія уроковъ, спрашивались паши товарищи, мы съ своимъ сосѣдомъ по партѣ, пробѣгали «Русск. Вѣд.», изрѣдка отрываясь при вызовѣ новыхъ учениковъ къ доскѣ или каѳедрѣ. И лишь опасность проходила мимо насъ, мы снова углублялись въ чтете. Будучи въ 6-мъ и 7-мъ классѣ, я съ своимъ неразлучнымъ сосѣдомъ уже любили газету, любили за статьи Іоллоса, въ которыхъ всегда, при описаніи жизни сосѣдней страны, чувствовали отклики на русскую современность. И когда наступилъ 40-лѣтній юбилей «Русск. Вѣд.», мы, группа учениковъ, привѣтствовали газету какъ читатели, «воспитанные на идеяхъ», проводимыхъ «Русск. Вѣд.» на своихъ страницахъ".
«Въ старшихъ классахъ гимназіи уроковъ не слушалъ, а читалъ черезъ щелку въ партѣ „Русск. Вѣд.“. Все то, что есть во мнѣ хорошаго, заимствовалъ изъ „Русск. Вѣд.“ и отъ отца. „Русск. Вѣд.“ давали мнѣ ту духовную пищу, которая такъ необходима каждому и которой не даетъ въ Россіи школа. Думаю, что для многихъ моихъ современниковъ, „Русск. Вѣд.“ имѣли тоже значеніе высшаго наставника и авторитетнаго совѣтника во всѣхъ вопросахъ общественной жизни».
«Въ началѣ 90-хъ годовъ въ Нижнемъ-Новгородѣ среди гимназистовъ старшихъ классовъ, семинаристовъ, реалистовъ и гимназистокъ возникъ кружокъ марксистскаго направленія, объединявшій 40—50 человѣкъ учащейся молодежи, которая собиралась большею частью группами. Всѣ почти члены кружка въ теченіе трехъ лѣтъ на артельныхъ началахъ выписывали экземпляръ „Русск. Вѣд.“. Вѣсти изъ провинціи, статьи политико-экономическаго содержанія, корреспонденціи Іоллоса часто служили матеріаломъ, которымъ пользовались во время дебатовъ въ кружкѣ. Газету часто носили въ классъ, гдѣ она прочитывалась иногда всѣми учениками». «Въ 1902—15904 гг. (во время пребыванія въ гимназіи), я съ двумя товарищами въ складчину выписывалъ „Русск. Вѣд.“ на имя брата-студента, тоже вносившаго свою долю, считая ихъ единственной почтенной газетой, и читали, страшно напрягая вниманіе, такъ какъ пониманіе ея было для насъ трудно. Это не было чтеніемъ газеты въ часы отдыха, а изученіе по газетѣ политической жизни». «Мои воспоминанія относятся къ 1901—1903 гг., — времени моего гимназическаго обученія. Группа наиболѣе интеллигентныхъ гимназистовъ образовала кружокъ самообразованія. Читались книги по общественнымъ вопросамъ, изучалась политическая экономія; привлекала наше вниманіе заграничная жизнь, съ которой мы знакомились преимущественно по „Русск. Вѣд.“. Статьи Іоллоса читались запоемъ, переходили изъ рукъ въ руки, передавались въ другіе кружки. Всѣ событія германской жизни, выборы въ рейхстагъ, живо нами обсуждались. Мы пытались предугадать результаты выборовъ, учесть ихъ общественное значеніе, и съ нетерпѣніемъ дожидались очереднаго нумера газеты, могущаго разрѣшить наши сомнѣнія. Я помню, какъ среди насъ, гимназистовъ, чтеніе „Русск. Вѣд.“ было уже признакомъ, какъ бы хорошаго тона, высшей культуры. Я окончилъ гимназію, поступилъ въ университетъ, и вотъ вспоминаю одну нашу пирушку. Собралось молодежи человѣкъ 10. Когда поднялось настроеніе, одинъ изъ насъ предложилъ приступить къ ауто-да-фе. Заключалось оно вотъ въ чемъ: на столъ были положены „Русск. Вѣд.“, а въ миску со спиртомъ были брошены „Новое Время“ и „Бессарабецъ“, впослѣдствіи „Другъ“ (газета, издававшаяся въ Кишиневѣ Крушеваномъ). Товарищъ произнесъ рѣчь о значеніи печати, указалъ да „Русск. Вѣд.“, какъ на образецъ чистой, идейной газеты, и на „Нов. Вр.“ и „Бессарабецъ“, какъ на рептиліи, стремящіяся погубить все честное. Указалъ на роль Буренина изъ „Нов. Вр.“, въ жизни Надсона и затѣмъ зажегъ спиртъ. Въ то время, какъ „Нов. Вр.“ и „Бессарабецъ“ сгорали, „Русск. Вѣд.“ торжественно развѣвались въ нашихъ рукахъ. Конечно, этотъ эпизодъ курьезенъ, по все-же онъ безусловно говоритъ о томъ отношеніи, которое существовало къ „Русск. Вѣд.“. Въ глазахъ насъ, молодыхъ студентовъ, „Русск. Вѣд.“ были символомъ идейности, чистоты, прогресса».
«Въ 1892—1895 гг. въ (нашей N — ской духовной семинаріи существовалъ кружокъ для самообразованія, интересовавшійся главнымъ образомъ экономическими вопросами. Кружокъ имѣлъ свою библіотеку. На членскіе взносы кружокъ выписывалъ ежегодно газету „Русск. Вѣд.“. По этой газетѣ тогда формировалось наше политическое мышленіе. Бывало сидишь на урокѣ какого-нибудь „обличительнаго богословія“ или „ученія о расколѣ“ и потихоньку, крадучись, изъ-подъ парты съ жадностью поглощаешь корреспонденціи изъ Берлина, подписанныя буквой „I“, и въ то же время боишься, шумомъ газеты или -еще чѣмъ-нибудь привлечь вниманіе учителя».
«Въ 80-хъ годахъ читальня при казанскомъ ветеринарномъ институтѣ жила „Русскими Вѣдомостями“. По числу читателей можно было замѣчать, есть „Русск. Вѣд.“ или нѣтъ. Очереди ждали и спрашивали передачи у читавшаго. Институтскіе профессора и преподаватели силились въ угоду начальству скрывать отъ слушателей Дарвина и Спенсера. Студенты возражали по популяризаціямъ „Русскихъ Вѣдомостей“, заставляя игнорировавшихъ ихъ заглядывать въ опальную газету».
«Я учился въ одной изъ сѣверныхъ гимназій. Время было глухое. Деляновскій режимъ обезцвѣтилъ и заболотилъ школьную жизнь русскаго юношества. Единственнымъ утѣшеніемъ моимъ и моихъ товарищей въ то время было читать „Русск. Вѣд.“. Статьи въ газетѣ будили нашъ умъ, воспитывали наше политическое міросозерцаніе». «Въ послѣднихъ классахъ гимназіи, въ концѣ 80-хъ годовъ прошлаго столѣтія, у насъ (въ провинціальномъ губернскомъ городишкѣ) имѣлось нѣсколько кружковъ саморазвитія. Въ этихъ кружкахъ мы впервые познакомились съ „Русск. Вѣд.“, зачитывались нѣкоторыми статьями, которыя звучали для насъ свободнымъ словомъ среди могильной тишины той эпохи. Могу сказать безъ преувеличенія, что „Русск. Вѣд.“ сыграли огромную роль въ расширеніи нашего кругозора, въ выработкѣ нашего міросозерцанія и тѣхъ идеаловъ, которые остались для насъ дорогими на всю жизнь».
«Я познакомился съ газетой тотчасъ по поступленіи въ университетъ. Землячество (дѣло было въ г. Кіевѣ), членомъ котораго я былъ, выписывало на средства общей кассы газету для общаго пользованія. Переходя изъ рукъ въ руки, юна къ нѣкоторымъ попадала съ большими опозданіями, тѣмъ не менѣе, она не теряла для насъ своего интереса, потому что мы вовсе но искали въ ней интересовъ текущаго дня. Нѣкоторыя статьи служили предметомъ общаго обсужденія. Когда газета прочитывалась всѣми, староста разрѣзывалъ ее и вырѣзки сортировалъ и наклеивалъ въ особыя тетради».
"Никогда не забуду, какъ у насъ въ техническомъ институтѣ устанавливалось расписаніе «дежурства студентовъ по „Русск. Вѣд.“; это значило, что очередной студентъ долженъ былъ несмотря на погоду бѣжать на Невскій къ пассажу, чтобы купить у газетчика нумеръ газеты, и горе было тому, кто опаздывалъ и возвращался съ пустыми руками»…
Воспоминанія о порѣ юности, когда пріобрѣтались знанія, развивался характеръ, складывались политическія убѣжденія, и о той роли, какую въ этотъ періодъ формированія юной души играла русская прогрессивная печать, особенно обильны въ сообщеніяхъ нашихъ читателей. Мы взяли только немногія изъ нихъ. Они исходятъ отъ людей разныхъ поколѣній, но всѣ они болѣе или менѣе аналогичны.
При всѣхъ разнообразныхъ переживаніяхъ, на разныхъ поприщахъ въ дальнѣйшей жизни, около читателя былъ его «другъ», была «его газета». Этотъ «другъ» — его добрый совѣтникъ. Ни при какихъ обстоятельствахъ онъ не прерываетъ связи съ нимъ. Онъ подвергается за это преслѣдованіямъ, многообразнымъ ударамъ. Заброшенный въ глухой медвѣжій уголъ, онъ чувствуетъ связь съ «своей газетой» и сознаніе, что онъ не одинъ, вселяетъ въ него необходимую бодрость. Читатель не только пользуется газетой самъ, но и песетъ ее другимъ. Онъ желаетъ служить тѣмъ же идеямъ, которыя проповѣдуетъ «его газета».
«Въ 80-хъ годахъ въ петербургскомъ университетѣ среди студентовъ были кружки, которые выписывали „Русск. Вѣд.“ для совмѣстнаго чтенія. Мы передавали газету рабочимъ. Газета очень способствовала ихъ развитію. Въ концѣ девяностныхъ и началѣ девятисотыхъ годовъ, живя въ центральныхъ губерніяхъ, я передавать прочитанныя „Русск. Вѣд.“ своимъ пріятелямъ-крестьянамъ, что продолжалось и въ періодъ революціоннаго подъема. Въ годы наступившей темной реакціи особенно чувствовалось благотворное вліяніе „Русск. Вѣдом.“ на читателей, поддерживая въ нихъ бодрость и надежду на лучшее будущее».
Интересны воспоминанія одного сельскаго учителя. «Въ 1904 г., когда началась война съ Японіей, я читалъ „Русск. Вѣд.“. Это было въ глухомъ уголкѣ Новгородской губ. Съ началомъ войны, числѣ газетъ, получавшихся въ нашей мѣстности, увеличилось, но „Русск. Вѣд.“ выписывалъ я только одинъ. Скоро это было замѣчено всѣми, и даже крестьянами. Въ началѣ войны, да впрочемъ еще и послѣ нѣсколькихъ первыхъ нашихъ пораженій, въ нашей мѣстности царила увѣренность въ нашей военной мощи. Настроеніе характеризовалось выраженіями: „громъ побѣды раздавайся“, или „шапками забросаемъ“. Но когда крестьяне просили меня прочесть имъ мою газету и я читалъ, то они не находили въ неій того, чего желали. Газета разочаровала ихъ. Она трезво и спокойно разрушала возможность закидать врага шапками и рисовала этого врага (опаснымъ, сильнымъ и умѣлымъ. Вотъ въ это-то время крестьяне и замѣтили, что я только одинъ получаю какую-то странную газету, въ которой о войнѣ пишется совершенно въ разрѣзъ съ ихъ увѣренностью и желаніями. Ни у кого больше они такой газеты не видѣли. Скоро обнаружилось ихъ враждебное отношеніе какъ ко мнѣ, такъ и къ газетѣ, потому что она разъясняла положеніе на войнѣ вопреки ихъ настроенію. Стали говорить: „учителева газета“, а затѣмъ пошли слухи, что это „японская газета“. Враждебность ко мнѣ стала возрастать.
Однажды большая толпа крестьянъ-косцовъ окружила меня въ полѣ, когда я несъ съ почты „Русск. Вѣд.“. Толпа была настроена очень недружелюбно.
— Ты, говорятъ, японскія газеты получаешь? — спросили меня.
— Нѣтъ, — отвѣчаю.
— А покажи?
Я показываю заголовокъ „Русск. Вѣд.“ и особенно указываю на слово „Русскія“ и „Москва“ надъ передовой статьей. „Видите изъ Москвы, а Москва вѣдь русскій городъ“.
Толпа немного успокоилась.
— А отчего же въ твоей газетѣ все пишутъ, что японцы бьютъ нашихъ?
— А оттого, что это — правда. Это — не любо, но правда.
Я объяснилъ толпѣ положеніе дѣлъ на войнѣ съ точки зрѣнія „Русск. Вѣд.“, подтверждалъ это телеграммами изъ другихъ газетъ и совершенно успокоилъ толпу.
Во вторую половину войны настроеніе крестьянъ къ „Русск. Вѣд.“ круто измѣнилось. „Вотъ это правильная газета“, — говорили они. Или; „только учителева газета правду пишетъ“. Послѣ уже говорили, „эта газета за насъ, мужиковъ, стоитъ“ и т. д. Со второй половины войны крестьяне уже очень охотно слушали чтеніе газеты. Обыкновенно окружали меня и настойчиво просили имъ почитать. Когда я ихъ отсылалъ слушать другія газеты, они возражали: „Твоя газета очень хорошая, правильно пишетъ“. Тутъ уже при извѣстіяхъ о пораженіяхъ, нѣкоторые грустили я вѣшали головы, осуждали командующихъ, непорядки, но вражды уже не выражали».
«Каждое лѣто я пріѣзжалъ къ себѣ въ деревню (Черниговск. губ.) и давалъ читать „Русскія Вѣдомости“ крестьянамъ. Къ вечеру нумеръ молу» чалъ обыкновенно въ видѣ грязной тряпицы. Урядникъ сталъ отбирать газету отъ крестьянъ. Тогда крестьяне придумали уловку: они брали губернаторскую газету «Черниговское Слово» и въ него вкладывали нумеръ «Русск. Вѣд.», въ случаѣ прихода урядника, и тогда свободно ужо при немъ читали газету".
«Рядовые земледѣльцы-крестьяне, — пишетъ намъ одинъ крестьянинъ, — не выписываютъ дорогихъ „интеллигентныхъ“ газетъ и еще черезъ полвѣка примутъ участіе въ анкетѣ. Я газеты читаю потому, что не плету лапти, Я. больше другихъ земли имѣю, самъ „хозяинъ“. Грамотная мужицкая Русь пока еще находится во власти домохозяевъ-стариковъ, которые газеты признаютъ ни къ чему: „Подати не уплочены, а онъ съ газетами возится“, — говорятъ старики. Но если газета попадаетъ въ деревню, то прочитывается крестьянами (несмотря на непонятность языка и непопулярность изложенія). Такъ, въ нѣкоторыхъ деревенскихъ читальняхъ (при школахъ) выписывались „Русск. Вѣд.“ (теперь это запрещено); на нихъ всегда было много охотниковъ».
Не только въ деревцѣ среди крестьянъ, чтеніе газетъ преслѣдуется и въ городахъ. Народные учителя, земскіе служащіе, чиновники, даже священники подвергаются преслѣдованіямъ за чтеніе прогрессивныхъ газетъ.
«Начальство не совѣтуетъ читать „Русск. Вѣд.“; служащіе на казенной службѣ и читающіе подобныя газеты не могутъ разсчитывать на полученіе по службѣ наградъ».
«Помню инспектора народныхъ училищъ, который оберегалъ меня отъ „Русск. Вѣд.“, говоря, что эта газета и соціалистическая, и космополитическая, и нигилистическая, и т. д. Помню слѣдователя, читавшаго „Русск. Вѣд.“, но начальство перевело его за непокорность изъ большаго города въ уѣздный городишко».
«До 1905 года, — пишетъ намъ учитель средней школы, — выписка и чтеніе „Русск. Вѣд.“ въ глазахъ учебнаго начальства обозначало, „нѣчто нежелательное“ и ставилось иногда на видъ, такъ что бывало и|когда удобнѣе выписывать на квартиру, чѣмъ на учебное заведеніе. Съ 1905 г. стало въ этомъ отношеніи лучше; ведется просто молчаливый ученъ читаемыхъ газетъ. На средства учебныхъ заведеній выписываются газеты и журналы для общаго пользованія. Ни въ одномъ изъ учебныхъ заведеній, въ которомъ мнѣ приходилось преподавать, ни разу педагогическому совѣту не удавалось провести выписку „Русск. Вѣд.“, такъ же, какъ и „Русскаго Богатства“, „Образованія“, „жизни“, „Соврем. Слова“, „Рѣчи“, Попечители округа не утверждали повтановледій совѣта, мотивируя тѣмъ, что на государственныя средства нельзя-де выписывать газеты и журналы, преслѣдующіе противоправительственныя цѣли».
«Въ одной уѣздной земской управѣ выписывали „Русск. Вѣд.“. Предсѣдатель управы, если не совсѣмъ изъ зубровъ, то все-же правый, не желая чтобы земскіе служащіе пользовались такой прогрессивной газетой взялъ со себѣ, а имъ далъ „Нов. Вр.“, которое выписывалъ для себя лично. И что же? Чтеніе „Русск. Вѣд.“ настолько повліяло на него, что онъ самъ, вѣроятно, того не замѣчая, усвоилъ себѣ совсѣмъ иныя понятія, чѣмъ тѣ, которыми руководствовался до чтенія „Русск. Вѣд.“ и „истинно-русскіе“ помѣщики уже говорятъ о немъ, какъ о ненадежномъ человѣкѣ».
«Начальство не любить „Русск. Вѣд.“, — пишетъ намъ одинъ священникъ, — Подписчикамъ этой газеты, во избѣжаніе опалы, приходится хитрить. Одинъ знакомый мнѣ протоіерей выписываетъ „Русск. Вѣд.“ на чужее имя. Одному священнику нашего уѣзда, избранному на съѣздѣ крупныхъ землевладѣльцевъ, предписано было телеграммой уклониться отъ баллотировки въ выборщики только лишь потому, что онъ выписывалъ „Русск. Вѣд.“. Отъ губернатора было предписаніе не пересылать этой газеты черезъ волостныя правленія».
«Я былъ раньше учителемъ въ земской школѣ и предводитель дворянства не совѣтовалъ выписывать газету, — „ее издаютъ кучка профессоровъ и они только пишутъ, а на дѣлѣ-то выходитъ совсѣмъ другое. Газета считалась либеральной и на меня смотрѣли косо“.
„Русск. Вѣд.“ выписывались, — пишетъ одинъ офицеръ, въ томъ полку, гдѣ я служилъ въ библіотекѣ офицерскаго собранія. Это было въ 70-хъ и 80-хъ годахъ. Потомъ Начальство не оказало къ ней своего сочувствія, такъ какъ сочло ее вредной для офицеровъ. Въ концѣ 80-хъ годовъ штатскіе вопросы въ войскахъ начали изгоняться, а посему и газеты съ партикулярной тенденціей изъ библіотеки была изгнаны, въ томъ числѣ и „Русск. Вѣд.“. Нашъ офицерскій кружокъ сталъ газету самостоятельно выписывать и читать». «Въ 1906 г. въ одномъ изъ уѣздныхъ городовъ Прнуральскаго края былъ устроенъ въ мѣстномъ общественномъ собраніи вечеръ. Между прочими украшеніями залы на одной стѣнѣ прибили въ розовыхъ рамахъ NoNo газеты „Русск. Вѣд.“, „Сынъ Отеч.“ и „Наши Дни“, а въ черныхъ рамкахъ „Новое Время“, „Русское Знамя“ и „Вѣче“. Изъ розовой же бумаги на стѣнахъ прибили иниціалы учрежденія, давшаго помѣщеніе, именно, „соединенное собраніе“, — двѣ буквы „С.С.“. Одинъ изъ мѣстныхъ патріотовъ донесъ начальству, что происходитъ демонстрація, двѣ буквы „С.С.“, означаютъ де „собраніе соціалистовъ“, восхваленіе революціонной печати и посрамленіе патріотической. Въ результатѣ, — клубъ былъ закрытъ, дежурнаго старшину, педагога, перевели въ другой городъ, привлекали устроителей вечера къ отвѣтственности, по мировой судья оправдалъ всѣхъ, такъ какъ не нашелъ въ бумажныхъ украшеніяхъ никакой крамолы».
"Въ 80-хъ гг. я былъ начальникъ станціи Рязанско-уральской дор. Въ этой мѣстности въ тѣ времена было много помѣщиковъ, дѣлившихся ца два лагеря, — прогрессистовъ и крѣпостниковъ. Представителемъ послѣднихъ былъ уѣздный предводитель-дворянства. Часто въ зимнее время, въ ожиданіи поѣзда, собирались на станцію немало помѣщиковъ и начинались разговоры о текущихъ вопросахъ. Нужно было видѣть ту ненависть, съ которой крѣпостники относились къ прогрессивной газетѣ, которая все больше и больше завоевывала симпатіи общества. Мнѣ вспоминается мое столкновеніе съ кн. У., когда онъ съ губернаторомъ З. пріѣхалъ на станцію и занялъ дамскую комнату. Я предложилъ имъ очистить комнату для дамъ. Кн. У. взбѣшенный такою «дерзостью», далъ телеграмму предсѣдателю правленія и въ концѣ прибавилъ такую фразу: «Какой онъ можетъ быть дѣльный начальникъ станціи, если онъ больше занятъ чтеніемъ „Русск. Вѣд.“ и „Отеч. Записокъ“, чѣмъ своими обязанностями».
И это по только въ «доброе старое время», происходитъ то же и теперь: «Въ прошломъ году въ Нижегородской губ. были уволены изъ земской больницы двѣ фельдшерицы за то, что получали „Русск. Вѣд.“, а за ними ушла и женщина врачъ, устроившая эту больницу, такъ какъ сочла, что не можетъ остаться тамъ при такихъ условіяхъ». Эти извлеченія можно было бы значительно увеличить, но приведенныхъ отрывковъ достаточно, чтобы видѣть, какъ относилась власть къ органамъ прогрессивной печати. Эти органы особенно были непріятны для власти: они выдвигали умѣренныя требованія, справедливость которыхъ для всѣхъ была вполнѣ очевидна. «Намъ не страшны, — говорилъ когда-то Плеве, — крайнія требованія лѣвыхъ: съ ними мы справимся; намъ опасны умѣренныя требованія, въ которыхъ нельзя отказать безъ нарушенія элементарной справедливости, а они, нарастая, выбьютъ въ концѣ-концовъ насъ изъ нашей позиціи».
«Въ 1904 году я имѣлъ бесѣду съ однимъ высокопоставленнымъ лицомъ о печати въ Россіи, — пишетъ намъ одинъ читатель. Лицо это, между прочимъ, высказало, что единственная газета, которая подготовила Освободительное движеніе въ Россіи, — это „Русск. Вѣд.“, которыя постоянно будили правосознаніе въ русскомъ обществѣ. Крайне корректныя по формѣ „Русск. Вѣд.“ однако сдѣлали больше, чѣмъ какой-нибудь Другой революціонный органъ».
Такъ мыслила центральная власть. Съ прогрессивной печатью велась упорная и продолжительная борьба, которая ведется и понынѣ. Отголоски ея нашли мѣсто въ воспоминаніяхъ нашихъ читателей. Вотъ еще нѣсколько взятыхъ изъ массы присланныхъ сообщеній.
"Одинъ инспекторъ народныхъ училищъ Е. губ. объѣзжалъ школы своего района; увидѣвъ у одного народнаго учителя «Русск. Вѣд.», онъ счелъ обязаннымъ, какъ онъ высказался, предупредить, перестать читать эту «зловредную, разрушающую государство и церковь» газету либераловъ. «Въ противномъ случаѣ я принужденъ буду…» И учитель сталъ читать газету тайкомъ не у себя въ школѣ, а у знакомыхъ, чтобы остаться на мѣстѣ. Одинъ становой въ Сибири сдѣлалъ такое признаніе:
"Сначала я думалъ, что «Русск. Вѣд.», что-либо этакое, тихое, безобидное. А какъ заглянулъ въ нихъ: — Господи!!! — да тутъ вся Европа и конституція вплоть до «Долой самодержавіе!». Только все это понаписанію съ заковыркой, вприпрятку. И съ тѣхъ поръ — баста! Какъ ежели кто читаетъ «Русск. Вѣд.», — значитъ, я его, ужъ знаю, что это за «гражданинъ».
"Въ 80-хъ годахъ ютъ мѣстной администраціи и лицъ судейскаго кружка часто приходилось слышать отзывы о «Русск. Вѣд.», какъ о газетѣ не только прогрессивной, но даже антиправительственнаго направленія. Какъ курьезъ припоминаю одинъ случай. Въ 1879 г. во время Производства у меня жандармскаго обыска, товарищъ прокурора самарскаго окружнаго суда, увидавъ на этажеркѣ кучу NoNo «Русск. Вѣд.», спросилъ: «Это вы выписываете „Русск. Вѣд.“?» — «Да, я». — «Ага!» Производившій обыскъ жандармскій офицеръ спросилъ: «Вѣдь это, кажется, газета довольно благонамѣренная?» — «Конечно, — отвѣтилъ товарищъ прокурора, — благонамѣренная; но только обратили ли вы вниманіе, что гдѣ!бы мы ни производили цъ вами обыскъ, непремѣнно находили „Русск. Вѣд.“. Это, батюшка, тихій омутъ, гдѣ черти-то и водятся». "Въ началѣ 90-хъ годовъ, прочитывая нелегальныя изданія, я дѣлалъ изъ нихъ выписки, особенно много было выписокъ изъ «манифеста коммунистской партіи». Подъ выписками я ставилъ иниціалы «Русск. Вѣд.», въ цѣляхъ отвлеченія вниманія ютъ ихъ содержанія. Въ 1896 г., во время моего ареста въ Нижнемъ-Новгородѣ, книжка съ выписками попала въ руки жандармовъ и была предъявлена мнѣ при допросѣ жандармскимъ полковникомъ К. При этомъ присутствовалъ тов. прокурора,1. и прокуроръ, потомъ занимавшій высокій постъ. Кто-то изъ первыхъ двухъ прочитываетъ выдержку и спрашиваетъ; «Откуда это?» Отвѣчаю: "Какъ видите, изъ «Русск. Вѣд.». Переглядываются, по вижу, что повѣрили. Повѣрили люди, на обязанности коихъ лежитъ основательное знакомство съ преслѣдуемой литературой. Хорошо же разбираются эти люди въ крайнихъ и умѣренныхъ направленіяхъ политической мысли! Характерна и слѣдующая реплика тов. прокурора Л.: «Почему я читаю „Русск. Вѣд.“, а почему ихъ не читать?» «Да вѣдь онѣ уже имѣютъ два предостереженія, по даромъ же они сдѣланы?»
Много въ воспоминаніяхъ, присланныхъ читателями, эпизодическаго матеріала, связаннаго съ личной жизнью читателей. Не мало сообщеній посвящено воспоминаніямъ, какое значеніе имѣла газета въ тюрьмѣ и ссылкѣ. «И тогда и послѣ были печатные листы, болѣе дорогіе намъ, кровно съ нами связанные. Съ большимъ трудомъ доходили они до насъ со своей правдой, ставшей нашей правдой; но „Русск. Вѣд.“ всегда будутъ вспоминаться, какъ органъ, хоть и не нашъ, но много въ насъ вложившій. И не только годы начала моего развитія связаны теплымъ воспоминаніемъ съ „Русск. Вѣд.“, Еще болѣе близкими сдѣлались листы газеты въ дни неволи. И въ полицейскихъ домахъ, и въ одиночномъ заключеніи, и въ крѣпости, сквозь нѣсколько моихъ арестовъ и сидѣній, проходитъ это отношеніе къ газетѣ. Радостно сообщали намъ товарищи, что есть „Zeitung“ (выраженіе избранное для цѣлей конспиративныхъ), но еще радостнѣе было, когда это были „Русск. Вѣд.“, и тогда уже сообщалось не просто „Zeilung“, а кричали: „Есть Вѣдомости“. И когда попадалъ, наконецъ, желанный No, (помятый, мѣстами изорванный, испещренный замѣтками тюремныхъ читателей, то прочитывался съ такимъ наслажденіемъ, о которомъ человѣкъ, не бывавшій въ подобныхъ условіяхъ, не можетъ имѣть и приблизительнаго представленія».
Обильны воспоминанія, связанныя съ событіями въ жизни газеты. Есть среди нихъ воспоминанія о далекой порѣ, первыхъ выпускахъ «Русск. Вѣд.» небольшого формата, печатавшихся на сѣренькой бумагѣ и называвшихся въ публикѣ «сѣренькими». Вспоминается и многое другое. Отказъ ютъ выпуска «Русск. Вѣд.» въ день 19-го февраля 1886 г. (двадцатинятилѣтній юбилей оевоібожденія крестьянъ), когда было запрещено редакціи говорить объ этомъ знаменательномъ событіи, цензурныя (преслѣдованія, предостереженія, пріостановки, нападки правой печати («Московскихъ Вѣдомостей») съ призывомъ къ «исповѣданію вѣры» и требованіемъ «вторичной присяги», — все это вспоминается читателями. Читатели раздѣляли чувства негодованія и возмущенія. Удары наносились не только редакціи, но и широкимъ слоямъ читателей. «Всѣми чувствовалось, что враждебная сила обрушивалась на живую и притомъ огромную общественную организацію, на газету и ея читателей».
Читатели вспоминаютъ, какое огромное общественное значеніе имѣли отдѣльныя статьи, въ разное время помѣщавшіяся въ «Русск. Вѣд.»: по крестьянскому вопросу (А. И. Чупрова, А. С. Посникова и др.), по финансовымъ и экономическимъ вопросамъ (А. И. Чупрова, М. Я. Герценштейна и др.), по земскимъ вопросамъ (Скалена и др.), по вопросамъ суда и судопроизводства. (Джаншіева), «Письма изъ Берлина» Г. Б. Голлоса и пр. Эти статьи являлись руководящими, создавали направленія и теченія общественной мысли. Кампаніи въ пользу голодающихъ въ «голодные годы», выпускъ сборника, притокъ пожертвованій черезъ редакцію, понесенныя кары за статьи о голодѣ, «будоражившія сонную провинцію», а по терминологіи цензурнаго вѣдомства «возбуждавшія ложную тревогу» — имъ также отведено видное мѣсто въ воспоминаніяхъ.
За пятьдесятъ лѣтъ много пережито перемѣнъ русскимъ обществомъ. Мѣнялся темпъ политической жизни, мѣнялись общественныя настроенія! Періоды общественнаго подъема смѣнялись періодами реакціи. Сообщенія читателей касаются разныхъ періодовъ русской жизни. Подробнѣе они останавливаются на послѣднемъ пережитомъ общественномъ движеніи.
Нѣсколько особо стоятъ воспоминанія, связанныя съ русско-японской войной. Авторы сообщеній не могли обойти молчаніемъ этого крупнаго событія въ русской жизни. Печать по оставалась безучастной и реагировала на это событіе. Читатели оцѣниваютъ роль русской прогрессивной печати въ этотъ (знаменательный моментъ. Воспоминанія содержатъ нѣсколько не безынтересныхъ штриховъ. Вотъ отрывки изъ этихъ сообщеній:
«Во время японской войны до битвы подъ Ялу, а въ особенности до Ларина, многіе слои русскаго общества были объяты шовинизмомъ, читали и: восхищались статьями въ такъ называемой желтой прессѣ, для которой не! важна истина. „Русскія Вѣдомости“, которыя помѣщали объективныя (военныя обозрѣнія, не скрывавшія правды, считались чуть ли не крамольной, японофильской газеты. Квасные патріоты не желали даже читать ея. Послѣ первыхъ пораженій, когда стало выясняться дѣйствительное положеніе дѣлъ, и пала шумиха, въ консервативныхъ кругахъ и даже въ военныхъ сферахъ стали прислушиваться къ голосу „Русскихъ Вѣдомостей“. Объясненія, какія давались нашимъ неудачамъ, и выводы, какіе изъ этого дѣлались, воспринимались широкими слоями русскаго общества. Все яснѣе вырисовывалась вина нашей безотвѣтственной бюрократіи. Неудача войны стала трактоваться какъ крушеніе стараго режима. Передъ всѣми предстала необходимость обновленія. Конституціонная точка зрѣнія завоевала себѣ множество сторонниковъ. Лица, не желавшія раньше даже слышать о мнѣніяхъ, высказываемыхъ „Русскими Вѣдомостями“, стали говорить о необходимости конституціи. „Русскимъ Вѣдомостямъ“ въ этомъ принадлежитъ выдающаяся роль».
«Въ 1905 г. приходилось терпѣть упреки и угрозы за выписку „Русскихъ Вѣдомостей“. Тогда я жилъ въ деревнѣ Новгородской губ. Шелъ ляоянскій бой. Деревня покупала на станціи другія газеты. Приходили ко мнѣ повѣрять свѣдѣнія, вычитанныя въ этихъ газетахъ, и уходили, ругаясь на „Русск. Вѣд.“. Газеты давали совершенно различныя освѣщенія и предположенія о вѣроятныхъ результатахъ ляоянскаго боя. Мы ждали, кто окажется правымъ. Получились, наконецъ, свѣдѣнія о результатахъ боя. Опять пришли крестьяне. Было общее горе, но розни и недовѣрія уже не было. Авторитетъ „Русск. Вѣд.“ и даже мой благодаря тому, что я выписывалъ такую правдивую газету, сталъ очень высокъ.
1-го сентября) я уѣхалъ, а 26-го января получилъ отъ крестьянъ телеграмму о выборѣ меня уполномоченнымъ въ Государственную Думу».
«Оторванные ютъ родины, замученные ужасами войны и нелѣпостями всего окружающаго, мы отдыхали только на газетѣ. На родинѣ началась эпоха „довѣрія“, повѣяло свѣжимъ воздухомъ „весны“. „Русскія Вѣдомости“ скрашивали наше неприглядное, а въ послѣднее время, и безсмысленное прозябаніе на поляхъ Маньчжуріи».
"Предсказанія газеты вполнѣ сбылись, предостереженія оправдались. «Русск. Вѣд.» упрекали въ недостаткѣ патріотизма господа, кричавшіе: «Ура!» «Наша возьметъ!» «Шапками закидаемъ!» Я тогда писалъ одному изъ побѣдоносно растроенныхъ публицистовъ, что его побѣдоносные крики менѣе патріотичны, чѣмъ осторожность «Русскихъ Вѣдомостей».
III.
правитьОбщественному подъему начала нынѣшняго столѣтія предшествовали 80-е и 90-е годы, — годы реакціи. Правительство неустанно проводило свои «контръ-реформы», разрушая тѣ государственныя и общественныя начала, которыя были положены въ основу преобразованій «эпохи великихъ реформъ». Вводились исключительныя положенія, усиливались полномочія власти. Всякая общественная самодѣятельность преслѣдовалась. Во всякомъ общественномъ движеніи видѣли опасность. Въ проявленіяхъ общественной самостоятельности видѣли умаленіе прерогативъ власти. Темныя сумерки окутали русскую жизнь. Въ этотъ періодъ только прогрессивная печать «свѣтила путеводнымъ огонькомъ въ глухую ночь». Несмотря ни на какія преграды, препоны, и препятствія, русская независимая печать, неустанно преслѣдуемая, выполняла свое высокое гражданское служеніе, являясь «хорошей политической школой» и «проводникомъ идей шобви», защищая «правду истину» и «правду справедливость», будя общественное сознаніе. Печать вливала бодрость, создавала и воспитывала общественныхъ дѣятелей.
«Въ 90-хъ годахъ прошлаго столѣтія, когда царили мракъ, произволъ и „усмотрѣнія“ власти, когда всѣ лучшія начинанія прошлаго рушились и, казалось, ни откуда нѣтъ просвѣта, русская прогрессивная печать оказала родинѣ величайшую услугу, указывая, что не все потеряно, что есть идеалы и есть люди, осуществляющіе ихъ въ (жизни». «Печать тогда была путеводной звѣздой, указующей пути и способы борьбы съ окружающимъ мракомъ». «Это былъ свѣтильникъ, охраняемый бережливой и опытной рукой отъ затушенія. Временами порывы вѣтра готовы были угасить пламя. Тѣ, въ чьихъ рукахъ былъ свѣтильникъ, прикрывали пламя, свѣтъ тогда едва брезжилъ, но онъ все-таки бережно проносился среди бурь и непогоды, и (былъ донесенъ до лучшихъ дней». «Въ тяжелыя времена реакціи печать, проповѣдывавшая начала гуманности, заставляла сердце горѣть мечтой». «Рисуя Передъ читателемъ картины политическаго правопорядка и парламентскихъ битвъ на свободномъ Западѣ, газета заставляла стремиться къ водворенію конституціоннаго строя и въ нашей отчизнѣ».
Въ 900-хъ годахъ ростъ общественныхъ силъ сталь ясно обозначаться. Правительство оставалось на прежнихъ позиціяхъ, упорно стараясь задавить ростки новой жизни. Но общество начало жить иначе. Исчезла нѣмота русской жизни. Голосъ общества былъ услыщанъ. Была провозглашена Необходимость обновленія. Основой жизни были признаны тѣ начала свободы и справедливости, распространенію и укрѣпленію которыхъ въ сознаніи русскаго общества способствовала прогрессивная печать. На ея знамени были начертаны великія начала, и какъ ни старались вырвать это знамя и стеречь то, что на немъ было начертано, оно мужественно было пронесено.
Въ начавшемся общественномъ движеніи русской прогрессивной печати принадлежитъ крупная организующая роль. На ряду съ другими органами независимой печати въ этомъ направленіи дѣйствовали и «Русскія Вѣдомости».
«Въ дни „русской весны“, когда русское общество съ верховъ и до низовъ проснулось отъ долгой зимней спячки, когда жизнь пробилась сквозь ледяной покровъ и все заволновалось, зашумѣло дружнымъ весеннимъ шумомъ; стали собираться съѣзды, собранія, митинги, банкеты; „Русскія Вѣдомости“, много способствовавшія пробужденію общества, подготовляли къ грядущему обновленію. Роль, сыгранная „Русск. Вѣд.“ въ этомъ отношеніи, неизмѣримо громадна. Идя всегда неуклонно въ одномъ направленіи, никогда не сбиваясь съ пути, „Русск. Вѣд.“ постоянно будили сознаніе общества». «Въ эпоху земскихъ съѣздовъ, во время непродолжительной „Россійской весны“, газета была руководящимъ органомъ въ общественной жизни». «Осенью 1904 года, въ „Русск. Вѣд.“ раньше, чѣмъ въ другихъ газетахъ, появилась передовая статья о необходимости представительнаго строя въ Россіи. Статья эта произвела на всѣхъ глубокое впечатлѣніе и не должна быть забыта въ исторіи нашей русской общественности». «Наиболѣе ясная и выполнимая программа принадлежала „Русск. Вѣд.“. Въ защитѣ наиболѣе выполнимой программы сказалась политическая зрѣлость и опытность газеты. Эту программу выработали политики, начавшіе оппозиціонную карьеру не ее вчерашняго дня». «Русск. Вѣд.» принадлежитъ по праву огромнѣйшая заслуга въ развитіи общественнаго самосознанія. Я думаю, что такая популярная политическая партія, какъ ка-де, никогда не могла бы сразу принять такіе размѣры, вызвать большое сочувствіе, если бы не было «Русск. Вѣд.». «Можно также смѣло утверждать, что наши Представители народа въ первой Государственной Думѣ были въ большинствѣ послѣдователями газеты, въ смыслѣ направленія».
Въ дальнѣйшемъ, однако, началось политическое разслоеніе. Единство оппозиціонныхъ силъ распалось. Нѣкоторымъ общественнымъ группамъ стало казаться достижимымъ гораздо большее. Стали примѣняться и различные методы общественной борьбы. «Русскія Вѣдомости» но этому пути но пошли, оставшись вѣрными своей прежней программѣ. Тогда нѣкоторые изъ былыхъ друзей, — людей инаго политическаго темперамента, — пошли иной дорогой. «Русскимъ Вѣдомостямъ» бросали упрекъ, что онѣ поправѣли, измѣнили своей былой безпартійности, не поддерживали крайнихъ лѣвыхъ требованій, революціонныхъ выступленій и проч. Говорили, что Нельзя дѣйствовать только на умъ, освѣщать и объяснять, нужно зажигать Ненависть страстнымъ бичущимъ словомъ. Отголосокъ этихъ былыхъ расхожденій слышится и теперь въ нѣкоторыхъ сообщеніяхъ, полученныхъ нами отъ «ушедшихъ, по потомъ вернувшихся».
«Въ годы революціонной борьбы я ушелъ отъ „Русск. Вѣд.“, какъ и нѣкоторые другіе, къ печатнымъ органамъ, которые въ то время полнѣе отвѣчали моимъ общественнымъ запросамъ. Времена измѣнились, и я вернулся къ „Русск. Вѣд.“. Какъ будетъ въ будущемъ, не знаю. По, что бы то ни было, я всегда сохраню глубокое уваженіе къ „Русск. Вѣд.“, которыя стоятъ выше партійной узости и по своему тону, и по отношенію къ своимъ политическимъ сосѣдямъ и противникамъ являются безпримѣрнымъ органомъ въ исторіи русской печати». «Въ „Русск. Вѣд.“ даже ихъ принципіальные противники находили откликъ на то, чѣмъ билось въ то время сердце и Надъ чѣмъ работала мысль, — откликъ, неудовлетворяющій вполнѣ въ виду принципіальныхъ расхожденій, но всегда искренній и глубоко продуманный».
«Въ 1905—1906 гг., въ эпоху всеобщаго подъема и увлеченія освободительнымъ движеніемъ, я не удовлетворялся отношеніемъ „Русск. Вѣд.“ къ совершавшимся событіямъ и перешелъ къ чтенію другихъ газетъ. Когда наступила эпоха разочарованій, оказалось, что. изъ всѣхъ почти русскихъ газетъ однѣ только „Русск. Вѣд.“ сохранили съ достоинствомъ тотъ тонъ, котораго онѣ держались въ освободительные годы, и это возвратило къ нимъ многихъ отпавшихъ читателей».
Но вотъ что пишутъ по поводу этихъ расхожденій другіе читатели. Въ нихъ горячее оправданіе газеты. Этими выдержками мы и закончимъ Наше изложеніе присланныхъ намъ сообщеній и воспоминаній нашихъ друзей-читателей.
«Русск. Вѣд.» радикальны не кричащими фразами, выходками, а характеромъ защищаемыхъ ими положеній".
«Въ бурные годы (1905—1906 г.) „Русск. Вѣд.“ никогда не впадали въ истерику, и статьи этого времени по общественнымъ политическимъ вопросамъ, при всей ихъ живости, яркости и „подъемѣ“ настроенія авторовъ всегда оставались трезвыми, были чужды фантастики въ оцѣнкѣ настроенія и въ учетѣ борющихся силъ, а въ послѣдующіе годы реакціи „Русск. Вѣд.“ не уклонились вирво». «Значеніе „Русск. Вѣд.“ въ годы общественнаго подъема было сдерживающее. Слишкомъ пылкіе порывы „Русскія Вѣдомости“ старались направить на болѣе разумную дорогу». «Въ Sturm und Drang Periode 1905 г. „Русск. Вѣд.“ не подались со своего поста ни въ ту, на въ другую сторону. Въ этомъ, мнѣ кажется, — величайшая заслуга газеты». «Оглядываясь назадъ, прихожу къ тому заключенію, что газета поступала правильно, стараясь больше дѣйствовать на умъ читателя, чѣмъ на его чувства и воображеніе, которыя, какъ показалъ опытъ послѣднихъ лѣтъ, не всегда приводятъ къ цѣли безъ умѣряющаго дѣйствія холоднаго разсудка». «Во время осени 1905 г., среди всеобщей растерянности и хаоса событій и настроеній, „Русск. Вѣд.“ однѣ сохраняли возможное въ это» бурное время спокойствіе, остались вѣрны своей программѣ". До революціи и послѣ революціи «Русск. Вѣд.» остались тѣмъ же честнымъ, прогрессивнымъ, въ истинномъ смыслѣ либеральнымъ органомъ. Онѣ не увлеклись лѣвымъ теченіемъ и остались тѣмъ же неподкупнымъ истинно-либеральнымъ органомъ всей мыслящей Россіи. За-то послѣ декабрьскаго вооруженнаго возстанія въ 1905 г., когда всѣ прогрессивныя газеты заговорили совсѣмъ другимъ языкомъ, однѣ только «Русск. Вѣд.» по прежнему призывали власть-побѣдительницу къ исполненію данныхъ ею конституціонныхъ обѣщавшій и остались вѣрными своему девизу".
«Русск. Вѣд.» проявили стойкое и честное служеніе однимъ и тѣмъ же идеаламъ въ теченіе длиннаго ряда лѣтъ. Газета не уклонялась ни влѣво, когда это было такъ легко (и, можетъ-быть, такъ соблазнительно, ни вправо, когда это было такъ выгодно и удобно". "Переживаемая теперь реакція, которая, какъ ржавчина, разъѣдаетъ русскую жизнь, не оставила своихъ слѣдовъ на «Русск. Вѣд.». А кого только она не погубила! Благодаря этой выдержанности «Русск. Вѣд.» пріобрѣли свои традиціи, «которыя явились образцовыми въ русской литературѣ. Это — корректность, терпимость, серьезность. Благодаря всему этому, между „Русск. Вѣд.“ и читателями образовалась крѣпкая интимная связь, — единеніе читателя и газеты». «Газета подкупала всегда стойкостью своихъ убѣжденій. Была ли эпоха мрачной реакціи или вѣяло весной, загонялась ли общественная жизнь въ подполье, или била живымъ ключомъ, — газета оставалась вѣрна своимъ убѣжденіямъ, никогда по клоня головы въ сторону сильнаго и торжествующаго. Ея спокойный тонъ въ годину мрака давалъ увѣренность въ побѣдѣ свѣта, а въ дни безграничныхъ надеждъ охлаждалъ неумѣренный пылъ. Съ газетой можно было не соглашаться, но съ ней считались (по только передовое общество, но и въ консервативныхъ кругахъ. Въ процессѣ выработки правильныхъ взглядовъ на государственную и общественную жизнь, вѣрнаго пониманія текущей дѣйствительности, „Русск. Вѣд.“ Дали чрезвычайно много русской интеллигенціи. Газета была истиннымъ воспитателемъ русской общественной мысли, — въ этомъ ея роль и заслуга. Къ концу 50-тилѣтія своего существованія, газета, по всей справедливости, заслуживаетъ, чтобы пожелать ей не измѣнять своей роли и въ будущемъ, и воспитать еще много поколѣній русскихъ гражданъ, а своихъ бывшихъ воспитанниковъ поддерживать и укрѣплять въ тяжелыя минуты жизненной борьбы»…