Нѣкогда я стоялъ на распутіи въ лѣсу … и увидѣлъ тропинку прелестную, ведущую къ отдаленнымъ видамъ еще прелестнѣйшимъ. Я слѣдовалъ по излучинамъ тропинки. Мягкая мурава подстилала подъ ноги мягкой коверъ, и разнообразіе предметовъ заманивало далѣе и далѣе. Многіе бѣгаютъ по сей дорожкѣ, спѣша къ цѣли какъ можно скорѣе. Наконецъ я достигъ до конца дорожки, и вступилъ въ прекрасную аллею, за которой открылось мнѣ блестящее зданіе. По мѣрѣ моего приближенія увидѣлъ и тѣснящуюся толпу вокругъ зданія. Конечно такое празднество, думалъ я, и мнѣніе мое имѣло тѣмъ болѣе вѣроятности, что въ семъ шумномъ стеченіи людей никто не обнаруживалъ знаковъ удовольствія. Мнѣ захотѣлось принять участіе въ празднествѣ, и меня увлекло въ толпу тайное любопытство; которое побѣждаетъ всѣхъ людей; а философовъ еще скорѣе нежели другихъ. Не безъ труда пробился я въ тѣсноту. Тамъ люди съ торопливостію толкали меня впередъ и назадъ, даже ушибали меня съ намѣреніемъ, и спѣшили, опередить другихъ; правда, что другіе въ свою очередь отталкивали и опереживали ихъ, по мѣрѣ своего искусства и проворства. Такое волненіе усилило мое любопытство; но я отчаявался удовлетворить ему: какъ вдругъ увлекла и вынесла меня на ступени чертоговъ бурная волна которая едва не сокрушила меня ударомъ, но за то сократила половину труднаго пути; я выбрался изъ тѣсноты и вступилъ въ чертогъ, чтобъ сѣсть, и отдохнуть.
Внутренній стражъ подошедъ ко мнѣ и спросилъ: «Что вамъ угодно?» — Охъ! ничего, отвѣтствовалъ я голосомъ утомленнаго человѣка. — «О! сему отвѣту не вѣрятъ въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ вы находитесь.» — Когда такъ, Государь мой, то объявляю вамъ, что я ищу отдохновенія и спокойствія. — «И того нѣтъ; въ здѣшнемъ мѣстѣ напрасно будете искать его. Но сядьте. Если вы желаете успокоиться, то не дожидайтесь возвращенія Богини, хозяйки сихъ чертоговъ.» — А кто хозяйка; если смѣю спросить? — «Имя ея Богиня случая.» — Какимъ образомъ она можетъ мѣшать моему спокойствію? — «Вы; кажется, изъ новичковъ?» Да; я новъ во многомъ, и почти во всемъ: «Слишкомъ новы по вашимъ лѣтамъ» сказалъ онъ, и смотрѣлъ на меня пристально. Не знаю, полюбилось ли ему лице мое, но съ видомъ привѣтливымъ и ласковымъ. Онъ взялъ меня за руку. «Сдѣлайте мнѣ честь; пожалуйте за мною. Я проведу васъ по чертогамъ Богини.» Я слѣдовалъ за нимъ. Онъ отворилъ дверь, и блескъ украшеній изумилъ; очаровалъ, ослѣпилъ меня! Переходя изъ мѣста въ мѣсто, я дивился и смотрѣлъ на моего путеводителя. Конечно ето волшебство? спросилъ я. «Ничего не бывало;» отвѣчалъ онъ: «все что вы видите; существуетъ въ самомъ дѣлѣ; но прикраса ложная. Переглядите все вскользь и скорѣе; если не хотите, чтобы прелесть исчезла.» — Я смотрѣлъ на обои, на мебли, на хрусталь; на люстры: все было обманчивое. Серебро и золото поддѣлано; На мѣсто шитья и ткани подложена простая бумага и вырѣзка; въ хрусталяхъ и въ брилліянтахъ вставлены стеклы и рамки разноцвѣтные; изъ внутреннихъ покоевъ представлена театральная перспектива; а изголовья, постели, диваны и канапе слѣплены наскоро изъ розовыхъ цвѣтовъ, отъ которыхъ не успѣли или забыли отнять колючіе шипы.
Ахъ, государь мой! воскликнулъ я къ моему путеводителю; за чѣмъ вы здѣсь? «Случайно, отвѣчалъ онъ; я занимаю мѣсто отсутствующаго друга, котораго ничто не монетѣ вывесть изъ заблужденія, и которой состарѣлся въ службѣ неблагодарнаго случая безъ всякой пользы. Буду говоришь вамъ о Богинѣ случая съ откровенностію, которая часто ссоритъ меня съ моимъ другомъ. Все, что видите въ семъ мѣстѣ ложнаго и обманчиваго, есть точно» вывѣска ея духа и нрава. Вѣтреная, непостоянная, своенравная Богиня ласкаетъ васъ, и черезъ часѣ васъ отталкиваетъ. Досаждая, и скучая, сама бѣжитъ отъ васъ первая. Въ ея душѣ, подобію какъ въ ея чертогахъ, все игра и обманѣ до самаго ея добросердечія и красоты, но приятности ея влекутъ къ себѣ силою непобѣдимой.
При первой встрѣчѣ и свиданьи
Летишь душей на встрѣчу къ ней,
И въ легковѣрномъ ожиданьи
Сокровищъ, благъ, счастливыхъ дней
Стоишь съ надеждой и боязней;
Но ахъ! базѣ истинной любви,
Она, возсѣвъ на царство казней,
Питаетъ смертный ядѣ въ крови;
Но всѣхъ улыбкой обольщаетъ,
Сама ласкаетъ не любя,
И такъ притворно утѣшаетъ.
Что забываешь самъ себя.
Въ ея блистательномъ зерцалѣ,
Гдѣ яхонтъ радугой горитъ
Въ подложномъ камнѣ и кристаллѣ
Представленъ чрезъ искусство видъ
Чистѣйшей дружбы, совершенной,
Сей образъ дивный, но пустой
Въ душѣ тщеславьемъ затемнѣнной
Для насъ являетъ свѣтъ другой.
Мы кажемся себѣ счастливы
И чаемъ всѣхъ мудрѣе быть;
А тамъ народѣ душею льстивый
Твердитъ, что сладко въ рабствѣ жить.
Но долго ль, долго ль мы въ покоѣ?
Нѣтъ; въ мигъ разсѣется туманъ,
И съ нимъ то облачко златое,
Гдѣ свѣтло такъ игралъ обманъ
Восторга радости и счастья;
Но чтожъ, откроется очамъ?
Пустыня жизни; мракъ ненастья?
А ты, — темничный узникъ тамъ.
Темничный узникъ! воскликнулъ я: о! государь мой, я нехочу быть заключеннымъ. Мой путеводитель не могъ удержаться отъ смѣха. «И такъ бѣгите, сказалъ онъ, спасайтесь; поздно будетъ, когда Богиня васъ увидитъ.» — Какая странная мысль! Развѣ она приметъ меня за одного изъ своихъ невольниковъ? — «Конечно.» — Для чего же вы не боитесь ничего сами за себя? — «Она знаетъ меня давно; но вы для нее новый человѣкѣ.» — Будьте покойны. Я хочу ее видѣть, не будучи ею видимъ. — «Но знаете ли, что многіе огорчаются тѣмъ, что она ихъ не видитъ?» — О! я не огорчаюсь такими бездѣлками. — «Вы философъ, какъ я вижу, и философъ веселый; но многіе мудрецы вамъ подобные попадали въ ея сѣти.» — Но и многіе мудрецы мнѣ подобные укрывались отъ ея сѣтей, — «Разумѣю; вы хотите испытать счастіе, чтобы имѣть, славу побѣдителя искушеній.» — Можетъ быть я чувствителенъ, къ славѣ, какъ молодой человѣкъ; имѣть немного самолюбія мнѣ простительно. — «Юный мудрецѣ, берегись! возразилъ мой путеводитель:
Кто самъ ввергался въ искушенья,
Тотъ мудрымъ въ жизни не бывалъ,
Побѣгъ есть вѣрный путь, спасенья;
Но кто, скажи ты мнѣ, бѣжалъ
Изъ царедворцевъ самъ собою?
А развѣ случай былъ такъ строгъ,
Что вывелъ царскою рукою
Его учтиво за порогѣ.»
Я хотѣлъ отвѣчать какъ вдругъ услышалъ великой шумъ и движеніе въ покоѣ стояла стража; я ожидалъ, прибытія Богини, и сказалъ о томѣ моему путеводителю; онъ отвратилъ лице свое. «Нѣтъ, ето идетъ къ намъ ея любимица.» — Имя ея? — «Летиція.» — Ея умъ, обращеніе, языкъ? — "Вы не угадываете ея свойствъ, отвѣчалъ онъ, но характеръ ея пречудный;
Лице ея умно и живо;
А умъ поверхностью цвѣтетъ;
Въ душѣ, какъ въ хрусталѣ, игриво
И люди движутся и свѣтъ;
Но все на часъ одинъ яснѣетъ,
Чрезъ часъ все въ облакѣ темнѣетъ,
Скрывается и тѣни слѣдъ, —
Въ ней капли постоянства нѣтъ.
Ея и счастіе случайно,
Премѣнчиво подобно ей;
Сего дня вѣрно, завтра крайно,
И твердо вновь немного дней;
Ни въ милости у трона полной,
Ни въ гнѣвѣ власти недовольной
Ее ты не увидишь ввѣкъ;
Но слово вымолвитъ забавно, —
На завтра важный человѣкѣ,
Ужъ слово громко, имя славно;
Молва гласитъ о ней трубой,
И льются почести рѣкой.
Ничто ее не вводитъ въ краску.
Для выслуги нѣтъ подлыхъ дѣлъ:
Готова скоморохомъ въ пляску,
Хотябъ терпѣть отъ ѣдкихъ стрѣлъ
Толпы забавниковъ веселыхъ.
Что мѣсто, милость, или чинъ,
То новый даръ уловокъ смѣлыхъ;
Но духъ ея всегда одинъ.
Идетъ, перемѣняя роли:
То въ верхъ возносится ползкомъ,
То съ высоты скользитъ безъ воли.
То спустится, и въ низъ бѣгомъ;
Всегда сама къ себѣ пристрастна,
Съ другими вѣчно самовластна,
И съ гибкимъ въ бѣглости умомъ
Учтиво вами управляетъ,
На зло услуги изъявляетъ,
Вредитъ вамъ льстивымъ языкомъ,
И словомъ мыслитъ коловратно,
Но говоритъ всегда приятно —
То вѣрный образѣ слабыхъ женъ!
Ты будешь ею побѣжденъ.
Наконецъ и сама Богиня явилась съ блестящею свитою; и я безъ труда узналъ Летицію по ея легкому и вольному виду, съ которымъ она подступила къ своей Царицѣ. Богиня случая, не переставая смотрѣть на ту и на другую сторону, съ ласковымъ взоромъ, который подавалъ обѣщанія и надежды, знакомъ изъявила ей удовольствіе, наподобіе того какъ мы принимаемъ ласки постельной собачки. Летиція была въ восхищеніи; первый министръ стоялъ съ досадою, и шепнулъ нѣчто на ухо Богини! «Да, да, повторила она, не слыхавъ его рѣчи: все что тебѣ угодно, но возвратись къ твоему дѣлу. Для тебя время дорого.» — Послѣднее слово утѣшило царедворца; онѣ озирался съ тайнымъ удовольствіемъ на безчисленныхъ свидѣтелей его славы. Богиня обошла еще кругъ женщинѣ холодно и безъ привѣтствія. Сіи дамы, довольно старыя и давно ей знакомыя, не удивлялись ни мало ея холодности, но конечно не отъ философіи, а отъ привычки. Выступя еще впередъ, Богиня замѣтила лице мое, ей неизвѣстное; взоры ея вызывали меня. Тотъ часѣ толпа ея невольниковъ раздвинулась и дала мнѣ мѣсто. Я приближался, но безъ того раболѣпства, которымъ всего болѣе угождаютъ суетной Царицѣ случая. Ея кокетство усилилось. Она упредила меня, чтобы я готовъ былъ представишься ей черезъ часъ, а между тѣмъ занялась другими лицами въ собраніи.
Тогда шумная толпа, которая недавно меня тѣснила со всѣхъ сторонѣ, едва не лежала у ногъ моихъ; каждый изъявлялъ мнѣ уваженіе, и тысяча незнакомыхъ искали обратить на себя мои взоры. Протекъ часѣ, и меня привели въ кабинетъ къ Богинѣ случая. Ахъ! я восчувствовалъ всю ея силу и заманчивость. Она говорила, что ей извѣстно мое имя, и что ей было бы приятно удержать меня при дворѣ. Чудно, что ея рѣчь льстила крайне моему самолюбію; но какъ я затруднялся отвѣтомъ, то Богиня прибавила: «не заключайте обо мнѣ по слухамъ; право я стою лучше моей дурной славы. Родясь на то чтобы раздавать милости и жаловать любимцевъ случая, я имѣю видъ непостоянной и вѣтреной богини; но повѣрьте, что я не такова. Къ тому же нѣкоторые прискорбія, неразлучныя съ моимъ достоинствомъ, а особливо скука, тяготятъ меня.» — Скука! воскликнулъ я съ изумленіемъ. — «Да, скука: развѣ не видите вы этой скучной толпы, этихъ дѣлѣ, етаго убійственнаго царедворца, перваго изъ моихъ чиновниковъ?» — Развѣ не льзя отблагодарить его? — «Отблагодарить! воскликнула Богиня: это не возможно.» — Какъ, спросилъ я, онъ не разстанется съ вами? — Громкой хохотѣ, былъ отвѣтомъ Богини. «Боже мой, сказала она, какъ это смѣшно! Вы очень, любезны; вижу, что вы можете услужишь, мнѣ. Когда вы дадите мнѣ себя видѣть? Завтра? не правда ли?» — Кто имѣлъ, честь быть вамъ, представленнымъ, тотъ пользуется не одинъ разѣ сею честію. — «И такъ ожидаю васъ; не измѣните своему слову.» — Я откланялся очень вѣжливо, и сошелъ по лѣстницѣ потаенной въ садѣ, а оттуда на чистый и свободный воздухѣ въ поле. Тамъ, собравшись съ мыслями, жалѣлъ я, что не видался съ моимъ стражемъ, и не могъ наслаждаться передъ нимъ моею побѣдою. По сему движенію легко удостовѣришься, что побѣдя тщеславіе, остается еще побѣдить самолюбіе, и что сіе рѣдкое торжество Гораздо труднѣе, а можетъ быть и совсѣмъ не возможно.
Съ радостно возвратился я изъ страны, гдѣ надобно, для приобрѣтенія случая, скучать, или забавлять, быть достойнымъ совѣтникомъ Летиціи, или перваго министра, не имѣть истиннаго характера и не брать участія въ другихъ, подобно какъ другіе не берутъ въ насъ участія. Какъ весело обнялъ я своихъ домашнихъ! Меня ожидали искренно, чего не случается ни съ кѣмъ въ томъ мѣстѣ, откуда я вышелъ, мое уединеніе показалось мнѣ приятнѣе, мой садъ зеленѣе, душистѣе, улыбка супруги и дѣтей милѣе. Откуда проистекалъ въ душу мою новый источникъ умиленія и радости? Наслаждаясь симъ чувствомъ, искалъ я невольнымъ образомъ причины, и кажется нашелъ ее:
Чѣмъ былъ, для насъ обманъ сильнѣе
Ничтожной суеты мірской;
Тѣмъ духъ склоняется скорѣе
Къ разсудку, къ истинѣ святой,
И съ чувствомъ полныя свободы,
Съ чистѣйшей радостью живой
Вкушать дары благой природы
И сладкій для души покой.