I.
правитьЛѣтомъ 1882 года мнѣ удалось повидать мало посѣщаемыя страны: Далматскій архипелагъ, съ Сплетомъ и Которомъ, Дубровникъ и Черногорію, Боснію и Герцеговину. Подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ записалъ я все, что видѣлъ, въ путевыхъ замѣткахъ[1] — и вотъ что именно пришлось мнѣ сказать тогда о Черногоріи.
Бока Которская — узкій, длинный, извилистый заливъ, врѣзывающійся въ материкъ подобно исполинской буквѣ М. Входъ чуть него отъ Punta d’Ostro, по берегамъ Castelnuovo, Perasto, Risano, а надъ нимъ высится совсѣмъ нынѣ истребленная австрійцами за гайдучество жителей кровавой памяти Кривошія. Тотчасъ послѣ входа въ заливъ, сзади за ближайшими скалами обрисовываются мрачныя скалы Черной горы, по которымъ побѣжала вверхъ бѣлыми узкими, ломанными въ зигзаги полосками выкованная въ скалахъ дорога изъ Котора (или Cattaro) чрезъ Нѣгошъ и Цетинье до Рѣки (60 километровъ, изъ нихъ отъ Котора до Цетинье 42). Къ наиболѣе удаленномъ отъ открытаго моря и, такъ сказать, запрятанномъ углу залива притаился Которъ и, ползя по крутымъ склонамъ, выдвинулъ въ высь острыми зубцами свои стѣны и форты. Это поселеніе занимаетъ мѣстность нездоровую, неудобную, расположенную въ темной щели; оно вонючее, грязное, со всѣхъ сторонъ запертое и огражденное, и безъ всякаго притока свѣжаго воздуха. Солнце показывается здѣсь часомъ позже, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ той же страны, и закатывается часомъ раньше. Городъ военный и торговый и наполовину черногорскій. Сюда таскаютъ горцы плоды своей тощей земли: огородническіе продукты и овощи; здѣсь сбываютъ они свой скотъ и домашнюю птицу. Путь совершаютъ напрямикъ по страшнымъ кручамъ, по едва замѣтнымъ тропинкамъ. Даже почтальонъ черногорскаго князя шествуетъ ежедневно по этимъ стезямъ, а не по зигзагамъ высѣченной въ скалахъ красивой дороги, сооруженной для удобной ѣзды въ экипажахъ. Дорога эта выстроена по соглашенію Черногоріи и Австріи, которой граница немного не доходитъ до перевала чрезъ хребетъ подъема. За переваломъ дорога опускается на дно съ незапамятныхъ временъ погасшаго кратера въ селенію Нѣгошъ, а потомъ подымается опять по дивимъ камнямъ, засыпаннымъ пустырямъ и достигаетъ красивой площадки между горами, на которой построенъ городъ или варошъ Цетинье. Нѣтъ словъ, способныхъ выразитъ величіе вида, открывающагося съ перевала на Которъ и море. Колоссальныя скалы высятся, перерѣзанныя извилинами залива; дорога которская скрещивается съ дорогою отъ Будуи, проходящей по превосходно воздѣланнымъ пашнямъ и садамъ, на краю моря. Далѣе видишь только двѣ смежныя синевы: небо и море, дѣлимыя линіею горизонта, столь далеко отстоящею, что подъ нею плывутъ гряды бѣлыхъ облаковъ, точно стаи купающихся въ морѣ лебедей.
Въ началѣ пятидесятыхъ годовъ Черногорія не прикасалась вовсе въ морю и считала не болѣе 150.000 жителей. Нынѣ въ предѣлахъ, начертанныхъ берлинскимъ трактатомъ 1878 года, прибавились въ ней съ сѣвера Никшичъ и Пива съ горою Дормиторомъ, съ юга Гусинье и Подгорица, половина озера Скутари, морскія гавани Антивари и Дульциньо, и стало свободнымъ плаваніе съ озера Скутарійскаго до моря по рѣкѣ Бояну. Число населенія почти удвоилось, но оно все-таки не доходитъ до 300.000, то есть равняется населенію европейскаго города средней величины. Постояннаго войска въ Черногоріи нѣтъ, но въ случаѣ войны всѣ взрослые мужчины обязаны нести военную службу. Ополченіе можетъ доставить заразъ отъ 30 до 40 тысячъ ратниковъ. Рядомъ съ княжьимъ конакомъ, въ Цетиньѣ помѣщается большое зданіе, называемое бильярда, служившее резиденціею бывшему владыкѣ-князю Петру II. Въ этомъ зданіи помѣщаются нынѣ всѣ министерства, весьма малыя по своему составу, потому что иное изъ нихъ состоитъ изъ двухъ лицъ, министра и секретаря, не болѣе. Здѣсь живутъ и перянники, или тѣлохранители князя. Въ военномъ министерствѣ развѣшены на стѣнахъ народные трофеи, а въ особомъ магазинѣ разставлены на козлахъ 20.000 превосходныхъ скорострѣльныхъ ружей, заряжающихся съ казенной части и обстрѣливающихъ, какъ мнѣ говорили, пространство въ 3 километра. Ружья эти раздаются только когда черногорцы собираются въ походъ, и сдаются въ магазинъ обратно послѣ кампаніи. — Васъ удивитъ, конечно, — сказалъ мнѣ секретарь военнаго министра, обводившій меня по трофейному музею, — почему здѣсь нѣтъ оружія, а только окровавленныя лохмотья отъ платьевъ и ордена; мы не развѣшиваемъ оружія, оно тотчасъ идетъ въ дѣлежъ, и каждый черногорецъ имѣетъ собственное вооруженіе, а не казенное. Вооружены всѣ — даже и духовные. Еще и въ наши времена случалось, что духовные бывали военными министрами (попъ Илья Шаменацъ). Въ цетинскомъ монастырѣ, гдѣ покоятся останки убитаго 12-го августа 1860 г. князя Данилы и Мирна, отца нынѣшняго князя Николая, насъ принималъ архимандритъ Митрофанъ (нынѣшній митрополитъ), о которомъ намъ сказывали, что онъ храбрый юнакъ, доставившій однажды побѣду своимъ землякамъ въ битвѣ съ арбанештами, или албанцами, на которыхъ онъ кинулся съ крестомъ и саблею, увлекая за собою черногорцевъ. Черногорія поражаетъ посѣтителя отсутствіемъ не только постояннаго войска, но и всего того, чѣмъ каждое европейское правительство обличаетъ на каждомъ шагу и въ каждомъ мѣстѣ свое присутствіе и попеченіе. Куча пирамидальныхъ наваленныхъ камней возлѣ дороги — вотъ единственный знакъ государственной границы. Никакой при этомъ пограничной стражи, таможни, даже простой полиціи, хотя путешественникъ, у котораго никто не спроситъ паспорта, можетъ безопасно исходить или изъѣздить верхомъ всю страну отъ края и до края вдоль и поперекъ. Князь экономничаетъ и жалѣетъ денегъ на устройство государственнаго монетнаго двора; по всей Черногоріи обращается австрійская мелочь серебра и бумажки. Страна дѣлилась прежде на нахіи, теперь на капетанства; каждымъ изъ нихъ правитъ поставленный княземъ капетанъ, онъ же и судья въ маловажныхъ дѣлахъ. Для важнѣйшихъ имѣется 5 или 6 коллегіальныхъ окружныхъ судовъ и одинъ великій или верховный судъ въ Цетиньѣ. Часто тяжущіеся прибѣгаютъ къ третейскому разбирательству самого князя. При отсутствіи закона писаннаго невозможно строгое разграниченіе суда уголовнаго отъ гражданскаго. Въ уголовномъ нравѣ произошла недавно, почти на нашихъ глазахъ (при князѣ Данилѣ), та капитальная перемѣна, что отмѣнена кровная месть черногорская, не уступавшая корсиканской вендеттѣ и имѣвшая то послѣдствіе, что цѣлые роды погибали въ междоусобныхъ войнахъ и цѣлыя нахіи дрались изъ-за нея между собою. Месть исчезла со своими спутниками, вирами и окупами; мѣсто ея заняли смертная казнь и тюрьма. Существуетъ проектъ гражданскаго уложенія, составленный профессоромъ Богишичемъ, который хотя уже и разсмотрѣнъ, но еще не получилъ санкціи. Одновременно съ отмѣною кровной мести и съ строгимъ, со времени князя Данилы, преслѣдованіемъ воровства совершилось преображеніе общества, переходъ его изъ разбойническаго военнаго быта въ бытъ земледѣльческій и промышленный. Война перестала быть нормальнымъ состояніемъ, работы по воздѣлыванію земли и хозяйству перестали исключительно обременять одинъ только полъ женскій. Земля, съ величайшимъ трудомъ воздѣлываемая, доставляетъ сверхъ хлѣба огородническія растенія, маисъ, мѣстами даже виноградъ. Скотоводство дѣлаетъ успѣхи (въ особенности овцеводство). Государство, бывшее за полвѣка назадъ теократіею и управляемое владыками, сдѣлалось теперь до такой степени свѣтскимъ, что митрополитъ не входитъ въ составъ княжескаго державнаго совѣта. Духовенству подвѣдомственны только бракоразводныя дѣла. Образъ правленія самодержавный, правительство обладаетъ большою силою, но мало есть странъ, гдѣ бы до такой, какъ въ Черногоріи, степени считались съ желаніями и настроеніемъ населенія. По всякому важнѣйшему вопросу князь совѣщался съ державнымъ совѣтомъ изъ воеводъ и министровъ. Споры запутанные, затрогивающіе коренные юридическіе вопросы, князь затрудняется рѣшать и отсылаетъ стороны къ великому суду.
Князь имѣетъ сношенія не только съ сановниками; онъ сообщается постоянно и притомъ патріархальнѣйшимъ образомъ со всѣмъ своимъ народомъ, чему способствуетъ сама внѣшняя обстановка его скромнаго двухъ-этажнаго дворца или конака въ столичномъ градѣ или варошѣ Цетиньѣ, считающемъ не болѣе 1.500 жителей. Полянка, среди которой построенъ городъ, окружена горами; изъ нихъ самая высокая — Ловчинъ, на которой похороненъ послѣдній владыка-государь Петръ II, монахъ, воинъ и поэтъ. Городъ не обнесенъ стѣнами; онъ имѣетъ видъ длинной улицы, пересѣченной немногими короткими поперечными и нѣсколькими незастроенными еще площадями. На одной изъ площадей видны развалины церкви и остатки кладбища. Церковь эту выстроилъ въ 1484 году основатель города, Иванъ Черноевичъ, владѣтель горной Зеты, поселившійся на этихъ высяхъ, уходя отъ турокъ. Садъ княжескаго конака примыкаетъ къ развалинамъ этой древней церкви. За тѣми же развалинами съ другой стороны, у подошвы горы, красуется монастырь въ итальянскомъ вкусѣ — съ аркадами, а за нимъ на возвышеніи башня съ конусообразнымъ верхомъ, на которой до 1850 года торчали на кольяхъ отсѣченныя головы турецкія. Княгиня Даринка, жена князя Данилы, выпросила у мужа приказаніе снять и похоронить эти ужасные трофеи. Конакъ сосѣдствуетъ съ бильярдною и выходитъ одною изъ своихъ сторонъ на открытую площадку, среди которой широко раскинулъ вѣтви, густо покрытыя листвою, красивый вязъ. Пень этого вяза кругомъ окопанъ и выложенъ камнемъ. Эта площадка тоже что форумъ или агорѣ; весь день толкается здѣсь народъ, сходятся и бесѣдуютъ сановники о политическихъ новостяхъ, останавливаются просители, пришедшіе хлопотать въ судахъ или министерствахъ или просто-на-просто отправляющіеся на базаръ. Здѣсь ждутъ приказаній княжескіе перяники, сидя на скамьяхъ или забавляясь киданьемъ тяжелыхъ каменныхъ шаровъ. Ихъ числится сотни двѣ; они наряднѣе одѣты, нежели простой народъ, и отличены знаками на шапкахъ, серебряными у рядовыхъ, позолоченными у капетановъ. Самъ князь является нерѣдко, садится подъ сѣнью вяза на каменномъ сидѣньѣ, бесѣдуетъ или судитъ, словомъ, дѣйствуетъ какъ святой Людовикъ французскій подъ историческимъ дубомъ въ Венсеннѣ. Не бывало примѣра, чтобы князь, отправляясь за границу или возвращаясь, или рѣшившись на какое-нибудь политическое дѣйствіе, не открылъ своихъ намѣреній или не сообщилъ достигнутыхъ имъ результатовъ такимъ примитивнымъ способомъ народу, окружающему его толпами со всѣхъ сторонъ. Въ числѣ перяниковъ я увидѣлъ одного въ красной фескѣ. Мнѣ сказали, что это бегъ изъ новоприсоединеннаго Никшича, который попросился въ службу къ князю, несмотря на то, что онъ магометанинъ. Я удивился, но мнѣ замѣтили, что князь не дѣлаетъ между подданными никакого различія по вѣроисповѣданіямъ.
Несомнѣнно, что Черногорія наиболѣе обязана своими теперешними успѣхами и значеніемъ способностямъ, энергическому характеру и необыкновенному уму своего государя. Князь и народъ не разъ испытали превратность судьбы. Всего тяжелѣе имъ пришелся 1862 годъ, когда въ самомъ Цетиньѣ Омеръ-паша предписывалъ горцамъ условія мира, почти уничтожавшія независимость Черногоріи. Съ тѣхъ поръ не только потерянное было возвращено и наверстано, но владѣнія распространены, закруглены и примыкаютъ теперь къ самому морю. Предстоять заботы, какъ возстановить разоренный до основанія Антивари, какъ обуздать албанцевъ, какъ держать балансъ точно на натянутомъ канатѣ между различными внѣшними вліяніями, между Вѣною и Петербургомъ. Средства князя весьма скромныя; главный рессурсъ его казны — это субсидіи, охотно и съ давнихъ временъ уплачиваемыя обѣими великими христіанскими державами за испытанную готовность черногорцевъ къ войнѣ съ турками. Князь воспитываетъ дочерей въ Петербургѣ, но, говорятъ, намѣренъ отдать своего сына на воспитаніе въ Вѣну. Австрія для Черногоріи опаснѣе турокъ. Поводомъ къ постояннымъ неудовольствіямъ и пререканіямъ служитъ присутствіе на черногорской территоріи выходцевъ изъ Босны, Далмаціи и Герцеговины, которымъ не можетъ Черногорія отказать въ гостепріимствѣ въ силу своихъ вѣковыхъ преданій насчетъ свободы убѣжища. Никогда не забуду двухъ дней, проведенныхъ въ Цетиньѣ. Не могъ я вдоволь насытиться и легкимъ горнымъ воздухомъ, и, свободою большею, нежели гдѣ бы то ни было, похожею на ту, какую ощущаешь въ Швейцаріи. Прощаясь съ этими храбрыми витязями, которые столь горделиво и въ теченіе столькихъ вѣковъ держались подъ знаменемъ креста на своихъ нагихъ скалахъ, не склоняя головъ въ то самое время, когда всѣ ихъ сродственники кругомъ побывали подъ турецкимъ ярмомъ, я подумалъ: помогай Богъ, размножайтесь и распространяйтесь! Изъ всѣхъ южныхъ славянъ вы наиболѣе развиты и подготовлены политически. Успѣхи, которыхъ я вамъ желаю, будутъ, во всякомъ случаѣ, соотвѣтствовать вашей выработкѣ; за ихъ заслужили…
II.
правитьШесть лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ были написаны эти замѣтки. Гражданскій кодексъ, который тогда только готовился, утвержденъ, обнародованъ 25-го марта 1888 г. и приведенъ въ дѣйствіе съ 1-го іюля того же года. Онъ образуетъ объемистую книгу въ 356 страницъ, прекрасно отпечатанную не въ той, должно быть, казенной типографіи, въ которой печатается «Гласъ Черногорца», а гдѣ-нибудь подальше, напримѣръ въ Парижѣ, хотя на заглавномъ листѣ красуется надпись съ черногорскимъ гербомъ: Општи имовински Законик на княжевину Црну Гору, на Цетиньу, в државной штампарріи, 1888 (Общій имущественный Законникъ). Само заглавіе указываетъ, что этотъ Законникъ не есть, что называется, полный гражданскій кодексъ, но только усѣченный, изъ котораго выдѣлены два капитальные предмета, двѣ во всѣхъ современныхъ законодательствахъ необходимѣйшія его части: семья и наслѣдованіе, такъ что выполненными и опредѣленными являются только три остальныя части: лица, вещи и обязательства. Былъ и у насъ цивилистъ, который предлагалъ, по чисто теоретическимъ соображеніямъ, выдѣлить семейное право изъ гражданскаго: Б. Д. Кавелинъ. Онъ усматривалъ въ семьѣ признаки права публичнаго, отношеніе единицы не къ такимъ же, какъ она, единицамъ, но отношеніе части къ своему цѣлому, ему подчиняющейся, подначальной, на которомъ построены всѣ созданія соціологическія, всѣ общественные коллективизмы; однако и самъ Кавелинъ включалъ наслѣдованіе въ область частнаго, а не публичнаго права. Черногорскому законодателю не трудно было не включать въ Законникъ права наслѣдованія, такъ какъ при господствующемъ коммунизмѣ рода или кучи все имущество вообще родовое, а такъ-называемая особина или личное имущество составляетъ только исключеніе. Что касается до семейнаго права, то его устраненіе изъ кодекса совершилось по соображеніямъ чисто практическимъ. Для договоровъ, правъ вещныхъ и всевозможныхъ обязательствъ есть готовые, испробованные формы и образцы въ римскомъ правѣ и современныхъ западноевропейскихъ, такъ что затруднителенъ только выборъ; но семья вездѣ своеобразна. Семейныя отношенія въ Черногоріи опредѣлены только обычаемъ и не нормированы закономъ писаннымъ. Обычай похожъ на сырую глыбу мрамора. Изъ этой глыбы пришлось бы высѣкать статую семейнаго законодательства безъ образца, безъ руководящей идеи, можетъ быть непоправимо ее испортить, во всякомъ случаѣ, пожертвовать безвозвратно многими хорошими частями весьма цѣннаго матеріала въ виду неизвѣстныхъ и сомнительныхъ результатовъ. Законодатель не рискнулъ на этотъ опытъ и отложилъ его до будущихъ временъ. Лучше имѣть такой имущественный кодексъ, нежели общій для всего частнаго права, представляющійся въ настоящую минуту невозможнымъ[2]. Черногорія — страна крошечная, первобытная, не культурная, однако ея законы не умѣстились бы на 12 мѣдныхъ таблицахъ, какъ въ древнемъ Римѣ. Законникъ есть, очевидно, дѣло искуснаго книжника; онъ содержитъ 1031 статью. Съ перваго же взгляда въ немъ поразительно то самое, чѣмъ поражаетъ и сама Черногорія всякаго посѣщающаго: своею поэтичностью, красотою формы. Онъ исполненъ гомеровскаго духа; нѣкоторыя его статьи какъ будто выписаны изъ Иліады или Одиссеи. Простота содержанія сочеталась въ нихъ съ изяществомъ выраженія, первобытные нравы — съ вѣяніями извнѣ высокой культуры. Подобныя сочетанія возможны только въ маленькихъ группахъ, въ крошечныхъ обществахъ, очутившихся въ условіяхъ особенно благопріятныхъ для быстраго развитія. Осуществленіемъ трудной законодательной задачи Черногорія обязана благопріятствовавшей тому внѣшней своей обстановкѣ. Законникъ напечатанъ роскошно га границею; высокому покровительству Россіи Черногорія обязана возможностью матеріальнаго вознагражденія составителя кодекса, посвятившаго этому труду съ нѣкоторыми перерывами 15 лѣтъ («Пресвятѣйшая Императорская Корона братски къ намъ относящейся великой Россіи во всегдашней своей благосклонности въ Черногоріи изволила покрыть необходимыя для этой цѣли большія издержки»). По своему положенію Черногорія болѣе похожа на Спарту, нежели на Аѳины, а между тѣмъ она нуждалась въ кодексѣ, построенномъ на прогрессивныхъ началахъ и соотвѣтствующемъ развившейся торговлѣ, большому общенію международному. Законодателемъ могъ быть избранъ только человѣкъ болѣе подходящій въ типу Солона, нежели Ликурга. Такимъ подходящимъ законодателемъ оказался ученый, очевидно не родившійся въ самой Черногоріи, но по близости, въ красивомъ градѣ Святого Влаха, названномъ южно-славянскою Венеціей) или даже Аѳинами, то-есть въ Рагузѣ или Дубровникѣ, ученикъ Блунчли, учившійся въ германскихъ университетахъ, профессоръ одесскаго университета, г. Валтасаръ Богишичъ. О личности составителя князь Николай выразился такимъ образомъ въ своемъ указѣ объ обнародованіи Законника: «человѣкъ отмѣннаго ума, большой учености и энергіи…. сынъ сосѣдней съ Черногоріей) славной дубровницкой земли». Кодексъ затѣянъ еще въ 1873 г., когда Черногорія еще не состояла признаннымъ равноправнымъ членомъ европейской семьи государствъ. Послѣдняя восточная война произвела въ работѣ значительный перерывъ. Постараюсь указать преимущественно на своеобразныя черты Законника, дѣлающія его крайне непохожимъ на всѣ современные гражданскіе кодексы европейскіе.
III.
правитьЗаконникъ составляемъ былъ для страны, гдѣ, за отсутствіемъ закона писаннаго, не могло быть ученыхъ судей, ученыхъ юристовъ, гдѣ далеко не всѣ судьи были грамотные. Такимъ образомъ кодексъ предназначался не для спеціалистовъ, которыхъ совсѣмъ не было, а непосредственно для самого народа. Приходилось писать законы столь популярно, чтобы ихъ понялъ каждый; притомъ необходимо было учить народъ праву и предписывать всякому, какъ слѣдуетъ по этому праву поступать. Весь шестой раздѣлъ кодекса есть не что иное, какъ учебникъ, опредѣляющій коренныя правовыя понятія и главныя правоотношенія, тѣ самыя, изъ коихъ вытекаютъ уже права и обязанности, составляющія содержаніе предшествующихъ пяти раздѣловъ. Первые пять раздѣловъ ссылаются постоянно на шестой, поучающій и составляющій нѣчто въ родѣ Institutiones въ римскомъ Corpus juris (totius legitimae scientiae prima elementa) и соотвѣтствующій также въ Пандектахъ 16 титулу 50 книги de verborum significatione. Учебникъ (ст. 767 до 986) даетъ отвлеченную характеристику правоотношеній и, устанавливая терминологію, завершается особою главою (ст. 987 до 1031), въ которой помѣщены правовыя поговорки («правничке изреке»). Законодатель предваряетъ, что эти поговорки « закона не могутъ измѣнить, ни замѣнить, не содѣйствуютъ объясненію его разума и смысла». Конечно, проф. Богишичъ включилъ въ эту главу много аксіомъ и труизмовъ, общеизвѣстныхъ всѣмъ записнымъ юристамъ, мало-мальски вкушавшимъ плоди юриспруденціи, но есть и коренныя хорвато-сербскія изреченія, прямо изъ устъ народа взятыя и облеченныя въ такую форму, что онѣ сразу врѣзываются въ память. Приведемъ для примѣра нѣсколько такихъ пословицъ, не различая коренныхъ отъ заимствованныхъ.
«Не суди по примѣрамъ, а по правиламъ. Законъ закономъ, хотя бы и тяжелый (dura lex, sed lex). Что тебѣ законъ далъ, того никто не отыметъ. Что родилось горбатымъ, того время не исправитъ. Разговоръ разговоромъ, а договоръ сторонамъ законъ. Что межъ двумя договорено, не обязываетъ третьяго. Всякая вещь ищетъ своего господина. Должникъ твоего должника не есть еще твой должникъ. Въ большемъ содержится и меньшее. Твое свято и мое свято; оберегай свое, моего не трогай. Что держишь въ рукѣ, вѣрнѣе того, что имѣешь на долгу». Отъ нѣкоторыхъ поговорокъ покоробило бы, можетъ быть, многихъ изъ насъ, привыкшихъ къ формализму, письменности и буквоѣдству, напримѣръ, хоть слѣдующей: «толкуя договоръ, взвѣшивай слова, а еще болѣе волю и намѣреніе» (ст. 1026).
При составленіи заразъ и законоучебника, и Законника для юридически неразвитого народа ставился первостепенно важный вопросъ о созданіи общепонятной терминологіи. Отвлеченно разсуждая, необходимость такой общепонятной терминологіи очевидна и безспорна. Бэконъ писалъ (de augm. scient.): in legibus omoia explicari debent ad captum vulgi et tamquam digitu inoustrari. Монтескье требовалъ, чтобы законы писались доступно pour les gens de médiocre entendement. Въ своемъ докладѣ въ засѣданіи русскаго филологическаго общества въ С.-Петербургѣ 13-го января 1887 г. профессоръ Богишичъ пришелъ къ слѣдующему положенію, которому мы безусловно сочувствуемъ: если законодатель желаетъ, чтобъ народъ его понималъ, то онъ долженъ и пользоваться народнымъ языкомъ. Мы согласны и съ этимъ положеніемъ, и съ послѣдующимъ, его дополняющимъ: придерживаться народнаго живого языка, а когда необходимо отъ него отступать, то слѣдовать духу его. Безспорное въ теоріи бываетъ, однако, часто затруднительно или даже просто неосуществимо на практикѣ. Г. Богишичъ опредѣлилъ въ своемъ докладѣ практическіе пріемы, которые онъ употреблялъ въ Законникѣ при разрѣшеніи возложенной на него задачи. Пріемы эти заключались въ слѣдующемъ.
Сама жизнь народа создаетъ безъ всякаго искусственнаго сочинительства подходящіе термины въ каждой области знанія или дѣятельности. Всѣ старые средневѣковые кодексы (напримѣръ, Законникъ царя Стефана Душана) отличаются такимъ органическимъ происхожденіемъ юридической терминологіи; зато въ новѣйшихъ выдѣлка терминовъ бываетъ поспѣшная, и эти термины сочиняются искусственно и почти механически записными юристами, мало заботящимися о языкѣ. Мы развиваемся несравненно быстрѣе и полнѣе, нежели люди прошлаго, и не привыкли ждать, когда требуются иногда слова немедленно для выраженія либо чего-нибудь совсѣмъ новаго народившагося, но еще не названнаго, либо чего-нибудь новаго, нами же сочиняемаго. Неотложная необходимость скороспѣлыхъ терминовъ очевидна въ трехъ главныхъ случаяхъ: 1) когда созидается новое, еще небывалое учрежденіе; 2) когда, путемъ индукціи, обобщаются случаи и частныя постановленія, когда они сводятся въ систему и предстоитъ надобность въ наименованіяхъ для этихъ отвлеченностей; 3) наконецъ, когда происходить дифференціація понятій, обозначавшихся однимъ именемъ, и во избѣжаніе смѣшенія предметовъ надобно дать каждому изъ нихъ особое наименованіе. Когда новый терминъ необходимъ, есть три способа для изобрѣтенія его: 1) либо его можно подыскать въ живомъ народномъ языкѣ, 2) либо позаимствовать извнѣ, 3) либо вновь сочинить. Общимъ хорвато-сербскимъ языкомъ, которымъ писанъ Законникъ, говорятъ жители королевства Сербіи, австрійскіе хорваты, босняки, герцеговинцы, черногорцы и далматинцы. Этотъ общій языкъ имѣетъ свои нарѣчія и говоры въ разныхъ мѣстностяхъ; приходится порою дѣлать выборъ между совершенно несхожими словами, обозначающими въ разныхъ краяхъ одинъ и тотъ же предметъ. Извѣстную, хотя и ограниченную пользу можетъ принести и историческое изученіе этого широко распространеннаго языка, сдѣлавшее въ нынѣшнемъ столѣтіи большіе успѣхи благодаря трудамъ Вука Караджича и Даничича. Профессоръ Богишичъ не чаетъ, однако, большого добра отъ воскрешенія и введенія въ живую рѣчь вышедшихъ изъ употребленія архаизмовъ. Онъ убѣжденъ, что отжившее старое не можетъ быть полезно живому языку; новая же словесность требуетъ новыхъ твердыхъ и естественныхъ основъ, которыя содержатся только въ живой народной рѣчи.
Первый источникъ скуденъ, потому всего чаще прибѣгаютъ ко второму, то-есть въ заимствованію изъ иностраннаго. Есть громадная разница между заимствованіями, которыя дѣлаетъ само общество, и заимствованіями, къ которымъ прибѣгаютъ ученые юристы. Если у народа есть и свое собственное наименованіе того же предмета (напр., турецкое ортаклукъ то же, что сербское дружство, наше товарищество), то очевидно, что всего удобнѣе дать предпочтеніе родному названію. Но всего чаще иностраннаго ищутъ за неимѣніемъ своего. Посредствомъ частаго употребленія въ разговорѣ и обширнаго распространенія, иностранное слово внѣдряется въ языкъ, приростаетъ къ нему, усваивается; оно общепонятно и его незачѣмъ выгонять. Таковы, напримѣръ, слова: рискъ, интересъ, капара (arrhae, задатокъ), сигурность (обезпеченность, securitas), темель (основаніе, отъ греческаго temelion), и другія, въ томъ числѣ множество итальянизмовъ, которыми испещрено нарѣчіе побережья далматскаго. Что касается до юристовъ, то нѣмецкіе заимствуютъ охотно иностранные термины, не заботясь о чистотѣ языка; напротивъ того, чехи и южные славяне — страшные пуристы и чуждаются словъ отъ иностранныхъ корней, но они поступаютъ еще хуже. Они самую мысль сербскую уродуютъ, перекладывая механически, посредствомъ рабскаго подражанія, наименованіе изъ одного языка на другой языкъ, переводя не душу и смыслъ слова, символизирующаго понятіе, но только само то слово, то-есть болѣе или менѣе отдаленное подобіе понятія, не заботясь уже совсѣмъ о самомъ понятіи, иными словами, передавая понятіе не цѣльно и не по совокупности его признаковъ, а по одной какой-нибудь случайно иноплеменниками особенно подчеркнутой примѣтѣ. Понятно, что такой пріемъ запружаетъ только и законъ, и юриспруденцію множествомъ терминовъ, совсѣмъ уже недоступныхъ не-техникамъ. Кому бы могло придти въ голову, что досѣлость должна означать пріобрѣтающую давность, а между тѣмъ это слово построено по образцу нѣмецкаго Ersitzung, или что разовой передаетъ понятіе expropriatio, или что твердка должна означать, а laudemium превращено въ хвалевину. Въ началѣ пятидесятыхъ годовъ особая коммиссія въ Вѣнѣ составила рядъ словарей юридическихъ: нѣмецко-чешскій, нѣмецко-хорватскій, нѣмецко-далматскій, нѣмецко-польскій и проч, и пустила такимъ образомъ въ ходъ множество уродливыхъ искаженій, отъ которыхъ надобно бы какъ можно скорѣе освободиться. Остается только третій способъ, заключающійся въ толковомъ и самостоятельномъ созиданіи вновь несуществующихъ еще терминовъ для новыхъ предметовъ. Эти неологизмы по происхожденію своему необъяснимы, какъ и всякое другое творчество; они — плоды субъективности сочиняющаго ихъ и вдохновенія. Г. Богишичъ признаетъ, что ему никогда не удавалось добыть ихъ изъ первыхъ рукъ отъ самаго умнаго простолюдина, наводя его вопросами на то, чтобы онъ назвалъ подходящимъ словомъ подсказываемый ему и изображаемый существенными его признаками предметъ. Г. Богишичъ старался только, сочинивъ неологизмъ, повѣрять его въ бесѣдахъ съ простолюдинами со стороны того, понятенъ ли онъ имъ послѣ того, какъ имъ преподанъ и самый смыслъ изобрѣтеннаго слова; потомъ онъ старался ставить его въ надлежащемъ мѣстѣ при переходѣ отъ конкретнаго къ абстрактному, отъ извѣстнаго къ неизвѣстному, и даже давалъ ему въ самомъ законѣ, при первомъ употребленіи, его объясненіе. Не подлежитъ сомнѣнію, что этимъ способомъ достигаются замѣчательные результаты, въ особенности при дифференціаціи понятій. Возьмемъ для примѣра сербскій глаголъ: дужити, обозначающій имѣть въ долгу, а въ отлагательной его формѣ дужити се, обозначающій должать. Отъ этого глагола происходитъ существительное: дужникъ, обозначавшее донынѣ одновременно и кредитора и должника, что производило большую путаницу въ понятіяхъ. Имущественный Законникъ не усвоилъ себѣ ни дословнаго перевода съ латинскаго creditor на вѣровника, какъ говорятъ въ Загребѣ, ни повѣрилица, какъ говорятъ въ Бѣлградѣ, а ввелъ новое слово дужитель для кредитора, въ противопоставленіе дужнику какъ должнику, чѣмъ бы и мы могли, конечно, воспользоваться, еслибы введи въ русскій языкъ существительное одолжитель въ смыслѣ кредитора. Когда неологизмомъ предполагается замѣстить терминъ, уже употребляемый, но неудобный, то Законникъ предлагаетъ совмѣстно оба термина, въ надеждѣ, что замѣщеніе одного другимъ произойдетъ исподволь, вслѣдствіе естественнаго теченія самой жизни.
Держина или посѣдъ изображаютъ понятіе, извѣстное какъ римское possessio или наше владѣніе (811). Довѣра или полномочіе уравнены, но стороны названы въ этомъ договорѣ по новому: повѣритель и повѣренныя (883), вслѣдствіе чего понятно, что повѣра одержитъ верхъ надъ полномочіемъ. Иногда предлагаются даже не два, а три и болѣе термина: удруженіе или удруга, что народъ зоветъ обыкновенно чужимъ словомъ ортаклукъ или ортачина, а что по домашнему называетъ еще дружествомъ или дружиною (885). Иногда мы наглядно усматриваемъ, какимъ образомъ совершается законодательное обобщеніе понятія, какъ конкретное претворяется въ абстрактное. Статья 801 гласитъ: ималацъ (имѣлецъ) зовется на народномъ языкѣ тотъ, кто имѣетъ какое-либо имущество (по русски: собственникъ — понятіе конкретное, но одному только физическому лицу на сербскомъ языкѣ приличное и неупотребляемое въ примѣненіи къ такъ-называемымъ юридическимъ лицамъ). Составитель Законника избѣгъ термина: юридическое лицо; онъ предпочелъ выразиться о юридическихъ лицахъ какъ объ установахъ или учрежденіяхъ; онъ обобщилъ понятіе: собственникъ, распространилъ его и на эти установи и выразилъ вмѣстѣ съ тѣмъ самую личную способность быть такимъ собственникомъ въ новомъ терминѣ имаоникь: «имаоникомъ» зоветъ настоящій Законникъ не того, кто что-нибудь дѣйствительно имѣетъ, но вообще всякаго человѣка и всякое учрежденіе (каковы: государство, церковь и другія), за которыми признана правоспособность имѣть свое собственное имущество" Замѣтимъ, что въ Законникѣ попадаются и новыя подраздѣленія понятій, еще неупотребительныя у насъ, но весьма практическія, напримѣръ, въ 775 ст. дѣленіе закона на наредбекъ (приказывающій, отъ наредити, mandare) и уредбень (предразрѣшающій) отъ уредити; constituere, ordnen, когда извѣстное предначертаніе закона замѣнимо по произволу волею сторонъ.
IV.
правитьПереходу въ обзору кодекса по отдѣльнымъ его раздѣланъ, съ указаніемъ характернѣйшихъ особенностей каждой части. Невольно поражаетъ отсутствіе того мертвящаго схематизма, которымъ запечатлѣны всѣ созданія прямолинейной логической дедукціи, устроенія цѣлаго въ видѣ шкафа съ выдвижными ящиками, въ которые обязательно должны размѣститься сполна и цѣликомъ всѣ помѣщаемые въ шкафу предметы, между тѣмъ какъ по натурѣ своей они должны бы лежать за-разъ въ нѣсколькихъ ящикахъ или клѣточкахъ. Раздѣловъ, какъ я уже сказалъ, всего месть; послѣдній есть учебникъ и объемлеть собою всѣ безъ исключенія опредѣленія правовыхъ понятій; первый посвященъ общимъ началамъ, второй — собственности и инымъ видамъ правъ вещныхъ, третій — куплѣ и инымъ видамъ договоровъ, четвертый — договору вообще, а также дѣламъ и обстоятельствамъ, порождающимъ обязательства, наконецъ пятый — лицамъ (человѣку и инымъ имаоникамъ, имѣльнивамъ) и ихъ дѣеспособности въ области имущественнаго права.
Начнемъ съ собственности и вещныхъ правъ (ст. 26—221). Какъ всѣ первобытные народы, черногорцы — большіе реалисты въ своихъ юридическихъ понятіяхъ, люди положительные, ставящіе вещныя права неизмѣримо выше правъ по обязательствамъ; въ переходѣ правъ собственности съ лица на лицо рѣшающимъ моментомъ они считаютъ не соглашеніе сторонъ, а только фактъ владѣнія. «Ради этой крѣпкой связи, — сказано въ ст. 870 (учебникъ), — между вещью и ея владѣльцемъ, такъ что промежъ ними нѣтъ уже мѣста для третьяго лица, законъ называетъ эти права вещными… Но если тебѣ вещь какую должаетъ твой должникъ, то пока онъ не возвратитъ долга, между тобою и должною тебѣ вещью стоитъ должникъ, онъ воленъ исполнить или не исполнять свое обязательство, надобно съ нимъ тягаться, а хотя и судъ рѣшитъ въ твою пользу, можешь вещи не получить. Такова разница правъ вещныхъ отъ обязательственныхъ» (стр. 871). Движимая вещь становится собственностью покупщика тогда только, когда онъ ее до рукъ своихъ получилъ, а если и она продажа не въ кредитъ (на почекъ), а на наличныя, то тогда лишь, когда онъ цѣну ея сполна получилъ, но собственникъ, у котораго вещь похищена, можетъ ее отыскивать какъ свою у всѣхъ, даже у добросовѣстныхъ ея пріобрѣтателей. Недвижимая собственность точно также, какъ и у насъ, переходитъ отъ одного лица къ другому только дѣйствіемъ власти, судскимъ потвердомъ, удостовѣреннымъ судокъ на самомъ подлинникѣ акта и занесеннымъ въ книги суда. По древнему закону, землевладѣльцемъ можетъ быть только черногорецъ, а изъ иностранцевъ развѣ тотъ, кому князь пожалуетъ имѣніе на опредѣленныхъ въ томъ пожалованіи условіяхъ. Учебникъ отмѣчаетъ, что въ Черногоріи нѣтъ земель, шкому не принадлежащихъ; всѣ распредѣлены между личными или коллективными собственниками. Законъ благопріятствуетъ искателямъ богатствъ и кладовъ въ чужихъ земляхъ, въ курганахъ и развалинахъ; найденное дѣлится пополамъ между нашедшимъ и землевладѣльцемъ. Находка потеряннаго возвращается безмездно хозяину, если онъ отыщется. Замѣчательны постановленія о давности пріобрѣтающей, которая превращаетъ владѣніе въ собственность. Эта давность никогда не идетъ въ прокъ недобросовѣстному владѣльцу, какъ это дѣлается, къ сожалѣнію, у насъ. Пріобрѣтатель можетъ быть только добросовѣстный владѣлецъ, причемъ дѣлается различіе по отношенію въ срокамъ, владѣлъ ли онъ вещью на законномъ основаніи, или вообще безъ всякаго основанія. Въ первомъ случаѣ требуется владѣніе движимостью въ теченіе 5 лѣтъ или недвижимостью въ течете 10 лѣтъ, во второмъ — 15 или 30 лѣтъ.
Весьма отчетливо разработаны въ Законникѣ сервитуты (угодьбы и послужія). Многочисленны постановленія о такъ называемыхъ естественныхъ сосѣдскихъ сервитутахъ, существующихъ въ силу самого закона: проходъ, прогонъ скота, проѣздъ, водоемъ, проводъ воды изъ чужого пруда или изъ рѣки жолобами и канавками для орошенія полей, недопущеніе чужого дерева проростать корнями на землѣ сосѣда или простирать надъ его землею свои вѣтви, и многія другія. Читая эти законоположенія, убѣждаемся, что онѣ писаны для страны, гдѣ дороги каждый кусокъ земли, отвоеванный у дикихъ скалъ, и каждая струйка воды, и что роковая необходимость заставляетъ пользующихся сообща дарами природы сосѣдей жить въ мирѣ и согласіи, какъ и приказываетъ имъ жить расположенный къ нравоученіямъ въ патріархальномъ духѣ законодатель (142): сосѣдъ долженъ стараться, чтобы, удовлетворяя свои потребности, онъ наименѣе стѣснялъ землевладѣльческую свободу сосѣдняго владѣльца. Кромѣ естественныхъ допускаются всякіе договорные сервитуты и даже такіе, которые пріобрѣтаются въ чужой землѣ по праву давностнаго пользованія въ теченіе продолжительнаго срока (15 и 30 лѣтъ).
Въ области правъ вещныхъ важное значеніе имѣетъ залоговое, которымъ обусловливается развитіе кредита, а слѣдовательно, и экономическое преуспѣяніе страны. Черногорскій Законникъ затѣялъ громадное нововведеніе, создавъ ипотечную систему (застава) по западно-европейскому образцу, но не ввелъ въ дѣйствіе этого учрежденія (10 глава 2 раздѣла кодекса), предоставивъ осуществленіе его будущности. Пока это учрежденіе, когда рѣшатся его исполнить, привьется, употребляемы будутъ старые способы обезпеченія долговъ, а именно: ручной закладъ движимости съ передачей ея кредитору (залога) и передача кредитору недвижимости въ пользованіе вмѣсто роста (antichresis, zastaw по Литовскому Статуту). Эта послѣдняя форма носитъ странное для нашего уха названіе — подлога. Ручнымъ закладомъ кредиторы не въ правѣ пользоваться, за однимъ исключеніемъ чисто въ черногорскомъ духѣ: закладываемаго оружія, которое разрѣшается имъ употреблять, хотя оно чужое. Кодексъ проводитъ съ большею строгостью непримѣнявшееся прежде столь безусловно правило, что закладное владѣніе, сколько бы времени оно ни продолжалось, не превращается никогда въ собственность, такъ что закладъ долженъ во всякомъ случаѣ подвергнуться продажѣ съ публичныхъ торговъ на удовлетвореніе долга, и что всякія тому противныя соглашенія недѣйствительны.
V.
правитьСтрого слѣдуя индуктивному методу, Законникъ начинаетъ въ третьемъ раздѣлѣ съ разныхъ видовъ договора и только въ четвертомъ доходить до ихъ рода, то-есть до договора вообще и до иныхъ обязательствъ. Всякому знакомому съ новѣйшими гражданскими кодексами Европы, составленными болѣе или менѣе по одному образцу, должна бросаться въ глаза, во-первыхъ, изумительная своеобразность начертанныхъ отношеній. Законодатель тутъ не при чемъ; онъ бралъ только готовое и едва успѣвалъ намѣчать богатыя формы, которыя доставляли ему сама жизнь, само народное творчество въ области права. Въ особенности поразительны утонченность и замысловатость сдѣлокъ, относящихся къ главнымъ промысламъ жителей: въ земледѣлію и скотоводству. Во-вторыхъ, заслуживаетъ вниманія, что эти законоположенія весьма гуманны; онѣ заботливо оберегаютъ интересы слабѣйшихъ по своему положенію въ сдѣлкѣ контрагентовъ; онѣ остерегаются ставить спорные вопросы ребромъ, разрубать ихъ по прямолинейной логикѣ непреклоннаго правового принципа, коль скоро мало-мальски предчувствуется, что этотъ принципъ въ своей послѣдовательности можетъ повести къ несправедливости. Въ-третьихъ, наконецъ, это имущественное частное право не соотвѣтствуетъ вообще понятіямъ, которыя мы, вскормленные римскимъ правомъ, имѣемъ вообще о частныхъ или такъ-называемыхъ гражданскихъ отношеніяхъ. Римляне, по своей натурѣ, были величайшіе эгоисты. Идеалъ, который они осуществили съ изумительною послѣдовательностью въ своемъ частномъ нравѣ, есть полное торжество голаго произвола въ области отношеній другъ съ другомъ отдѣльныхъ лицъ, какъ единицъ. Лицо господствуетъ надъ вещью безусловно и вполнѣ; чему оно противится, имѣя право за собою, то и не осуществится, хотя бы непозволяющее лицо имѣло противъ себя десятки или сотни волей такихъ же равноправныхъ единицъ. Сломить эту личную волю можетъ только одна превозмогающая сила высшаго порядка, а именно, одна государственная необходимость. Между тѣмъ въ черногорскомъ Законникѣ воля единицы склоняется ежеминутно не передъ благомъ государства и не передъ благомъ семейной группы, въ которой мы уже привыкли видѣть первообразъ и зародышъ государства, но передъ большинствомъ такихъ, какъ она, въ томъ же частномъ дѣлѣ соучастниковъ или контрагентовъ. На каждомъ шагу въ этомъ кодексѣ частные конфликты разрѣшаются по началамъ публичнаго права: до того эти начала пронизываютъ насквозь чисто гражданскія отношенія, что должны приводить въ недоумѣніе римскихъ цивилистовъ. Постараемся подкрѣпить наши замѣчанія заимствованными изъ Законника примѣрами.
Возьмемъ сувлаштину или наше общее владѣніе имѣніемъ, состояніе невыносимое въ большей части случаевъ, изъ котораго, однако, весьма трудно выйти, потому что необходимо обратиться предварительно въ суду и ждать затѣмъ два года наступленія срока, назначеннаго будто бы для полюбовнаго производства раздѣла. По Законнику никакой срокъ для полюбовнаго раздѣла не полагается, имѣніе дѣлимо во всякое время, или подвергается для раздѣла продажѣ. Но во время общаго владѣнія завѣдываніе вещью и расходованіе на поддержаніе ея въ хорошемъ состояніи не требуютъ единогласія: онѣ совершаются по большинству голосовъ. Единогласіе установлено какъ условіе только на тотъ случай, когда измѣняется назначеніе вещи иди дѣлаются въ ней необходимыя улучшенія. Перехожу въ болѣе сложнымъ группамъ, селу и общинѣ или племени (въ двойственности наименованія того же предмета уцѣлѣлъ слѣдъ того, что этотъ союзъ имѣлъ родовое происхожденіе, но нынѣ осталось за нимъ значеніе чисто территоріальное). Село и община имѣютъ то общее качество съ сувлаштиною, что онѣ — клѣточки, съ трудомъ открывающіяся для чужака, потому что ихъ замкнутость охраняется учрежденіемъ, восходящимъ къ глубочайшей старинѣ у всѣхъ славянскихъ народовъ — перекупанья (прече купне) всякаго продаваемаго имѣнія ближайшими къ продавцу людьми, его родными, — если таковыхъ нѣтъ до 6-й степени родства, то односельчанами, — а если нѣтъ односельчанъ, то членами той же общины (слабый слѣдъ этого учрежденія имѣется и у насъ въ выкупѣ родовыхъ имуществъ). Кто выселился изъ общины, тотъ уже не перекупщикъ, хотя бы былъ родной; наоборотъ, пріобрѣтатель чужого имѣнія или доли въ чужомъ имѣніи обязательно долженъ поселиться на мѣстѣ своего предшественника. Продавецъ доли въ имуществѣ долженъ оповѣстить о предполагаемой продажѣ совладѣльцевъ, продавецъ имѣнія — родныхъ и сообщинниковъ. Перекупающій пріобрѣтетъ имѣніе по цѣнѣ, по которой условлена была продажа чужаку. Перекупаніе допускается даже и при продажѣ имѣнія съ публичныхъ торговъ, но только въ течете шеста часовъ съ момента состоявшейся продажи; если же продажа происходила не съ торговъ, а съ вольной руки, то срокъ на искъ объ ея уничтоженія со стороны тѣхъ, чье право перекупанья было нарушено, бываетъ только мѣсячный отъ дня утвержденія продажи судомъ. Самый фактъ общежитія обязываетъ къ услугамъ и притомъ иногда безмезднымъ. Кто позоветъ работать въ себѣ въ подмогу, подъ условіемъ взаимности въ будущемъ, не обязанъ за этотъ трудъ платою. Если село или товарищество сговорятся помочь вдовѣ, сиротѣ, погорѣльцу или иному нуждающемуся, этотъ послѣдній не обязанъ ничего ни платить, ни отрабатывать (347).
Наиболѣе типичны въ Законникѣ постановленія о товариществахъ: до того онѣ насыщены публичнымъ элементомъ, до того воля единицы подчиняется въ нихъ условіямъ и цѣлямъ, истекающимъ изъ понятія о благѣ цѣлой группы. Ортаклувъ идя удруга есть по ст. 885 договоръ, которымъ два лица или болѣе обязуются взаимно соединить свои труды и заботы, свои деньга или иныя имущества для достиженія какой-либо общей цѣли. Это такъ-называемыя товарищества ради прибыли (тековинскія). Торговыхъ товариществъ, въ составъ коихъ должны войти и акціонерныя, Законникъ вовсе не касается. Статья 890 гласитъ, что товарищество подобно братству: между товарищами должны господствовать полное довѣріе, почтеніе и искренность. Простая удруги могутъ возникать даже и безъ письменнаго акта, по словесному соглашенію. Законникъ оформилъ возникновеніе только такихъ товариществъ, которыя пользуются, подъ особымъ именемъ, правомъ собственности (имаоничко право), то-есть суть признанныя, по нашимъ понятіямъ, юридическія лица. Только такія именныя товарищества составляютъ предварительно уставъ, обозначаютъ въ немъ мѣстопребываніе товарищества и управителей. Такой уставъ разсматривается и утверждается державнымъ совѣтомъ Черногоріи. Какъ только составилось товарищество, никто чужой вступить въ него новымъ членомъ или замѣстителемъ выбывающаго не можетъ безъ согласія всѣхъ своихъ сотоварищей. Вклады товарищей (улоги), какъ предполагается, должны быть равны, если не условлено тому противное. Всѣ члены участвуютъ въ дѣлежѣ прибылей и убытковъ, всѣ отвѣчаютъ солидарно за долги товарищества своимъ личнымъ имуществомъ. Управляющіе состоятъ на нравахъ повѣренныхъ. Всѣ товарищи участвуютъ въ завѣдываніи дѣлами товарищества и рѣшаютъ ихъ простымъ большинствомъ голосовъ, или, если вопросъ поважнѣе, — напримѣръ выборы повѣреннаго, — то большинствомъ 2/3 голосовъ. Черногорскія товарищества во многомъ похожи на наши артели рабочихъ. Легко себѣ представить, какой навыкъ въ самоуправленіи вносятъ въ жизнь общества подобныя многочисленныя и разнообразныя, свободно образующіяся товарищества.
Отмѣтимъ особенности нѣкоторыхъ отдѣльныхъ договоровъ. Ростъ, допускавшійся обычаемъ, доходилъ до 20 %; Законникъ понизилъ норму и установилъ узаконенный въ 8 % и наибольшій дозволенный въ 10 %, что указываетъ, конечно, на первобытное еще состояніе хозяйствъ и недостатокъ въ оборотномъ капиталѣ. Ростъ ламъ собою подразумѣвается при займѣ, если не условлено, что онъ даровой. Законъ устанавливаетъ взысканія до 20 % для недобросовѣстныхъ пользователей чужими деньгами, напримѣръ для управителей товарищества или хранителей суммъ, отданныхъ на поклажу. Подразумѣвается также, что всякій трудъ и услуга вознаграждаются; если такое вознагражденіе не договорено, то по мѣстному обычаю или по усмотрѣнію судьи. Домашняго слугу хозяинъ обязанъ кормить, обувать и одѣвать; въ случаѣ, если слуга заболѣетъ, хозяинъ обязанъ содержать его по крайней мѣрѣ мѣсяцъ и лечить. Особенно заботится Законникъ о судьбѣ арендаторовъ. Если срокъ аренды не условленъ, предполагается, что онъ годовой и что онъ возобновляется изъ году въ годъ. Сторона, желающая прекратить аренду, должна заявить о томъ другой за мѣсяцъ до срока. Арендаторъ можетъ быть выселенъ только тогда, когда онъ задолжалъ два срочные платежа. Если по непредвидѣнному бѣдствію (градъ, война и т. под.) арендаторъ не могъ собрать даже и трети обычнаго сбора, онъ вправѣ требовать соразмѣрнаго пониженія арендной платы. Наемъ полей можетъ быть и не на наличныя деньги, а съ половины или съ третьей или иной части обора. Обыкновенно скотъ отдается въ наемъ съ половины (на полицу); тогда всѣ животные продукты: молоко, шерсть, приплодъ, дѣлятся исполовъ, но навозъ и рабочая сила скотины остаются при половникѣ (поличарѣ). Имѣется договоръ объ отдачѣ стада подъ кесимъ или на непогибель, когда за впередъ опредѣленную плату наемщикъ пользуется стадомъ (и оставляетъ въ свою пользу всю отъ него прибыль и приплодъ, но обязывается только сдать стадо въ томъ же количествѣ головъ, такой же доброты. Имѣется договоръ о наймѣ воловъ на изоръ (на запашку). По договору о спрези разные хозяева производять сообща полевыя работы отдаваемыми ими на эти цѣли лично имъ принадлежащими волами. Въ договорѣ супони скотовладѣльцы соединяются для полученія навоза, дѣлимаго потомъ между соучастниками, между тѣмъ какъ каждый хозяинъ держитъ своего пастуха и получаетъ въ свою пользу приплодъ и животные продукты. Особенный видъ поклажи, аманетъ совершается либо въ экстренныхъ случаяхъ, либо подъ условіемъ строгой тайны. Игра и пари не пользуются вообще покровительствомъ закона, и долги, изъ нихъ вытекающіе, недѣйствительны; изъ этого правила исключаются игры, укрѣпляющія тѣло или изощряющія умъ, каковы бѣганіе взапуски, метаніе копій, стрѣльба, фехтованіе или шахматы. По такимъ играмъ долгъ можетъ быть взыскиваемъ по суду, но отъ суда зависитъ понизить игорныя ставки.
Четвертый раздѣлъ Законника о договорахъ и иныхъ обязательствахъ по содержанію своему почти одинаковъ во всѣхъ новѣйшихъ кодексахъ, такъ что и профессоръ Богишичъ могъ уже слѣдовать по широко проторенному пути. Въ этой части Законникъ стоитъ на уровнѣ современной науки. Нѣкоторыя статьи его такого рода, что и намъ было бы полезно ихъ позаимствовать у черногорцевъ, напримѣръ весь отдѣлъ о незваномъ вершеніи чужихъ дѣлъ (negotiorum gestio) или обѣщаніе огласола, то-есть договоръ по вызову посредствомъ публикаціи желающихъ въ него вступить.
Пятый раздѣлъ содержитъ совокупность положеній о лицахъ единичныхъ и собирательныхъ и о дѣеспособности первыхъ изъ нихъ. Хотя семья изъ Законника выдѣлена, хотя кодексъ не опредѣляетъ ея внутренняго устройства, но нельзя было обойтись безъ отведенія ей мѣста, какъ субъекту правъ и коллективной единицѣ въ общежитіи съ другими субъектами правъ. Это обстоятельство даетъ намъ возможность заглянуть въ само нутро этой семьи и уяснить нѣкоторыя характерныя ея особенности, напоминающія отдаленнѣйшую старину, соотвѣтствующую знакомому намъ только по глухимъ преданіямъ родовому быту.
Семья въ томъ смыслѣ, какъ мы ее понимаемъ (союзъ родительской четы и дѣтей), въ Черногоріи не признается, а имѣется только домъ или куча — союзъ сожительствующихъ въ домѣ родныхъ, пребывающій въ полномъ имущественномъ коммунизмѣ подъ началомъ домоваго старшины или домачина. Въ домачей или кучной заединицѣ или общежитіи члены кучи не имѣютъ вообще своего личнаго имущества, а все, что ими заработано, есть общее добро, за исключеніемъ того, что имъ посчастливится получить извнѣ безъ своего труда, что ямъ придется въ даръ или по наслѣдству. Этотъ незаработанный прибытокъ есть особина пріобрѣтателя, его личная собственность, которою онъ свободно располагаетъ (peculium по римскому праву). Солидарность семьи была столь велика, что при существованіи еще кровной мести и замѣняющаго его, въ случаѣ мировой, окупа въ 144 червонца за голову убитаго, не бывало примѣра отказа кучи въ уплатѣ этого окупа за убійцу, хотя бы вся куча отъ такой уплаты пришла въ упадокъ и разореніе. Законникъ пытается установить предѣлы взаимной отвѣтственности дома и отдѣльныхъ его членовъ. Необязательны для дома дѣйствія ея члена, не исключая и домачина или старшины направленныя въ явному вреду дома. Домъ не отвѣчаетъ и за преступныя дѣйствія своихъ членовъ (поджогъ, убійство, обольщеніе), не касающихся самаго дома, защиты его имущества или чести; но если виновный несостоятеленъ въ платежу, то судъ можетъ, однако, по совѣсти (по правице) неуплаченный остатокъ долга или часть его возложить на домъ, неповинный въ преступномъ дѣяніи его члена (702). Присуждаемый къ платежу членъ семьи удовлетворяетъ свой долгъ изъ своей особины и изъ своей доли въ массѣ домоваго имущества, которую домъ долженъ выдѣлить, если не желаетъ за своего члена отвѣчать. Если членъ дома ведетъ торговлю, то предполагается, что онъ торгуетъ отъ имени и за счетъ дома и домъ за него отвѣчаетъ передъ добросовѣстными его кредиторами. По договору между домомъ и его членомъ домъ можетъ отказаться отъ отвѣтственности за торговлю члена передъ третьими лицами; но для огражденія правъ этихъ послѣднихъ необходимо, чтобы договоръ явленъ былъ въ судѣ и опубликованъ. Домъ обязанъ платить за своего члена расходы на леченіе, на спасеніе его отъ какого-нибудь несчастнаго случаи (у каквой невольи). Кучанинъ не пожегъ своей доли въ кучѣ ни уступить, ни продать, но ему легко достигнутъ выдѣла, если онъ совершеннолѣтній и въ особенности если онъ женится и намѣренъ обзавестись особымъ домомъ. Пребываніе въ домовомъ общежитіи не обязательно даже для дѣтей ори живомъ отцѣ-домачинѣ.
Достойно замѣчанія положеніе жены въ кучѣ. Древній обычай благопріятствуетъ женщинѣ и покровительствуетъ ей во всѣхъ славянскихъ законодательствахъ, которыя отличаются тѣмъ, что нѣтъ въ нихъ ничего похожаго на manne или mundiam. Если мужъ, находясь въ отлучкѣ, не назначилъ своего замѣстителя, жена заступаетъ его и распоряжается полновластно движимымъ имуществомъ (690). Вдова, пока сидитъ у мужнина очага (огнище), заступаетъ мужа, какъ будто бы онъ былъ живъ. Одежа и наряды, сработанныя женщиною или подаренные ей кучею, считаются ея неотъемлемою особиною. Но, воспроизводя эти старые обычаи, составитель Законника перешелъ въ другихъ законоположеніяхъ на иную почву и старался вставить женщину въ тѣ рамки, которыя кругомъ ея обведены по германскимъ и романскимъ законодательствамъ, сдѣлать ее существомъ несамостоятельнымъ въ распоряженіи имуществомъ, лицомъ подопечнымъ. Ст. 690 допускаетъ, правда, всякіе договоры между супругами, а слѣдовательно и такіе, которые бы предоставили женѣ полную имущественную независимость, но такіе договоры будутъ всегда только исключеніемъ; общее же правило таково, что жена безъ согласія мужа, а если онъ отсутствуетъ или не соглашается, то безъ разрѣшенія суда не можетъ ни вступать въ договоры, ни дарить что-либо даже изъ своей особины, ни подарковъ отъ чужихъ людей, то-есть несостоящихъ съ нею въ родствѣ, принимать. Судъ обязательно назначаетъ къ вдовѣ попечителя, когда, оставшись по смерти мужа чужачкою въ его кучѣ, она располагаетъ особымъ личнымъ состояніемъ. Хотя она считается естественною опекуншею надъ дѣтьми, но судъ наряжаетъ къ ней особаго опекуна помощника, для управленія сообща съ нею имуществомъ дѣтей. Откровенно признаемся, что мы не сочувствуемъ этимъ заимствованіямъ, водворяющимъ на славянской почвѣ чуждое ей начало имущественной неравноправности женщинъ, на весьма спорномъ основаніи прирожденной будто бы слабости женскаго пола по уму и характеру. Неумѣніе женщинъ располагать своимъ имуществомъ есть еще вопросъ открытый, далеко не рѣшенный; по крайней мѣрѣ, въ нашемъ обществѣ полная имущественная равноправность женщины не возбуждала никогда нареканій.
Опека допускается въ Законникѣ не только по несовершеннолѣтію или психическому разстройству, но и по расточительности. Совершеннолѣтіе совпадаетъ съ исполнившимся 21 годомъ отъ роду, но и раньше того лицо можетъ быть объявлено совершеннолѣтнимъ по распоряженію опекунской власти (судъ капетанскій или судъ великій), когда, достигнувъ 18 лѣтъ, оно найдено будетъ способнымъ управлять своимъ имуществомъ или когда, съ разрѣшенія родителей, попечителей и власти, оно вступитъ въ бракъ и заживетъ особымъ домомъ. Законникъ допускаетъ отцамъ (654) узаконивать внѣ-брачныхъ дѣтей. Въ числѣ субъектовъ имущественныхъ правъ имѣются: государство, церковь, такъ-называемые заклады или общеполезныя учрежденія, основанныя на вѣчныя времена, также племена или общины. Предметами общиннаго владѣнія бываютъ горы, пашни, воды, насколько онѣ не подѣлены, пути, школы и иныя установленія, общиною установленныя и ею содержимыя.
VI.
правитьРазбирая Законникъ, я нарочно обошелъ первый раздѣлъ, содержащій общія правила и коренныя основы не только гражданскаго права, но я всякаго другого, въ томъ числѣ и нормы, опредѣляющія отношеніе закона писаннаго къ родному народному обычаю и къ самой жизни, которая постоянно опережаетъ и законъ, и обычай, создавая новыя, небывалыя отношенія и усложняя ихъ до безконечности. Черногорія — страна крошечная, въ теченіе многихъ вѣковъ совсѣмъ замкнутая и изолированная. Связанная теперь съ Европою, она является въ своей первобытной простотѣ, безъ сословныхъ перегородокъ, безъ наслоеній, безъ оторванной отъ народной почвы интеллигенціи, заскакавшей на необозримо дальнее разстояніе отъ массы, и даже безъ закона писаннаго, потому что давнымъ-давно заглохла здѣсь и память о томъ, что эта вотчина, сначала Бальшичей, а потомъ Черноевичей, была частью великосербскаго государства и пользовалась Законникомъ царя Душана. Всѣ вообще кодификаціонныя работы въ Европѣ начинались, конечно, съ систематизированія и обобщенія юридическихъ началъ, присущихъ сознанію народа, съ помощью ученыхъ юристовъ, приступавшихъ къ работѣ съ заученными въ школѣ теоріями и идеями. Въ ходѣ этой работы все въ законѣ воспринимаемое, даже если оно бралось изъ самой жизни, а не изъ школьныхъ воспоминаній, отсѣвалось отъ своихъ корней и попадало въ исключительное вѣденіе спеціалистовъ, послѣ чего уже, въ такомъ видѣ, оно получало свое дальнѣйшее самостоятельное развитіе. Законодатель рѣдко вступался въ спорные вопросы, предоставляя законовѣдамъ-техникамъ рѣшать ихъ какъ знаютъ и даже запрещая имъ обращаться въ своихъ недоумѣніяхъ къ законодательной власти. При такихъ условіяхъ, въ силу необходимости выдвигалась впередъ фикція, явно противная дѣйствительности, что всѣ осложненія въ жизни рѣшимы по закону, либо по буквѣ его, либо по его сокровенному разуму, — иными словами, что отвлеченное лицо, законодатель, все напередъ въ своей мудрости предусмотрѣлъ и предопредѣлилъ, судьѣ же приходится только искать и находить это предустроенное, уже имѣющееся на-лицо. При такомъ взглядѣ на законъ, обычай, какъ источникъ новыхъ нормъ, былъ, конечно, устраненъ, и если немногіе его остатки уцѣлѣли, то развѣ въ рѣдкихъ укромныхъ уголкахъ, напримѣръ, въ торговыхъ оборотахъ или въ крестьянскомъ быту, гдѣ жизнь оказалась слишкомъ неподатливою распоряженіямъ законодателя или судейской рутинѣ.
Намъ кажется, что можно поставить въ особенную заслугу профессору Богишичу, что, бывъ призванъ законодательствовать въ странѣ дѣвственно неустроенной и не имѣющей еще закона писаннаго, онъ отрѣшился отъ рутины, отбросилъ фикціи и предубѣжденія и дерзнулъ сдѣлать необычайно смѣлый опытъ, поставивъ ребромъ вопросъ, и въ учебникѣ (776—782), и въ первомъ раздѣлѣ кодекса (2—4): какъ поступать, когда въ Законникѣ и въ прибавленіяхъ къ нему не окажется вовсе подходящаго правила?
Прежде всего, когда законъ неясенъ, судья обязанъ его примѣнять по толкованію законодательному, если таковое имѣется. Если его нѣтъ, то судья взвѣшиваетъ слова закона и смыслъ ихъ, уясняетъ себѣ обстоятельства, сопровождавшія возникновеніе закона, наконецъ его мотивы, то-есть цѣли, которыхъ желалъ достичь законодатель. Судить онъ долженъ просто, естественно, безъ натяжекъ и крючковъ, безъ предвзятыхъ идей, памятуя, что законодатель не могъ содѣйствовать рѣшеніямъ, которыми бы причинена была кому-нибудь обида на основаніи неяснаго правила. Если, однако, окажется, что случай совсѣмъ не предусмотрѣнъ закономъ, тогда надлежитъ судить его по доброму житейскому обычаю, либо общему, либо, по особенности дѣла, свойственному тому кругу занятій или промыслу, къ которому дѣло относится. Если не имѣется приличныхъ ни закона, ни обычая, надлежитъ рѣшить дѣло по аналогіи (подобію), то-есть по правиламъ, установленнымъ для другого, но сходнаго рода дѣлъ. Если и этотъ способъ непримѣнимъ, то надлежитъ рѣшать но общимъ основаніямъ правды и справедливости (правде и правице). Всѣ законоположенія взяты законодателемъ изъ этого источника, то-есть изъ жизни народной. Изъ него предлагается и судьѣ черпать непосредственно, сообразно свойствамъ судимаго дѣла. Судя такимъ образомъ по правдѣ и справедливости, то-есть по душѣ и совѣсти, судья долженъ имѣть въ виду, что люди вообще признаютъ за право, что соотвѣтствуетъ вѣрованію и почитанію народному и безъ чего невозможно общежитіе.
Въ этихъ пространныхъ наставленіяхъ судьѣ сказывается, несомнѣнно, похвальное желаніе, съ одной стороны, приблизитъ судъ и его правду въ народу, съ другой — сберечь обычай, какъ роднивъ правоотношеній, сдѣлать его элементомъ, дополняющимъ и обновляющимъ законъ писанный. Обычаи, констатируемые тѣми или другими рѣшеніями суда, будутъ покрывать постепенно, подымаясь снизу и до верху, зеленымъ плащемъ плюща и вьющихся растеній легкую, воздушную ажурную постройку писаннаго закона. Чего не додѣлали законъ писанный и обвивающійся вокругъ него обычай, то совершить судья, вѣщающій но вдохновенію, то-есть по внушенію добраго сердца, о правдѣ и справедливости. Странно только то, что этому судьѣ необходимо, для удовлетворительнаго исполненія возложенной на него необычайно трудной задачи, возноситься на высоты мышленія, на которыхъ не побывалъ никогда самъ законодатель, а между тѣмъ къ ногамъ его прикрѣпляютъ гири, заставляютъ его справляться съ распространенными въ народѣ вѣрованіями и чувствами, словомъ, — принуждаютъ его ходить по землѣ, смотрѣть въ чужія очки и вращаться въ той средѣ, въ которой отвлеченныя начала правды и справедливости представляются только какими-то совсѣмъ неопредѣленными туманными пятнами. Такихъ началъ собственно въ дѣйствительности и нѣтъ; онѣ всегда спорные выводы изъ данныхъ жизни, а жизнь похожа на взбаломученное море, на невообразимый хаосъ. Требовать отъ судьи, чтобы онъ искалъ правды и справедливости, значитъ на дѣлѣ подсказать ему, чтобы онъ слѣдовалъ за голосомъ сердца и чувства; а сердце и чувство на суй — самые дурные проводники. Столь же сильныя возраженія можно сдѣлать противъ идеализаціи народнаго обычая. Въ извѣстный періодъ жизни общества приходится, по неизбѣжной необходимости, фиксировать правоотношеніе, установившееся въ обычаѣ, въ тощей формѣ закона писаннаго, въ которой это правоотношеніе отпечатлѣвается въ томъ видѣ, въ какомъ оно существовало въ одинъ только историческій моментъ его существованія, и не всѣми, а только нѣкоторыми главными его чертами. Едва миновалъ этотъ моментъ, уже правоотношеніе по обычаю и правоотношеніе по закону писанному разошлись, обычай продолжалъ разростаться бозсознательно, пускать новые вѣтви и корни, а правоотношеніе, въ законъ внесенное, не выходя изъ рамокъ системы, въ которую было поставлено, пополнялось сознательно и мало-по-малу посредствомъ осторожныхъ дедукцій. Судебная практика, при столкновеніи обычая съ закономъ писаннымъ на почвѣ однѣхъ и тѣхъ же правоотношеній, скорѣе рѣшится отсѣкать буйныя вѣтки и корни обычая, нежели допустить, чтобы они проникали внутрь дедуктивно выстроенной логической системы и превращали ее въ груду камней. Вдобавокъ замѣтимъ, что значеніе обычая обратно пропорціонально обширности государства, и чти въ обширномъ многомилліонномъ государствѣ нѣтъ почти ни одного общаго обычая, а существуютъ только одни дробные, мѣстные. Дѣлая эти бѣглыя возраженія, я признаю, что постановка вопроса объ обычаѣ въ гражданскомъ кодексѣ, сдѣланная проф. Богишичемъ, заслуживаетъ самаго многосторонняго обсужденія, и что она можетъ найти въ русской публикѣ и весьма горячихъ приверженцевъ. Во всякомъ случаѣ, я полагаю, что всѣ мнѣнія по поводу «Имущественнаго Законника» сойдутся въ томъ, что полезно было бы имѣть и черногорскій кодексъ въ виду при выработкѣ проекта гражданскаго уложенія для Россіи.
- ↑ «Atenenm», 1888, listopad.
- ↑ Слово гражданскій не могло быть употреблено потому, что оно на сербскомъ языкѣ обозначаетъ то же, что крѣпостной, житель крѣпости; см. Словарь Караджича. Слово общій употреблено для противопоставленія этого кодекса возможному въ будущемъ кодексу законовъ торговыхъ, морскихъ и др.