Осматривая дом, мы добрались и до библиотеки, где не могли устоять против соблазна в виде роскошных кожаных кресел, которыми она была обставлена, и уселись в одной из уставленных книгами ниш, намереваясь отдохнут и поболтать[1].
— Юдифь говорит, что вы всё утро провели в библиотеке, — заметила миссис Лит. — Знаете ли, мистер Вест, по-моему вы счастливейший человек из всех смертных, вам можно позавидовать.
— Хотелось бы мне знать почему? — возразил я.
— Потому что книги последнего столетия будут для вас новостью, — отвечала она. — У вас при чтении будет столько захватывающего интереса, что в течение пяти лет вам едва ли останется время на пищу. Ах, что бы я дала, если бы мне еще предстояло читать романы Беррьяна.
— Или Несмита, мама, — прибавила Юдифь.
— Да, или поэмы Оатса, или „Прошедшее и настоящее“, или „Вначале“ или… я могла бы назвать несколько книг, из которых за каждую можно отдать год жизни, — с энтузиазмом воскликнула миссис Лит.
— Отсюда я заключаю, что в это столетие написано много хороших литературных произведений.
— Да, — сказал доктор Лит, — это была эра беспримерного умственного блеска. По всему вероятию, человечество дотоле никогда не испытывало такого нравственного и материального развития, столь громадного по объему и столь ограниченного по времени, как в начале этого столетия, при переходе от старого порядка к новому. Когда люди стали понимать всю громадность счастья, выпавшего на их долю, и убедились, что пережитый ими переворот явился не только улучшением их положения в частности, но и доведением человеческого рода до высшей ступени существования, с неограниченной перспективой прогресса, тогда умы их дошли до такого напряжения всех своих способностей, о каком средневековое возрождение может дать лишь слабое понятие. Затем наступила эпоха механических изобретений, ученых открытий, творчества в областях искусства, музыки и литературы, эпоха беспримерная за всё время существования мира.
— А вот кстати, — сказал я, — мы заговорили о литературе; каким образом издаются теперь книги? Тоже нациею?
— Конечно.
— Но как же вы это устраиваете? Издает ли государство всё, что ему доставляется, само собой разумеется, — на общественный счет, или оно удерживает за собою право цензуры и печатается только то, что одобряется ею?
— Ни то, ни другое. Отделение книгопечатания не облечено цензорской властью. Оно обязано печатать всё, что ему доставляется, но печатает только под условием, если автор платит издержки по изданию из своего кредита. Он должен заплатит за привилегию обращаться ж обществу, и если он имеет сказать что либо достойное внимания, то, надо полагать, он охотно подчинится этому. Конечно, будь доходы неравными, как в старые времена, это правило давало бы возможность авторства исключительно людям богатым, но так как денежные средства граждан одинаковы, то это правило служит только мерилом силы побуждений писателя. Стоимость издания книги среднего формата может быть покрыта из годового кредита путем сбережения и некоторых лишений. Изданная книга выставляется нациею на продажу.
— Полагаю, что в пользу автора, как и у нас, отчисляется известный процент, — заметил я.
— Не совсем, как у вас, — возразил доктор Лит, — а всё-таки он получает. Цена каждой книги определяется стоимостью всего издания вместе с процентным вознаграждением автора, который сам назначает размер своего процента. Если он назначает его слишком высоким — он сам себе повредит, так как на книгу не найдется покупателей. Сумма, приносимая ему этими процентами, вносится в его кредит, и он освобождается от другой обязательной службы нации до тех пор, пока ему хватает этого кредита, в размере пайка на содержание каждого гражданина. В случае успеха книги, он получает отпуск на несколько месяцев, на год, на два или три; если же в этот период времени он еще напишет удачную вещь, отпуск продолжается до тех пор, пока он может считать себя обеспеченным от сбыта книги. Автор, располагающий большим кругом читателей, может содержать себя пером в продолжении всего периода службы, и степень литературного таланта автора, установленная общественным мнением, является для него мерилом возможности посвятить себя литературной деятельности. В этом отношении в конечных результатах наша система мало разнится от вашей, но у нас есть два весьма важных преимущества. Во-первых, в силу высокого уровня общего образования в настоящее время „глас народа“ насчет действительного достоинства литературной производительности имеет решающее значение, что в ваше время было совершенно немыслимо. Во-вторых, теперь нет места для какой бы то ни было системы фаворитизма, которая, так или иначе, могла бы помешать признанию истинной заслуги. Каждому автору предоставляется совершенно одинаковая возможность предлагать свой труд на суд общественный. Судя по жалобам писателей вашего времени, это безусловное равенство условий имело бы для них большую цену.
— И в признании заслуг на других поприщах, где природное дарование имеет решающее значение, как в музыке, живописи, скульптуре., в технических изобретениях, вы следуете тому же принципу? спросил я.
— Да, — отвечал он, — хотя тут есть разница в частностях. В искусстве, например, как и в литературе народ является единственным судьею. Он по баллотировке принимает статуи и картины для общественных зданий; благоприятный приговор народа освобождает художника от других работ, и дает ему возможность посвятить себя всецело своему искусству. От продажи копий с его произведения он получает теже выгоды, как и автор от сбыта своих книг. Во всех профессиях, где принимается в расчёт природное дарование, преследуется одна и та же цель, — открыть свободный доступ всем претендентам и, при первых проблесках исключительного таланта, освободил его от всех пут и предоставить ему свободное течение. Освобождение от другой службы в этом случае считается не подарком или наградой, а средством к достижению наибольшей производительности и общественного служения высшего порядка. У нас есть, конечно, различные литературные, художественные и научные учреждения, сочленство в которых ставится очень высоко и предлагается только знаменитостям. Величайшее из всех национальных отличий, даже выше президентства, достижение которого обусловливается просто здравым смыслом и верностью своему долгу, — это красная ленточка, какою, по народному голосованию, награждаются великие писатели, артисты, изобретатели, доктора. Одновременно в стране носят ее не больше сотни людей, хотя каждый одаренный молодой человек в мечтах о такой чести проводит не мало бессонных ночей. Я и сам мечтал получить ее.
— Точно я и мама были бы о тебе более высокого мнения, если бы ты имел ее, — воскликнула Юдифь, — хотя, конечно, я не хочу этил сказать, что обладание ею не доставляло бы нам удовольствия.
— Ну, тебе-то, моя милая, ничего не оставалось, как взять отца таким, каким он есть, и воспользоваться им, как можно лучше, — возразил доктор Лит. — Что же касается твоей матери, то она бы никогда не вышла за меня замуж, если бы я не уверил ее, что мне тоже удастся получить красную или, по крайней мере, голубую ленточку.
Миссис Лит отвечала на это только улыбкою.
— Как же, — спросил я, — поступают относительно периодических изданий и газет? Я не хочу отрицать, что ваша система издания книг несравненно лучше нашей, как по своея тенденции поощрят истинные таланты, так и по обескураживанию таких господ, которые могли бы сделаться разве жалкими писаками. Но я не вижу, каким образом это может применяться к журналам и газетам. Конечно, не трудно заставить человека заплатить за издание книги, так как затрата в данном случае будет временною, но кто же может позволить себе такой расход, как издание ежедневной газеты в течении года? Это потребовало бы глубоких карманов наших крупных капиталистов, да и те истощались часто ранее получения каких бы то ни было доходов Если вообще, у вас есть газеты, то, полагаю, они должны издаваться правительством, на общественный счет, с правительственными редакторами, как выразителями правительственных воззрений, Стало быть, если ваша система так совершенна, что в ней никогда ничего не приходится осуждать, в таком случае подобного рода газета является на своем месте. Иначе, мне кажется, отсутствие независимого неофициального органа для выражения общественного мнения должно иметь самые неблагоприятные последствия. Согласитесь, доктор, что свободная газетная пресса, со всем тем, что она в себе включала, когда капитал находился в частных руках, являлась искуплением старой системы и что утрата этого блага является противовесом ваших успехам в других отношениях.
— Сожалею, что не могу предоставить вам даже и этого утешения — возразил доктор Лит, смеясь. — Во-первых, мистер Вест, газетная пресса никоим образом не является единственным или, как вам это представляется, лучшим средством для серьезного обсуждения общественных дел. Нам рассуждения ваших газет кажутся обыкновенно незрелыми, легковесными, с сильным оттенком предубеждения и горечи. Поскольку они могут быть приняты за выражение общественного мнения, они дают нелестное представление о народном развитии; поскольку же они сами старались создать общественное мнение, в этом случае нацию не с чем было поздравить. В настоящее время, если гражданин пожелает оказать серьезное влияние на общественное мнение в каком либо общественном деле, он выступает с книгой или брошюрой, издаваемыми на общем основании. Но это не потому, что у нас нет газет или журналов, или что они лишены самой неограниченной свободы. Газетная пресса в настоящее время организована так, что представляет более совершенное выражение общественного мнения, чем это могло быть в ваше время, когда она была под контролем капитала и существовала прежде всего как торговое предприятие и затем уже как выразительница взглядов народа.
— Но, — сказал я, — если правительство издает газеты на общественный счет, как же оно может не контролировать их направления? Кто же, как не правительство, назначает редакторов?
— Правительство совсем не платить расходов по изданию газеты, никогда не назначает редакторов и, само собою разумеется, не оказывает ни малейшего давления и на их направление, — возразил доктор Лит. — Читатели газеты сами оплачивают её издание, выбирают её редактора и устраняют его, если он им не подходит. Полагаю, вряд ли вы скажете, что такая газетная пресса представляет собой не свободный орган общественного мнения.
— Конечно, не скажу, — возразил я, — но каким образом достигается это?
— Ничего не может быть проще. Предположите, что я или несколько из моих соседей желаем обзавестись газетой, которая была бы выразительницей наших мнений и посвящалась бы, главным образом, интересам нашей местности, нашему ремеслу или профессии. Тогда мы набираем столько подписчиков, чтобы годовой взнос их покрывал расходы по изданию газеты, размер, которой зависит от количества этих участников. Подписная цена списывается с кредита граждан и, таким образом, гарантирует нацию от убытков при издании газеты, как это и должно быть, ибо нация берет на себя обязанности издателя и не может отказаться от этой обязанности. Затем, подписчики выбирают редактора, который, в случае принятия им на себя этой обязанности, освобождается на всё время редакторства от исполнения других обязанностей. Вместо того, чтобы платить ему жалованье, как в ваши времена, подписчики платят нации за его содержание, так как отняли его от общественной службы. Он ведет газету так же, как, вели это дело ваши редакторы, с тою только разницей, что ему не приходится подчиняться финансовым соображениям, защищать интересы частного капитала в ущерб общественному благу. В конце первого года подписчики или снова избирают того же самого редактора на следующий год, или на его место выбирают кого нибудь другого. Способный редактор, конечно, удерживает за собою место на неопределенное время. Но мере увеличения числа подписчиков, увеличиваются фонды газеты, и она улучшается привлечением лучших сотрудников, точно так же, как это было и в ваших газетах.
— Каким же образом вознаграждаются сотрудники, когда им не платят деньгами?
— Редактор условливается в цене их товара. Цена эта из кредита, гарантирующего издание газеты, переводится на их личный кредит, и сотрудник, подобно остальным писателям, освобождается от службы на известное время., соответственно сумме своего кредита. Относительно журналов система у нас таже самая. Лица, заинтересовавшиеся программой нового журнала, гарантируют его годовое издание достаточным числом подписчиков, выбирают редактора, который оплачивает сотрудников журнала совершенно так же, как это делается в газете. Необходимую рабочую силу и материалы для издания, само собой разумеется, доставляет печатное бюро. Если же услуги редактора оказываются более не нужными и если при этом он не в состоянии заработать себе право посвятить свое время другой литературной работе, он просто возвращается на свой пост в промышленной армии. Следует добавить еще, что хотя обыкновенно редактор выбирается на целый год, тем не менее, если сам он внезапно переменит тон газеты и поведет ее не в духе своих доверителей, всегда на его место есть запасные редакторы и, по усмотрению подписчиков, вольнодумец может быт смещен во всякое время.
Вечером, на прощание, Юдифь подала мне книгу и сказала:
— Если бы вам не скоро пришлось заснуть сегодня, может быт вам не безытересно будет просмотреть этот рассказ Берриана, который считается его шедевром, и, во всяком случае, дает вам понятие о современных рассказах.
Я всю ночь до самого рассвета просидеть в моей комнате за чтением „Пентесидии“ и не оставил книги, пока не дочитал до конца. Но да простят мне поклонники великого романиста двадцатого столетия, если я скажу, что при первоначальном чтении я был поражен, более всего, не тем, что было в книге, а тем, чего там не было. Писатели моего времени сочли бы невозможным сочинить роман, из которого были бы исключены все эффекты, построенные на контрастах богатства и бедности, образования и невежества, грубости и утонченности, высокого и низменного — все мотивы, вытекающие из общественной гордости и честолюбия, желания разбогатеть или страха обеднеть, вместе с тревогами всякого рода за себя и за других, роман, в котором любви было бы столько, что хоть отбавляй, но любви не стесняемой никакими искусственными преградами, вследствие различия положения или богатства, не подчиняющейся никакому иному закону, кроме влечений сердца. Чтение „Пентесидии“ гораздо лучше всяких многоречивых объяснений помогло мне составить себе общее понятие о положении общества двадцатого столетия. Фактические сообщения доктора Лита были, во всяком случае, обстоятельны, но они произвели на мой ум массу отрывочных впечатлений, которые до этого мне не удалось еще порядком связать в одно целое. Берриан связал мне их в одну общую картину.
- ↑ Я не могу достаточно нахвалиться удивительной свободой, царящей в публичных библиотеках двадцатого столетия, сравнительно с невыносимым порядком библиотек девятнадцатого столетия, когда книги ревностно охранялись от посетителей и добывание их сопряжено было с большою затратою времени и рутиною, прямо рассчитанными на то, чтобы заурядному читателю отбить всякий вкус к литературе.