— Вот после набора-то вашей промышленной армии, сказал я, и должно было-по моему мнению, возникнуть главное затруднение так как на этом и кончается вся аналогия её с военной армией. Солдатам приходится исполнять всем, одно и то же и самое простое дело, а именно упражняться в маршировке, отбывать караул и учиться владеть оружием. Измышленной же армии приходится изучить двести или триста различного рода ремесл и профессий. Какой же административный талант в состоянии решить, кому заниматься каким промыслом или профессией!
— Администрации нет никакого дела до определения этого пункта.
— Кто же определяет его? — спросил я.
— Каждый человек делает эта сам для себя, сообразно своим природным способностям. При этом предварительно принимаются всевозможные меры, чтоб сделать его способным для определения истинных своих способностей. Принцип, на котором организована наша промышленная армия, таков, что природные дарования человека, как нравственные, так и физические, определяют, какого рода работу он может исполнят с наибольшей производительностью для нации и с наибольшим удовлетворением для самого себя. Тогда как от всеобщей обязательности службы никто не может уклониться, род службы, которую должен нести каждый, зависит от свободного выбора, подчиненного лишь, необходимому регулированию. Так как довольство каждого в отдельности, при отбывании срока своей службы, зависит от того, на сколько дело его отвечает его вкусам, то родители и воспитатели следят за проявлением особенных склонностей в детях, с самого раннего возраста их. Важную часть нашего воспитания составляет первоначальное ознакомление с национальной промышленной системой и её историей, а также знание начальных основ всех крупных ремесел. Тогда как промышленная подготовка не нарушает нашей общеобразовательной системы, имеющей целью ознакомление с гуманитарными науками, она всё-таки достаточна для того, чтобы наряду с теоретическим знанием национальных производств приобрести известное знакомство с орудиями промышленности и применением их. Юношество наше часто посещает мастерские, совершает более или менее продолжительные экскурсии, с целью ближайшего ознакомления с специальными отраслями промышленности.
В ваше время никто не стыдился, оставаться невеждой во всех специальностях, кроме свое собственной. У нас подобное невежество было бы несовместимо с обязательством каждого гражданина разумно, толково выбирать себе профессию сообразно своим способностям и склонности. Молодой человек обыкновению за долго до призыва на службу, успевает не только уяснить себе свое призвание, но и приобрести много сведений в его области, и нетерпеливо ожидает вступить в ряды рабочих по избранной им специальности. Если же у него нет специального призвания и сам он не пользуется удобным случаем для выбора, тогда его назначают на какое-нибудь из занятий, не требующее особенных познаний, но нуждающееся в силах.
— Без сомнения, — сказал я, — едва ли возможно, чтобы число охотников на какой-нибудь промысел как раз соответствовало спросу в данном промысле. Оно должно колебаться то выше, то ниже уровня спроса.
— Запас охотников всегда приводится в полное равновесие со спросом, — возразил доктор Лит. — Дело администрации следить за этим. Количество добровольцев для каждого из промыслов исчисляется точно. Если оказывается большой избыток охотников сверх числа, потребного для известного промысла, то приходят к заключению, что данное ремесло представляет более привлекательности, чем прочие. С другой стороны, если число охотников на известный промысел клонится к упадку, ниже спроса, то заключают, что этот промысел считается более трудным. Дело администрации непрестанно заботиться об уравнении привлекательности промыслов, на сколько это зависит от условий работы, так чтоб все промыслы были одинаково привлекательными для людей с природными к ним склонностями. Это достигается различным распределением часов труда для различных промыслов, в зависимости от их трудности. Более легкие промыслы, отбываемые при наиболее привлекательных условиях, производятся большее число часов, тогда как трудный промысел, как, например, рудокопная работа, производится весьма не долго. Нет ни теории, ни априористического правила, которыми определялась бы относительная привлекательность промыслов. Облегчая один класс рабочих и обременяя другой, администрация только следит за колебаниями мнений среди самих рабочих, выражающимися в числе охотников. Принцип таков, что в общем трудность работы должна быть уравновешена для всех одинаково, в чём судьями являются сами рабочие. Приложение этого правила безгранично. В том случае, если бы какое-нибудь занятие само по себе бы столь неприятным или влияло так угнетающе, что для привлечения охотников дневной труд потребовалось бы сократить всего до десяти минут, — это было бы сделано. Если бы даже и тогда не нашлось охотника на эту работу, — она была бы оставлена невыполненною. Но, конечно, на деле умеренное сокращение рабочих часов или увеличение других привилегий являются достаточными для гарантирования необходимого континента охотников для какой бы то ни было работы, потребной человечеству. Если бы неустранимые трудности и опасности столь необходимой работы оказались действительно так велики, что никакими соблазнами возмещающих преимуществ нельзя было бы преодолеть людское к ней отвращение, в таком случае стоило только администрации изъять этот промысел из общего разряда промыслов, объявив его „экстраординарным“ с оповещением, что тот, кто изберет его своею специальностью, будет достоин национальной благодарности, и от охотников не было бы отбоя. Наша молодежь весьма честолюбива и не пропускает таких удобных случаев. Вы видите, что эта зависимость промышленности от чисто добровольного выбора занятий сопровождается удалением не гигиенических условий, или особенной опасности для жизни и членовредительства. Здоровье и безопасность являются непременными условиями всех промыслов. Нация не калечит и не убивает своих работников тысячами, как делали это частные капиталисты и корпорации вашего времени.
— А если случается, что число желающих взять на себя это чрезвычайное занятие превышает имеющееся для них место, как вы поступаете с претендентами?
— Преимущество отдается получившим общие лучшие отзывы на прежней службе, когда они работали в качестве чернорабочих и как юноши в период их образования. Не бывало, однако, случая, чтобы человек, упорно добивающийся заявить свое искусство в каком нибудь исключительном деле, не достигал в конце концов желанной цели. Что касается противоположной возможности — внезапного недостатка добровольцев на исключительный труд, или какой-нибудь внезапной необходимости в увеличенной силе, — то администрация, в деле пополнения ремесленников обыкновенно соблюдая систему добровольного выбора, всегда в случае надобности имеет возможность собрать специальных добровольцев, а также привлечь к делу необходимые силы из других профессий. Обыкновенно, впрочем, все требования подобного рода могут быть удовлетворенны силами из категории неученых работников или чернорабочих.
— Как же вербуется этот класс „чернорабочих“? — спросил я. — Добровольцев для него, наверное, не находится.
— Это степень, через которую проходят в первые три года своей службы все новобранцы. Только после этого периода, в течение которого они для всякого рода работ находятся в распоряжении своего начальства, они получают право выбора новой профессии. От этих трех лет строгой дисциплины никто не освобождается.
— Такая промышленная система может быть чрезвычайно производительной, — заметил я, — но я не думаю, чтобы она была благоприятна для высших профессий, для людей, которые служат нации не руками, а головой. Ведь вы не можете обойтись без тружеников мысли. Каким же образом избираются они из тех, кто назначен для служения фермерами и мастеровыми? Полагаю, что тут требуется весьма тщательный выбор.
— Так это и есть, — отвечал доктор Лит, — здесь действительно требуется самое тщательное испытание, — мы и предоставляем каждому самому решать вопрос: сделаться ли ему тружеником мысли или ремесленником. В конце трехлетнего срока, который всякий должен отбыть в качестве чернорабочего, ему предоставляется, сообразно с его природными способностями, право выбора подготовительных занятии к какому либо искусству или ученой профессии, или же к фермерству или к деятельности ремесленника. Если он чувствует себя более способным работать своими мозгами, нежели мускулами, ему даются всевозможные средства, приспособленные для испытания предполагаемой способности и для развития её, а в случае, пригодности его для избранной им профессии, и все средства для продолжения этого занятия, как своей специальности. Школы технология, медицины, искусства, музыки, драматического искусства и высших свободных наук, всегда безусловно открыты для всех желающих.
— Не наводняются ли эти школы молодежью, с единственным побуждением уклоняться от работы?
Доктор Лит сделал гримасу.
— Уверяю вас, что не находится ни одного такого, который поступал бы в школы наук и искусств, в расчёте избежать работы, — сказал он. — Школы эти предназначены для людей, отличающихся особенными способностями к изучаемым в них отраслям знаний, и тот, кто не обладает этими способностями, скорее согласится отбыть двойные часы в своем ремесле, чем гоняться за уровнем классов. Нет сомнения, что многие искренно ошибаются в своем призвании и, не удовлетворяя требованиям школы, выходят оттуда и возвращаются в промышленную армию. Такие люди отнюдь не теряют уважения, так как общественное управление имеет назначением заботиться о поощрении всех к развитию предполагающихся в них дарований, действительность которых может быть проверена только на деле. Школы наук и искусств вашего времени в материальном отношении зависели от благостыни учащихся и, кажется, награждение дипломами неспособных людей, находивших себе путь к занятию должностей несоответственным профессиям, считалось заурядным явлением. Наши школы являются национальными учреждениями, и удовлетворительный экзамен по предметам их испытания служит бесспорным ручательством за выдающиеся способности.
— Эта возможность высшего образования остается открытою для каждого до 35 лет включительно, после чего учащиеся уже не принимаются, так как, иначе до срока их увольнения — оставался бы слишком короткий промежуток времени для служения нации, каждому по своей специальности. В ваше время молодым людям приходилось выбирать себе специальности в очень раннем возрасте, и потому в большинстве случаев они всецело ошибались в своих призваниях. В наше время признано, что природные склонности развиваются у одних позже, у других раньше, и потому выбор специальности может быть сделан в 24 года, но и после того он остается открытым еще на 11 лет. Следовало бы прибавить еще, что право перехода, с известными ограничениями, с одной, ранее избранной, профессии к другой, предпочтенной впоследствии, также допускается до 35-летнего возраста.
Вопрос, уже раз десять бывший у меня на языке, теперь был высказал мною. Вопрос касался того, на что в мое время смотрели, как на самое существенное затруднение для разрешения промышленной проблемы.
— Странное дело, — заметил я, — что вы до сих пор не сказали еще ни слова о способе определения вознаграждения. Раз, что нация является единственным хозяином, правительство должно определять размер вознаграждения и определить точно, сколько именно каждому потребно зарабатывать, начиная от докторов и кончая рудокопами. Всё, что я могу сказать, — ничего подобного не могло быть применено у нас, и я не понимаю, как это может быть осуществимо в настоящее время, если только не изменилась человеческая природа. В мое время никто не был доволен своим вознаграждением или окладом. Даже сознавая, что получает достаточно, каждый был уверен, что сосед его имеет гораздо больше, и для него это было всё равно, что нож острый. Если бы общее недовольство по этому поводу, вместо того, чтобы разбрасываться в стачках и проклятиях по адресу бесчисленного множества хозяев, могло сосредоточиться на одном, именно, на правительстве, то самое сильное правительство, когда либо существовавшее в мире, не пережило бы и двух платных дней.
Доктор Лит расхохотался от души.
— Совершенно верно, совершенно верно, — сказал он, — за первым же днем расплаты, по всей вероятности, последовало бы всеобщее восстание, а восстание против правительства есть уже революция.
— Как же вы избегаете революции каждый раз в день раздачи жалованья? — спросил я. — Разве какой-нибудь удивительный философ изобрел новую систему счисления, удовлетворяющую всех при определении точной и сравнительной оценки всевозможного рода труда, мускулами или мозгами, рукой или языком, слухом или зрением? Или сама человеческая натура на столько изменилась, что никто не обращает внимания на свои собственные пожитки, и напротив того, — всякий заботится только об имуществе своего соседа? То или другое из этих явлений должно быть принято за объяснение.
— Ни того, ни другого, однако, не случилось, — смеясь отвечал мой хозяин. А теперь, мистер Вест, — продолжал он, — вы должны вспомнить, что вы столько же мой пациент, сколько и мой гость, и позволите мне прописать вам сон до нашей новой беседы. Уже более трех часов ночи.
— Мудрое предписание, в этом нет сомнения, — заметил я, — мало надежды, однако, что я могу исполнить его.
— Об этом уж я позабочусь, — возразил доктор. И он сдержал свое слово, предложив мне выпит рюмку чего-то такого, что усыпило меня, лишь только голова моя склонилась на подушку.