Докторъ Литъ прекратилъ разговоръ, и я примолкъ, стараясь составить себѣ общее понятіе о перемѣнахъ въ организаціи общества, совершившихся при посредствѣ того ужаснаго переворота, который онъ только что мнѣ описалъ.
Наконецъ, я сказалъ: „Идея подобнаго расширенія функцій правительства — мягко выражаясь — является въ нѣкоторой степени подавляющей“.
— Расширенія! — повторилъ онъ, — гдѣ же тутъ расширеніе?
— Въ мое время, — возразилъ я — считалось, что настоящія функціи правительства ограничивались, строго говоря, охраненіемъ мира и защитой народа отъ общественнаго врага, т. е. военной и полицейской властью.
— Да скажите, Бога ради, кто эти общественные враги? — воскликнулъ докторъ Литъ. — Что это Франція, Англія, Германія, или голодъ, холодъ и нищета? Въ ваше время правительства привыкли, пользуясь малѣйшимъ международнымъ недоразумѣніемъ, конфисковать дѣла гражданъ и продавать ихъ сотнями тысячъ смерти и увѣчью, расточая въ это время ихъ сокровища, какъ воду. И это чаще всего творилось во имя какой-то воображаемой пользы этихъ самыхъ жертвъ. Теперь у насъ нѣтъ болѣе войнъ, и наше правительство не имѣетъ войска, но для защиты каждаго гражданина отъ голода, холода и нищеты и для заботъ обо всѣхъ его физическихъ и нравственныхъ нуждахъ, на правительствѣ лежитъ обязанность руководить промышленнымъ трудомъ гражданъ въ теченіе извѣстнаго числа лѣтъ. Нѣтъ, мистеръ Вестъ, я увѣренъ, что, подумавъ хорошенько, вы поймете, что не въ наше, а въ ваше время, расширеніе функцій правительства было необычайно. Даже для наиблагихъ цѣлей въ настоящее время мы не дали бы своимъ правительствамъ такихъ полномочій, какими тогда они пользовались для достиженія самыхъ пагубныхъ цѣлей.
— Оставимъ въ сторонѣ сравненія, — сказалъ я, — но демагогія и подкупность нашихъ политиковъ въ мое время явились бы непреодолимыми препятствіями для предоставленія государству завѣдыванія національной промышленностью. По нашему, хуже нельзя было бы устроиться, какъ отдать въ распоряженіе политиковъ производительныя средства страны, созидающія народное богатство. Матеріальные интересы и безъ того были тогда игрушкою въ рукахъ партій.
— Безъ сомнѣнія, вы были правы, — возразить докторъ Литъ, — но теперь все измѣнилось. У насъ нѣтъ ни партій, ни политиковъ. Что же касается демагогіи и подкупности, то въ настоящее время эти слова имѣютъ лишь историческое значеніе.
— Въ такомъ случаѣ самая природа человѣческая, должно быть, сильно измѣнилась, — замѣтилъ я.
— Нисколько, — возразилъ докторъ Литъ, — но измѣнились условія человѣческой жизни, а вмѣстѣ съ тѣмъ и побужденія человѣческихъ поступковъ. Наша общественная организація болѣе не премируетъ подлости. Но это такія вещи, которыя вы поймете со временемъ, когда поближе узнаете насъ.
— Но вы не сказали мнѣ еще, какъ вы порѣшили съ рабочимъ вопросомъ. До сихъ поръ мы все говорили о капиталѣ, — замѣтилъ я. — И послѣ того, какъ нація взялась управлять фабриками, машинами, желѣзными дорогами, фермами, копями и вообще всѣмъ капиталомъ страны, рабочій вопросъ все таки оставался открытымъ Съ задачами капитала нація приняла на себя и всѣ тягости положенія капиталиста.
— Лишь только нація приняла на себя задачи капитала, эти тягости не могли имѣть мѣста, — возразилъ докторъ Литъ. — Національная организація труда подъ единымъ управленіемъ и явилась полнымъ разрѣшеніемъ того, что въ ваше время и при вашей системѣ справедливо считалось неразрѣшимымъ рабочимъ вопросомъ. Когда нація сдѣлалась единственнымъ хозяиномъ, всѣ граждане въ силу права своего гражданства, стали рабочими, которые классифицировались, согласно потребностямъ промышленности.
— Значитъ, — замѣтилъ я, — вы къ рабочему вопросу просто примѣнили принципъ всеобщей воинской повинности, какъ понималось это въ наше время.
— Да, — отвѣчалъ докторъ Литъ, — это совершилось само собой, какъ только нація стала единственнымъ капиталистомъ. Народъ привыкъ уже къ той мысли, что отбываніе воинской повинности для защиты націи обязательно и необходимо для всякаго физически способнаго гражданина. Что всѣ граждане на содержаніе націи одинаково обязаны вносить свою долю промышленнаго или интеллектуальнаго труда, — это также было очевидно, хотя этого рода обязанность граждане могли выполнять съ убѣжденіемъ въ ея всеобщности и равнозначительности только тогда, когда нація сдѣлалась работодателемъ. Немыслима была никакая организація труда, пока предпринимательство распредѣлялось между сотнями и тысячами отдѣльныхъ лицъ и корпорацій, между которыми единодушіе было недостижимо, да и не возможно въ дѣйствительности. Тогда безпрестанно случалось такъ, что множество людей, желавшихъ работать, не находило никакихъ занятій; съ другой стороны, тѣ, которые желали уклониться отъ своей обязанности или отъ части ея, могли легко осуществить свое желаніе на практикѣ.
— Теперь, стало быть, обязательно для всѣхъ участіе въ трудѣ, который организованъ государствомъ? — замѣтилъ я.
— Это дѣлается скорѣе само собою, чѣмъ по принужденію, — возразилъ докторъ Литъ. — Это считается столь безусловно естественнымъ и разумнымъ, что самая мысль о принудительности тутъ оказывается неумѣстной. Личность, которая въ данномъ случаѣ нуждалась бы въ принужденіи, сочли бы невообразимо презрѣнной. Тѣмъ не менѣе эпитетъ „принужденности“ по отношенію къ нашему понятію о службѣ не вполнѣ характеризуетъ ея безусловную неизбѣжность. Весь нашъ соціальный строй цѣликомъ основанъ на этомъ и вытекаетъ изъ этого, такъ что, если бы мыслимо было кому нибудь уклониться отъ службы, онъ былъ бы лишенъ всякой возможности снискивать себѣ средства къ существованію. Онъ самъ исключилъ бы себя изъ міра, отдѣлилъ бы себя отъ ему подобныхъ, однимъ словомъ, совершилъ бы самоубійство.
— Что же, служба въ этой промышленной арміи пожизненная?
— О, нѣтъ. И то, и другое начинается позже и кончается ранѣе средняго рабочаго періода въ ваше время. Ваши мастерскія были переполнены дѣтьми и стариками; мы же посвящаемъ періодъ юности образованію, а періодъ зрѣлости, когда физическія силы начинаютъ ослабѣвать, отдаемъ покою и пріятному отдыху. Періодъ промышленнаго служенія составляютъ двадцать четыре года, начинаясь по окончаніи курса образованія въ двадцать одинъ годъ и оканчиваясь въ сорокъ пять лѣтъ. Отъ сорока пяти до пятидесяти пяти лѣтъ включительно, граждане, хотя и освобожденные отъ обязательной работы, подлежатъ еще спеціальнымъ призывамъ въ исключительныхъ обстоятельствахъ, когда является потребность внезапно увеличить количество рабочихъ силъ; но подобные случаи рѣдки, въ дѣйствательности почти небывалые. Пятнадцатое октября является ежегодно тѣмъ, что мы называемъ днемъ смотра, такъ какъ въ этотъ день тѣ, кто достигъ двадцати одного года, вступаютъ въ промышленную службу и въ то же самое время тѣ, которые, прослуживши 24 іода, достигли сорокапятилѣтняго возраста, получаютъ почетную отставку. Это величайшее событіе у насъ въ году; съ него мы ведемъ счетъ всѣмъ другимъ событіямъ, это — наша Олимпіада, отличающаяся отъ древней развѣ тѣмъ, что у насъ она отправляется ежегодно.