ЧЕРВОННОРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА.
правитьВъ общемъ стремленіи славянскихъ народностей къ развитію и Галицко-Угорская Русь заявила въ новѣйшее время свою духовную жизнь литературными произведеніями на родномъ языкѣ, а съ 1848 года и русскіе Галичины и Угріи (Венгріи) получили оффиціальное признаніе среди австрійскихъ славянъ и право на равноправность съ другими народностями многоплеменной Австріи. Съ-той-поры придается и русскимъ кой-какое значеніе въ политико-административномъ устройствѣ области, а мѣстные политики кладутъ и русскій народъ въ Галичинѣ на вѣсы своихъ политическихъ комбинацій и грёзъ. Не такъ было нѣсколько десятковъ лѣтъ тому назадъ. До 1848 года никто не заботился о Галичинѣ; страна, обитаемая русскими, считалась, на равнѣ съ другой, австрійской провинціей — королевствомъ Галиціей и Ладомеріей — съ главнымъ городомъ Лембергомъ, и даже спеціалисты такъ мало знали о народѣ, его судьбахъ и жизни, что покойный Шафарикъ не обинуясь могъ сказать въ"1826 году, что русскій элементъ въ восточной Галкинѣ, Буковинѣ и сѣверной Угріи остается еще въ лингвистическомъ и историческомъ отношенія — неизвѣстной страной[1].
Между-тѣмъ, земли населяемыя русскими въ Галичинѣ, сѣверовосточной Угріи и Буковинѣ занимаютъ по обѣимъ покатостямъ Карпатскаго погорья и прилежащимъ равнинамъ пространство безъ малаго въ 1500 квадратныхъ миль, то-есть почти восьмую часть Австро-Угорской имперіи; народонаселенія же русскаго въ этихъ земляхъ, живущаго сплошной массой, считается слишкомъ 3,600,000 душъ, такъ-что русскіе занимаютъ своею численностію послѣ чеховъ второе мѣсто между славянскими племенами Австріи. Въ отношеніи географическаго положенія, водной системы и климатическихъ свойствъ, Галичина и Буковина лежатъ на границѣ горныхъ земель или погорья, занимающаго всю область средней Европы. Сюда примыкаютъ съ сѣвера холодныя, топкія равнины, съ покатостью въ Балтійскому морю, имѣющія характеръ сходный съ низменностію сѣверо-востока Европы, а съ востока и юга прикасаются степи съ покатостью къ Чорному морю, составляющія переходъ отъ европейскихъ равнинъ къ азіатскимъ степямъ. Слѣдовательно здѣсь соприкасаются между собою страны: горная, низменная и степная. Конечно это положеніе имѣло вліяніе на этнографическія свойства и на самый ходъ исторіи страны. При этомъ надо прибавить, что климатъ Галичины, относительно, суровый, но здоровый, почва плодородная, способная къ произрастанію всякого зернового хлѣба и фруктовыхъ деревъ, земля богата лѣсами и пастбищами и изобильна необходимѣйшими минералами, преимущественно солью. Народъ обладаетъ крѣпкимъ тѣлосложеніемъ, бодръ и способенъ къ развитію и образованію; притонъ онъ нрава тихаго, добродушенъ и исполненъ глубоко-поэтическаго настроенія духа, что свидѣтельствуется множествомъ народныхъ пѣсенъ всякого рода и преданіями старины. Жители этой страны носятъ названіе русскихъ (русиновъ или русняковъ) и хранятъ въ дѣломъ своемъ житьѣ-бытьѣ печать родового и племенного единства. Они издревле исповѣдывали православіе и только въ половинѣ XVII и началѣ XVIII столѣтій совращены были въ уніатство, за исключеніемъ 180,000 душъ въ Буковинѣ, которые, подъ защитой Молдавіи, остались вѣрны православію.
Русская народность вмѣстѣ съ русскимъ православіемъ привилась и образовалась въ Галичинѣ еще въ древнія времена равноапостольнаго князя Владиміра и окрѣпла подъ правленіемъ собственныхъ князей своихъ, сперва — Ростиславичей, а затѣмъ Ярослава Осмомысла, Романа, Даніила и Льва, когда, по словамъ пѣвца «Слова о полку Игоря», Угорскія горы подпирались желѣзными полками доблестныхъ князей русскихъ. Исторія Червонной Руси исполнена многихъ свѣтлыхъ страницъ, дополняющихъ дѣянія древней Руси. Ея князья доблестно отстаивали этотъ порубежный уголъ Русской Земли отъ посягательствъ сосѣднихъ поляковъ и мадьяръ. Впрочемъ, какова бы ни была судьба Галицкой Руси во время ея самостоятельности, во всякомъ случаѣ страна жила своей собственной жизнью, безъ чуждаго наноса, имѣла своихъ русскихъ князей и владыкъ и исповѣдывала свободно православную вѣру своихъ отцовъ. Этотъ періодъ народнаго быта, продолжавшійся около четырехъ столѣтій, живетъ до-сихъ-поръ въ памяти народа и составляетъ главную канву его пѣсенъ и преданій. Первоначальное устройство Галицкой Руси въ политическомъ и религіозномъ отношеніяхъ представляло столько общихъ чертъ національности Русской Земли, что въ этотъ періодъ не можетъ быть и рѣчи объ особой галнцко-русской народности или галицкой письменности. Ни самостоятельное, независимое положеніе Галицкаго княжества, ни географическое обособленіе на рубежѣ Русской Земли, ни постороннія вліянія сосѣдей не могли разъединить ее съ остальной Русью. Червонная Русь соединена была съ ней общимъ ходомъ правленія, общей іерархіей духовной, общею славяно-русскою письменностію, общимъ русскимъ языкомъ и общими національными преданіями.
Съ половины XIV вѣка все измѣнилось. Разслабленное внутренними смутами и татарскимъ нашествіемъ, Галицкое княжество не могло долѣе оставаться независимымъ. Польскій король Казиміръ, воспользовавшись пресѣченіемъ князей Рюрикова дома, завладѣлъ древне-русскими городами Перемышлемъ, Львовомъ, Галичемъ и другими и утвердилъ власть Польши во всей Землѣ Галицкой. Поляки отмѣнили прежніе законы и прежнее устройство княжества. Подавляемая польскимъ вліяніемъ, Галицкая Русь навсегда потеряла свою автономію въ управленіи и въ общественной жизни; польскій языкъ, польскіе обычаи, польская образованность смѣнили русскую жизнь — сперва между боярами, совращенными въ католичество, а затѣмъ и въ среднемъ сословіи. Начался второй періодъ въ исторіи Галицкой Руси — періодъ польскаго владычества и католическо-шляхетскаго гнёта. И этотъ гнётъ былъ въ Галичинѣ гораздо тяжеле, чѣмъ въ другихъ областяхъ южной и югозападной Руси, которыя, подчинившись литовско-русскимъ князьямъ, уже затѣмъ присоединились къ Польшѣ на извѣстныхъ условіяхъ и взаимныхъ соглашеніяхъ. Напротивъ того, перемышльская и галицкая земля считались завоеваннымъ краемъ, и польскій король, именуя себя haeres et dominas Rassiae, распоряжался въ ней какъ самодержавный властитель. На томъ же основаніи, при самомъ началѣ утвержденія поляковъ въ Галичинѣ, введены были польскіе законы и латинскій и польскій языки въ администрацію и судопроизводство, между-тѣмъ какъ литовско-русскія области управлялись своимъ статутомъ и русскій языкъ признавался правительственнымъ языкомъ. Русская львовская епархія была оставлена вакантною и подчинена особымъ намѣстникамъ (нерѣдко мірскимъ людямъ или римско-католическимъ архіепископамъ); города и мѣстечки были отданы на жертву евреямъ. Политическое положеніе и общественныя отношеніе повліяли на русскую народность и письменность: русскій языкъ сталъ языкомъ подчиненнымъ и, мало-по-малу, былъ вытѣсненъ изъ боярскихъ дворовъ въ сельскія хаты, такъ-что первоначальныя черты русскаго характера, обычаевъ, языка, поэзіи и преданій сохранялись только въ простомъ народѣ, то-есть въ низшемъ классѣ, который не имѣлъ голоса ни въ политической, ни въ общественной жизни.
Не смотря на все это, сельское населеніе осталось вѣрнымъ русской народности. На всемъ пространствѣ своей земли оно называетъ свою страну Русью, себя — народомъ русскимъ, свою вѣру — русскою. Имя Руси до того неотъемлемо отъ Галицкой Земли, что даже польская администрація называла ее не иначе, какъ Червонною Русью или просто Русью. Галичане тогда не прерывали своихъ сношеній со смежной русскими областями и участвовали во всей духовной и литературной дѣятельности южной и югозападной Руси; они участвовали въ составлена тѣхъ схоластическихъ сочиненій, въ стихахъ а въ прозѣ, которыя заключали въ себѣ литературу другихъ странъ Малой и Бѣлой Руси. Львовское Ставропигіальное братство сдѣлалось, съ конца XVI столѣтія, такимъ же центромъ православно-русскаго образованія и литературной дѣятельности, какими были Острожская и затѣмъ Кіевская академіи. Памва Берында, Лаврентій Зизаній, Іовъ Борецкій и другіе равно дѣйствовали въ пользу русскаго православія какъ въ Кіевѣ и въ Вильнѣ, такъ и во Львовѣ.
Въ теченіе этого періода (1350—1772) Галицкая Русь не въ силахъ была произвести ни одного сочиненія, которое было бы истиннымъ выраженіемъ самостоятельной мысли и народной жизни. Самъ языкъ, потерявъ свою первоначальную чистоту въ книжномъ употребленіи, подвергся вліянію церковнаго и польскаго языковъ, въ слѣдствіе чего потерялъ самую возможность проявлять настоящія народныя формы въ изящномъ видѣ. Единственнымъ выраженіемъ народной жизни и народнаго духа оставались народныя пѣсни и преданія, никѣмъ не замѣчаемыя, никѣмъ не собираемыя, какъ и самъ народъ среди схоластической учоности остался единственнымъ хранителемъ и блюстителемъ родного языка. Но, несмотря на всю свою твердость, подавляемый тройнымъ гнётомъ — польщизны, католичества и жидовства — галицкій народъ не могъ добиться не только правъ народныхъ, но и человѣческихъ.
Въ такомъ состояніи перешла Галицкая или Червонная Русь подъ владычество Австріи. Рухнуло дряхлое зданіе шляхетско-польской республики, терзаемой домашней неурядицей и католическимъ фанатизмомъ. Развалины Польши подѣлены были новыми границами и вмѣсто привилегированной шляхетско-польской націи явились народы, исконные обитатели земли. И Галицкая Русь появилась изъ-подъ этихъ развалинъ. Австрія пріобрѣла Галицію на основаніи какихъ-то мнимыхъ правъ угорской короны на бывшія Галицкое и Владимірское княжества; но она приняла галицко-перемышльскую землю не въ качествѣ русской области съ живучею и развитой народностью, а въ видѣ полупольской провинціи, въ которой русскій народъ былъ порабощенъ, униженъ, задавленъ и едва подавалъ признаки жизни. По тогдашнему понятію, русскіе, не имѣя дворянства — не имѣли представителей и защитниковъ народныхъ правъ и интересовъ. Актъ раздѣла Польши и подданства австрійскому государю подписали одни поляки, такъ-какъ о русскихъ вельможахъ и боярахъ въ Галичинѣ уже и помину не было. Въ ту пору не было ни богатыхъ горожанъ, ни промышленниковъ; промыслы и ремесла стояли на низкой степени, а вся торговля находилась въ рукахъ евреевъ. Что же касается крестьянъ, то они по большей части находились въ крѣпостной зависимости — бѣдные, загнанные, неразвитые.
Не смотря на то, нѣмцы замѣтили русскую народность въ новопріобрѣтенномъ краѣ и умѣли воспользоваться ею для обезпеченія своей власти. Австрійское правительство оказало покровительство попранному русскому народу, особенно духовному сословію, имѣвшему большое вліяніе на народъ. Австрійскіе законы и административные порядки оказались многимъ лучше прежняго польскаго хозяйства: за крестьяниномъ признана была личная свобода и право владѣнія; дѣтямъ крестьянскаго сословія открытъ доступъ въ общественныя школы, даже въ университетъ. Въ австрійскихъ школахъ сынъ крестьянина (хлопа) или священника (поповичъ) пользовался такими же правами и преимуществами какъ и шляхтичъ. Въ гражданскую службу принимались люди изъ всякаго сословія, коль скоро они окончили съ хорошимъ успѣхомъ установленный курсъ наукъ. Образованные дѣти русскаго духовенства, а также молодые люди изъ мѣщанъ и крестьянъ оказались для правительства болѣе пригодными для службы, чѣмъ польскіе шляхтичи, вѣчно мечтавшіе объ отбудованіи ойчизны и возвращеніи прежней воли. Значеніе русскаго духовенства возвысилось тѣмъ, что его въ гражданскихъ дѣлахъ признали подсуднымъ дворянской палатѣ наравнѣ съ римско-католическимъ. Съ 1783 года была учреждена первая духовная семинарія и введено преподаваніе философскихъ и богословскихъ наукъ на русскомъ языкѣ, а черезъ нѣсколько лѣтъ чтеніе этихъ двухъ предметовъ, раздѣленныхъ на два курса, было перенесено во Львовскій университетъ. Русская интеллигенція сильно развилась. Русскіе галичане образовали столько докторовъ богословія, что были въ состояніи замѣстить ими каѳедры въ богословскомъ факультетѣ Львовскаго университета, на которыхъ преподаваніе велось не только на русскомъ, но и на латинскомъ и польскомъ языкахъ. Съ 1787 года философскіе и физико-математическіе предметы въ Львовскомъ университетѣ также стали преподаваться двумя профессорами изъ Угорской Руси на латинскомъ и русскомъ языкахъ. Юридическій факультетъ тоже имѣлъ одного преподавателя, читавшаго на русскомъ языкѣ.
Впрочемъ, это успѣшное развитіе книжнаго образованія продолжалось не долго и не принесло русской народности ожидаемыхъ плодовъ, такъ-какъ австрійскія власти, повидимому, поддерживали русскую народность въ Галиціи для того только, чтобы противодѣйствовать стремленію польскаго элемента къ Варшавѣ. Какъ скоро, послѣ второго раздѣла Польши, этотъ центръ очутился въ рукахъ Пруссіи и имя Польши вычеркнуто было изъ карты Европы, австрійцы отвернулись отъ русскихъ, и затѣмъ, вмѣстѣ съ поляками, стали подавлять русскую народность. Русскія каѳедры были упразднены и замѣнены латинскими и польскими; профессора вышли въ отставку. Заслуженный профессоръ Петръ Дмитріевичъ Лодій эмигрировалъ въ Россію и съ 1805 года принялъ должность профессора въ С.-Петербургскомъ университетѣ. Вся надежда на возрожденіе русской народности исчезла.
Впрочемъ, были и другія причины малаго успѣха русской письменности подъ австрійскимъ владычествомъ. Во-первыхъ, Галицкая Русь, очутившись подъ австрійскимъ правительствомъ, была оторвана отъ общей русской жизни. Послѣ присоединенія смежныхъ областей — Волыни, Подолья и Украйны — въ Россіи и православію, уніатская Галичина осталась одинокою, какъ вѣтвь отторгнутая отъ своего родного корня и насильно посаженная въ чужую почву. По этой причинѣ, очевидно, и науки, преподаваемыя въ школахъ, не были плодотворны для русской литературы и народнаго образованія. Да и молодежь не получала надлежащей подготовки на родномъ языкѣ въ низшихъ училищахъ, такъ-какъ тогдашнія училища служили только къ распространенію нѣмецкаго языка. Наконецъ, польское общество, особенно духовенство, съ завистію смотрѣло на русскія школы и всякими средствами старалось чернить и унижать какъ преподавателей, такъ и слушателей предъ лицомъ общественнаго мнѣнія. Послѣ политическаго поворота австрійскаго правительства, эта завистливость превратилась въ полную ненависть и явное гоненіе всего, что называлось русскимъ. Самыя слова: Русь, русскій языкъ сдѣлались предосудительными, и нѣмцы замѣнили ихъ словами: Рутенія, рутенскій (русинскій) языкъ. При всѣхъ усиліяхъ патріотовъ, просвѣщеніе русскаго народа не подвинулось ни на шагъ впередъ. Ихъ старанія принесли ту единственно пользу, что подготовили новое поколѣніе поборниковъ и защитниковъ русскаго народа и русской вѣры[2].
Русскіе передовые люди пытались нѣсколько разъ водворить русскій языкъ въ народныхъ школахъ, чтобы вывести народъ изъ его нравственной апатіи, развить и скрѣпить русскую народность и спасти ее отъ посягательствъ полонизма и католичества, но они встрѣчали непреодолимыя препятствія въ польскомъ обществѣ, католическомъ духовенствѣ и нѣмецкой бюрократіи. Митрополитъ Михаилъ Левицкій сдѣлалъ представленіе о необходимости введенія русскаго языка въ сельскія школы, но получилъ рѣшительный отказъ со стороны Львовскаго губернскаго управленія, а въ отвѣтъ на горячій протестъ противъ сказаннаго рѣшенія, написанный каноникомъ Иваномъ Могильницкимъ, послѣдовала резолюція правительства (1816), въ которой было сказано, что, по политическимъ причинамъ, не слѣдуетъ поддерживать галицко-русскій языкъ, такъ-какъ онъ ничто иное какъ говоръ русскаго языка.
Такимъ образомъ, галичане, лишонные школъ и всякихъ средствъ въ обработкѣ родного языка, обречены были на пассивное созерцаніе окружавшихъ ихъ событій, переворотовъ въ мнѣніяхъ и вкусахъ, споровъ такъ-называемыхъ классиковъ съ романтиками и разныхъ толковъ о народности и народной литературѣ. Законы, литература, обычаи, вкусъ — все окружающее образованнаго русскаго галичанина было чуждо его народности: все было иностранное. Но среди того омута чужеземщины самая живучесть народности, оригинальныя особенности, богатство преданій и поэтическое творчество народа не допустили подавить и стереть народныхъ особенностей, а побуждали къ возрожденію и вызывали къ обновленію народной письменности. Наконецъ, хотя съ трудомъ, удалось добиться согласія правительства на введеніе русской грамоты въ низшія народныя училища, причемъ было издано нѣсколько книжекъ на народномъ языкѣ, для обученія крестьянскихъ дѣтей.
Въ началѣ тридцатыхъ годовъ польскіе учоные, разсуждая о народной поэзіи, обратили вниманіе нерусскія пѣсни въ Галичинѣ, а Ходаковскій, Вацлавъ Залѣскій и другіе стали явно предпочитать русскія народныя пѣсни своимъ собственнымъ, которыя и по содержанію и по формѣ стоятъ далеко ниже галицкихъ. Это обстоятельство еще болѣе ободрило и поощрило молодыхъ людей и даю имъ новыя силы къ самостоятельной обработкѣ народнаго нарѣчія. Народныя пѣсни и «Энеида» Котляревскаго представили примѣръ и готовыя формы поэзіи. Въ началѣ тридцатыхъ годовъ русскіе въ Галичинѣ владѣли польскимъ пикомъ гораздо свободнѣе, чѣмъ своимъ собственнымъ и потому успѣхи ихъ на литературномъ поприщѣ могли быть и лучше и обширнѣе, если бы они стали писать по-польски; но писать на этомъ языкѣ значило бы вступить въ ряды польской литературы, польской духовной жизни, отказаться отъ права на самостоятельность и сдѣлать свой народъ составною частью польской народности. Одна мысль о томъ уже казалась обидною и даже преступною для молодыхъ дѣятелей: это значило бы отказаться на всегда отъ развитія родной рѣчи. Къ тому же, польская революція 1330 года показала всю противуположность стремленій и интересовъ Польши и Руси и вмѣстѣ съ тѣмъ показала всю необходимость противупоставить русскій языкъ и русскую литературу польскому языку и польской литературѣ.
При такихъ обстоятельствахъ, въ началѣ тридцатыхъ годовъ составился между русскими студентами Львовскаго университета небольшой кружокъ, съ цѣлью возрожденія галицко-русской литературы. Къ этому кружку примкнулъ и пишущій эти строки — и вскорѣ сдѣлался однимъ изъ сто руководителей. Пятнадцати-милліонный малорусскій народъ — разсуждали мы — достаточно отдѣляется отъ другихъ славянскихъ племенъ — не включая и великорусскаго — языкомъ, нравами и другими особенностями и потому малорусское пеня имѣетъ право на полное выраженіе своихъ народныхъ особенностей, то-есть на созданіе особой литературы. Примѣръ другихъ славянъ подкрѣплялъ насъ въ томъ мнѣніи* которое поддерживалъ такой авторитетъ, какъ Копитаръ, заявившій, что у славянъ каждое нарѣчіе должно образовать свою литературу, какъ у древнихъ грековъ, и съ большимъ правомъ чѣмъ у грековъ, которые, недостигая числа населенія одного изъ нынѣшнихъ славянскихъ нарѣчій, образовали четыре эллинскихъ діалекта. Не смотря на наши скудныя знанія по части народнаго языка, мы начали писать на немъ стихи и статейки, съ твердою рѣшимостью создать галицко-русскую народную литературу. Затѣмъ, чтобы освятить задуманное дѣло чѣмъ-нибудь торжественнымъ, мы приняли славянскія имена, давъ себѣ честное слово подъ принятымъ именемъ писать и дѣйствовать на пользу народа и во имя возрожденія народной словесности. Явились: Русланъ (Маркіанъ) Шашкевичъ, Далиборъ (Иванъ) Вагилевичъ, Ярославъ (Яковъ) Головацкій, впослѣдствіи къ нимъ присоединились: Велиміръ Лопатынскій, Мирославъ Илькевичъ, Богданъ (Иванъ) Головацкій и другіе. Собравъ нѣсколько народныхъ пѣсенъ и написавъ нѣсколько статеекъ въ стихахъ и прозѣ, вздумали мы, въ 1834 году, издать книжку, въ видѣ альманаха, подъ заглавіемъ «Заря», съ знаменательнымъ девизомъ: «Свѣти зоре на все поле, заколь мѣсяцъ зойде», а чтобы тѣмъ рѣзче отличить свое нарѣчіе отъ другихъ славянскихъ, по предложенію Шашкевича, принято было особое фонетическое правописаніе. Альманахъ предполагалось украсить изображеніемъ Богдана Хмельницкаго, на что получено было разрѣшеніе львовской цензуры. Съ рукописью было труднѣе. Такъ-какъ въ Галиціи не существовало въ то время цензора для русскихъ книгъ, то завязалась переписка съ полиціей, губернскимъ правленіемъ и центральнымъ вѣнскимъ правительствомъ. Толковали, разсуждали, разбирали, суетились и кончили, наконецъ, тѣмъ, что запретили печатаніе совершенно невинной книжонки строжайшимъ цензурнымъ приговоромъ. Этимъ роковымъ приговоромъ австрійское правительство не только запретило печатаніе безобидной книжки, но и осудило самое ее направленіе, въ слѣдствіе чего всѣ сочинители статей были поставлены подъ строгій полицейскій надзоръ. Мы увидѣли свое безвыходное положеніе, и, не желая оставаться подъ отеческимъ надзоромъ львовскаго правительства, разъѣхались въ разныя стороны. Вагилевичъ уѣхалъ къ своему отцу въ деревню, Шашкевичъ вступилъ въ духовную академію, а я, третій сотрудникъ, сгорая жаждою познакомиться съ славянами и славянскими литературами, отправился въ Кошицкую академію, а оттуда перешолъ въ Пештскій университетъ. Здѣсь я близко сошолся съ многими учоными словаками, сербами и хорватами, причемъ мы обмѣнялись нашими мнѣніями, желаніями и сѣтованіями о нашихъ общихъ нуждахъ. Мы, наконецъ, нашли тутъ, въ Венгріи, возможность напечатать (въ Будинѣ), въ 1837 году, сборникъ нашихъ сочиненій, подъ заглавіемъ «Русалка Днѣстровая», куда вошли почти всѣ статьи, находившіяся въ запрещенной «Зарѣ». Книжка была напечатана съ разрѣшенія угорской цензуры, но такъ-какъ въ тогдашнее время, касательно цензурныхъ постановленій, Угорщина считалась заграничной страной, то всѣ экземпляры «Русалки» должны были быть сданы въ львовскую цензуру. Тутъ повторилась прежняя исторія: начались придирки, слѣдствія, объясненія. По взаимному нашему соглашенію, Шашкевичъ и Вагилевичъ объявили, что они не принимали личнаго участія въ изданіи «Русалки»; я же принялъ всю вину на себя, причемъ объявилъ, что будучи въ Пештѣ въ университетѣ, я поручилъ рукопись моимъ друзьямъ-сербамъ передать ее въ тамошнюю цензуру и затѣмъ напечатать. Насъ, преступниковъ — хотя и не очень-то крупныхъ — помиловали; но надъ «Русалкою» былъ произнесенъ вторичный смертный приговоръ.
Между-тѣмъ мы, молодые друзья-товарищи, продолжали упражняться въ родномъ языкѣ, собирая народныя пѣсни и другія преданія. Мой сборникъ народныхъ пѣсенъ, съ помощью друзей, умножился до того количества, которое онъ теперь занимаетъ въ «Чтеніяхъ Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ».
Запрещеніемъ «Русалки» австрійское правительство въ третій разъ уничтожало усилія галичанъ возсоздать русскую словесность. Тѣмъ не менѣе народная жизнь проявлялась, но лишь одиночными литературными произведеніями. Іосифъ Левицкій переводилъ разныя баллады Гёте и Шиллера и печаталъ ихъ въ Перемышлѣ (1838—1844); Илькевичъ издавалъ свои «Галицкія народныя пословицы и загадки» (Вѣна, 1841); появилось нѣсколько грамматикъ: Левицкаго (Перемыгаль, 1836 — на нѣмецкомъ и 1846 — на русскомъ языкѣ), Вагилевича (Львовъ, 1845) и Іосифа Лозинскаго (Перемышль, 1841); издано было нѣсколько сборниковъ народныхъ пѣсенъ:
Вацлава Залѣснаго (1833), Жеготы Паули (1839—1840) и Лозинскаго (1835). Лозинскій предложилъ-было замѣну русскаго алфавита латинскимъ, но эта мысль, поддерживаемая поляками, была побѣдоносно опровергнута статьями Левицкаго и Шашкевича, что побудило самого Лозинскаго отказаться отъ своего проэкта въ пользу кириллицы. Но этимъ исчерпывается литературная дѣятельность русскихъ галичанъ до 1848 года.
Насталъ 1848 годъ: 7 (19) марта провозглашена была во всей Австріи конституція, а 3 (15) мая послѣдовало освобожденіе крестьянъ отъ крѣпостной зависимости и провозглашена равноправность и полная свобода для всѣхъ народностей, населяющихъ имперію. Русскіе, почувствовавъ себя освобожденными отъ долголѣтняго рабства, стали сбираться съ силами и напрягать ихъ, чтобы не остаться позади другихъ народностей и занять свое мѣсто.
Съ 1848 года стала выходить въ Львовѣ первая червонно-русская политическая газета «Зоря Галицка», взявшая на себя защиту правъ русскаго народа. Тогда же были устроены въ Львовѣ: политическій клубъ (Русская Рада), для посредничества между народомъ и правительствомъ, и литературное общество (Галицко-Русская Матица), а также учреждены: каѳедра русскаго языка и литературы въ Львовскомъ университетѣ и введено преподаваніе русскаго языка во всѣхъ гимназіяхъ восточной Галичины. Закипѣла небывалая дѣятельность, возникли новыя надежны. Каждый годъ стало выходить больше сочиненій, чѣмъ до того времени было издано въ продолженіе цѣлаго вѣка. До 1848 года русскіе довольствовались введеніемъ русскаго языка въ народныя школы и употребленіемъ его въ популярныхъ сочиненіяхъ и беллетристикѣ, такъ-какъ сами даже русскіе патріоты считали родное нарѣчіе пригоднымъ только какъ средство для преподаванія простому народу первоначальныхъ свѣдѣній; но послѣ провозглашенія равноправности стали для него требовать всѣхъ правъ развитаго языка — введенія его въ школахъ, въ судопроизводствѣ и въ общественной жизни. Конечно, русскіе не чувствовали въ себѣ достаточныхъ для этого силъ; но они расчитывали на поддержку правительства, разсуждая такъ: если поляки и мадьяры соединятся въ рьяной оппозиціи противъ правительства, то немногочисленные нѣмцы въ Галичинѣ и Угріи, не будучи въ силахъ одолѣть ихъ, будутъ всегда нуждаться въ пособіи преданой правительству національности; слѣдовательно, они должны поддерживать русскихъ, если только русскіе съ своей стороны будутъ держать сторону правительства. И точно, до подавленія угорской революціи русской, правительство поддерживало русскихъ галичанъ. Когда въ 1849 году поляки потребовали немедленнаго введенія польскаго языка въ школахъ, вмѣсто русскаго, и въ администраціи, вмѣсто нѣмецкаго, то нѣмцы не преминули признать, что русскій языкъ долженъ получить тѣ же самыя права, какъ польскій; но въ Вѣнѣ министры рѣшили иначе: «такъ какъ русскій языкъ еще не вполнѣ развитъ (?) и русскіе не имѣютъ возможности занять всѣ должности, то пусть останется нѣмецкій языкъ, пока русскіе не составятъ учебниковъ и не подготовятъ людей способныхъ занять мѣста учителей и чиновниковъ.» Такимъ образомъ нѣмцы застраховали себѣ свои мѣста и заградили къ нимъ дорогу русскимъ. Между-тѣмъ русскіе галичане, застигнутые 1848 годомъ безъ подготовки въ своемъ языкѣ, полуграмотные, начали писать по-русски какъ попало, питаясь надеждой, что современенъ естественнымъ ходомъ выработается правильный письменный языкъ.
Передовые люди видѣли, что галицко-русская письменность должна слиться съ русскою, но немногіе дерзали выступить явно съ этимъ мнѣніемъ, боясь потерять довѣріе и поддержку правительства. Графъ Стадіонъ еще въ 1848 году сказалъ: «если галицко-русскій языкъ и россійскій одинъ и тотъ же, то мнѣ лучше поддерживать поляковъ.» Со времени назначенія графа Голуховскаго намѣстникомъ во Львовѣ, поляки тѣмъ усерднѣе начали противудѣйствовать русскому дѣлу. Уже въ 1849 году правительство противупоставило народному органу «Зарѣ» свою газету, которая сначала издавалась во Львовѣ, а съ 1850 года стала печататься въ Вѣнѣ кирилловскимъ шрифтомъ. Стѣснительныя мѣры правительства принудили русскихъ въ 1854 году закрыть русскій клубъ въ Львовѣ и превратить «Галицкую Зарю» изъ политической газеты въ литературный журналъ. Расчоты галичанъ, что поляки никогда не перестанутъ волновать Австрію, которая, не будучи въ состояніи одна подавить ихъ революціонныя вспышки, всегда будетъ нуждаться въ русскихъ галичанахъ, оказались неосновательными. Когда князь Шварценбергъ удивилъ міръ австрійской неблагодарностью и поляки стали на сторону Австріи противъ
Россіи, то австрійскій патріотизмъ русскихъ галичанъ не могъ подавить внутренняго чувства и племенного сродства — и австрійцы убѣдились, что, въ случаѣ столкновенія съ Россіей, нельзя будетъ сдѣлать изъ русскихъ галичанъ покорное орудіе австрійской политики. Съ-тѣхъ-поръ правительство начало еще сильнѣе угнетать и оскорблять русскихъ — и безпрестанными обидами довело ихъ до полнаго отреченія отъ солидарности съ Австріей). Это выразилъ одинъ изъ передовыхъ галичанъ въ 1866 году (послѣ сраженія подъ Садовой), выступивъ въ «Словѣ» съ положеніемъ, что русскіе галичане и малоруссы одинъ и тотъ же народъ съ великороссіянами, что они составляютъ одну національность по происхожденію, по исторіи, по вѣрѣ, по языку и литературѣ; и никто не прекословилъ и не возражалъ ему, кромѣ заклятыхъ украйнофиловъ и поляковъ.
Впрочемъ, начало двухъ русскихъ народностей еще до-сихъ-поръ смущаетъ умы галицкихъ украйнофиловъ, которые, поддерживаемые поляками, сдѣлались политической партіей, враждебной Россіи. Еще въ 1848 году польская партія пыталась создать особый польско-русскій органъ и начала издавать «Ruskij Dnewnik», но, потерпѣвъ полное фіаско, разсѣялась, а прельщонный ею редакторъ, И. Вагилевичъ, предавшійся полякамъ, перешолъ въ протестантство, въ которомъ и умеръ. Послѣ того украйнофилы заявляли свою жизнь отъ времени до времени, среди игры политическихъ партій, изданіями, каковы: «Вечерницы» (1862—1863), «Мета» (1864—1865), «Нива» (1865), «Русь» (1866) и, наконецъ, «Основа» (1871). Нѣмцы и поляки на перерывъ стараются разными подложными теоріями затемнить здравый смыслъ народа въ его понятіяхъ объ единствѣ его съ Великою Русью въ исторіи, языкѣ и литературѣ, заманивая неопытныхъ въ сѣти малорусскаго, украинскаго и польско-русскаго партикуляризма. Еще въ недавнее время въ воображеніи издателей «Меты» мерещилась утопія самостоятельной Хохландіи и малорусской литературы. Есть, впрочемъ, люди, которые служатъ и нашимъ и вашимъ. Ксенофонтъ Климковичъ, бывшій издатель «Меты» и сотрудникъ органа Голуховскаго «Русь», отрекся-было въ 1867 году отъ украйнофильства и въ «Славянской Зарѣ» ревностно защищалъ русскіе принципы, а теперь опять предался извѣстному въ Галиціи дѣятелю Лавровскому и издаетъ полонофильскую «Основу». Люди предавшіеся врагамъ Руси, морочимые нѣмцами и поляками, морочатъ самихъ себя и другихъ, а народу и наукѣ не въ состояніи, разумѣется, принести никакой пользы.
Разсудительные люди изъ галичанъ признаютъ одну русскую народность и одну русскую литературу. Изъ этой среды вышли лучшія сочиненія и изданія галицко-русской письменности, какъ-то: А. Петрушевича: «Историческія изслѣдованія», напечатанныя въ «Галицкомъ Историческомъ Сборникѣ» (1854—1860) и въ «Науковомъ Сборникѣ» (1865—1869); Д. Зубрицкаго: «Исторія Галицко-Русскаго Княжества» (1852—1854) и его же «Анонимъ Гнезненскій и Іоаннъ Длугошъ» (1855); Б. Дѣдицкаго: статьи и стихи въ «Галицкой Зарѣ» (1852—1855) и въ «Отечественномъ Сборникѣ» (1856—1857); его же «Конюшій», повѣсть въ стихахъ (1853) и «Буй-Туръ Всеволодъ», поэма, (1860); «Семейная Библіотека», журналъ, изд. Шеховичемъ (1855—1856); «Русская Анѳологія или выборъ лучшихъ поэзій» (1854); «Поэзіи Николая Устіановича» (1860); «Поэзія Іоанна Гушалевича»(1861); его же «Цвѣты надднѣстрянской Левады» (1853) и мелодраммы: «Погоряне» и «Сельскіе пленипотенты» (1870); «Поэзіи Іосифа Федьковича» (1862); «Повѣсти и пѣсни Ивана Наумовича» (1861); «Гостина на Украинѣ», поэма Николая Лесѣкѣвича (1862) и его же «Спѣвакъ изъ Полѣсья» (1861) и прочее. По части исторіи слѣдуетъ указать на «Исторію Галицко-Владимірской Руси по 1453 годъ» (Львовъ, 1863) и «Изслѣдованія на полѣ отечественной исторіи и географіи» (1869) Исидора Шараньевича. Въ новѣйшее время защиту единства русскаго языка вела газета «Слово», но всего успѣшнѣе ратоборствовалъ въ этомъ направленіи Осипъ Николаевичъ Ливчакъ въ своемъ юмористическомъ изданіи «Страхопудъ», съ прибавленіемъ «Золотой Грамоты», и въ своемъ журналѣ «Славянская Заря», издававшемся въ Вѣнѣ въ 1867 и 1868 годахъ. Сюда принадлежатъ также изданія дѣятелей Угорской Руси: Александра Духновича, Іоанна Раковскаго и другихъ. Угорская Русь не соблазнялась ни партикуляризмомъ мѣстнаго нарѣчія, ни украйнофильствомъ, ни кулишовкой, а старалась употреблять чистый русскій языкъ. Назовемъ важнѣйшія изданія угорскихъ русскихъ; это: «Поздравленіе Русиновъ», альманахъ на годы 1851 и 1852; «Церковная Газета», изд. I. Раковскимъ (1856—1857); «Учитель» (1867); «Свѣтъ», литературная газета (1867—1871); русскія грамматики А. Духновича (1852), Кирилла Сабова (1865) и другихъ.
Наконецъ, есть въ Галичинѣ партія строго правительственная, партія лицъ по служебной зависимости или но убѣжденію — пытавшаяся образовать что-то среднее между простонароднымъ галицко-русскимъ нарѣчіемъ и письменнымъ русскимъ языкомъ. Это направленіе поддерживали австрійскіе чиновники Григорій Шашкевичъ и Юлій Выслободскій. Эти господа, по внушенію правительства, приняли письменный языкъ галицкій, такъ-сказать, подъ свой контроль, наблюдая, чтобы формы языка не выступали изъ круга провинціальнаго говора и чтобы по возможности различались даже правописаніемъ отъ общерусскаго языка. Они слѣдили за Зубрицкимъ, Духновичемъ, Дѣдицкимъ, Ваковскимъ и другими и простерли свое усердіе до того, что въ 1859 году графъ Голуховскій, съ докторами Евсевіемъ Черкасскимъ и Іосифомъ Иречкомъ, покусились было уничтожить кирилловскія буквы и замѣнить ихъ латинскими. Правда, намѣренье это не устояло противъ единогласнаго протеста всего русскаго народа, но, тѣмъ не менѣе, оно произвело большое смущеніе въ обществѣ и опять затормозило правильный ходъ развитія литературы. Послѣ тяжолыхъ ударовъ и разочарованій, русскіе убѣдились, что имъ нельзя полагаться ни на Австрію, ни на поляковъ, что для нихъ нѣтъ спасенія ни въ австрійской федераціи, ни въ польской уніи. Только немногіе честолюбцы, какъ Лавровскій, примкнули къ украйнофиламъ; всѣ прочіе стоятъ за единство русскаго языка и русской литературы.
При такомъ хаотическомъ волненіи всякихъ элементовъ не удивительно, что плоды этой молодой литературы недоспѣваютъ, что въ пѣсняхъ галицкихъ поэтовъ часто слышатся фальшивые тоны, что вообще галицкіе писателя мало производительны, и направленіе ихъ нерѣдко сбивчивое, колеблющееся, зависящее отъ политическаго настроенія и разныхъ случайныхъ обстоятельствъ. Но во всякомъ случаѣ должно сказать, что въ настоящее время русская народность въ Галичинѣ проявляетъ нѣкоторую умственную и литературную жизнь; а не такъ давно и этого не было.
- ↑ Die Russnakei in Galizien, Bukovina und Nord Ungarn ist in sprachlicher und historischer Hinsicht noch eine — terra incognita. (J. P. Schafarik, «Geschichte der slavische Spicke ond Literatur», Ofen, 4826, стр. 441.)
- ↑ «Науковый Сборникъ», изд. Обществомъ Галицко-Русской Матицы. Львовъ, 1865, стр. 1—103.