Чего можно ожидать от земства в современных условиях? (Аксаков)/ДО

Чего можно ожидать от земства в современных условиях?
авторъ Иван Сергеевич Аксаков
Опубл.: 1864. Источникъ: az.lib.ru

Сочиненія И. С. Аксакова.

Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886

Томъ четвертый.

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886

Чего можно ожидать отъ земства въ современныхъ условіяхъ?

править
"День", 20-го іюня 1864 г.

И такъ, «Земскія Учрежденія» станутъ скоро дѣйствительностью. Мы говоримъ скоро — основываясь на словахъ Высочайше утвержденнаго мнѣнія Государственнаго Совѣта, гдѣ сказано: «приступить нынѣ же ко введенію Положенія о Земскихъ Учрежденіяхъ въ 38 губерніяхъ». Хотя одинъ изъ §§ правилъ, составленныхъ по сему предмету въ Министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, гласитъ, что начальникъ губернія приступаетъ ко всѣмъ необходимымъ предварительнымъ распоряженіямъ, предшествующимъ открытію земскихъ собраній не прежде, какъ по полученіи на то особаго предписанія отъ г. министра, — но мы думаемъ, что было бы несправедливо видѣть въ этомъ параграфѣ какое-нибудь противорѣчіе съ мнѣніемъ Государственнаго Совѣта. Отъ полученія губернаторомъ предписанія г. министра до открытія земскихъ собраній должно пройти не менѣе 5 шли даже и мѣсяцевъ, а именно: немедленно составляются губернскіе комитеты и уѣздныя коммиссіи (на это израсходуется времени для всей губерніи около двухъ недѣль); затѣмъ, на составленіе уѣздными коммиссіями списковъ избирателей — полагается 2 мѣсяца; на повѣрку этихъ списковъ еще 1 мѣсяцъ; на разсмотрѣніе списковъ въ губернскомъ комитетѣ также 1 мѣсяцъ, и наконецъ до окончанія выборовъ отъ дня постановленія о томъ губернскаго комитета — не болѣе двухъ мѣсяцевъ. И такъ, въ концѣ года, а можетъ-быть въ началѣ будущаго, водворятся въ Россіи, по иниціативѣ самого правительства, земскія учрежденія и организованное имъ земство. «Земство», «земское самоуправленіе» — слова до такой степени многознаменательныя, что всякій мало знакомый съ Роосіею, — иностранецъ ли или Петербургскій юный прогрессистъ, — долженъ по неволѣ дивиться той воздержности въ изъявленіяхъ радости, которую до сихъ поръ проявляетъ наше дворянство (о прочихъ сословіяхъ мы уже и не говоримъ). Остатокъ ли это старой, въ привычку обратившейся, недовѣрчивости ко всякимъ административнымъ реформамъ, пока онѣ изъ проекта не перешли въ дѣло, не довѣданы на опытѣ, — или же пріемлемый даръ не вполнѣ соотвѣтствуетъ преувеличеннымъ и неосновательнымъ ожиданіямъ, — или же помѣщики озадачены объемомъ новыхъ своихъ правъ и обязанностей, — или сказывается во всемъ этомъ внутреннее горькое сознаніе своего безсилія, призваннаго играть роль дѣйствительной силы, — роль трудную, многосложную, которую заучить мудрено я которую проиграть имъ едвали и удастся безъ помощи посторонней, — или же наконецъ всему виною наша лѣнь, наша апатія, наше равнодушіе къ общественнымъ и даже своимъ собственнымъ интересамъ, предпочитающее пассивное терпѣніе всякому положительному дѣйствовавъ??… Отвѣчать на эти вопросы мы предоставляемъ самимъ читателямъ, — членамъ будущаго земства. Во всякомъ случаѣ нельзя не пожалѣть, что такъ мало толковъ, споровъ, разсужденій и вообще подготовительныхъ работъ въ обществѣ — по поводу такой значительной реформы, которой предстоитъ отозваться положительными, ощутительными послѣдствіями на нашей дѣйствительности. Можетъ-быть, если бы могла найти себѣ мѣсто въ литературѣ подробная критика этихъ учрежденій, то отношеніе къ нимъ разныхъ составныхъ элементовъ земства обозначилось бы яснѣе. Можетъ-быть также, еслибъ при составленіи этихъ уставовъ признано было нулевымъ руководствоваться тѣмъ порядкомъ, какой былъ употребленъ при крестьянской реформѣ, — можетъ-быть тогда новое преобразованіе скорѣе бы вошло въ сознаніе всѣхъ — непосредственно заинтересованныхъ въ дѣлѣ… Какъ бы то ни было, но мы съ своей стороны искренно желаема чтобъ новыя учрежденія принесли всю ту пользу, какую только допускаетъ ихъ настоящая рамка, и чтобъ ни въ какомъ, случаѣ нельзя было обвинить землевладѣльцевъ въ недостаткѣ дѣятельности и доброй воли…

Мы дѣйствительно держимся мнѣнія, что если помѣщики и вообще землевладѣльцы отнесутся къ новымъ учрежденіямъ добросовѣстно, то польза будетъ и для нихъ и для дѣла, но мы не только не думаемъ видѣть въ теперешнемъ «земствѣ» древнюю до-Петровскую «землю», — но и вообще считаемъ совершенно невозможнымъ смотрѣть на Земскія Учрежденія съ точки зрѣнія общихъ органическихъ началъ Русской на* родной жизни, или же простирать къ нимъ требованія, которыя были бы умѣстны только въ отношеніи къ органическому законодательству. Всякое смѣшеніе понятій было бы здѣсь и неприлично и даже вредно. Поэтому мы съ своей стороны позволяемъ себѣ посовѣтовать землевладѣльцамъ — взглянуть на дѣло самымъ практическимъ образомъ, стать какъ можно тверже на почву современной дѣйствительное?! и ясно опредѣлить въ своемъ сознаніи — что именно довлѣетъ дневи.

Говоря по правдѣ, въ настоящее время не только нечего думать объ осуществленіи какой-нибудь полноты отвлеченныхъ началъ земства, но и вообще необходимо признать, что у насъ земства еще нѣтъ… Древнее понятіе о земствѣ, о землѣ, въ противоположность понятію о государствѣ, предполагало силу болѣе нравственную, силу естественную, свободную, органическую, силу, основанную на духовномъ всенародномъ единствѣ, на тождествѣ началъ, преданій и коренныхъ условій быта, — на цѣльности всего народнаго организма. Эта цѣльность была нарушена переворотомъ Петра, и возстановится, не скоро, — если же и возстановятся, то во всякомъ случаѣ не въ томъ первоначальномъ видѣ, въ какомъ она является намъ въ до-Петровской Руси, — возстановится не какъ сила непосредственная, не какъ начало лежащее въ зернѣ, но какъ сила сознанная и закаленная сознаніемъ, какъ начало въ своемъ полномъ развитіи. — Древняя цѣльность порушена, новая еще не создалась, а потому существенный элементъ всякой земской силы — единство и цѣльность — «отсутствуетъ». Крѣпостное право, конечно, уничтожено, и повидимому никакихъ перегородокъ, раздѣляющихъ одно сословіе отъ другаго, болѣе не имѣется, — повидимому ничто не мѣшаетъ полному сближенію и сліянію сословій, именно крестьянъ и помѣщиковъ, — но это только повидимому" Настоящее сближеніе, по необходимости, есть только внѣшнее. Правительство сдѣлало свое дѣло, исполнило то, что отъ него зависитъ, сломило юридическія перегородки. — но есть перегородки бытовыя и нравственныя, которыя уничтожить не въ его власти, которыя уничтожить можетъ только сама жизнь. Крестьянамъ даруется представительство наравнѣ съ ихъ бывшими помѣщиками, — они сравнены въ правахъ, голосъ имѣютъ одинаковый, могутъ судить и рядить вмѣстѣ съ ними, засѣдаютъ въ одной комнатѣ, за однимъ столомъ, на одной мебели. Все это прекрасно, — но мы не должны забывать, что почти сто лѣтъ тому назадъ крестьянамъ было даровано подобное же представительство и въ судѣ, вмѣстѣ съ правомъ подавать свой голосъ наравнѣ съ дворянами, судить дворянъ и приговаривать ихъ къ наказаніямъ, въ качествѣ «сельскихъ засѣдателей уѣздныхъ судовъ». Мы знаемъ всѣ. что изъ этого вышло, и если въ настоящее время повтореніе подобнаго явленія, говорятъ, невозможно, то едвали не возможно повтореніе того, что мы видимъ и теперь въ засѣданіяхъ Московской Общей Думы, гдѣ собранія имѣютъ вполнѣ Европейскій красивый видъ въ красивой залѣ графа Шереметева, гдѣ соблюдаются вполнѣ всѣ формальные порядки, существующіе въ подобныхъ же ассамблеяхъ Европы, и гдѣ говорятъ и дѣйству югъ только пять-шесть человѣкъ гласныхъ не изъ дворянъ, а масса гласныхъ совершенно безгласна. Мы вовсе не ставимъ имъ этого въ вину и убѣждены даже, вмѣстѣ съ М. П. Погодинымъ, что эти безгласные гласные во многихъ случаяхъ знаютъ дѣло несравненно лучше голосистыхъ или говорящихъ гласныхъ — мы еще возвратимся къ этому предмету, — но мы указали на Думу для поясненія нашей мысли: если Московскіе мелкіе купцы, мѣщане и ремесленники такъ относятся теперь къ Думѣ, — то въ правѣ ли мы ожидать настоящей дѣятельности отъ степныхъ мужиковъ, которые большею частію еще сидятъ на барщинѣ? Мы не должны забывать, что еще всего три года прошло со времени обнародованія знаменитаго манифеста 19 Февраля, что крестьянская реформа-этотъ громаднѣйшій изъ соціальныхъ переворотовъ — еще далеко не воплотилась вполнѣ, не совершила круга своего развитіи, не оказала всѣхъ своихъ послѣдствій: мы только еще на взлобѣ горы, мы еще не добрались до сапой верхушки; мы еще находимся въ самомъ кризисѣ, въ положеніи переходномъ. Обязательныя отношенія крестьянъ къ помѣщикахъ прекратились только у меньшинства бывшихъ крѣпостныхъ крестьянъ: большинство еще сохраняетъ ихъ, слѣдовательно состоитъ къ прежнимъ своимъ владѣльцамъ, т. е. къ теперешнимъ сотоварищамъ своимъ по земству и сочленамъ въ земскихъ собраніяхъ, въ отношеніяхъ обязательныхъ. Это обстоятельство, не совсѣмъ удобно, — особенно если вспомнимъ при этомъ, что тѣлесное наказаніе прекращено у насъ только по суду, — а не по суду, какъ мѣра административная, употребляется свободно всѣми администраторами: уничтоженіе тѣлеснаго наказанія, какъ извѣстно, ощущается у насъ только уголовными преступниками изъ крестьянъ, но не вообще всѣми крестьянами.

О здравомъ умѣ, способности и толковитости простаго Русскаго народа говорить нечего; это сдѣлалось уже общимъ мѣстомъ, это единогласно признано и всѣми иностранцами (авторитетъ до сихъ поръ важный для Русскаго общества). Но этотъ умъ, эти способности, этотъ толкъ, — безъ пособія просвѣщенія, — являются таковыми только въ своей народной стихіи. Мы уже имѣли случай упоминать о слабомъ развитіи личности (въ ея христіанскомъ значенія) вообще и личной нравственности въ особенности — въ Русскомъ крестьянствѣ. Почти то же самое можетъ быть примѣнено и къ уху и вообще къ нравственнымъ и гражданскимъ убѣжденіямъ Русскаго простаго человѣка. Крестьянинъ крѣпокъ крѣпостью общаго быта, силенъ міромъ и у себя на міру: здѣсь онъ дома, и міръ — каждое доступное его понятіямъ практическое дѣло, напр. вопросъ о к4кихъ-"нибудь повинностяхъ, сумѣетъ и разобрать по косточкамъ, сумѣетъ и постоять за свое рѣшеніе. Но вырвите изъ міра нѣсколькихъ мужиковъ, приведите ихъ въ великолѣпную залу съ зажженными люстрами, въ родѣ здѣшней Шереметевской или Думской, — посадите ихъ между дворянами на обитые сафьяномъ стулья, заставьте слушать «ораторовъ» дворянскихъ (безъ сомнѣнія, у насъ на всѣхъ земскихъ собраніяхъ явятся тотчасъ свои домашніе Цицероны, у которыхъ теперь уже заранѣе безпокоится и ворочается языкъ), — и вы едвали не обезсилите народную духовную силу. Вы не узнаете мужиковъ — умныхъ, горластыхъ у себя на міру — и безмолвныхъ, можетъ даже робкихъ въ залѣ собранія, частію не понимающихъ ни порядковъ поставленія вопросовъ, ни самаго наложенія докладовъ, ни цицероновскаго краснорѣчія членовъ (можетъ-быть даже со ссылками на Маколея), — частію же сознающихъ, что пожалуй могли бы и они ввернуть свое словцо, да словцо-то это ихъ мужицкое, негладкое, нетесанное, будетъ въ разладъ съ общимъ строемъ дворянской рѣчи, — да я предсѣдатель, пожалуй, скажетъ: «вы, г. членъ, уклонились отъ вопроса».

Намъ могутъ замѣтить, что это неудобство болѣе внѣшнее чѣмъ существенное, — что оно оказывается всюду, даже въ Европѣ, на всѣхъ собраніяхъ, вслѣдствіе разницы въ уровнѣ просвѣщенія между низшими и высшими классами общества. Съ этимъ мы вполнѣ согласны, но у насъ, крохѣ обычнаго различія въ уровнѣ, или правильнѣе сказать, въ объемѣ просвѣщенія, есть еще различіе въ самомъ качествѣ просвѣщенія. Объ этомъ мы еще недавно я довольно подробно толковали въ нашихъ статьяхъ объ общественномъ воспитаніи. Между простымъ народомъ у его высшими классами въ Россія — лежитъ цѣлый Петровскій переворотъ, которому продолжаетъ еще подвергаться каждый изъ народа, получающій оффиціальное воспитаніе, примыкающій къ дворянской или чиновничьей средѣ. Мужики и дворяне — это, Востокъ и Западъ, это Русь до-Петровская и по-Петровская, это двѣ различныя по самымъ началамъ своимъ цивилизація (изъ которыхъ первая существуетъ только въ задаткахъ)… Вспомнимъ еще, что оба класса управляются различными соціальными законами, т. е. что народъ нашъ живетъ подъ закономъ общиннаго быта, общиннаго землевладѣнія, а высшіе его классы подъ закономъ личной собственности, и весь бытъ ихъ устроенъ на началѣ личности. Ничего подобнаго не находите вы въ Европѣ: такъ, крестьянская Gemeinde въ Германіи являетъ собою только прототипъ, зерно, изъ котораго развились всѣ прочія общественныя учрежденія, корпораціи цеховъ, городское управленіе, и проч.; одно изъ другаго вышло, построено на одномъ обыщемъ, для всѣхъ родномъ началѣ: Нѣмецкое деревенское общинное собраніе можетъ узнать себя и въ ландтагѣ. Точно такъ и понятіе о поземельной собственности: оно одно для всѣхъ, присуще всѣмъ классамъ, безъ различіи. У насъ же, конечно, никто не станетъ искать родства или сходства между мірскими сходками — я дворянскими собраніями, городскими думами и т. п. Мало этого: мы уже имѣли случай замѣтить, что у насъ въ Россіи 40 милліомовъ народа управляются обычаями и порядками, не внесенными въ нашъ гражданскій Сводъ, не признанными оффиціально нашимъ законодательствомъ (напр. хоть бы въ дѣлѣ наслѣдства), — тогда какъ мы, т. е дворяне, помѣщики, личные землевладѣльцы — есмы, живемъ и движемся по Своду Законовъ. — Нужно ли затѣмъ говорить о духовномъ и нравственномъ разобщеніи высшихъ и низшихъ классовъ, о различіи въ отношеніи къ преданіямъ, къ самой вѣрѣ? Не все то, что дорого, завѣтно, свято для милліоновъ Русскаго простаго народа — въ той же степени дорого, завѣтно и свято для Россійскихъ дворянъ, — и наоборотъ.

И именно потому, что участіе крестьянъ въ организованномъ свыше земствѣ и въ Земскихъ Учрежденіяхъ, — какъ ни важно оно въ принципѣ и за что нельзя не благодаритъ правительство, — не придастъ однакоже, но нашему мнѣнію, земству настоящей, дѣйствительной силы, — именно потому и дорожимъ мы такъ-называемымъ крестьянскимъ самоуправленіемъ во всей его обособленности отъ участія помѣщиковъ. Мы знаемъ, что подъ благовиднымъ либеральнымъ предлогомъ общаго сліянія сословій и пр. и пр., многіе желали бы посягнуть на эту отдѣльность и сдѣлать помѣщиковъ не только участниками сельскихъ мірскихъ сходовъ, но и начальниками сходовъ и вообще сельскаго и волостнаго управленія. Это значило бы — ради мнимаго, чисто-внѣшняго искусственнаго единства — посягать на единственный резервуаръ дѣйствительной цѣльности и единства, на единственное убѣжище истинной, земской крѣпости, самородной органической силы, — которое мы имѣемъ въ нашемъ селѣ, въ вашемъ простомъ народѣ. Это влачили бы-внести въ народный бытъ, помощью власти, замѣшательство, по древнему историческому выраженію, — припустить въ него постороннюю примѣсь, затруднить естественный органическій ростъ народнаго самоуправленія и — не создать вновь, а именно нарушить всякую внутреннюю цѣльность, подорвать силу крестьянскую, силу земскую. Только близорукіе этого не видятъ. Нельзя не замѣтить кстати, что плохимъ средствомъ къ созданію цѣльнаго земства какъ силы, и вообще къ сліянію сословій — служатъ такія мнѣнія дворянства, какія выражаются въ извѣстномъ дворянскомъ органѣ, подъ названіемъ «Вѣсть» (по крайней мѣрѣ эта газета таковымъ себя именуетъ), — «Вѣсть», которая пылаетъ бѣшеною ненавистью къ Русскому мужику и изрыгаетъ въ каждомъ No самыя отвратительныя хулы и ругательства на Русскій народъ. Недавно многія газеты съ какимъ-то злорадствомъ подхватили и разблаговѣстили извѣстіе, что гдѣ-то въ Харьковской "губерніи волостной судъ высѣкъ крестьянку за колдовство! Прогрессисты наши покраснѣли, сгорѣли со стыда по случаю такого, невѣжества, пришли въ ужасъ, — не замѣчая, что въ тѣхъ же самыхъ нумерахъ тѣ же газеты сообщаютъ извѣстія о такихъ явленіяхъ общественной жизни Европы, предъ которыми приговоръ волостнаго суда Харьковской губерніи — свѣтлое пятно на темномъ фонѣ. Да хоть бы, напримѣръ, весь Мекленбургъ-Шверинъ? Не стоитъ ли онъ, съ своими новѣйшими законами о длинѣ и толщинѣ палокъ (6 Ellen lang, ½ Zoll dick), которыми помѣщики могутъ бить крестьянъ, безконечно ниже всякой сельской нашей крестьянской расправы? Почему, напримѣръ, Испанцу дозволяется тѣшиться кровавыми бычачьими боями, которые даже украшены у насъ какимъ-то поэтическимъ ореоломъ, Англичанину вмѣняется чуть не въ достоинство боксерство, а бѣдному Русскому мужику кулачный бой ставится чуть не въ позоръ и преступленіе? Почему Итальянскій бандитъ лучше Русскаго разбойника, а суевѣріе Южной Франціи извинительнѣе и милѣе Русскаго простонароднаго суевѣрья (тогда какъ Русскій народъ изо всѣхъ народовъ наименѣе суевѣренъ)? Но мы увлеклись въ сторону: насъ невольно раздражаютъ эти безсмысленныя нападки на Русскаго мужика и Русскій простонародный бытъ, а также и на крестьянское самоуправленіе, — которыми такъ преизобилуетъ наша пресса, преимущественно Санктпетербургская. Мы хотѣли только сказать, что какъ бы иногда ни казались намъ безобразны рѣшенія крестьянскихъ судовъ, но оригинальность, но самородность юридическихъ пріемовъ и понятій есть такое достоинство, которое съ избыткомъ выкупаетъ всѣ недостатки. (Къ тому же развѣ красивѣе и предпочтительнѣе Ѳемида, возсѣдающая въ нашихъ, покуда еще не преобразованныхъ оффиціальныхъ судахъ?) Съ постепеннымъ ходомъ свободнаго развитія, всѣ эти недостатки могутъ исправиться сами собою, а между тѣмъ сохранится — ничѣмъ не замѣнимая сила внутренняго самороста.

И такъ — Земскія Учрежденія, съ своимъ сліяніемъ сословій, сами по себѣ; а крестьянское самоуправленіе — отдѣльное, обособленное, внѣ всякаго «сліянія», пусть остается покуда также само по себѣ, какъ есть. Сліяніе это совершится, но не искусственнымъ внѣшнимъ образомъ, а само собою, когда завалится нравственная и духовная бездна, раздѣляющая доселѣ простой народъ отъ его обрадованныхъ классовъ. А когда это будетъ — это вопросъ другой, о которомъ мы и поговоримъ въ другое время, но разрѣшеніе котораго, скажемъ мимоходомъ, въ значительной степени зависитъ отъ насъ самихъ, отъ общества, отъ правильнаго развитія въ немъ существенныхъ элементовъ Русской народности.

Сдѣлаемъ же окончательный выводъ изъ всего нами сказаннаго:

Мы благодарны правительству за уничтоженіе юридическихъ сословныхъ перегородокъ въ новыхъ Земскихъ Учрежденіяхъ и за уравненіе правъ крестьянъ и помѣщиковъ: мы признаемъ всю важность этого дара съ точка зрѣнія правительственной; мы полагаемъ, что дворянство и вообще сословіе личныхъ землевладѣльцевъ можетъ воспользоваться имъ не безъ успѣха для дѣла и для своихъ интересовъ. Но было бы совершенно неумѣстно предаваться какимъ-либо самообольщеніямъ, присвоивать Земскимъ Учрежденіямъ то значеніе, котораго они не имѣютъ, и отъ внѣшняго сліянія сословій ожидать настоящаго внутренняго могучаго сліянія. Мы не думаемъ, чтобъ крестьянскому представительству въ земскихъ собраніяхъ предстояло теперь существенное серьезное значеніе (по крайней мѣрѣ этого еще долгое время нельзя ожидать); не думаемъ, чтобы участіе крестьянъ принесло несомнѣнную пользу въ разрѣшеніи «земскихъ» вопросовъ и придало особенную крѣпость и поддержку землевладѣльцамъ. Въ этомъ послѣднемъ отношеніи, напротивъ, можно скорѣе ожидать теперь, если не антагонизма между крестьянами и прочими членами собраній, то или дѣйствованія со стороны крестьянъ совершенно согласнаго съ видами мѣстныхъ властей, или же совершенно пассивнаго отношенія. Тѣмъ не менѣе участіе въ этихъ засѣданіяхъ будетъ полезно крестьянамъ, способствуя ихъ развитію, раздвигая горизонтъ ихъ понятій, пріучая ихъ къ общественности, и т. д. Но безъ крестьянства — земство еще не настоящее земство, — а такъ какъ настоящая земская сила только въ крестьянствѣ, то и не слѣдуетъ подрывать эту силу, и ради насильственнаго или искусственнаго мнимаго сліянія сословій, уничтожать крестьянское самоуправленіе: сліянія не достигнется, а сила будетъ подорвана, и преждевременное сліяніе дастъ плохіе результаты — слабое земство. О крестьянахъ заботиться покуда нечего; главнымъ двигателемъ въ этихъ земскихъ учрежденіяхъ будетъ сословіе личныхъ землевладѣльцевъ, для которыхъ эти учрежденія пусть и послужатъ точкой опоры, внѣшнею, сплачивающей ихъ связью, поприщемъ для упражненія силъ, для пріобрѣтенія навыка въ дѣламъ, мѣстомъ гражданскаго воспитанія. Пусть только не забываютъ они, однако, что центръ тяжести въ Русской землѣ. Русскій народъ, и что сліяніе съ этой силой, а слѣдовательно и образованіе крѣпкаго земства — можетъ быть достигнуто не внѣшнимъ наружнымъ способомъ, а черезъ сближеніе въ духѣ, чрезъ единеніе нравственное, въ общихъ началахъ народной жизни, и загаситъ — повторимъ слова наши — преимущественно отъ насъ самихъ, отъ общества, отъ успѣховъ въ немъ — Русскаго народнаго самосознанія.