Чауш Бисла (Дорошевич)
| Чауш Бисла[1] : Македонская легенда |
| Из цикла «Сказки и легенды». Опубл.: «Русское слово», 1903, № 151, 3 июня. Источник: Дорошевич В. М. Сказки и легенды. — Мн.: Наука и техника, 1983. |
В Ипеке, в Приштине все жалеют чауша Сали-Бисла:
— Такой бравый был человек! И погиб из-за чего?! Из-за женщины.
Сали-Бисла был, действительно, бравый человек. Прежде он разбойничал в горах, — и такого страха нагнал кругом, что ипекский вали послал к нему верного человека.
— Охотнику лучше живётся, чем дичи. Чем нам за тобой охотиться, охоться лучше за другими. Чем мёрзнуть да мокнуть под дождём в горах, живи лучше в тепле и в холе. Чем разбойничать, — поступай на службу к нашему светлейшему султану. Будешь сам охранять край от разбойников.
Сали-Бисла ответил:
— Что ж, если хорошо заплатят, — мне всё равно.
Вали обещал Сали-Бисла сделать его через месяц «чаушем» и жалованье дать, как чаушу следует, и пенсию потом, — и послал в Стамбул донесение:
«Порядок вводится быстро. Опаснейший из разбойников Сали-Бисла раскаялся и даже поступил на службу охранять край от других разбойников».
Так Сали-Бисла из разбойника Сали-Бисла стал охранителем страны, а вали получил из Стамбула благодарность за усердие и быстрые успехи.
Однажды соседний албанский бей, богатый и могущественный человек, позвал к себе чауша Бисла и сказал ему:
— Ты, пожалуйста, не забирай себе в голову, что если исполнишь мою просьбу, то окажешь мне этим огромную услугу. Просто мне, по своему званию, не пристало пачкаться в таких делах. Отчего не дать заработать бедному человеку? Я и подумал: «Чауш Бисла — бравый малый, дам ему заработать».
Сали-Бисла поклонился и подумал:
«Когда богатый начинает заботиться о бедном, значит, ему хочется от бедного что-нибудь получить». А сказал:
— Ты голова, я руки. Ты подумай, — я исполню.
— Нехорошо даже, — сказал бей, — когда хорошая собака — в дурных руках. Не то что человек. Ты знаешь в Ипеке болгара Семёна?
— Всю семью знаю! — отвечал Бисла.
— Пропади вся его семья, кроме жены! Марица — красивая баба. Обидно, что собака ест хорошее кушанье, когда люди голодны. Такой женщине место у албанца, а не у гяура!
Бисла поклонился и сказал:
— Что ж, сотня пиастров никому повредить не может! Всякому человеку приятно иметь сотню пиастров.
— А пятьдесят? — спросил бей. — Я о тебе же забочусь, хочу дать работу бедному человеку, а ты…
— Работу бедному человеку норовит дать всякий! — отвечал с улыбкой Бисла. — Бедный же благодарит того, кто заплатит.
— Получай семьдесят пять и славь аллаха за моё благородство.
— Сначала попросим его, чтобы помог в деле.
Через два дня, под вечер, когда Марица шла за водой, из-за камня выпрыгнул Сали-Бисла, схватил её в охапку, завязал рот платком, побежал с ношей к коню, который был привязан невдалеке, вскочил на седло и повёз Марицу к бею.
Делам хорошим и дурным один враг — время. Время приносит мысли. Мысли изменяют дела. Ехал чауш, глядел на Марицу и думал:
— Не держал я в руках семидесяти пяти пиастров? А такой красавицы в руках не держал. Семьдесят пять пиастров! Приставь пистолет ко лбу, — у кого не найдётся семидесяти пяти пиастров?! А такой жены не найдётся. Бей желает её себе! Вот какая женщина!
Так дорогой думал Бисла.
И с полдороги повернул коня назад. Вместо дома бея отвёз Марицу к себе домой.
Прошло три дня, — бей позвал к себе Бисла.
— Где Марица?
Бисла улыбнулся:
— Нехорошо, бей! Берут женщин у гяуров. Албанец у албанца женщин не отнимает. Такого обычая нет в нашей праведной земле.
— Как у албанца?! — закричал бей.
Бисла поклонился:
— Ты мудрый, бей, а я человек простой. Мне б и в голову не пришло такой богатой мысли. Ты сказал: «Такая женщина, как Марица, должна быть в доме у албанца, а не гяура». Ты — албанец, я — албанец. Я и отвёз Марицу в дом к албанцу. Я украл Марицу. Но крадут, бей, для себя.
Света не взвидел бей:
— Прочь с моих глаз! Будешь ты меня помнить!
Бисла поклонился:
— Да и ты меня не забудешь.
Бей приказал позвать к себе болгара Семёна. В слезах к нему явился болгар.
— Слышал я о твоём горе! — сказал ему бей.
— Три дня ищу жену, — как в воду канула! — рыдал болгар.
— Я знаю, кто её украл! — сказал бей. — Чауш Сали-Бисла.. Он сам мне сознался. Твоя жена у него. Иди к вали и жалуйся. Теперь не прежние времена, разбойничать не ведено!
Побежал Семён к вали.
Вали разгневался и приказал позвать к себе чауша. Смело пришёл Сали-Бисла к гневному вали. Вали затопал ногами, закричал:
— Тебя же, негодяй, поставили охранять людей от разбойников, — а ты сам же разбойничаешь? Сейчас сознавайся: ты украл жену у Семёна болгара?
Бисла поклонился и спокойно ответил:
— Семёна болгара жена у меня. Но я её не крал. Своих вещей не воруют. Она сама отдала мне свою красоту, ещё когда была в доме у Семёна. Об одном только и просила: «Возьми меня к себе. Хочу принять ваш святой закон и быть тебе верной женой».
— Врёт он! Врёт он! — закричал, застонал болгар Семён, который стоял тут же.
Бисла оглянулся на него с удивлением, словно только что заметил, что Семён здесь. И пожал плечами:
— В первый раз слышу, чтоб гяуры смели кричать, когда албанец говорил с турком.
Паша закричал на Семёна:
— Молчи, собака, когда люди говорят!
Но мрачно посмотрел на Бисла:
— Врёшь! Семён болгар говорит, что ты украл! Сейчас отдать Семёну жену! Теперь не те времена!
Сали-Бисла поморщился.
— Если ты больше веришь собачьему лаю, чем человеческому голосу, — это дело твоей мудрости, вали. Только в первый раз я слышу, чтоб голос гяура заглушал в ушах правоверного голос албанца.
Вали задумался.
— Хорошо! — наконец сказал он. — Но теперь не те времена. Теперь всё должно делаться по закону. Слышишь? Исполни всё, как надо по закону. Приведи женщину в меджидие[2], и если она, как требует закон, скажет сама старшинам, что добровольно, без всякого принуждения, желает принять наш святой ислам, пусть примет и остаётся у тебя в доме. Если же нет…
Вали погрозился.
— Смотри, Бисла, я поступлю с тобой по закону!
Пожал плечами с презрением Бисла, слушая незнакомое слово.
— Хорошо, вали. Будет сделано по обычаю.
Сали-Бисла пошёл к себе домой и сказал всё время неутешно рыдавшей Марице:
— Слушай, Марица. Каждому человеку хочется быть господином. Что ты хочешь: быть госпожой или последней из рабынь? Есть вещи, где память сильнее нас. К мужу вернуться тебе нельзя. Если краской накрашено, стереть можно, если калёным железом выжжено, — не сотрёшь. Я калёным железом выжег в душе твоего мужа, когда сказал, будто ты сама, добровольно, сбежала со мной. Если б видела ты, что сделалось с ним, когда я это сказал! Забыл даже, что стоит перед вали. Взвыл как зверь. Зверем он будет к тебе. Никогда тебе не поверит. Всё будет думать. Железом выжжено в душе. Отличное вино — жизнь, но когда в него накапали яду, лучше его выплеснуть. Возьми другую чашку и пей из неё. Я тебе даю другую чашку.
Марица зарыдала ещё сильнее.
— Я отнял у тебя мужа, я же тебе дам и другого. Будь моею женою, Марица. Идём в меджидие, объяви только старшинам, что ты добровольно, без всякого принуждения, хочешь принять ислам, — и тогда твой муж ничего не может тебе сделать. Что может он сделать магометанке? Да его, — не беспокойся, — посадят в тюрьму, чтоб не лгал на чауша, на правоверного, на албанца, на слугу султана.
Марица вытерла слёзы и отвечала:
— Хорошо! Что ж мне ещё остаётся теперь делать!
Сали-Бисла поцеловал её и повёл в меджидие.
— Вот, — сказал он с низким поклоном, — эта женщина, болгарка, хочет оставить свою неправую веру и принять наш святой ислам. Будьте свидетелями, почтенные старшины.
Старшины обратились к Марице:
— Скажи, женщина, добровольно и без принуждения хочешь ли ты оставить свой неправый закон и принять наш святой ислам?
Марица твёрдо отвечала:
— Нет!
Взвыл Сали-Бисла.
И никто не успел опомниться, как Марица рухнула на пол с разрубленной ятаганом головой.
Весь обрызганный, залитый кровью, с ятаганом кинулся Сали-Бисла в двери.
Народ в ужасе кинулся в стороны. Сали-Бисла исчез.
Через день всю семью болгара Семёна нашли убитой. Его самого, отца, мать.
Все три трупа лежали с отрубленными ушами. А через два дня, — как раз наступил байрам, — вали получил в подарок от Сали-Бисла посылку. Шесть отрубленных ушей и записку. «Поступи с ними по закону».
Сали-Бисла ушёл в горы. И нет чауша, стражника, охранителя от разбойников, снова сделался разбойником. Даже бей похвалил его:
— Добрый мусульманин. Разгневавшись, убил гяуров, а не поднял руки на правоверного. Мог бы убить меня!
И весь Ипек жалеет до сих пор бравого чауша:
— В горы ушёл. Погиб человек! Из-за чего? Из-за женщины.