Часы (Дорошевич)/ДО
См. также одноимённые страницы.
| Часы |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ VI. Юмористическіе разсказы. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1907. — С. 167. |
Это были превосходные золотые часы.
Если бъ не было такъ далеко итти въ ссудную кассу, я могъ бы даже сказать вамъ, какого они мастера.
Покупайте часы только этой фабрики: они превосходны, точны, вѣрны, ходятъ минута въ минуту, секунда въ секунду.
Я купилъ ихъ, получивши какъ-то сразу крупный кушъ гонорара.
Превосходные часы, удивительно точно показывавшіе время.
Вотъ, напримѣръ, г. редакторъ.
Онъ просилъ подождать меня «пять минутъ», и эти пять минутъ растянулись въ цѣлыхъ тридцать двѣ.
Меня заставляютъ ждать «больше полчаса».
Кажется, меня раньше никогда не заставляли ждать такъ долго.
Бывало, придешь, возьмешь газету, только что заинтересуешься какою-нибудь статьей, — глядишь, редакторъ и выходитъ.
Тридцать три минуты… тридцать четыре…
Терять такую массу времени на какое-то ожиданіе!
Да я за это время успѣлъ бы написать цѣлый фельетонъ!
Тридцать пять… тридцать шесть…
Да неужели я сталъ такимъ ненужнымъ, малоцѣннымъ сотрудникомъ, что меня заставляютъ торчать чуть не по часу изъ-за какого-то пустячнаго разговора въ три минуты?
Что за возмутительная манера такъ безцеремонно обращаться съ чужимъ временемъ!
Тридцать семь… Тридцать восемь…
Какъ это понять, наконецъ?
Что это? Желаніе показать, что меня третируютъ?
Неужели мои статьи стали не интереснѣе?
Мои мысли глупѣе? Мои выраженія менѣе красивы, оригинальны?
Надо посмотрѣть свою сегодняшнюю статью.
Статья, какъ статья.
Однако, уже сорокъ пять минутъ… сорокъ шесть…
Это слишкомъ!
Неужели я исписался, сталъ вялымъ, скучнымъ, не интереснымъ, не нужнымъ?
Дошелъ до того положенія, когда нашего брата выкидываютъ какъ старый стоптанный башмакъ или выжатый лимонъ?
Сорокъ семь… сорокъ восемь…
Ну, нѣтъ-съ! Мы еще побьемся, г. редакторъ.;
Если я кажусь такимъ ненужнымъ вамъ, что вы позволяете себѣ заставлять меня по часу ждать въ своей пріемной, мы посмотримъ, что скажутъ въ другой газетѣ.
— Мы сведемъ этотъ маленькій счетъ, г. редакторъ!
Сорокъ девять… пятьдесятъ…
Я надѣваю шляпу и ухожу.
— Можешь сказать, сторожъ, г. редактору, что я ждалъ его цѣлыхъ пятьдесятъ минутъ.
— Но они сейчасъ выйдутъ.
— Цѣлыхъ пятьдесятъ минутъ!
Прощайте, г. редакторъ.
Ого! Жена уѣхала въ два, а теперь пять.
Нельзя же по три часа сидѣть у портнихи.
Престранная портниха!
Вчера три часа! Сегодня три часа!
Итого одна восьмая часть жизни уходитъ только на одну примѣрку платьевъ.
Какая, однако, пустая женщина эта самая моя жена!
Странно, какъ я не замѣчалъ этого раньше! И на кой шутъ я женился?
Еще полчаса. Три съ половиной часа!
Вы думаете, сударыня, что, какъ и всегда, вы уходите, а я сижу и пишу, что время уходитъ незамѣтно, и вы, по обыкновенію, защебечете, влетѣвъ домой:
— Всего какихъ-нибудь полтора часа!
А я, какъ дуракъ, вамъ повѣрю и самъ извинюсь шуткой:
— Вотъ видишь, мой другъ, мы уже два года женаты, а для меня все еще время тянется безъ тебя невыносимо долго.
Какъ бы не такъ, сударыня!
Я вѣрю въ портнихъ, у которыхъ сидятъ по два часа.
Я готовъ вѣрить въ портнихъ, у которыхъ иногда слышите ли, иногда, сидятъ по три часа.
Но, повѣрь, въ портниху, которая тратитъ на примѣрку каждаго сшитаго ею платья по четыре часа въ день, извините, я не могу повѣрить.
Такая портниха давнымъ-давно умерла бы голодною смертью.
Довольно-съ.
Знаемъ мы этихъ портнихъ!
Я самъ разъ сорокъ въ жизни былъ тоже «портнихой».
Довольно. Больше меня не проведете, какъ проводили раньше.
Боже, какого дурака, какого идіота игралъ я, когда сидѣлъ и работалъ въ то время, когда она тамъ бѣгала по пассажамъ, хлопотала о новомъ платьѣ, чтобы больше понравиться своему…
Ого! Четыре часа съ четвертью!
Еще четверть часа, и я тоже отправлюсь къ «портному».
Нѣтъ, лучше подожду.
Будетъ интересно послушать, что станетъ врать эта дрянь.
Работать цѣлые дни, за работой проводить безсонныя ночи и не имѣть возможности сдѣлать себѣ ничего, все тратить на ваши тряпки.
Смѣшно и стыдно сказать! Я только на-дняхъ могъ случайно купить себѣ золотые часы!
Да и то вы, кажется, посмотрѣли на нихъ такимъ взглядомъ, словно хотѣли сказать:
— Лучше бы я сшила себѣ новое платье!
Ага, звонокъ! Ну-съ, сколько времени вы изволили быть у вашей «портнихи»?
4 часа 37 минутъ.
— 4 часа 37 минутъ, сударыня! Не потрудитесь ли вы мнѣ объяснить, кто изъ моихъ друзей занялся ремесломъ «портнихи»?
Она смотритъ на меня изумительными глазами. Это бѣситъ меня окончательно.
Она считаетъ меня такимъ дуракомъ, что даже изумляется, какъ это я могъ прозрѣть?!
— Не смѣйте запираться, сударыня. Не трудитесь лгать. Я не повѣрю ни слову. 4 часа 37 минутъ у портнихи! Ха-ха-ха! Я всегда считалъ васъ глупою, пустою женщиной, но, простите, я слишкомъ все-таки лестнаго мнѣнія о вашемъ умѣ, чтобы предположить, что вы способны 4 часа 37 минутъ просидѣть у портнихи! Еще разъ: кто онъ, этотъ «господинъ портниха»?
Она смотритъ на меня злыми глазами.
Она такъ же зла, какъ и ничтожна, эта дрянь, которая треплетъ мое имя.
— Послушай… ты… дуракъ…
— А?.. Я знаю, что я давно уже дуракъ… Но, извините, больше имъ я уже не буду… Нѣтъ-съ… Довольно-съ. Можно быть глупымъ два года, но поумнѣть въ 4 часа 37 минутъ, вообразите, возможно…
— Послушайте, вы! — вскрикиваетъ, наконецъ, она. Помните, что эти неосновательныя подозрѣнія только толкаютъ женщину…
Она уходитъ, хлопнувъ дверью.
Я готовъ былъ бы разорвать эту дрянь. Но въ то же время у меня является мысль:
А вдругъ это правда? И я только толкаю ее къ тому, чего еще нѣтъ? Она такъ любитъ наряжаться. Вдругъ она на самомъ дѣлѣ была у портнихи…
— 4 часа 37 минутъ! — насмѣшливо тикаютъ часы въ жилетномъ карманѣ.
— Нѣтъ! Это невозможно! — рѣшаю я и хватаюсь въ безсильной ярости за голову,
Какъ меня дурачатъ!
Да что же это, наконецъ?
Неужели я такъ-таки и вышелъ въ тиражъ погашенія?
Въ редакціи меня заставляютъ ждать по 50 минутъ, дома сижу одинъ по четыре съ половиной часа и здѣсь долженъ шляться по тротуару этого глухого переулка по двадцати минутъ?
Странно. Вѣдь это всего восьмое свиданіе.
Я помню, въ первый разъ я не успѣлъ, кажется, взойти на этотъ тротуаръ, какъ на другомъ концѣ его увидѣлъ быстро идущую закутанную женскую фигуру.
Да и потомъ… Ну, бывало, пройдешь нѣсколько разъ взадъ и впередъ, отъ скуки начнешь считать прохожихъ, не сочтешь и до двадцати, какъ она приходитъ…
А теперь…
Ого! Ровно полчаса!
Да и вообще она уже не та… Но этого еще не было: заставлять ждать цѣлыхъ полчаса!
Что жъ это — «начало конца»?
И такъ скоро? Всего восьмое свиданіе.
Я съ каждымъ свиданіемъ увлекаюсь все сильнѣе и сильнѣе. А она… какъ, должно-быть, она смѣется надо мною въ душѣ! Даже, быть-можетъ, жалѣетъ меня.
Жалость!.. Фу, какое мерзкое чувство!
Ну, нѣтъ-съ! Я еще не дошелъ до того, чтобы выпрашивать поцѣлуи изъ жалости.
Въ этой исторіи вамъ не придется смѣяться послѣдней. И если этому маленькому роману суждено такъ скоро кончиться, закончу его я, а не вы.
35 минутъ, сударыня, и я ухожу.
Можете здѣсь дожидаться, не дождаться, злиться выходитъ изъ себя, — что угодно, но я ухожу.
Вовсе не желаю увеличивать собою число вашихъ, несчастныхъ поклонниковъ
35 минутъ. Этого достаточно. И если я еще останусь ждать, мои часы начнутъ насмѣшливо выстукивать:
— 36… 37… 38… 39…
— Я не желаю выслушивать «дурака» отъ своихъ часовъ.
Вы видите теперь, милостивые государи, какъ я мучился.
Но вотъ уже недѣля, какъ я опять спокоенъ и веселъ.
Въ сущности редакторъ — милый малый. Ну, что же, если онъ иногда занятъ и приходится немножко подождать? Прочитаешь, по крайней мѣрѣ, двѣ-три лишнія газеты и всегда найдешь въ нихъ что-нибудь интересное.
Глупо устраивать сцены изъ-за того, что такая миленькая, хорошенькая женщина любитъ хорошо одѣваться. Въ сущности ей, должно-быть, ужасно скучно. когда я сижу и пишу фельетонъ. Это даже очень мило. Пока я пишу, она сидитъ у портнихи. И сама не скучаетъ и мнѣ не мѣшаетъ.
Я выпросилъ прощеніе за то, что тогда такъ глупо удралъ со свиданія. У насъ все идетъ превосходно. Я больше не дѣлаю глупостей и, ожидая моей хорошенькой мучительницы, въ которую я влюбляюсь все сильнѣе и сильнѣе, считаю отъ скуки прохожихъ въ этомъ глухомъ переулкѣ. Не успѣешь насчитать и десяти, какъ она приходитъ. Я счастливъ, я спокоенъ, какъ — говоря поэтическимъ языкомъ — спокойно и безоблачно «небо нашей любви».
А знаете, почему со мной произошла эта перемѣна?
Недѣлю тому назадъ я заложилъ свои проклятые часы.
«Счастливые часовъ не наблюдаютъ».
Если хотите быть счастливы, не «наблюдайте» вашихъ часовъ.
Пусть за ними наблюдаютъ содержатели ссудныхъ кассъ.